Арктика-2020

Сам Катков оборвал бегущий по стене кабель к висевшему стационарному аппарату с вертушкой для вызова диспетчера по прилетающим и положил на стол пучок стяжек. Менеджер оказался на удивление покладистым. Первым бросил в урну свой телефон, затем обыскал остальных.

– Давайте не будем его злить, – шептал он на ухо каждому. – Вы же видели, у него пистолет.

– Молодец, – похвалил его Кирилл и указал на стяжки. – А теперь возьми и свяжи каждого.

И здесь его новоявленный помощник оказался на высоте. Старательно спеленал всех до единого так, что лучше бы не сделал и сам Кирилл. Затем заискивающе спросил, протянув руки:

– А меня вы свяжете? Может вам будет удобней, если я их заложу за спину?

– Нет, – Кирилл снисходительно похлопал его по плечу и ткнул пистолетом в бок. – Ты пойдёшь со мной.

– Куда?! Простите, я не могу, мне нельзя! Мне обязательно на самолёт!

Затем лицо менеджера перекосилось ужасом, ноги задрожали, он будто догадался о чём-то нехорошем, не выдержал и опустился на стул.

– Вы меня убьёте?

– Не делайте из меня чудовище. Я всего лишь предлагаю вам вместо самолёта прокатиться на катере.

Глава седьмая

Сэр из МИ-6

10 июля 2020 г. Шпицберген, посёлок и военная база Норвегии Лонгьир.

Миниатюрный частный «Гольфстрим» просвистел над головой, скрывшись за сопкой и заложив крутой крен, прочертил вираж вдоль нижней кромки дождевых облаков. Пилот знал, что за ним наблюдают с земли, и не хотел ударить в грязь лицом. Не стал уходить далеко от полосы в обязательную точку входа в глиссаду, а, развернувшись едва ли не на месте, оказался перед аэродромом, над ближним приводом. Такое, чувствуя собственную безнаказанность, позволяют себе либо пилоты вип-персон, либо решившие потерять лётную лицензию. Не отрывавший от самолёта глаз полицейский Ларс Доккен знал, что лётчик «Гольфстрима» многое может себе позволить и ему всё сойдёт с рук. Во-первых, потому что на его крыльях британские круги, и норвежские военные диспетчеры вряд ли рискнут предъявлять ему обвинение, а во-вторых, единственный пассажир на его борту потребовал, чтобы полёт проходил вне трасс, что давало экономию в полчаса. Имел право. Имел и не упустил возможность им воспользоваться, сразу определив свою значимость. Этакий плевок из столицы в провинциальное захолустье.

Но это был весь тот мизер, который Ларс знал о своём госте. Какая-то важная шишка, посланная ему в помощь. А кто он, с какими полномочиями и кто его отправил – пока что было тайной.

Ларс поднял воротник, раскрыл зонт и пошёл на перрон для встречающих. К сожалению, он был единственным встречающим на всю бетонную стоянку, ограждённую сплошным забором и поблёскивающую мутными лужами. Было бы проще, если бы здесь была толпа и он мог в ней затеряться, присматриваясь к гостю со стороны и создавая какое-то собственное начальное мнение. Так нет же – этот гость прилетел именно к нему, и спрятаться было не за кем. Да ещё прибыл инкогнито, под видом прилетевшего с проверкой инспектора из управления полиции. А всё из-за свалившихся на голову русских. Откомандированный на год на Шпицберген Ларс Доккен был здесь единственным представителем власти на десятки километров снежной пустоши и небольшой шахтёрский посёлок. Военные жили за стенами базы закрытой жизнью, чётко разграничивая свои и его полномочия, а для остальных жителей острова полицейский Доккен был и судьёй, и защитником, и карающей рукой королевства. Служба здесь казалась спокойной, хорошо сдобренная командировочными, и не слишком отягощала. Одна в неделю пьяная разборка, одна в месяц кража, немного чаще – браконьерство. Пьяную драку Ларс быстро усмирял одним своим видом и угрозой отправить на материк, кражу раскрывал походом в жилой бокс рабочих-азиатов, а в остальное время занимался подсчётом добытых охотниками шкур и замером рыбьих хвостов. И вдруг эта спокойная рутина рухнула, когда ему позвонили, что к необитаемому норвежскому острову Белый, который располагался на востоке архипелага, пристал катер с русским перебежчиком, да ещё и с заложником!

Поначалу Ларс не слишком расстроился и попытался скинуть русских военным. В конце концов, всё что касалось враждебных русских, должно стекаться к ним. Но неожиданно произошла заминка. Военные взяли на раздумье паузу и вдруг отказались. Это показалось странным, потому что перебежчик утверждал, что он военный лётчик, и, по мнению Ларса, должен был представлять для них интерес. Когда он попытался упорствовать, то ему намекнули, что всё не так просто, как ему могло показаться. Так уж складывается, что для военных перебежавший русский – трофей нежелательный. Да и наличие заложника – это уже попахивает терроризмом. И вообще, перебежчики – головная боль контрразведки. А раз так, то разбираться с русскими должен сам Доккен.

«Это шутка?» – поинтересовался Ларс.

Ему ответили: «Нет!»

«Какой из меня контрразведчик? Я обычный полицейский!» – не сдавался Доккен.

«Это входит в обязанности полиции», – упорствовали военные.

«Он ваш и только ваш!» – посылал им депешу за депешей Ларс.

После чего на армейской базе попросту стали его игнорировать и оставляли все запросы без ответа.

Тогда он начал бомбардировать докладами собственное управление на материке с требованием подсказать – что ему делать? В душе он лелеял тайную надежду, что придёт указание всё-таки перекинуть русских военным. Но что делать дальше с перебежчиком и его заложником, не знало даже руководство в Тромсё и обратилось по инстанции в Осло. В результате всё кончилось тем, с чего и начиналось. Ларсу пришла телеграмма с грозными подписями и с не менее грозным требованием предоставить протокол допроса перебежчика. Да ещё с пометкой – срочно! Ларс был уверен, что русский лётчик у него долго не задержится, а потому не слишком-то старался вникать в его проблемы и задаваться излишними вопросами: для чего он это сделал, что ему нужно и за каким чёртом он вообще проделал такой опасный путь, да ещё прихватив с собой заложника? Да и как узнать больше, если перебежчик английским языком не владел, норвежским тем более и общались они исключительно с помощью электронного переводчика. А тот, в свою очередь, преподносил такую ахинею, что Ларс подолгу ломал голову над выданным набором фраз, нервно занеся кулак над его мигающей лампой. Если с несложными общими предложениями переводчик ещё справлялся, но стоило русскому чуть углубиться в неизвестный профессиональный диалект, и он тут же или умолкал, или выдавал порцию потерявших смысл фраз.

«Будет вам протокол!» – злорадно ухмыльнулся Ларс и отправил на материк доклад, ничуть не удосужившись придать ему хотя бы какой-то отдалённый смысл. Пусть и там поломают голову над этой абракадаброй. Нет, конечно, что-то он да понял, но знал золотое правило – если тебе подсовывают несвойственную твоей должности работу, не отказывайся, но сделай её так, чтобы там, наверху, больше никогда не возникало желание снова озадачить тебя чем-то ненужным!

Начальство не слишком долго ломало голову над его ребусом и в ответ прислало короткую депешу: «Встречайте специалиста из Британии».

Таинственный специалист из Британии, который вправе арендовать частный самолёт, да ещё требовать литерный пролёт – вот и всё, что знал Ларс о своём госте. Такая показная важность немного смущала, но затем он свалил всё на свойственную англичанам тягу к выпячиванию. Да и чёрт с ней, с их любовью к показному самомнению! За то, чтобы его новоявленный помощник переложил на себя головную боль с русскими, Ларс готов простить ему что угодно. А он пусть вернётся к своим браконьерам, нормам улова и прочей милой суете, к которой Ларс уже привык и в которой чувствовал себя как рыба в воде.

«Гольфстрим» закатился на стоянку, резко остановился, клюнув носом, свист двигателей пошёл на убыль, но ещё не успели стихнуть турбины, а дверь уже опустилась, превратившись в трап. Англичанин спрыгнул на бетон, оглянулся, увидел одинокую фигуру Доккена и направился к нему бодрым пружинным шагом, перекинув через плечо увесистую сумку.

«Качок! – наблюдал за ним Ларс, скорчив недовольную мину. – Не люблю качков. Человеку даётся что-то одно – или мышцы, или мозги».

Несмотря на морось, его гость был в тонкой футболке и накинутой поверх лёгкой кожаной куртке, всем своим видом демонстрируя пренебрежение как к погоде, так и к встречающему его Ларсу. Шёл вроде бы к нему, но смотрел куда-то за спину. Увидев покрытые снегом вершины сопок, скривился, как от лопнувшего во рту лимона. А когда подошёл, то уставился на руку Ларса так, словно тот протянул ему клешню краба.

– С прибытием на край света! – пошутил Ларс. – Я констебль Доккен.

– Где ваша машина?

Англичанин лишь мимолётно коснулся его руки и, не оглядываясь, направился к воротам.

– Там… – растерянно ответил ему в спину Ларс. – На стоянке. Как долетели?

– Не люблю летать. Надеюсь, мои мучения были не напрасны.

– А это зависит от того, зачем вы прилетели? – засеменил следом Ларс.

– У вас всегда такая мерзкая погода? – недовольно проворчал англичанин. – Где вы там плетётесь? Идите рядом и держите зонт выше!

К такому обращению Ларс не привык. Он удивлённо хлопнул ртом, поднял зонт над головой гостя и, не удержавшись, язвительно заметил:

– У вас в Англии, конечно же, совсем другая погода! Или я что-то путаю? Разве беспросветный туман – это не про вас?

Англичанин не ответил и, выйдя за ворота аэродрома, направился к одинокому «Форду Эксплореру» с эмблемой норвежской полиции. Ларс забежал вперёд и услужливо распахнул дверь.

– С вашей стороны было очень любезно прилететь в такую даль, чтобы помочь мне в этом запутанном деле, простите, мистер?..

Его гость вдруг застыл с занесённой над порогом ногой и впервые взглянул на Ларса не как на дополнение к скучному пейзажу, а с мимолётным любопытством, с которым смотрят на внезапно обнаруженный на лбу прыщ:

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Первый полицейский констебль Ларс Доккен! – гордо представился Ларс. Звание у него пусть и невысокое, но офицерское, и англичанин должен уяснить, что оно требует уважения. – С кем имею честь?

– Так вот что я вам скажу, констебль. Вы мне нужны, как в носу зубы. Сказать, что это вы мне даны в помощники, слишком переоценить вашу значимость. Просто помалкивайте и выполняйте поручения, которые я вам буду давать. Уверяю – они будут мелкие. Зовут меня Нил Баррет, и не забывайте добавлять – «сэр». А вас я буду звать Ларсом. Если так уж случится и я окажусь в хорошем расположении духа, то может дорастёте до старины Ларса. А сейчас садитесь за руль – моё время слишком дорого, чтобы растрачивать его на пустую болтовню.

Половину пути от аэродрома в посёлок ехали молча. Узкая, в заполненных водой колдобинах дорога петляла между сопок коварной змеёй, и Ларс не торопился. Англичанин нервно поигрывал пальцами по панели на двери и тоже помалкивал.

«Кто же ты такой? – размышлял Ларс. Снисходительность гостя раздражала, но осторожность брала вверх, и он лишь искоса бросал вправо недовольный взгляд. – А ведь он нервничает! – вдруг осенило Ларса. – Не такой ты и крутой, как стараешься казаться!» Придя к такому выводу, Доккен решился прервать молчание, чтобы последнее слово всё же осталось за ним.

– Господин Баррет или, если вам так будет угодно – сэр, я вот что подумал. Давайте я передам вам русских, а сам вернусь к своим делам. Поверьте, у меня их немало. Скоро начнётся нерест, да и охотников нужно охладить – охотничий сезон уже вот-вот закончится. Знаете, они если почувствовали запах крови, то могут наплевать на любые запретные даты, развешивай их хоть на каждом столбе. Я должен вовремя вмешаться, а то так и будут палить во всё что шевелится, пока не закончатся патроны. Когда вам понадобится машина, то знайте – моя всегда к вашим услугам. С размещением тоже помогу. Согласитесь, логично, чтобы каждый из нас занимался своим делом. Надеюсь, вы не против?

– Не получится, – даже не обернулся в его сторону англичанин. – Я уже пообещал вашему министру, что дам мастер-класс, как нужно действовать в подобных случаях. И вам, и другим, вам подобным, на будущее.

– Министру?

– Да, толстячке Грэте.

– Министру юстиции?! – чуть не слетел с дороги Ларс.

Теперь он снова умолк, уткнувшись взглядом в дорогу. Повисшее молчание давило на плечи, и Доккен включил радио. Единственная радиоточка на весь архипелаг опять что-то взахлёб вещала о коварных русских. Снова их самолёт заметили у границ Шпицбергена, и военные сыграли боевую тревогу. Каждый день одно и тоже! Складывалось впечатление, что повторяют новости прошлой недели или военные специально пугают шахтёров, чтобы набивать себе цену.

– Уберите, – вдруг произнёс Баррет, принявшись ещё громче барабанить по пластику двери.

Ларс убрал громкость до щелчка и покосился на руки англичанина – определённо нервничает!

– Скажите, – Баррет кивнул на выключенное радио. – Русские вам докучают?

«Так вот в чём дело?! – вдруг осенило Ларса. – Ты боишься русских! Думаешь, что прилетел на передовую, и теперь трясёшься, как заячий хвост, оказавшийся рядом с лисьей норой!»

Позже Ларс понял свою ошибку. Барабанить пальцами для англичанина было естественное состояние, если приходилось мощно напрягать мозги. Баррет не знал страха, как не знал и жалости. Но об этом Ларсу ещё предстояло узнать, а пока он лишь бросил на своего пассажира снисходительный взгляд и улыбнулся:

– Скорее, нам докучают страшилки о них, вроде этой, – в свою очередь кивнул на радио Ларс. – Вам нечего волноваться, здесь не опасней, чем на материке. Зато я вам расскажу то, что не расскажут газеты. Такие новости не укладываются в их формат, а потому никогда не будут напечатаны, но мне рассказывала прилетевшая на смену шахтёрская вахта, что по пути на Шпицберген к их самолёту пристроился уж неизвестно откуда взявшийся русский истребитель. Он подошёл очень близко, и его наблюдали в иллюминаторы то с одного, то с другого борта. Шахтёры были уверены, что им конец. Но русский увидел, что самолёт не военный и улетел! Как вам такое? На самолёте были знаки норвежской авиакомпании, но он их не тронул!

– Глупо, – зевнул Баррет. – В таком случае вашим военным следует перебрасывать войска и оружие исключительно самолётами гражданских авиакомпаний. Да ещё и с манекенами детей в иллюминаторах.

– Ну, не знаю… – прикусил губу Ларс. – Мне это показалось удивительным. И потом я всего лишь хотел сказать, что до этого перебежчика я не встречал ни одного русского.

– Кстати, о перебежчике… Я видел ваш протокол. Вы были пьяны, когда его составляли?

– Нет… – растерялся было Ларс, но тут же взял себя в руки. – Возможно, мой протокол не безупречен, но я предупреждал начальство, что лучше бы русских скинуть военным. Не понимаю, почему они от них отказались?

– Не безупречен – это вы можете сказать о своём английском. А ваш протокол информативен не более использованного пипифакса. Что же касается ваших военных, то русские им не достались, потому что я так приказал.

– Вы?!

– А что вы так удивляетесь? Сначала я на них взгляну, а потом уж решу, что с ними делать дальше – отдать военным или взять себе в разработку?

Теперь настал черёд Доккена нервничать. «Да кто же ты такой?!» – морщил он лоб, сжав руль побелевшими пальцами.

– Знаете, сэр, – начал несмело прощупывать почву Ларс. – Мне такая ситуация в диковинку. Это, наверное, вам привычно иметь дело с перебежчиками, а у нас так даже не припомню, когда ещё такое случалось на моей памяти. А что, разве в Англии полиция ими занимается? Мне всегда казалось, что это работа специальных служб?

– Где второй протокол? – прервал Баррет.

– Второй? Их должно быть два?

– Я спрашиваю о протоколе допроса заложника. Доккен, вы его допрашивали?

– Заложника? – искренне удивился Ларс. – Нет, конечно!

– Почему?

– Помилуйте, он и так немало натерпелся! Шесть часов под дулом пистолета, под штормовым ветром, на утлом катере, среди ледяной воды. Знаете, такое даже молодым не каждому под силу, а он уже в годах.

– Что же вы с ним сделали?

– Ну… – пожал плечами Ларс. – Помог, как мог… оказал психологическую помощь, морально поддержал.

– Понятно, – хмыкнул Баррет. – Где он сейчас?

– Я его подселил к шахтёрам в сменный блок. Он сейчас полупустой. Это когда пересмена, там рейс ждут – не протолкнуться. А сейчас места много.

– А перебежчик тоже вместе с ним, в этом сменном блоке? – спросил Баррет, и Ларс услышал язвительные нотки.

– Ну что вы! Он у меня в участке, под замком. Всё, как положено. Никого не подпускаю, хотя любопытных хватает. Простите, а разве я должен был сделать что-то не так?

– Скажите, Доккен, вы можете утверждать, что этот русский заложник находится под вашим постоянным контролем?

– Вы полагаете, что он может сбежать? – засмеялся Ларс и не удержался от едкой шпильки: – Если вы при подлёте не обратили внимание, то мы на острове!

– Меня не интересуют ваши географические познания. Я знаю, что ему некуда деться. Меня интересует, что этот заложник болтает, что спрашивает и даже что думает? Вы приставили к нему своего агента? – Баррет вдруг посмотрел на Доккена с любопытством. – Вы понимаете, о чём я говорю? У вас есть собственная агентурная сеть? Вы уверены, что владеете обстановкой в вашем, – англичанин неопределённо кивнул в окно, – таком огромном ведомстве? Как вы вообще добываете информацию о происходящем в посёлке?

– Посёлок невелик. В самый массовый период не больше трёхсот человек. И о каждом шахтёре я знаю всю подноготную без помощи шпионящих агентов, – гордо заявил Ларс. – Мы не на материке, господин Баррет. Здесь всё иначе.

– Везде всё одинаково. Если бы в вашем посёлке жило всего два шахтёра, то и тогда один из них должен быть вашим агентом. А лучше оба. Впрочем, я вас не виню. Вы совсем не отличаетесь от тех, кто вас возглавляет. Даже развязав с русскими войну, ваше правительство не знает, что с ней делать дальше. Наивное сборище никчемных дегенератов!

Ларс бросил на покрасневшее лицо англичанина удивлённый взгляд, затем многозначительно спросил:

– Это вы сейчас о ком? Прошу вас, сэр, не забывать, что я являюсь представителем….

– Заткнитесь, Доккен, и не изображайте из себя возбуждённого павиана. В Осло я тоже самое твердил в глаза каждому встречному из ваших министров. Не бывает войны без войны! Без потерь, жертв и руин. А вы хотите и нефть отхапать у русских и при этом не обломать ногти. Так не бывает. И воевать чужими руками у вас тоже не получится. В Европе в основной массе такие же миролюбивые дегенераты, как и ваши. Так что добровольцев не ждите. Что же касается Норвегии, то в вашем правительстве полно пацифистов, которых пора гнать поганой метлой. И чем скорее, тем лучше.

– Не уверен, что могу с вами согласиться, – нерешительно возразил Ларс. – Наверное, я тоже один из этих миролюбивых дегенератов. Русские рядом с нами, но на Шпицберген не упала ни одна ракета. Мне это нравится, как и любому живущему здесь норвежцу. Если уж моя страна объявила России войну, то пусть она будет такая, как есть. Я даже за то, чтобы лишний раз не дразнить русских. Не мне вам говорить, что России есть, чем ответить. Поспорю, что англичане тоже за то, чтобы и дома их были целы, и сыновья живы. Если вы назовёте мне хоть одно государство, в котором думают иначе, я прострелю себе ногу. Но уверен, что она останется у меня невредимой. А подталкивать на драку с соседом, как это делает с нами Европа, я считаю преступно и аморально. Всё равно, что добывать чужими руками из улья мёд, даже не предложив на голову сетку.

Нил Баррет спорить не стал. Он лишь усмехнулся уголками рта и отвернулся к окну, разглядывая грязно-серый пейзаж. Отбарабанил пальцами частую дробь, откинулся в кресле, вытянув ноги, зевнул, потянулся и, словно не слышал пламенных слов Ларса, нехотя спросил:

– Мы когда-нибудь приедем?

– А мы уже приехали, – Ларс кивком указал на показавшуюся мачту радиотранслятора. – С гостиницами у нас выбор невелик – всего одна, да и та скорее хостел. Так что варианты удобств предложить не могу. Я вас отвезу в номер, уж в какой есть, а как отдохнёте, поедем смотреть русских.

– Для начала мне понадобится кабинет без любопытных шахтёрских ушей да хороший кофе. С этим уж, надеюсь, справитесь? А с гостиницей повременим. Возможно, уже сегодня я улечу обратно.

– Тогда ко мне, – Ларс съехал с дороги, протянувшейся в центр посёлка, на тропу, ведущую к его офису. – Шахтёры обходят меня окружной дорогой, кофе тоже найду.

Синий короб, утеплённый и переделанный под жилое помещение из морского двадцатитонного контейнера, с большой натяжкой тянул на гордое звание полицейского участка. Три крохотных комнаты, одна из которых была с решёткой для задержанных, во второй Ларс спал, свернувшись клубком, потому что вытянуться в полный рост не позволяли узкие стены, а в третьей, самой большой, он обустроил кабинет. Кабинет не без основания был его гордостью. На стенах вымпелы за призовую стрельбу, на столе фотографии с отобранной у браконьеров добычей, напротив стола диван, обтянутый отливающей теплом перфорированной кожей, рядом единственный стул для допроса задержанных. Но главной причиной для хвастовства перед посетителями у Ларса было кресло-массажёр! Его он привёз с материка, заплатив за багаж круглую сумму. Но оно того стоило. В нём Ларс просиживал добрую часть своего служебного времени. Если уж случалось отлучиться в посёлок за нарушителем закона, то сразу его за шиворот, в офис на стул, а самому в кресло. И уж тогда, жмурясь от удовольствия, от пробегавших по спине массажных шаров, можно было расслабиться и, снисходительно взглянув на поникшую жертву, приступать к допросу.

Ларс щёлкнул замком двери и по-хозяйски предложил англичанину войти первым. Баррет лишь мельком пробежался взглядом по полицейским трофеям Доккена и вдруг, швырнув сумку под стол, плюхнулся в кресло. Ларс ошеломлённо сглотнул. Он растерянно застыл перед столом, глядя на шарящего в поисках включателя массажёра Баррета, и впервые не знал, что ему делать. Затем, заметив на столе забытую пачку «Хилтона», схватил её как спасательный круг, ловко выбил сигарету и, вставив в рот подрагивающими пальцами, зашарил по карманам в поисках зажигалки.

– Да-а… – только и смог он выдавить, поразившись наглости Баррета.

Зажигалки в карманах не оказалось, Ларс заметил её рядом с пепельницей, потянулся, но вдруг споткнулся о внимательный взгляд англичанина.

– Вы позволите? – запоздало вспомнив о правилах приличия, спросил он, постучав по пачке сигарет.

– Не позволю.