Но в этот раз пламя съело только двоих, а джамаат спасся. И все произошло благодаря предусмотрительности эмира Малика.
Их сейчас осталось только семеро. Пусть! Но это все равно джамаат. Это сплоченные бойцы, много прошедшие вместе и много испытавшие.
Малик Абдурашидов предвидел возможное появление спецназа. И готовился к этому по-своему. Эмир видел по лицам, как были недовольны моджахеды, когда он заставлял их копать черный ход в сложной породе. Да еще копать не по прямой линии, а по параболической кривой, которую высчитал эмир, по гражданскому образованию горный инженер. Но это еще ничего. Намного злее они смотрели на него, когда он заставлял их делать ложную дверь в подземной галерее с озером. Но все это сработало. Сначала ложная дверь, потом и черный ход. И теперь никто не посмотрит на эмира косо, теперь все понимают, что спаслись они только благодаря его предусмотрительности и хитрости.
Что произошло и почему спецназовцы сразу не начали заливать галереи пламенем огнеметов, эмир, говоря честно, не понимал. Он догадывался, что спастись им во многом помогло и это, однако причину задержки не понимал. Что-то, видимо, сдерживало спецназ. Главное было в том, что спецназовцы время потеряли и он с остатками своего джамаата успел уйти в соседнее ущелье. И хорошо, что никто не остался рядом с выходом, когда оттуда вылетело огненное облако высочайшей температуры. Вылетело и даже с дистанции метров в пять обдало огнем лица стоящих рядом моджахедов. Даже показалось, что завоняло палеными волосами. Но это показалось.
Эмир посмотрел на своих моджахедов. Никто не обгорел, никто не пострадал от летящего пламени. Даже сапер Омахан, который сидел на два шага ближе других к выходу из пещеры и готовил взрывное устройство с радиоуправляемым взрывателем, не пострадал. Взрывное устройство было выставлено с тем, чтобы завалить камнями как можно больше преследователей. Стена над выходом была неустойчивой, и свалить ее можно было бы без труда. Необходимо было только дождаться, когда на площадку выйдет побольше спецназовцев.
Зная силу своего джамаата еще по Ираку и Сирии, эмир Малик был уверен, что спецназовцев пришло много, никак не меньше роты. Говорят, это обычное соотношение сил в местных условиях. С ротой справиться джамаат, конечно, не мог, русский спецназ — это не сирийские ополченцы. Глушители на автоматах не позволяли определить количество нападавших. Но эмир Малик предпочел увести своих моджахедов уже после первых потерь в джамаате. Он ставил перед собой большие задачи, растянутые на много лет вперед, и потому людей берег. Конечно, в Дагестане всегда можно набрать себе новый состав. Но новички не могут заменить закаленных в боях собратьев. Они смогут только слегка разбавить общий состав — а это всегда будет ослабление. Пройдет еще много времени, пока новички обретут необходимый опыт. Но это все будет потом. Пока необходимо было объяснить спецназу, кто в горах хозяин!
Однако, чтобы это объяснить, требовалась наглядность. Тогда можно будет спокойно сказать, что девять моджахедов погибли не зря. Каждый из них отмщен.
Взрывное устройство было установлено классическим образом — в щель среди камней. Чтобы найти его, надо знать, где оно установлено. Взрыв развалит на две части стену, и это обязательно вызовет обвал на головы спецназовцев, что станет для них наглядным уроком. Эмир Малик любил учить людей еще с молодости и когда-то, работая инженером горноспасательного отряда, сожалел, что не выбрал профессию педагога, как его мать. Но она учила детей, а он сейчас хотел научить и одновременно проучить взрослых и опасных парней. И уверен был, что это у него получится. У него обычно если не все, то многое получалось. Как раз по той причине, что Малик умел и любил все просчитывать.
— Радиосигнал сквозь камни будет проходить? — поинтересовался Малик, хотя отлично знал ответ как человек, много проработавший со взрывчатыми материалами.
Омахан только сдержанно улыбнулся. И ответил так же сдержанно, но с объяснениями:
— Метров с пятисот — семисот, эмир, должен доставать напрямую — сигнал устойчивый, как спецы это называют. Если расстояние будет больше, поймает отраженный сигнал. Так приемник взрывателя настроен. Если требуется, я могу антенну установить. Это, конечно, надежнее. Но у меня только медный провод. Он будет блестеть и выдаст фугас. Спугнет спецназовцев…
— Это не годится. Спугнуть их нельзя. Проверить сам радиосигнал возможно?
— Возможно. Отойти и нажать кнопку. Но тогда взрыватель сработает. А у меня это последний. Не последний радиоуправляемый, а вообще последний. Коробку со взрывателями ты приказал бросить при переходе границы. Моей вины в недостаче нет, эмир…
При переходе границы, чтобы не принимать бой с пограничниками, пришлось многое бросить во время переправы через пограничную реку. Бросили, надеясь найти то же самое в старом схроне, местоположение которого эмиру указали. Но схрон оказался разграбленным и уничтоженным. Должно быть, до него добрались спецназовцы или менты. Но тогда, при переходе границы, на этот схрон возлагались большие надежды. Потому и избавились от мешающего в тот момент лишнего веса. И коробку со взрывателями, и еще одну коробку, большую, где были упакованы пластины с «составом С» [10], и два специальных рюкзака для переноски гранат к «РПГ-7». Остался целым только один рюкзак. Его второй номер гранатометного расчета попросту не успел снять с плеч. Джамаат быстро бежал через реку, и снять рюкзак на бегу у второго номера не получилось. Ему требовалось остановиться, но тогда он попался бы на глаза пограничникам. Виной всему была не неуклюжесть моджахеда, а не зажившее до конца ранение в плечо. Однако плечо не помешало ему быстро бежать.
Позже эти запасы пригодились. Хотелось надеяться, что два выстрела осколочными гранатами достали хоть кого-то из назойливых спецназовцев. К несчастью, был убит пулей снайпера сам гранатометчик. Но тот же второй номер расчета вынес с поля боя сам гранатомет «РПГ-7» с единственной оставшейся гранатой. Вынес, положил на землю рядом с эмиром и тут же упал, сраженный автоматной очередью. Остальные гранаты утонули в реке, как коробки со взрывателями и пластитом. Правда, коробки, содержащие внутри много воздуха, проклеенные скотчем, сначала поплыли по реке. Но картон быстро намок, и они утонули.
Тем не менее это было лучше, чем вступать с пограничниками, которых было всего-то шесть человек и собака, в бой. Даже лучше, чем пограничников уничтожить, а их, несомненно, уничтожили бы вместе с собакой. Но тогда переход джамаата через границу был бы зарегистрирован и охота на него началась бы гораздо раньше. А так у эмира Малика был в запасе целый месяц, чтобы обустроить себе базу, наладить связи и начать действовать продуманно, с толком.
Как федералам удалось вычислить ущелье, оставалось загадкой. Может быть, с помощью беспилотников, которые время от времени пролетали в вышине. Вели, надо полагать, оттуда съемку.
Некоторые моджахеды, правда, опасались, что их выдал кто-то из тех двоих, что погибли в первой, неудачной операции. Предполагали, что один или оба были только ранены, захвачены и дали показания. Но эмир Малик сам видел, как они падали, сраженные очередями ментов. Падали, как падают только мертвые. Кроме того, он хорошо знал и того, и другого и уверен был, что они ни при каких обстоятельствах не расколются на допросе, даже если их, раненых, будут пытать. Но все же лучше было бы, чтобы оба погибли. Так надежнее…
Джамаат ушел по тропе, ведущей по узкому выступу в стене в сторону ворот ущелья. Скоро тропа круто пошла вниз и стала настолько узкой, что продвигаться по ней пришлось боком, вцепившись чуть ли не зубами в камни стены. При этом рюкзаки и оружие, висящие на спине, тянули вниз. Но, слава Аллаху, никто не сорвался, а тропа вскоре снова стала нормальной, проходимой и вывела на сильно потрескавшиеся скалы, прижавшиеся к той же стене ущелья. С этих скал легко было спуститься пусть по крутой и неустойчивой, но все же наклонной стене. Там даже упасть было нестрашно. Высота не достигала трех метров, хотя падать пришлось бы на камни. Проще спрыгнуть, что двое и сделали, преодолев только половину спуска.
Именно в этом месте, на повороте ущелья, эмир Малик остановил свой джамаат. Сам джамаат по приказу эмира спрятался и стал невидим с каменной террасы, на которую выходил черный ход пещеры, куда должны были вскоре выйти спецназовцы. Сам эмир вместе с сапером Омаханом залег среди камней на повороте. И в бинокль наблюдал, не появятся ли преследователи.
Вскоре из выхода вместе со звуком взрыва вылетело пылевое облако. Эмир понял, что значит этот взрыв. Спецназовцы вошли в галерею с подземным озером, нашли в стене фальшивую дверь с замком и взорвали ее. И сделали это только ради того, с удовольствием констатировал эмир Малик, чтобы убедиться, что за камнем выхода нет. То есть спецназовцы теряли время понапрасну. Но, при их дотошности и скрупулезности, как эмир понимал, они обязательно найдут и настоящий выход. Тем более возможности закрыть его за собой у джамаата не было.
— Подождем… — сам себе сказал эмир. — Недолго осталось…
Ждать, в самом деле, пришлось недолго. Но Малик расслабился и реже уже поднимал бинокль к глазам. А у молодого сапера Омахана, как оказалось, зрение прекрасное. Ему и бинокль не потребовался, чтобы увидеть преследователей.
— Там кто-то вышел, эмир… — сообщил Омахан.
Малик снова поднял к глазам бинокль и увидел, что на краю террасы стоят трое солдат, смотрят вниз, но, похоже, без страха — высоты не опасаются, хотя высота там метров в пятьдесят, если не больше. Эмиру подумалось, что будет, если за спиной этих солдат сейчас произойдет взрыв? Их просто сметет с террасы взрывной волной. Такого пинка под мягкое место получат, что долго будут лететь, руками размахивая. Интересно, что они будут во время своего полета ощущать? Вспомнилась фраза старого кровельщика: «Падать с крыши — не страшно. Страшно приземляться».
Но смерть всего троих спецназовцев Малика Абдурашидова совершенно не устраивала. Он потерял девять моджахедов! И потому, когда Омахан спросил, держа в руках пульт дистанционного взрывателя:
— Активировать?
Эмир ответил резко:
— Не торопись. Мне нужно, чтобы не меньше девяти человек вышло. Девять на девять — это будет хотя бы равноценно. За девять наших бойцов следует уничтожить не менее девяти спецназовцев. Сейчас еще выйдут. Командира своего обязательно позовут, чтобы посмотрел. Командир может за троих сойти. Или хотя бы за двоих.
— А там есть они, девять человек? — с непонятным вызовом спросил сапер.
— Там больше. Пока они по галереям разбрелись, но скоро на выход подтянутся. Там не меньше роты. Неужели ты думаешь, что против нас взвод пошлют? Я был бы не против положить в ущелье взвод спецназа.
Эмир Малик продолжал наблюдение, не убирая бинокль. Он был высокого мнения и о себе, и о своем джамаате. И у него в голове не укладывалось, что его джамаату противостоит меньше роты солдат. Раньше в джамаате, еще в Ираке, воевало четверо чеченцев, прошедших две войны с Россией. Но помнили лучше они, естественно, первую чеченскую войну, когда свою силу ощущали. И были плохого мнения о российской армии, несмотря на то что во вторую чеченскую войну эта армия их раздавила. Раздавила и выбросила за пределы России.
Эти четверо моджахедов собирались вернуться в родные горы, чтобы продолжать войну там. Но все они погибли в Ираке, так и не попав в Сирию. А в Сирии воевали лучшие. С сирийцами драться было несравненно труднее, чем с иракцами. В то время, когда джамаат эмира Малика был в Ираке, иракская армия была полностью деморализована и сдавала город за городом. Казалось, что так будет всегда, что так будет до победы, полной и окончательной.
Но потом что-то пошло не так. Вмешались другие государства. А самые боеспособные части были переброшены из Ирака в Сирию, где требовалось проявить себя и добиться поворота в военной кампании. Такого же поворота, какой к тому моменту чувствовался в Ираке.
Джамаат Малика и в Сирии проявил себя хорошо, показал свою боеспособность и даже боевую дерзость, часто атакуя и побеждая численно более сильного противника. К тому моменту силами международной коалиции ситуация в Ираке была кардинально изменена. Следовало торопиться, добиваться своих целей хотя бы в Сирии, где президент с международной коалицией откровенно не находил общего языка.
А потом и в Сирии началось такое же обратное движение, как в Ираке. Там тоже казалось, что вопрос о победителе в войне решен. Но вмешалась Россия. И джамаат Малика решено было перебросить в Россию, как и многие другие джамааты, чтобы он уже здесь доставлял как можно больше беспокойства, которое не позволит России отвлекаться на сирийские события.
Малик прекрасно знал, что такие джамааты, как у него, перебрасываются в Россию сотнями. По крайней мере, готовятся для переброски. Часть уже здесь, часть в Турции, часть в Грузии или в Азербайджане, часть в Ираке и Сирии. Все вместе, если их собрать, они будут представлять грозную силу. Но всех вместе и уничтожить проще. А разбитые на многочисленные джамааты, смешавшись с населением России, они могут наносить острые и болезненные удары. И готовятся их наносить. Конечно, здесь, в своей республике, работать было бы проще. Здесь условия хорошо знакомы. Здесь есть клановые связи и связи в высоких кругах республиканской элиты. А в Центральной России следует еще устраиваться.
Но именно такую задачу поставили перед Маликом. И он взялся ее выполнить. Его делом было осесть в Центральной России, устроиться и дать о себе знать. А потом наносить точные удары тогда, когда их никто не ждет. И при этом как можно дольше не открывать себя. Но для этого требовалось сначала прочно обосноваться хотя бы в Дагестане. Не в горах, не в пещере, а в цивильной обстановке. А потом уже можно будет и в Москву перебираться…
Эмир Малик наблюдал за спецназовцами в бинокль. И ждал. Увидел еще две солдатские головы в одинаковых шлемах, с одинаковыми большими очками на шлемах и с одинаковыми глушителями на автоматах. Эти солдаты подошли к трем первым. Но Малик, никогда не служивший в российской армии, откуда-то знал, как складываются уставные отношения, и понимал, что там, на каменной террасе, нет офицера. Солдаты чувствовали себя слишком вольно. Это было заметно даже по походке. А уничтожить офицера хотелось больше всего.
В роте, помимо командира, должно быть еще несколько офицеров. Это обязательно, считал эмир Малик. И если солдаты вышли на террасу, обнаружив выход, и сразу не отправляются в преследование, то они ждут офицера, который должен принять решение.
Пусть будет всего пять солдат и один офицер. Эмир был даже на это согласен. Он готов был посчитать одного офицера даже за четверых солдат.
Но офицера все не было. Первые трое вернулись в тоннель. А им на смену пришли двое других. Внешне офицера можно было определить только по отношению к нему других. Иначе никак, бинокль не дает возможности рассмотреть погоны. Над террасой никто не догадался установить зеркало. Тем более погоны были, как полагается, прикрыты бронежилетом и разгрузкой. Впрочем, разгрузки, как таковой, эмир даже на солдатах не увидел. Карманы и подсумки висели прямо на обшивке бронежилета. Это была, видимо, какая-то новая форма российской армии. Форма, с которой эмир Малик был незнаком. Он видел российских военнослужащих в Сирии. Но там они, как и все, носили форму песочного цвета, и даже бронежилеты у них были с обшивкой такого же цвета.
Но сейчас это было неважно. Скоро край террасы скрыл от наблюдателей, находящихся уровнем ниже, всех солдат спецназа. Отошли они от края или ушли совсем — это было неясно.
— Взрывать? — спросил, сгорая от нетерпения, Омахан.
— Какой ты кровожадный. Подожди. Они пошли встречать своего командира. Он обязательно примет решение, преследовать нас или нет. А для этого выйдет на край террасы, чтобы посмотреть на ущелье. Попробует нас с тобой в тепловизор увидеть. У командира роты спецназа обязательно должен быть бинокль с тепловизором. И как только он бинокль поднимет, ты нажмешь свою кнопку. Отдать приказ он не успеет.
Эмир Малик пересказывал представляемую картину, мысленно рисуя образы и веря, что спецназовцы будут поступать именно так, как он думает. Так часто случалось в действительности. Люди поступали так, как предполагал Малик. Он считал, что хорошо знаком с человеческой психологией и потому просто предвидит поступки, а не заставляет людей их совершать.
Однако время шло, но никто на террасе не показывался.
— Зря я, похоже, последний взрыватель истратил… — проворчал Омахан, посмотрев на часы и обнаружив, что они ждут уже почти полтора часа.
Теперь эмиру нечего было возразить. Он тоже посмотрел на часы, потом бросил сердитый взгляд на своего сапера, словно ища, в чем можно того обвинить, и поднялся. Поднялись и пятеро моджахедов, что отдыхали в стороне.
— Куда будем уходить? — словно советуясь, спросил Малик, хотя он уже принял решение.
Это была его известная манера: спросит, потом согласится или не согласится и обязательно обоснует свое мнение.
— Там, в верховьях этого ущелья, есть переход в маленькую расщелину, где живет шаман-огнепоклонник. Аллах завещал нам вешать таких, — высказал свое мнение пулеметчик Даниял, в результате недавнего боя оставшийся без пулемета. Пуля крупнокалиберной снайперской винтовки попала прямо в ствольную коробку пулемета, заклинив в ней затвор. Заодно и Даниял сильно ушиб плечо прикладом пулемета. Санинструктор джамаата Дибир, осматривающий плечо, уловил и правильно понял взгляд эмира Малика. Дибир вдавливал в мышцы свои тонкие и длинные, как у музыканта, пальцы, после чего твердо заявил, что кости целы, только мышцы ушиблены.
— У меня была такая мысль, — сказал Малик. — С шаманом давно пора кончать. А потом, я думал, следует уходить в Грузию, там отлежаться, зализать раны и набрать новых бойцов из числа кистинцев [11]. Мы как раз можем выйти в места их проживания. Там грузинские пограничники редко появляются. Но потом я подумал, что потребуется возвращаться снова сюда и начинать все заново. А у нас и здесь есть незаконченные дела. И решил, что уйти в Грузию мы всегда успеем. Пополнение мы можем набрать и в Дагестане. Молодых сильных парней везде хватает. И потому решил, что лучше будет нам из этого ущелья выйти и двинуться прямиком в сторону реки. Переходить ее ночью мы не будем, а раньше ночи до реки не добраться. Там кругом заросли густых кустов. Там мы сможем отсидеться и решить, что делать дальше.
— А что у нас в планах? — спросил, глупо улыбаясь, главный богатырь джамаата Эльдар. Эльдар был высок и необычайно широкоплеч, руки имел длинные, толстые и мощные — так у некоторых людей выглядят ноги. При этом у него была отвратительная улыбка и рот, из которого всегда пахло на несколько метров. Всем своим внешним видом он походил на сказочного дива [12]. Только диву положено иметь небольшие рожки, а у Эльдара их не было. Был только характер дива. — Я помню, ты, эмир, обещал всех нас в Махачкале устроить и даже женить.
— Это и есть наши дальнейшие планы — погулять на свадьбе Эльдара, — положив руку на плечо богатыря, сказал эмир Малик с улыбкой. Заулыбались сразу все, но шире всех улыбался, демонстрируя рот с гнилыми зубами, сам Эльдар. Эмир никогда не говорил богатырю, что у того изо рта ужасно пахнет, и не демонстрировал своего отвращения, терпеливо перенося эту вонь. — Только, чтобы эти планы выполнить, нам следует подумать, где добыть побольше денег. Того, что у нас есть, может хватить на пару приличных домов в Махачкале или на ее окраине, в каком-нибудь поселке. А нам нужно иметь побольше домов, чтобы мы для окружающих выглядели не джамаатом, а добрыми хорошими друзьями.
— Будем думать, — мрачно согласился самый возрастной боец джамаата Хасбулат. — Вопрос только в том, как быстро мы что-нибудь сумеем придумать…
Глава третья
Вертолет довольно быстро донес нас до пустой в этот час вертолетной площадки, высадил и сразу направился обратно уже знакомым ему курсом. Видимо, запасы топлива позволяли вертолету не дозаправляться на своем аэродроме. Да и на месте ему летать необходимости не было. А на стоянке в ожидании следственной бригады много горючего не истратишь. Там вертолеты ждут с выключенным двигателем.
Еще в полете, прекрасно помня каждую фразу рапорта на имя руководителя следственной бригады, я написал и второй рапорт — на имя начальника штаба сводного отряда майора Арцегова. Причем старался повторить первый рапорт если не буквально, то хотя бы в общем смысле.
В вертолете писать сложнее, чем в самолете. Тем не менее я с задачей справился. И, как обычно, отправив после посадки взвод в казарму на отдых во главе со старшим сержантом Петрушкиным, сам пошел в штабной корпус. Дежурный по штабу капитан, заместитель коменданта военного городка, очень высокий, сухой по фигуре и, похоже, по характеру человек, встретил меня за своей стойкой, козырнул и показал на боковой коридор первого этажа, словно давно и хорошо знал, что я имею дурную привычку блуждать по знакомому зданию.
— Майор Арцегов ждет тебя, старлей. Уже дважды спрашивал.
Я согласно кивнул и заспешил в кабинет.
Майор Арцегов при моем появлении встал, согласно своей привычке, с некоторой нежностью пригладил ладонью раннюю свою лысину, нередкую для представителя кавказского народа, а он был по национальности осетином, следовательно, носить лысину право имел законное, и жестом пригласил меня присесть за приставным столом, перебивая этим мое желание начать уставной доклад.
— Рапорт написал?
— Так точно, товарищ майор. — Я сел, как и было предложено, достал из планшета два листка бумаги и положил на стол перед начальником штаба, и даже перевернул так, чтобы он мог читать. Александр Георгиевич сразу принялся за чтение, при этом водил пальцем по строке, чтобы не потерять место, где читал.
Вопросы, конечно, возникли, как я и ожидал. И именно те, которые я предвидел, следовательно, ответы на них я подготовил заранее.
— И как так получилось, старлей, что ты снял с работы сержанта Собакина, чтобы пригласить его полюбоваться бандитской «пустышкой»?
— А если бы там был проход, товарищ майор? Настоящий проход, через который бандиты ушли? Мне пришлось бы в этом случае оставить Собакина и шестерых бойцов его группы продолжать искать то, чего там, возможно, и не было, как я считал, а самому с ослабленным составом отправиться в погоню? К тому же штатный, следовательно, самый опытный сапер младший сержант Васильков находился в группе Собакина. Когда бы они сумели нас догнать! Догнать и вступить в бой? С одной стороны, это неприятно для противника, с другой — не слишком приятно и для самих бойцов группы Собакина: бойцам пришлось бы попасть под обстрел, не успев сообразить, кто и откуда в них стреляет и куда следует самим стрелять.
Начальник штаба снова «приласкал» ладонью загорелую лысину.
— В принципе ты поступил так, как должен был поступить. Соглашусь, что ты просто стал жертвой ловкого обмана. И любой офицер на твоем месте мог бы на такой обман попасться. В том числе и я сам, наверное…
У майора в кармане зазвонил сотовый телефон. Он ответил, и по коротким фразам я понял, что разговор идет о банде эмира Малика Абдурашидова. Арцегову передавали какие-то данные.
— Да. Он как раз сейчас у меня. Я передам…
Майор убрал трубку и глянул на меня долгим, словно изучающим взглядом. Будто раздумывал, передавать мне сообщение или не передавать. Наконец, решил, видимо, что стоит передать:
— Звонили из спецгруппы ФСБ, что занята на СОРМе [13]. Они отследили звонок осведомителя из села, на которое нападала банда, эмиру Малику Абдурашидову. Бандиты убили главу районной администрации. Осведомитель сообщил, что обязанности главы в настоящий момент исполняет первый заместитель — женщина, которая даже провела встречу с жителями в местном кинотеатре. И пообещала от имени руководства республики, с которым она связалась, каждой семье по миллиону рублей за погибшего, независимо от возраста, и по пятьсот тысяч каждому пострадавшему. А пострадавших там двое. Одного в лоб прикладом ударили и машину угнали, второму в живот нож воткнули. Тоже за машину. Но инвалид, этот второй, оказался мужиком крепким, выжил после операции.
Кроме того, она предполагает, что такая же сумма семьям погибших будет выплачена из федерального бюджета. Эмира Абдурашидова это сообщение сильно заинтересовало. Он приказал осведомителю тщательно все отследить, узнать любыми способами, когда будут доставлены деньги и когда будут проводиться выплаты. Где и каким образом… Осведомитель пообещал все узнать и доложить. Именно так и выразился по-армейски — «доложить».
Потом он поинтересовался, как обстоят дела у самого эмира. Тот посетовал, что его джамаат, как он свою банду называет, был атакован целой ротой спецназа. Гордись! Твой взвод по результату действий за роту приняли. У эмира большие потери. Семь человек были убиты еще в ущелье, когда прикрывали отход основного состава. Двое тогда же были серьезно ранены. Эти двое сами вызвались прикрыть отход джамаата через запасной выход в соседнее ущелье. Конечно, два ствола не смогут долго сдерживать наступление целой роты, но хотя бы несколько минут выиграть позволят. И потому эмир Малик согласился. Все равно у того и у другого были ранения в ноги, и идти быстро они не могли. Они вообще не могли ходить. Как-то эмир понял, что всю пещеру прожгли огнеметами. Это значило, что и двое оставшихся приняли мученическую смерть за правое, так сказать, дело.
Но отомстить, как желал эмир, у него пока не получилось. Один из взводов спецназа все же нашел выход из пещеры и даже в соседнее ущелье вышел. Эмир со своими людьми в это время находился неподалеку и готов был взорвать каменный козырек, чтобы накрыть спецназовцев. Но подвела эмира, как он считает, жадность. Он все ждал, что выйдут и другие спецназовцы, хотя бы еще один взвод или сам командир роты появится. И протянул время до того, что взвод преследования ушел тем же путем, которым пришел. Так месть сорвалась.
— Товарищ майор! — воскликнул я почти обрадованно, словно великое открытие сделал, до которого никто без меня не додумался. — Но ведь СОРМ имеет возможность определять местонахождение трубки. Я, честно говоря, не знаток этих систем контроля и только по слухам ориентируюсь…
— Молодец. Сообразил, даже по слухам. Правильно сориентировался. Со службой СОРМа уже разговаривал подполковник Соликамский и приказал передавать все данные нам, чтобы мы могли завершить дело. Ему самому данные уже передали. Нам в настоящий момент, видимо, уже отправлена машина с курьером. Курьер передаст карту, где отмечено место, откуда Малик Абдурашидов вел разговор. Как только появится, я тебя вызову. А ты пока готовь взвод. Боекомплект, сухой паек и все прочее. В этот раз огнеметы прихвати с собой сразу. Шесть я тебе высылал. Все целы?
— Так точно, целы.
— Отлично. Только комплект пополни, и все. Все шесть и оставь во взводе [14]. На склады я сейчас позвоню, а требование выпишу позже. А пока озабочусь поисками вертолета. Жди в готовности. Вопросы по существу дела есть?
— Так точно. А что, — хотел я все же вернуться к тому, что торопливо посчитал своим открытием, — СОРМ оказался не в состоянии определить номер, если определил местонахождение трубки? Я слышал, что технические возможности позволяют это сделать.
— Конечно, позволяют. И номер уже известен. Но местоположение определяется только во время звонка. Конечно, система может примерно сказать, какие номера в какой момент находились рядом с определенным местом. Но где находились другие в этот момент, определить не в состоянии. Это не наша спутниковая система. Здесь все идет с земли, и информация принимается по многим каналам и только потом систематизируется, что позволяет делать конечные выводы. Понятно, что на это много времени уходит.
— Так почему нельзя позвонить эмиру якобы ошибочно? И таким образом определить, где он находится. Это, мне кажется, самый просто способ.
— А если он знает о системе СОРМ и решит, что его отслеживают? Он тогда может сразу спрятаться в другое место, перед этим и трубку, и sim-карту выбросить и пользоваться другой трубкой. В банде, думаю, недостатка в трубках нет. А сотовая связь в районе устойчивая. Я понимаю твое желание побыстрее до эмира добраться. Только торопливость может нас подвести. Это слишком рискованно. Так мы можем его испугать и тем самым лишиться возможности контролировать его разговоры…
Взвод только лег отдыхать, наверное, бойцы даже уснуть не успели, как я объявил тревогу и приказал готовиться к новому вылету. Это в командировке обычное дело, никто не удивился.
Подготовка бывает стандартной, не требующей присутствия командира взвода. Обычно замкомвзвода старший сержант Петрушкин с такой работой справляется. Единственное отличие от обычной подготовки состояло в необходимости пополнить «выстрелы» для огнемета, о чем я своему заместителю и сообщил. И старший сержант повел взвод на склады, расположенные здесь же, в городке, недалеко от гаражей.
Я тем временем пошел в штаб прямо к майору Арцегову.
— Взвод уже готов? — Майор удивленно поднял брови.
— Взвод пошел на склады, товарищ майор. Получать все необходимое.
— Мне только что доложили о скором возвращении в городок еще одного взвода. Тебе усиление не требуется?
— У Абдурашидова только семь человек осталось. Когда было шестнадцать, мы с ними справились. С семерыми справимся тем более. Не требуется усиление, товарищ майор. Лишние люди — лишняя толкотня и непонимание одного взвода другим. Я с таким уже сталкивался.
Начальник штаба снова «приласкал» свою лысину. Теперь уже в задумчивости.
Когда майор Арцегов командовал ротой, то есть тогда еще капитан Арцегов, он, в отличие от нынешнего своего положения, отлично понимал подобную ситуацию. Командование всегда считает, что чем больше сил мы выставим, тем гарантированнее будет успех. Но это обычно не так. Малые силы всегда менее заметны, более мобильны и потому очень опасны — просто дерутся эффективнее за счет оперативной управляемости.
Управлять малыми силами намного проще, хотя я и готов признать, что в отдельных ситуациях взводу, случается, не хватает двух-трех бойцов, чтобы закрыть все дыры. Но подобное бывает крайней редко. За мои пять полугодичных боевых командировок я только дважды сталкивался с такими случаями.
Чаще малой группой бывает проще выполнить задание. Именно за счет высокой боевой подготовки бойцов, то есть успех приходит к тому, кто реально тратил силы и время на то, чтобы научиться воевать грамотно.
И вот стал капитан Арцегов майором Арцеговым, перешел на штабную должность и стал повторять то, чем раньше сам возмущался. Видимо, это участь любого офицера, перешедшего с линейной на штабную работу, — пытаться заменить эффективность малых подразделений очевидным преимуществом подразделений более крупных. Наверное, всем командирам начинает казаться, что при количественном преимуществе больше вероятность боевого преимущества, хотя это не всегда так. Обычно это значит, что кто-то из командования просто не верит в нашу подготовленность так, как верил когда-то в свою. Это и обижает, и вызывает сопротивление, и в результате хочется доказать обратное. Обычно это получается.