Я едва успела подставить руку, чтобы не дать ей упасть, — отличный повод, чтобы не смотреть ваандарари в глаза.
— Мы не можем просто так уйти, — хрипло сказала Зора.
Я кивнула прежде, чем осознала, чем мне это грозит.
Поселок был слишком мал, чтобы мое прибытие обошлось без шепотков за спиной и обязательной стайки чумазых мальчишек — из суеверного страха пока держащихся чуть поодаль, но уже набирающихся храбрости, чтобы пристать с расспросами. Взрослые либо пропадали в полях и на пастбищах, либо сидели за каменными стенами поросших темно-зеленым мхом домов и делали вид, что общение с подобной мне — ниже их достоинства. Но любопытство с привычками знати сочеталось плохо, и мое приближение к ратуше сопровождалось дружным колыханием занавесок за закрытыми окнами.
Справедливости ради, чтобы увидеть ками, едущую верхом, как какая-нибудь пастушка, да еще на лошади с кожаными чулками на копытах, — многие столичные аристократы выскочили бы на балконы и немедля поинтересовались, в какое отделение Самаджа обращаться, чтобы заполучить диковинку в личное пользование на пару-другую недель.
Я невольно порадовалась, что в этой меловой глуши нравы куда строже, но мальчишкам все равно адресовала ледяной взгляд. Мне совершенно не хотелось объяснять, что я не грохнусь из седла, даже если сижу в нем боком, что за «цветастые рога» торчат у меня из прически и вообще, почему она такая странная.
Ну, странная. Но я все равно не похожа на ваандарари, а гадалка должна выглядеть экзотично. Так чем плох традиционный наряд ками?
Любопытствующая стайка приотстала, а ровные ряды колышущихся занавесок закончились: я наконец повернула к площади перед ратушей и невольно притормозила. Перед классическим двухэтажным особняком, отличающимся от жилых домов на улице разве что высокой башней, вместо привычных глазу розовых кустов красовался ровный круг ярко-зеленого дерна и огромный, обточенный дождями менгир.
— Чего она застыла-то? — громко зашептались за спиной.
«Действительно», — с нервным смешком подумала я. Менгирами были усеяны все Меловые холмы, отчего бы одному и не затесаться прямо посреди Оффспринг-Хилл?
Впрочем, конкретно с этим камнем потомки первых людей обошлись непочтительно, зато теперь к нему можно было привязать лошадь. Я охотно попрала память предков и решительно направилась к ратуше.
Меня уже ждали. Двое солидных господ, которых, кажется, наняли исключительно из-за их несравненной манеры удивительно похоже одеваться в уныло-коричневые сюртуки, крайне несолидно выскочили на крыльцо и уставились на меня во все глаза. Я расправила плечи (ворот слегка разъехался) и робко улыбнулась.
«Это как окунуться с головой в другой мир, будто в ледяную воду, — и тотчас с криком вынырнуть. Вопрос пары мгновений. Я смогу».
— Господа, — я слегка склонила голову и сложила руки перед грудью — чуть ниже солнечного сплетения. Господа, жадно следившие за моими жестами, резко поскучнели: похоже, до последнего надеялись, что я ищу работу. — Мне неловко, что я не могу соблюсти все правила знакомства, но, к сожалению…
— О, прошу вас, не стоит беспокойства, — спохватился, наконец, один из них — тот, что повыше и моложе. Его взгляд неотрывно следил за моими руками — будто господин все еще надеялся, что сложенные вместе ладони поднимутся выше и ко мне можно будет проявить несколько более явный интерес. — Я — Даниер Броуз, второй секретарь. Мой коллега — Констант Эмбер. К вашим услугам, госпожа…
У меня с языка едва не сорвалось привычное «Ломри». Но девку с таким имечком точно не будут рады видеть в ратуше — иначе бы Зора и сама не постеснялась явиться.
— О-ками-сама Хикари ди Илия, — честно представилась я, и Даниер отвел взгляд от моих рук, наконец-то посмотрев мне в лицо. Я одарила его робкой улыбкой и опустила ресницы. — Для меня большая удача познакомиться с вами, господа.
— Как и для нас, — отозвался Даниер и посторонился. — Не будет ли вам угодно продолжить разговор в более подходящем месте? Солнце сегодня слишком яркое для такой нежной госпожи.
Я с благодарностью приняла его предложение. Не то чтобы меня волновал цвет моей кожи (на фоне ваандараров нетрудно выглядеть загадочно бледной), но раз уж приглашение прозвучало, то меня, по крайней мере, выслушают. А если и дальше неуверенно улыбаться и глядеть на них снизу вверх, то наверняка еще и из шкуры вон вылезут, лишь бы помочь — невзирая на все мои недвусмысленные жесты отказа.
Даниер проводил меня в кабинет недалеко от входа и со всеми церемониями усадил в тяжелое кресло с высокой спинкой. Констант молча умчался куда-то дальше по коридору и вернулся с подносом, воинственно нацелив на меня белоснежный носик казенного чайника.
— У нас очень редко бывают столь прекрасные гостьи, — светски улыбнулся Даниер. — Надеюсь, вы не откажетесь от черного чая?
Я едва не прослезилась. Чай! Настоящий! С терпким запахом и легкой горчинкой, горячий, как сама преисподняя! О, да я была готова туда и направиться, лишь бы мне налили чашку-другую!
— Вы очень любезны, — скромно улыбнулась я и снова опустила ресницы, пряча излишне алчный взгляд. — Отрадно видеть, что вы не подвержены суевериям и условностям. Порой они очень сильно усложняют жизнь.
— Вы же не думаете, что ваше присутствие может скомпрометировать двоих неженатых мужчин, запершихся с вами в кабинете? — впервые заговорил Констант.
Голос оказался выдающийся. Глубокий, вибрирующе низкий бас, пронизывающий до костей. Будь у меня такой подарочек небес, я бы тоже берегла его для особых случаев — например, чтобы соревноваться в язвительности с сотрудниками ратуши.
Увы, пришлось удовольствоваться своим — хотя теперь, что бы я ни сказала, прозвучит чрезвычайно пискляво.
— На самом деле я собиралась скомпрометировать одну юную особу, — чистосердечно призналась я и бросила свои робкие улыбочки. С Константом этот номер все равно не прошел бы. Оставалось только вдохновенно и в меру нагло врать. — Видите ли, она не так давно наносила визит моему дорогому гостю, и тот отзывался о ней с восхищением настолько искренним, что я начала опасаться, как бы Самадж не лишился постоянного клиента. К сожалению, я не могла позволить себе подробные расспросы, и я знаю только, что она живет здесь, в Оффспринг-Хилл. Но мне очень хотелось бы встретиться со столь… впечатляющей леди. В любой обстановке, какую она сочтет возможной.
— Боюсь, леди из Оффспринг-Хилл сочтет вас элементом, способным сделать нежелательной любую обстановку, — в лоб заявил Констант. Даниер как язык проглотил, но предпринимал активные попытки прожечь коллегу взглядом — увы, безуспешно. — И разве обращение «о-ками-сама» не означает, что вы больше не принадлежите Самаджу?
— Вы отлично знаете, что не принадлежу, — теперь улыбаться можно было как угодно. Мне угодно было — издевательски. — Разве вы не распознали все тайные жесты, которыми я пользовалась? Но ками не бывают бывшими. Держу пари, это вы знаете еще лучше.
На его лице не дрогнула ни единая черточка. А покраснели почему-то не щеки, а кончики ушей. Зато Даниер залился краской на диво равномерно — и виновато отвел взгляд.
— Восточный Самадж очень заинтересован в том, чтобы я завела новое знакомство, — с нажимом произнесла я. Какой придурок сунется в самый дальний Самадж, чтобы проверить мои слова? А если и сунется — ему ведь подтвердят, какую бы чушь я ни несла. — Я не могу назвать имя своего дорогого гостя, но он бесконечно важен для нас. Все, что от вас требуется, — опознать леди по портрету. Вы не совершите ничего неподобающего. И, разумеется, я не стану просить вас представить меня. Скажите мне, кто она, а остальное — моя забота, господа. — Я умолкла и, растягивая удовольствие, вдохнула аромат чая.
Секретари неуверенно переглянулись, точно спрашивая друг у друга позволения. Я мгновенно разрешила их сомнения, слегка поведя плечом и выудив из-за ворота небольшой медальон, еще хранящий тепло тела и тонкий, едва ощутимый аромат духов.
Мой выход обошелся нам с Зорой очень дорого. Причем уговорить Тагари набросать портрет давешней красавицы было еще сложнее, чем найти подходящий медальон.
Зато теперь оба секретаря, не задумываясь, протянули руку за безделушкой и заехали друг дружке по предплечью. Я ухитрилась сохранить подобающее выражение лица, а у Константа теперь равномерно розовели уши целиком, но ладонь он не убрал — в отличие от окончательно засмущавшегося Даниера.
Я наконец сделала глоток и застыла с полным ртом чая, стараясь распробовать все нюансы. Когда еще удастся? В таборе-то чай только травяной, а это совершенно не то…
Констант тем временем открыл медальон, сосредоточенно всмотрелся в портрет — очень похожий, надо отметить, — и, нахмурившись, передал Даниеру. Тот озадаченно уставился на предъявленное.
— Мы определенно не совершим ничего неподобающего, — изрек Констант — и умолк.
Я вопросительно приподняла бровь.
— Леди слишком знатна, чтобы ее имя называли посланнице Самаджа? — саркастически уточнила я, невольно насторожившись.
— Леди нам не знакома, — пояснил Даниер и вернул медальон. — Сожалею, госпожа. Возможно, она все же не из Оффспринг-Хилл?
— Но откуда тогда? — вырвалось у меня.
Откуда еще могла прийти в табор хилая аристократка, которой нельзя было даже карету потребовать, чтобы не привлечь внимание прислуги? В окрестностях одни фермы — да Оффспринг-Хилл! Все остальные поселения — не меньше чем в полудне пути… все наши с Зорой планы строились именно на предположении, что больше ей неоткуда было явиться!
— Боюсь, вам потребуется задать несколько вопросов вашему дорогому гостю, — развел руками Даниер.
Я хмуро кивнула. Сообщать о том, что это будет крайне затруднительно — ввиду ярко выраженной вымышленности дорогого гостя — было не слишком благоразумно. Оставалось только вежливо поблагодарить секретарей и откланяться.
— Ах, да, — «спохватилась» я на пороге, — есть ли здесь гостиница?
— Разумеется, — кивнул Даниер. — Сверните направо на перекрестке. Вам нужен трехэтажный дом с большим витражом. Он стоит в тупике на конце улицы.
— Благодарю вас, — улыбнулась я и, попрощавшись, направилась к лошади.
В конце концов, если красавица не отсюда, то отчего бы ей не жить в гостинице? Высокородные леди вполне могут посещать глушь вроде Оффспринг-Хилл проездом, не успевая примелькаться. Да и Чирикло наверняка забегал собрать последние слухи — вдруг кто-то видел, куда он пошел после?
Я собралась уже карабкаться в седло, когда Констант, оставив коллегу позади, подошел к менгиру и соизволил предложить помощь. Отказываться я не стала.
Мгновение дезориентации — и я уже растерянно взирала на секретаря сверху вниз, а он опустил руки и сделал вид, что вовсе не ухитрялся поднять не самую хрупкую ками, не прижимая к себе.
— О-ками-сама, надеюсь, мой интерес не покажется вам слишком бестактным… — после предыдущих его реплик это прозвучало откровенной издевкой. — Вы не похожи на… — снова пауза. После фраз, произнесенных необычно низким голосом, тишина казалась звенящей. — Ками имеют обыкновение вести беседу настолько пространно и иносказательно, что порой сложно понять, что же им на самом деле нужно. Но вы…
— А я была очень плохой ученицей, — честно призналась я и осознала, что в седло меня запихнули не просто так, а именно с расчетом на минуту растерянности, когда я не стану раздумывать над ответом. — И если вы собираетесь спросить, как же я в таком случае сумела себя выкупить, то это будет слишком бестактно.
Констант невольно усмехнулся и покачал головой.
— Для меня было истинным удовольствием познакомиться с вами, о-ками-сама.
— Как и для меня, — отозвалась я.
И неожиданно поняла, что говорю чистую правду.
Окунание в ледяную воду оказалось не таким уж страшным делом. Главное было — вовремя вынырнуть.
Глава 2. Нерасторопная неудачница
Оффспринг-Хилл окутал густой туман, но витраж все равно выглядел волшебно. Тонкая фигура остроухой фейри, задумчиво перебирающей струны золотой арфы, была сложена из кусочков цветного стекла до того искусно, что казалось: сейчас она прикроет глаза — и над крышами старинных особняков зазвучит музыка, что древнее самих холмов. Витраж хорошо пропускал свет и наполнял холл цветными солнечными зайчиками, но гостиница, несмотря на достопримечательность, пустовала.
Ухоженная женщина, скучавшая за стойкой, при виде меня расцвела такой улыбкой, как будто я изъявила желание арендовать все ее номера как минимум на пару лет и уже заплатила авансом. Ее, похоже, не волновала даже моя сомнительная профессия. Может быть, к ками и относятся неоднозначно — но нас мало, и полюбоваться на этакую диковинку сбежится половина городка. А поскольку невозбранно пялиться удобнее всего в ресторации, где, скорее всего, и будет обедать новая постоялица…
Я ответила женщине вежливой улыбкой. Здесь жестикуляция определенно не требовалась: я интересовала ее только как источник дохода. Приятно провести вечер она сможет, просто рассказывая местным, где я остановилась, о чем говорила и как выглядела. Я не стала ее разочаровывать: заплатила за три дня вперед, переоделась, тщательно переплетя волосы и сменив кандзаси на ивовые, и почти сразу спустилась в ресторацию. Терять время мне не хотелось.
Единственный посетитель ресторации сидел в самом центре и демонстративно пренебрегал правилами этикета, строча письмо прямо за обеденным столом. Поглощенный своим делом, он не сразу заметил мое появление, но потом сразу вскинулся, позволив рассмотреть свое лицо — равно тронутое как возрастом, так и пристрастием к табаку.
Но расшитый серебром камзол выглядел довольно новым, а поддетая под него рубашка — свежей и очень дорогой. Я чарующе улыбнулась и сложила руки в традиционном жесте приветствия ровно на уровне солнечного сплетения, не забыв изобразить, будто сомневаюсь — не стоит ли поднять их чуть выше?
Этого хватило, чтобы мужчина подскочил и бросился отодвигать мне стул. Я довольно сощурилась, предвкушая бесплатный обед. Нормальный, о боги, обед, с переменой блюд и — о-о-о, кто там что предполагал о женском счастье?! — с горячим черным чаем!
— Восточный Самадж, — предупредила я потенциального нанимателя и немедленно была огорошена ответным:
— Флат-Плейсовская гильдия караванщиков! — собеседник хохотнул над своим остроумием, но, не успела я поощрительно улыбнуться, как он быстро смутился и заоправдывался: — Простите, почтенная, пожалуй, сегодня было слишком много формальностей для одного уставшего купца… мое имя — Брайан Джоунз, — он выложил прямоугольную визитку прямо на свое письмо. — Смею надеяться, Восточный Самадж не станет возражать по поводу моего… интереса?
На визитке значилось то же имя, адреса гильдии и конторы и — небывалая редкость для Оффспринг-Хилла! — личные координаты сенсоров. Я с тоской подумала, что, будь такая диковинка у Чирикло, поиски бы уже завершились, — и расщедрилась-таки на поощрительную улыбку.
— Уверена, мои господа будут рады видеть вас в отделении на Флат-Плейс в любое время, — сообщила я и дисциплинированно представилась. Обращение «о-ками-сама» Брайана явно несколько расстроило: оно означало, что, если я решу отказаться от более близкого знакомства, то визит в Самадж уже ничего не даст, поскольку инструментов давления на своенравную девицу у «господ» не осталось никаких.
Не могу сказать, что меня это не радовало.
— Куда вы направлялись, Хикари-сама? — полюбопытствовал Брайан.
Меня напрягло все разом: и фамильярный тон, и обращение по имени, и прошедшее время. Купец улыбнулся, стараясь сгладить впечатление, но ласково лыбиться я умела не хуже — а потому и велась так себе.
— В главное отделение Восточного Самаджа, — я состроила серьезную физиономию и изложила уже опробованную историю про дорогого гостя и неуловимую прекрасную леди, с которой я была обязана познакомиться — но потерпела сокрушительное поражение. Согласно печальной легенде, теперь мне надлежало отчитаться перед господами и получить по шапке.
Нерасторопная неудачница, тянущая кота за хвост в захолустной гостинице, Брайана заинтересовала еще больше: не иначе, рассчитывал, что я постараюсь задобрить хозяев, заполучив в клиенты зажиточного караванщика. Я, как и положено ками, не спешила ни отказывать, ни вешаться на шею. К любому гостю следовало вначале внимательно присмотреться — и позволить присмотреться к себе.
Купец, похоже, был отлично осведомлен об этом правиле и совершенно не питал иллюзий по поводу своей внешности. На мое счастье, он попытался заменить физическую привлекательность материальной: расщедрился-таки на обед за его счет и предложил взглянуть на портрет неизвестной красавицы — вдруг повезет?
Я охотно согласилась и на то, и на другое.
— Надеюсь, вы не расстроитесь, если я допишу письмо, пока обед готовится? — неуверенно поинтересовался караванщик. — Пренебрегать вашим обществом — преступление, но, видите ли, дело не терпит отлагательств: мой помощник пропал три дня назад. Я сообщил в полицейский участок, но считаю себя обязанным отписать и его матери. Быть может, он просто не выдержал трудностей кочевой жизни и предпочел сбежать домой?
Я отчего-то покрылась мурашками с ног до головы.
— Юности свойственны внезапные порывы. Ваш помощник ведь наверняка молод?
Брайан истолковал мой интерес по-своему. Он прочел мне поучительную нотацию о преимуществе опыта перед зеленой молодостью, но в конце концов признался, что помощник, в общем-то, не так чтобы совсем еще мальчишка: эта весна была для него уже восемнадцатой, и паршивец явно подбивал клинья к младшей дочери своего нанимателя. Последнее, похоже, мне сообщили исключительно с целью отвадить — и уделить побольше внимания собеседнику. Я сделала вид, что прониклась, посочувствовала беде и покорно умолкла, давая купцу время завершить свои дела.
А сама лихорадочно соображала: какова вероятность, что исчезновение Чирикло как-то связано с пропажей помощника? Зора, может, и хотела бы сообщить о не вернувшемся сыне в полицию, но кто станет слушать какую-то грязную ваандарари? Выходило, что в участке элементарно никто не знает о ситуации в целом… может быть, и мне стоит почтить своим присутствием господ чиновников?
Хотя, конечно, ками нечего делать среди полицейских. Разве что если она ищет работу…
Теперь я посматривала на сосредоточенно строчащего купца с некоторым сожалением. Увы, о том, чтобы заработать на нем, речи уже не шло. Если бы пропал кто-то другой, я бы, скорее всего, позволила себе задержаться: все равно жилье оплачено за целых три дня, и один можно потратить на караванщика, чтобы с лихвой окупить остальные два.
Но — пропал Чирикло. Черноглазый соловушка, смуглый, улыбчивый и смешливый, как чертенок. Безумно похожий на мать — как когда-нибудь будут похожи на него и его собственные дети.
Нет, я не могла медлить.
— Прошу прощения, — вырвал меня из размышлений голос Брайана, сосредоточенно складывающего письмо конвертом. — Я не мог пренебречь своим долгом честного нанимателя, что бы ни думал об отношении Диллона к моей дочери.
— Вы совершенно правы, — поддакнула я, запоминая мимоходом упомянутое имя. — Мать имеет право знать.
— Рад видеть такое понимание, — вздохнул купец. — Воистину, ками созданы, чтобы дарить умиротворение.
Я едва не оскалилась. В школе при Самадже очень часто повторяли, что именно так и должны думать «дорогие гости», пока ками дарят своей гильдии процент от заработка.
Что ж, по крайней мере, я определенно справлялась с задачей, несмотря на явную нехватку практики.
— Но кто подарит умиротворение самой ками? — с притворной печалью вздохнула я и подсунула караванщику медальон.
Тот явно спутал умиротворение с удовлетворением и охотно взял побрякушку, настроив себе грандиозных планов на вечер. И сам же их и разрушил, так удивленно вытаращившись на портрет, что я поняла: мне не светит ни то, ни другое, ни третье.
— Боюсь, вы стали жертвой розыгрыша, Хикари-сама, — решительно заявил Брайан. — Эта девушка — не леди.
— Возможно, мой дорогой гость даже в мыслях не может именовать ее иначе, — я улыбнулась уголками губ. — Каков бы ни был ее статус, я должна встретиться с ней и выяснить, чем она так очаровала его.
Караванщик поперхнулся смехом, так что ему даже не пришлось маскировать его кашлем — само собой вышло.
— Простите, о-ками-сама, но вас ждет жестокое разочарование, — кое-как справился с собой Брайан — теперь трогательно красный, но донельзя счастливый. — Не далее как вчера я видел эту девушку в районе Де Валлен. — Тут он сообразил, что такими познаниями лучше не делиться с ками, на которую строишь планы, и покраснел еще гуще — но сказанного было уже не вернуть.
— А… — Я и впрямь была очень плохой ученицей: после таких новостей хваленое красноречие ками отказало начисто.
Насколько хорошей актрисой нужно быть, чтобы так убедительно изобразить невинную юную леди из древнего рода, будучи гостьей — а то и работницей! — Де Валлен? Ведь красавице поверил весь табор — иначе Чирикло никуда бы по ее поручению не бегал… и куда, ради всего святого, он в таком случае побежал?!
— Что ж, — я взяла себя в руки, — полагаю, красные фонари особенно красивы вечером.
Джоунз нахмурился и открыл рот — а я предупреждающе сложила руки ниже солнечного сплетения.