Бакуган

Осознание собственной никчемности — не самое приятное чувство. Игорь часами лежал на диване, глядя в потолок и пытаясь понять, как с ним такое могло случиться? И — почему именно с ним? Чем он это заслужил? Или — в чем заключалась его вина? И, пожалуй, самое главное — перед кем?

Когда мысли сами собой выстраиваются столь замысловатым образом, остается всего лишь шаг до того, чтобы впасть в депрессию и переключиться на размышления о суициде. Либо — признать существование некой мистической силы, именуемой Господь Бог, которая подобным образом карает тебя за безверие.

Ситуация усугублялась тем, что Игорь страдал от бессонницы. Стоило только ему лечь в постель, как тут же наплывали воспоминания о жарком, как баня, полуподвале. Воспоминания были настолько живыми и яркими, что Игорю казалось, будто он наяву вновь ощущает тот странный запах, с которого всякий раз начинался кошмар. Ко всему прочему под мышками, под коленками, на шее, животе и в паху у Игоря появились обширные участки воспаленной и раздраженной кожи, зудевшие так, что нестерпимо хотелось разодрать их ногтями.

И пахнуть от него стало мерзко. Как от груды гнилого тряпья.

— Плохо выглядишь, — сказал Равшан, когда Игорь отыскал его.

Дворник ходил по парку с острой палкой и накалывал на нее обертки от шоколадок, пакеты из-под чипсов, рекламные листовки и прочие разноцветные бумажки. Вид у него был сосредоточенный и важный.

— Хочу сдать кровь, — сразу перешел к делу Игорь.

Равшан оперся о палку и, чуть прищурив левый глаз, оценивающе посмотрел на Игоря, который недовольно скривился и принялся скрести ногтями шею.

— А потянешь? — спросил Равшан.

— Мне деньги нужны, — ответил на это Игорь.

— Хочешь, дам взаймы? — предложил неожиданно Равшан.

Игорь горько усмехнулся.

— А отдавать чем? Кровью?

— Зачем кровью? Найдешь работу, заработаешь денег, тогда и отдашь.

— Я к тому времени помру.

— Нехорошо так говорить, — с осуждением покачал головой Равшан. — Раз скажешь — ничего, два — тоже ничего. А на третий — сбудется.

— Мне все равно.

Игорь засунул руку под майкой и принялся чесать живот.

— Идем.

Равшан воткнул палку в землю и быстро, словно боясь передумать, зашагал в сторону дороги. Игорь затрусил следом, на ходу почесывая то локоть, то ногу, то живот. Открыв дверь в подвал, Умет посмотрел на него мертвыми, будто отлитыми из свинца, глазами и недовольно поджал губы. Как обычно, он молчал, но Игорь понял, что Умет чем-то сильно недоволен.

Равшан произнес короткую фразу на своем языке. Умет ему не ответил. Он медленно вернулся к столу, сел и взял в руки журнал. Все тот же потрепанный журнал с вызывающей девицей на обложке. Равшан подбежал к столу, оперся на него руками и, склонившись над приятелем, очень быстро заговорил. На это раз Умет посмотрел на него и что-то сказал. Между ними начался быстрый обмен репликами. Даже не зная языка, можно было понять, что дворники о чем-то спорят. Голоса обоих становились все более раздраженными. Равшан то и дело нервно взмахивал руками. Один раз Игорю даже показалось, что Равшан занес руку, чтобы ударить Умета.

К этому моменту он уже вдохнул подвальный воздух. Пропорции окружающего пространства начали искажаться. Цвета сделались ядовито яркими и будто липкими. Не дожидаясь, чем закончится спор между дворниками, Игорь сам прошел к ширме и упал в потертое медицинское кресло. Он хотел лишь одного — снова провалиться в свой кошмар. Безымянный ужас становился для него спасением от окружающей мерзости, в которую провалилась его слетевшая под откос жизнь. Говорят, в примитивных племенах головную боль лечат нанесением болезненной, но не опасной раны на пятке. Одна боль заставляет забыть о другой. Теперь он только и ждал, когда же кошмар, сворачивающий мир, как бакугана, поглотит его.

Игорь закрыл глаза и отдался во власть кошмара. На этот раз, он были еще более ярким, реалистичным и изощренным, чем прежде. Он не походил ни на что из существующее в реальном мире. И даже каких-то аналогий, дающих пусть даже самое общее представление о том, что происходило в сознании Игоря, подобрать было невозможно. Да он и не пытался это сделать. Не стремился вникнуть в суть кошмара. Не хотел даже узнать его природу. Все это не имело значения. Значение имел только сам кошмар. Ужас как таковой.

Игорь не почувствовал, как Равшан ввел ему в вену катетер. Но каким-то образом он видел, как его темная кровь течет по прозрачной трубке. Продолжая плыть по волнам кошмарных видений, он видел, как Равшан вышел из подвала. Он видел Умета, который не стал, как обычно, разглядывать свой журнал, а принялся ходить по подвалу. Должно быть, он давно уже здесь обитает, подумал Игоря, глядя на то, как заученными, доведенными до автоматизма движениями Умет то чуть приседает, то втягивает голову в плечи, то подается в сторону, чтобы не ушибиться о трубы, о насаженные на них манометры и тяжелые вентили. Он ходил, как заведенный, из стороны в сторону, туда и обратно, и что-то все время бормотал себе под нос. Казалось, он был очень недоволен и раздражен. Наконец он остановился, застегнул на все пуговицы свою форменную куртку, решительно подошел к двери, отдернул засов и распахнул ее. На пороге Умет будто засомневался, но всё же шагнул наружу.

Хлопнула закрывшаяся дверь.

Щелкнул запертый замок.

Игорь осторожно извлек из вены катетер. Из прокола начала сочиться кровь. Игорь растерянно глянул по сторонам, пытаясь найти чем зажать рану. Не углядев ничего подходящего, Игорь бросил трубку с катетером на подлокотник кресла и прижал кровоточащую вену пальцем. Все медицинские принадлежности должны находиться за ширмой. Равшан все время повторял, что там процедурная.

Игорь поднялся на ноги, обогнул ширму и столкнулся с абсолютным безумием. Голова у него пошла кругом, колени затряслись и подогнулись. Чтобы не упасть, он привалился плечом к стене, с которой свисали лохмы отвалившейся масляной краски, похожие на потертые денежные купюры.

За ширмой, действительно, имелся медицинский шкафчик со стеклянными стенками и дверцей. Только каркас шкафа был погнут, а стекла выбиты, как будто его скинули с девятого этажа и никто не удосужился вытащить застрявшие в рамах осколки стекла. Рядом стоял небольшой столик, застеленный красной клеенкой. На нем стоял наполненный ватой бикс, лоток с использованными шприцами и тарелка с недоеденными макаронами. Тут же лежали упаковки с новыми одноразовыми шприцами. Остальное пространство занимала огромная чугунная ванна. Тоже не новая, побитая, с отколотой местами эмалью.

В ванной лежало ОНО!

То самое отвратительное, нездешнее существо, присутствие которого ощущал Игорь, сидя в кресле по другую сторону ширмы. Существо это не имело ни головы, ни конечностей. У него не было ни рта, ни глаз, ни ушей. Больше всего оно было похоже на покрытую толстым слоем слизи куколку бабочки. Настолько огромную, что она едва умещалась в ванной. Один из ее концов, тот, что поуже, свешивался через край. Капающая с него слизь растекалась по бетонному полу. Именно эта слизь являлась источником странного, дурманящего и одновременно внушающего страх запаха, витающего в спертом воздухе подвала. Жирная, тяжелая капля слизи повисла на утонченном конце тела жуткой твари, а затем сорвалась и почти беззвучно плюхнулась в лужицу. Это было омерзительно и… завораживающе.

Существо в ванной медленно двигалось, изгибалось из стороны в стороны. Широкие хитиновые кольца, стягивающие внутренности гигантской, мерзкой куколки, надвигались одно на другое и снова расходились, обнажая розоватые стяжки.

Игорю вдруг захотелось подойти и подставить под падающие капли ладонь. Он отлепил плечо от стены и попытался удержать равновесие на подгибающихся ногах. И тут увидел трубку, продетую сквозь отверстие в ширме. Другой ее конец был всунут между двумя хитиновыми кольцами чудовищной куколки. По трубке текла его кровь.

Он кормил эту неведомую, потустороннюю тварь собственной кровью!

Игоря передернуло от омерзения. Рвотный спазм заставил его выблевать завтрак. На полу образовалась еще одна лужица слизи, в которой плавали полупереварившиеся куски хлеба и сыра.

Игорь вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на руку. Кровь, сочащаяся из проколотой вены, текла по предплечью. Теперь, должно быть, и лицо его было вымазано кровью.

Ну и черт с ним, с отчаянной решимостью подумал Игорь. Теперь ему было всё равно. Абсолютно всё…

Он протянул ладонь. Зубы его оскалились, то ли в усмешке, то ли в гримасе боли. Через несколько секунд в ладонь упала густая капля слизи.

Игорь поднес ладонь к лицу и втянул в себя воздух.

Он уже привык к этому запаху. Вернее, свыкся с ним. Теперь запах не казался ему странным. Игорь высунул кончик языка и коснулся им расплывшейся по ладони капли.

Ощущение было такое, будто он лизнул оголенный провод под напряжением. Тело пронзила обжигающая боль. А в голове вспыхнуло новое солнце. И в тот же миг мир стал абсолютно другим. Все плоскости и линии стали очень четкими, рельефными. Цвета находились в постоянном движении, смешивались, наплывали друг на друга, превращаясь в нечто, не имеющее названий. Уши улавливали странные звуки, похожие одновременно и на крики страдания и боли, и на раскаты отдаленного грома, и на мощные гитарные рифы, вплетенные в ритм какой-то музыки — неземной и совсем не небесной. Он мог видеть сквозь стены. Мог воспарить к облакам — перекрытия многоэтажного здания не были для него преградой. В мозгу у него рождались необыкновенные идеи, но они исчезали прежде, чем он успевал их запомнить. Любое свое желание он мог исполнить в тот же миг. Но у него уже не было никаких желаний. Он стал сверхсуществом. И теперь все сущее было для него лишь прах и тлен.

Он больше не принадлежал этому миру.

* * *

Игоря нашли после того, как его мать, обеспокоенная тем, что сын не отвечает на звонки, попросила участкового вскрыть дверь.

Он сидел на стуле, подтянув согнутые в коленях ноги к груди и крепко обхватив их руками. Лоб был прижат к коленям, скрывая лицо. На столе перед Игорем стояла открытая и давно уже протухшая банка сайры. Из остатков рыбы торчала свернутая трубочкой пятитысячная купюра.

Участковый ничего не стал говорить матери, но про себя отметил, что поза покойника очень необычна. Тот походил на одного из бакуганов, в которых играл с друзьями его сынишка.