– В любом.
– Нет, серьезно. Давай выберем среди этих фотографий лучшее местечко.
– Где-нибудь у воды.
Он опять стал листать книгу.
– Здесь! – остановила я его, ткнув пальцем в одинокое деревце на утесе над океаном. – Самое место для нас!
– Монтерей, – прочел он. – Направление выбрано: Монтерей, Калифорния.
– А ты? Где бы хотелось жить тебе самому?
– Там, где ты.
У меня перехватило дыхание.
– Что, если я застряну здесь, Генри Аллен? Что, если мне отсюда не вырваться?
Мы с ним договаривались доучиться в школе и сбежать. Мне оставалось ждать этого три года, а ему два. Правда, я не понимала, как я смогу бросить Мэри Эллу, Нонни, малыша Уильяма. Без меня у них все пойдет наперекосяк. Мне вдруг стало очень грустно. Ничего у нас с Генри Алленом не было, кроме нашей мечты. Мы старались обходить молчанием вопрос «когда», занимаясь только темой «где».
– Ничего… – Он обнял меня и прижал к себе. – Скоро обязательно что-нибудь придумаем.
– В Калифорнии есть табачные плантации? – спросила я, возвращаясь к мечтаниям. – Надо же где-то работать.
– Только не в поле! – сказал он. – Найдем что-нибудь получше.
– Что это будет?
– Еще не знаю. Главное, чтобы ты не портила себе руки, а я не надрывал спину.
– Мне хочется стать учительницей, – сказала я.
– Для этого нужно учиться в колледже.
Я застонала. Лишних три года учебы – вот ужас! Но пока что я не собиралась из-за этого горевать.
Генри Аллен повалился на спину и притянул меня к себе. Через мгновение он замер.
– На тебе ничего нет!
– А вот и есть! Ночная рубашка, не видишь, что ли?
– А под ней?
– Просто я.
– Ну и как мне себя контролировать, когда ты явилась ко мне голая?
Я опять засмеялась.
– Мне кажется, ты уже давно себя не контролируешь.
Его теплые ладони очутились под моей ночной рубашкой, заскользили по моим бедрам, а я нагнулась и поцеловала его. Поцелуй был долгим и нежным, как он любил. Когда мы с Генри Алленом сделали это в первый раз, меня пробил испуг. Чего я только тогда не боялась! Что наша дружба изменится, и мы ничего не сможем с этим поделать. Что я стану такой же, как Мэри Элла. Но нет. Это только еще больше нас сблизило. И он обещал, что судьба Мэри Эллы меня не постигнет. Он всегда успевал вовремя из меня выйти, как ни трудно это для него бывало. Он очень обо мне заботился.
Весь день я переживала за других. Не пора ли Нонни начать колоться от диабета? Когда Уильям скажет что-нибудь еще, кроме «мама»? Не останется ли он дурачком, над какими потешаются другие дети? Не нагуляет ли себе Мэри Элла новых бед? Одни беспокойства! Но когда я оказывалась с Генри Алленом, вот как сейчас, когда он стягивал с меня через голову ночную рубашку и прижимался ко мне всем телом, такой нежный, такой заботливый, я обо всем забывала. Оставались только мы с ним и наши мечты о будущем.
5
Джейн
– Мы ждем вторую пару, – сказал белокурый капитан нашего катамарана, расправив паруса. Мы провели на Гавайях уже пять дней, и никогда еще я так не загорала, никогда не испытывала такого счастья. Никогда не была так влюблена. Я сидела на скамейке катамарана рядышком с Робертом и ждала, держа его за руку. После свадьбы мы никак не могли перестать друг к другу прикасаться. Мы уже посвятили целый день плаванию с ластами и с маской, а также попыткам научиться балансировать на волнах на длинных тяжелых досках для серфинга, а теперь предвкушали романтическую прогулку на закате. Пока что катамаран находился одной половинкой на воде, другой – на девственно-белом пляже.
Я припала губами к теплому плечу Роберта, вдыхая запах лосьона для загара. Всю неделю я не могла им насытиться. Будь моя воля, я бы сбежала в номер, чтобы насладиться еще несколькими часами в его объятиях. У нас было собственное маленькое бунгало у самого пляжа: там было так романтично заниматься любовью под шум волн, набегающих на берег, под вентилятором, дарящим блаженную прохладу!
Прошлой ночью он сказал, что я слишком наслаждаюсь любовью.
– Я не жалуюсь, – быстро добавил он с улыбкой, – просто это как-то необычно.
– Откуда ты знаешь, что обычно для большинства девушек? – спросила я. – Или вы с друзьями это обсуждаете?
– Нет, – заверил он меня, – конечно нет! Ты меня удивила, вот и все.
Еще его удивило, что после первой брачной ночи у меня не пошла кровь. Я тоже не поняла, почему так вышло. Разве не у всех девушек первый раз сопровождается кровотечением? Я испугалась, как бы он не подумал, что он у меня не первый. Первый-первый, пусть не сомневается!
– Должно быть, это они, – сказал Роберт, указывая на бегущую через пляж парочку.
– Здравствуйте! – сказал мужчина, помогая своей спутнице устроиться в катамаране. Хватило одного словечка, чтобы я расслышала выговор янки.
– Надеюсь, мы вас не задержали, – сказала женщина.
– Вовсе нет. – Роберт встал и пожал мужчине руку. – Будьте как дома. – Он указал на длинное сиденье, где хватало места для четверых. Они сели, женщина оказалась рядом со мной. Капитан прыгнул на песок, легко оттолкнул катамаран в воду, запрыгнул на борт – и вот мы уже скользим прямиком на оранжевое закатное солнце.
Попутчики, Брюс и Кэрол, ньюйоркцы, праздновали в Гонолулу десятилетнюю годовщину своей свадьбы. Благодаря их энергичной говорливости мы уже через три минуты узнали, что Брюс – биржевой брокер, а Кэрол – президент PTA. Оба были горячими поклонниками Джона Кеннеди[5], и мы высказали надежду, что на выборах в ноябре он заткнет за пояс Никсона. То есть надежду высказала я, а Роберт промолчал. Я догадалась, что его раздражает эта тема, когда он вдруг спросил:
– Ну и чем вы занимаетесь на острове?
Вопрос прозвучал неожиданно, застигнув Брюса и Кэрол врасплох. Я пришла на помощь Роберту, зная, что он не любит разговоров о политике.
– Мы, например, этим утром осваивали серфинг.
– Правда, чудесно? – подхватила Кэрол. – У нас это было вчера. У меня получалось ужасно, зато Брюс словно родился на доске.
– Жаль, что досок нет на пляже Джонс, – посетовал Брюс, ободрав меня своим акцентом, как наждаком.
– Расскажи им, чему посвятили сегодняшнее утро мы, – попросила Кэрол, толкая мужа локтем.
– Мы ныряли с аквалангами! – провозгласил Брюс. – Самый захватывающий опыт в моей жизни!
– А мы плавали с маской, – сказала я. – Вот ты в обычном мире, а через мгновение, опустив голову, переносишься в совершенно новую Вселенную!
– Согласен! Это то же самое, только в сто раз лучше, – подхватила Кэрол. – Прямо чувствуешь себя рыбой!
– А клаустрофобии не возникает? – осведомился Роберт.
– К этому быстро привыкаешь, – ответил Брюс. – Сначала нам дали урок в бассейне. Хотите скажу, как зовут парня, который нас учил?
– Обязательно! – воскликнула я. – Ужасно хочется попробовать.
Я почувствовала, что Роберт относится к этому с меньшим энтузиазмом, но Брюс уже достал из кармана блокнот и записал на листке имя инструктора.
– А вы чем занимаетесь? – обратился он к Роберту, отдавая ему листок.
– Я врач, – сказал Роберт. Наши спутники вытаращили глаза. Я знала, какие мысли посетили этих северян: для них странно, что у южанина хватило мозгов, чтобы стать врачом.
– Педиатр, – уточнила я. Мне очень хотелось продолжить, поведать, как он зашивал страшную рану на ноге у маленькой девочки, отвлекая ее смешными шутками, какой он отзывчивый, как одну субботу в месяц бесплатно работает в больнице для бедных. Но ему моя откровенность не понравилась бы.
– Вот это да! – ахнула Кэрол.
Брюс уперся локтями в колени и подался к Роберту.
– У нашего сына никак не заживет порез на лодыжке, – начал он. – Наш педиатр пробует то одно, то другое, и все без толку…
Почти весь предзакатный круиз Роберт давал безвозмездную медицинскую консультацию с серьезным выражением на красивом загорелом лице, а Брюс с Кэрол впитывали каждое его словечко. Я буквально лопалась от гордости за своего мужа.
После круиза мы с Робертом ужинали у бассейна, перед своим бунгало. Мы сидели рядышком перед огромным блюдом рыбно-мясного ассорти пупу.
– Мне так хочется нырнуть! – сказала я, лакомясь креветкой на бамбуковом шампуре.
Роберт поежился.
– Ты серьезно?
– Представляю, какая там красотища!
– Разве стоит из-за этого рисковать? Вдруг утонешь или легкое лопнет?
Я со смехом впилась зубами в колечко ананаса.
– Ты слишком драматизируешь!
Он забрал у меня колечко ананаса, поцеловал, накрутил себе на палец мой локон.
– Ты заставляешь меня волноваться, не староват ли я для тебя.
– Глупости! – Наши девять лет разницы казались мне чепухой. Почему это должно его тревожить?
Он оставил в покое мои волосы и сказал с улыбкой:
– Хочешь нырнуть – нырнем. Не хочу лишать тебя того, чего тебе хочется.
– Например, работы, – ляпнула я и сразу об этом пожалела. В первый понедельник после нашего возвращения с Гавайев мне предстояло приступить к работе, и Роберту это не очень нравилось. Он поднял ладонь, чтобы пресечь мою болтовню.
– Хочешь – попробуй. Я уже тебе говорил, не надо снова и снова к этому возвращаться.
– По воскресеньям я буду готовить, так что по вечерам в будни останется только разогреть, воспользовавшись духовкой. – Мы предполагали, конечно, нанять горничную, но не для готовки. – Я буду обязательно возвращаться вовремя, чтобы все успеть.
Жены всех его друзей в Рейли ждали мужей по вечерам, чистенькие и причесанные, у накрытого стола.
– Дело вовсе не в еде. – Он подцепил на блюде что-то жареное и уставился на вилку, соображая, что это за невидаль. – Ты знаешь, что меня беспокоит. Если тебе так хочется работать, нашла бы себе что-нибудь… Даже не знаю, что. Но это неподходящая работа для моей жены. – Он положил вилку. – Одно дело – учительница или библиотекарь, как твоя мать. Ты бы все равно помогала людям, если тебе это так важно.
Я проглотила кусочек креветки.
– Мне всегда хотелось заниматься именно ЭТИМ.
– Надеюсь, тебе не придется иметь дело с цветными? – спросил он. – Для этого у них должны быть социальные работники из цветных.
Одна ложь между нами уже затесалась – пилюли, зарытые в мое белье в комоде бунгало. Я получила их у врача Глории, пообещавшего, что они позволят мне не забеременеть прямо в брачную ночь.
– Нет, у меня будут и темнокожие подопечные, – храбро сказала я.
– Но это неправильно!
– Почему, скажи на милость? Им тоже нужна помощь.
– У них должны быть свои социальные работники.
– Для меня это не проблема.
– Ты набралась радикальных идей в своей левой церкви, – сказал он. – Хорошо хоть, что наши дети не будут в нее ходить.
Я прикусила язык, не желая спорить. Некоторое время мы ели молча. Потом Роберт отхлебнул вина и вздохнул.
– Что я скажу своим друзьям? – спросил он, ставя на стол бокал.
– Насчет моей работы? – смущенно пискнула я.
– Ни у кого из них жены не работают. Они решат, что я недостаточно зарабатываю.
– Объясни им, что я упрямая, а ты так меня любишь, что не хочешь мне мешать. – Изображая беззаботность, я потянулась к нему, чтобы чмокнуть в щеку.
– Я скажу, что ты занимаешься благотворительностью. Это оно самое и есть, разве что за плату. – Он усмехнулся. – Разве сто восемьдесят пять долларов в месяц назовешь зарплатой?
Это меня задело.
– Для меня это немало, – возразила я.
Он поймал мою руку.