Помоги проекту - поделись книгой:
Новость так себе: получается, те, кому не повезло с «правильным» устройством ППК, будут регулярно становиться жертвами своих страстей, даже если не хотят этого. Но не все так плохо: в нескольких опытах было показано, что сильная внутренняя мотивация не поддаваться на происки лимбической системы позволяет лучше контролировать нехорошие порывы [6]. Иными словами, если регулярно убеждать себя, что лишний вес страшно опасен для здоровья, или напоминать, что цивилизованному человеку стыдно считать кавказцев/азиатов/женщин/мужчин/геев/феминисток/кого угодно неполноценными, рано или поздно усилия принесут плоды, и вы научитесь отслеживать и пресекать автоматические реакции. Важно, что такая тренировка научит вас именно видеть конфликт, но она не поможет остановить неправильное действие, если оно уже началось. За это отвечают другие системы.
Но тренировать ППК можно, только используя внутреннюю мотивацию. Слушаясь внешних призывов, вы, возможно, и сможете сдержаться в конкретной ситуации, но, оставшись без «надсмотрщика», тут же вернетесь к прежним привычкам. Именно по этой причине так много людей в фитнес-клубах послушно занимаются с тренером, но самостоятельно выполнять те же упражнения не способны, даже если прекрасно освоили технику. Подчиниться воле инструктора худо-бедно могут почти все, а вот заставить себя регулярно махать руками и тягать железо без внешнего принуждения способно куда меньше народу. Поэтому, если вы не слишком любите спорт, но все же решились записаться в фитнес-клуб, не экономьте и покупайте занятия с инструктором. Может быть, с идеалистической точки зрения это неправильно и нужно всеми силами стремиться изменить свою внутреннюю мотивацию, но для практики такой подход вполне годится, особенно если вы знаете за собой склонность поддаваться на эмоциональные порывы. Параллельно вы вполне можете приучать ППК отлавливать мысли о том, что вам лень идти на тренировку, но не стоит надеяться, что это произойдет быстро. Хотя человеческий мозг известен фантастической способностью приспосабливаться к меняющимся условиям и наращивать новые связи (эта его особенность называется нейропластичностью), убедительных экспериментов, которые бы доказывали, что, упорно тренируясь, можно радикально и надолго изменить работу ППК, нет. Теоретически это возможно – по крайней мере до определенной степени, но на практике лучше подстраховаться и обеспечить себе внешнее принуждение. Если даже ваш мозговой «телохранитель» не научится отсекать конфликты, хотя бы мышцы подкачаете.
Способность к самоконтролю зависит от того, как хорошо мозг умеет останавливать уже начатые действия
Но даже «правильное» устройство ППК не всегда может уберечь вас от вредных для будущего действий. Порой мозг отлично отсекает, что четвертая рюмка – лишняя, а начальника не стоит называть кретином даже в Facebook, но не может остановить уже начатое действие. Чтобы не совершить ранее задуманное, нужно затратить прилично мозговых усилий. Опция мозга накладывать вето на уже принятые решения – один из столпов самоконтроля, но долгое время ученые не знали, какие именно структуры включаются, чтобы заставить нас отказаться от выбранного действия, скажем, все-таки не есть пятый пончик (ведь разницы уже не будет). Решив выяснить, где находится спасительная кнопка Cancel, исследователи из Института изучения сознания и наук о мозге в Лейпциге и Института когнитивных нейронаук в Лондоне предлагали добровольцам в любой момент остановить движение стрелки по циферблату при помощи кнопки [7]. При этом участников просили иногда в последнее мгновение отказываться от своего желания. Условие оказалось настолько непростым, что четверо добровольцев сразу заявили, что не будут участвовать в эксперименте. Остальные мужественно подавляли намерения, которые только что сами и породили. Почти все добровольцы после опыта жаловались, что отказ нажать на кнопку давался им тяжело, вызывал досаду и раздражение. Но, с точки зрения исследователей, страдания испытуемых оправдали себя. Волонтеров истязали в МРТ-сканере, так что ученые смогли выяснить, какая часть мозга отвечает за способность сказать «нет» неправильным действиям, даже если до этого вы уже внутренне согласились их совершить.
До определенного момента мозг всех участников работал совершенно одинаково: в нем активизировались первичная сенсомоторная кора, мозжечок и другие области, связанные с реализацией движений. Заодно у лежащих в сканере добровольцев активно работали преддополнительная моторная кора9 и дополнительная моторная кора, которые необходимы, чтобы совершать преднамеренные действия. Эти зоны-планировщики инициируют любые наши действия и создают пошаговую схему, по которой будет выполнено задуманное. Иными словами, благодаря им наше намерение сделать что-либо, например, перелистнуть страницу в этой книге, реализуется в конкретных движениях (поднять руку, отделить одну страничку и перевернуть ее справа налево). Если стимулировать ответственные за движение зоны электрическими импульсами, у человека возникнет очень сильное желание пошевелить той или иной частью тела, хотя никакой разумной причины выполнять это действие нет.
Но когда некоторые добровольцы мысленно отказывались нажимать на кнопку, на мониторе МРТ-сканера «загоралась» зона, никак не проявлявшая себя у тех, кто спокойно останавливал стрелку. Это оказалась дорсальная часть фронтомедиальной коры (дФМК), срединная область префронтальной коры – важнейшего региона мозга, который отвечает за высшие когнитивные функции. Анатомически дФМК находится перед зоной, которая отвечает за преднамеренные действия. А чем ближе ко лбу та или иная часть префронтальной коры, тем она «главнее» [8]. Передние участки – это начальники, которые совещаются и планируют, что именно захочет делать организм, а задние – подчиненные, которые отвечают за само действие. И так же, как в офисе, боссы могут влиять на решения исполнителей или даже вовсе их отменять.
Дорсальная часть фронтомедиальной коры играет роль полицейского, который запрещает совершать задуманное
Еще один опыт, который доказывает, что именно дорсальная часть фронтомедиальной коры приказывает отменить уже принятое решение, провела группа нейрофизиологов из Бельгии, Германии и Великобритании [9]. Добровольцы должны были с помощью мышки управлять нарисованным на экране компьютера белым шариком, который лежал на плоской поверхности рядом с горкой. В какой-то момент он начинал катиться и в конце концов падал и разбивался, если испытуемый не останавливал движение, нажимая на кнопку. Когда шарик рассыпался, участники слышали громкий звук бьющегося стекла – по задумке экспериментаторов, неприятные ассоциации должны были усилить желание затормозить шарик. Кроме того, предварительно добровольцы проделывали серию похожих опытов с зеленым шариком, в которых его всегда нужно было останавливать. Если испытуемые не успевали спасти зеленый шарик, они лишались части вознаграждения, обещанного экспериментаторами, и заодно «наслаждались» противным дребезгом. Все эти мучения исследователи придумали для того, чтобы добровольцам сильнее хотелось тормознуть и белый шарик тоже. Однако участникам велели останавливать шарик примерно в половине случаев. Эти условия приближали опыт к реальной жизни, в которой обычно приходится подавлять очень желанные или привычные действия. И так же, как в опытах со стрелкой, когда испытуемые, уже готовые остановить шарик, тормозили себя, у них активировалась дорсальная часть ФМК.
Ученые назвали эту область мозга зоной наложения вето. Но как именно она заставляет нас отказываться от уже намеченного действия, пока неясно. Из данных, полученных при помощи различных техник визуализации мозга, можно заключить, что дФМК прямо влияет на моторную кору и преддополнительную моторную кору, с которыми она соединена множеством физических связей. Эта зона действует как полицейский, который строго запрещает нарушителям безобразничать, например, заставлять руку тянуться к игровой приставке. С другой стороны, дФМК связана с вышележащими «начальственными» зонами мозга, которые анализируют далеко идущие последствия любого действия и формируют глобальные цели. «Полицейский» сверяется с директивами от «боссов» и решает, тормозить или нет сиюминутный порыв. Причем эта зона отвечает именно за внутреннее побуждение остановить начатое действие: с точки зрения механики работы мозга оно кардинально отличается от подчинения внешним приказам. Наконец, недавние исследования показали, что зона наложения вето управляет не только двигательными реакциями, но и тормозит импульсивные желания в целом. Недостаточную активность дФМК связали с излишней любовью к сигаретам, эмоциональной несдержанностью и игровой зависимостью [10 и ссылки внутри]. Эксперименты показывают, что у разных людей внутренняя «полиция» работает с разной степенью добросовестности. Как в случае с работой передней поясной коры и расовыми стереотипами, чем сильнее активируется дорсальная часть фронтомедиальной коры при экстренной отмене первоначального приказа, тем вероятнее, что человеку удастся прервать то, что он вознамерился сделать.
Бывает так, что «начальственные» отделы мозга работают хорошо, а вот их подчиненные отказываются слушаться и выполнять приказы. Классический пример такого «бунта» – синдром «руки-анархиста». Люди, страдающие от этого расстройства, не могут контролировать действия одной или обеих рук. Чаще всего отказ конечностей подчиняться воле хозяина связан с повреждениями в сенсомоторной коре10. Если больной вдруг передумает делать что-то, например, решит не переключать канал телевизора, рука не обратит никакого внимания на смену курса и нажмет кнопку на пульте, как было запланировано изначально. Единственный способ помешать руке – физически удержать ее здоровой конечностью [11]. Главный «полицейский», т. е. дорсальная часть фронтомедиальной коры, у таких пациентов может сколько угодно требовать отмены задуманного, но из-за «глухоты» одного из своих подчиненных (сенсомоторной коры) приказ не будет исполнен.
Нарушения в работе дФМК (плохой контакт с подчиненными и начальственными зонами мозга) – важная, но не единственная причина импульсивности и вообще проблем с самоконтролем. В главе 2 мы подробно обсуждали, что импульсивность можно разделить на несколько составляющих, и есть основания полагать, что за выраженность некоторых из них могут отвечать специфические нейрональные механизмы. Иными словами, различные аспекты импульсивного поведения связаны с разными нарушениями в работе мозга. В голове одного человека могут сочетаться сразу несколько таких нарушений – в этом случае он будет «проседать» по нескольким или даже всем критериям импульсивности. В главе 4 мы разберемся, каковы генетические причины таких нарушений. А пока перейдем к следующей важной зоне мозга, работа которой влияет на нашу способность отвергнуть соблазн, дающий приятные ощущения прямо сейчас, но уменьшающий шансы достичь глобальных целей, которые сулят пусть большое, но отдаленное во времени удовольствие.
Отказ выполнить намеченное приятное действие вызывает физически ощутимые неприятные ощущения
В реальной жизни на решения людей, облеченных властью, часто влияет еще кто-то, скажем, астролог, жена или секретарша. В мозгу тоже есть область, от которой зависит, насколько уверенно «полицейский» и другие «начальственные» зоны мозга будут накладывать вето, а человек – отказываться от протянутой конфеты или нескромного предложения. Когда лежащие в МРТ-сканере добровольцы решали останавливать стрелку, помимо дФМК на мониторе ярко светились еще одна область: передний островок11. Именно этой зоне мы обязаны тем острым чувством досады, которое испытываем, отвергая уже принятое решение выпить еще бокальчик или пройти очередной уровень в компьютерной игре. И чем более активна эта область, тем сложнее человеку свернуть с ранее выбранного пути – просто потому, что, отказываясь выполнить собственное решение, такой человек испытывает куда более сильные муки, чем люди с менее «старательным» передним островком.
Так что типичное оправдание толстяков, которые годами не могут похудеть, – «Ты не знаешь, каких страданий мне стоит отказаться от шоколадки!» – с точки зрения физиологии абсолютно правдиво. Многим из них действительно сложнее удержаться – стоит помнить об этом, когда надумаете подбодрить безуспешно худеющего замечанием вроде: «Ты все выдумываешь, посмотри на меня, я-то спокойно могу не есть этот „Сникерс“». Равнодушным к сладкому не понять, что чувствуют полные люди – просто потому, что у них в голове нет нужных «винтиков». Я не встречала подобных исследований, но можно предположить, что хотя бы у части вечно срывающихся алкоголиков и курильщиков, которые безуспешно «бросают» свою привычку по 10раз в год, геймеров, проводящих за компьютером сутки напролет, и прочих «слабаков» передний островок излишне активен. Очевидно, непорядок с этой зоной мозга – не единственная причина проблем с самоконтролем, но довольно-таки весомый вклад в неспособность бороться с соблазнами он вносит.
В прошлом активный передний островок уберегал наших предков от неприятного и потенциально смертельного опыта
Тут сложно не обидеться на природу – зачем, ну зачем она снабдила столь многих из нас этим дурацким гиперчувствительным передним островком?! Подкованные в биологии читатели также могут спросить: «А как эволюция в принципе оставила в людях столь вредную черту?» Неспособность мозга накладывать вето на неверные (хотя и приятные) решения, очевидно, уменьшала шансы обладателя такого мозга на выживание. Легко представить, как увлекшийся поеданием сладких ягод Homo sapiens не замечает, что уже стемнело, и обеспечивает тигру отличный тартар под брусникой. Или получает дубинкой от соседа по пещере, потому что не смог сдержаться и приобнял не ту женщину. Но не торопитесь бежать к нейрохирургу, чтобы он подрезал не в меру активный кусочек мозга. Передний островок выполняет множество функций и в том числе отвечает за узнавание самых важных запахов – т. е. омерзительных [12]. Homo sapiens, не способный отличить отвратно пахнущую еду от свежей, вряд ли дожил бы до возраста, когда можно пристать к подруге соседа. И технически – на уровне мозга – ощущения, которые мы испытываем при отказе выполнить задуманное действие, примерно те же, что и при попытке понюхать содержимое помойного ведра. Так что с физиологической точки зрения потакание себе можно рассматривать как естественное желание уберечься от крайне неприятных ощущений.
Более того, в 2003 году в лаборатории Джакомо Ризоллатти, открывателя знаменитых зеркальных нейронов, благодаря которым мы понимаем, что чувствуют другие люди, было показано, что именно активность переднего островка позволяет нам в буквальном смысле ощутить отвращение, когда мы наблюдаем за человеком, который нюхает что-нибудь неприятное [13]. Думается, способность по выражению лица понять, что У-Уы съел гадость и самому пробовать это не стоит, спасла не одну жизнь. Так что очень может быть, что сверхактивный островок был не недостатком, а как раз преимуществом. И ровно по этой причине сегодня так много людей не могут отказаться от задуманного, хотя и понимают, что последствия их действий будут так себе.
Островковая кора знает о состоянии организма больше, чем сознание, и, как может, старается поправить его
В последние годы стало появляться все больше данных, что передний островок и в целом вся островковая кора, частью которой он является, влияют на наши решения не только через омерзение, но и куда более сложным образом. Эта зона лежит вдали от основных дофаминовых путей, поэтому исследователи, которые занимаются самоконтролем и зависимостями, долго ее игнорировали. Однако в 2007 году в престижном журнале Science вышла работа, авторы которой показали, что после травмы островковой коры (например, в результате инсульта) курильщики за один день отказывались от многолетней привычки [14]. Позже эти результаты подтвердили в других лабораториях.
Связь островковой коры с нарушениями самоконтроля объясняют через эмоции. Исследователи, которые изучали, что происходит в мозгу, когда человек испытывает те или иные чувства, показали, что рисунок активации разных областей у горюющих и радующихся людей заметно отличается. Островковая кора и некоторые другие зоны (например, вторичная соматосенсорная и передняя поясная кора) включались и выключались очень непохожим, но совершенно определенным образом. Все эти зоны прямо или косвенно получают сигналы от внутренних органов, поэтому исследователи заключили, что эти регионы, и в первую очередь островковая кора, отвечают за презентацию сознанию внутреннего состояния организма [15]. Во многом на основе этой информации организм решает, не поправить ли как-то это самое состояние – например, при помощи сигаретки или рюмочки чего-нибудь горячительного. При этом сознание получает только часть этих сведений, поэтому человек не связывает ту или иную эмоцию с внутренним состоянием, а полагает, что она возникла спонтанно. Иначе говоря, если эта гипотеза верна, то именно особенности строения и работы островковой коры и сопряженных зон во многом ответственны за то, какие эмоции мы испытываем. А значит, они ответственны и за наши порывы сделать что- нибудь неполезное (впрочем, и полезное тоже).
Когда вы сталкиваетесь с соблазном, разные зоны, ответственные за эмоции, начинают напряженно бороться друг с другом
Итак, что же происходит в голове, когда вы решаете, смотреть ли последнюю серию нового сезона любимого сериала или все же пойти спать. Миндалина вместе с вентральным стриатумом – важной частью системы поощрения нашего мозга, увидев, что серия уже скачалась, требовательно заявляют: «Хотим!» «Планировщики» – преддополнительная моторная кора и моторная кора – послушно активируются, чтобы через секунду пальцы навели курсор мышки на нужную вкладку. Передняя поясная кора («телохранитель») распознает конфликт между мгновенным порывом (посмотреть сериал) и глобальными жизненными целями (на работе нужно работать, а не бороться со сном), бьет тревогу и отправляет донесение начальству, в том числе дФМК – «полицейскому». Получив информацию от ППК, тот сверяется с глобальными жизненными целями, которые сформировали вышестоящие участки префронтальной коры. Удостоверившись, что сериал угрожает их реализации, «полицейский» спускает приказ прекратить безобразие и не нажимать кнопку Play. При этом миндалина и вентральный стриатум, этакие капризные дети, гнут свое и кричат так громко, что заглушают предупреждения «телохранителя» и приказы «полицейского». Ко всему прочему дФМК и ее «боссы» сражаются с передним островком, брезгливым чистюлей, который категорически не хочет отменять уже задуманное, а может быть, и еще и сам требует сериал, чтобы успокоить мозг после ссоры с начальством – потому что островковая кора, главный хранитель информации о внутреннем состоянии, точно знает, что организму дискомфортно.
Строение этих и некоторых других областей мозга во многом определяет, насколько хорошо человек будет справляться с задачей откладывать сиюминутные радости ради большого удовольствия глобальной цели. Другими словами, людям, у которых ППК, дФМК и передний островок скроены более удачно для современного мира с его многочисленными соблазнами, легче сдерживать себя и экстренно прерывать задуманное, если все же не удалось совладать с порывом. Параметры этих зон предустановлены в нашем мозговом «железе» изначально, и изменить их работу если в принципе возможно, то в очень малой степени – так же, как нельзя радикально улучшить, скажем, работу устаревшей видеокарты. Выходит, если человеку не повезло и он родился со «слабенькой» передней поясной корой или дорсальной фронтомедиальной корой, то ему остается смириться со своим слабоволием и отдаться на волю разрушительных порывов? Вовсе нет: хотя эти компоненты и нельзя подправить, в мозгу есть куда более важный регулятор поведения, и он может полностью компенсировать конструкторские недоработки в других областях. Этот регулятор – префронтальная кора12, и именно она позволяет, несмотря на все соблазны, выбирать действия, которые прямо сейчас, может, и не слишком привлекательны, зато позволяют реализовывать долгосрочные планы.
Холодная система: рацио
Желание получить удовольствие – одна из важнейших мотиваций всех наших действий
Вернемся ненадолго в Стэнфорд, где Уолтер Мишел и его коллеги экспериментируют над обитателями местного детского садика. Вот ученый сажает малыша за стол, кладет перед ним зефирину и сообщает, что, если мальчик дождется его возвращения, то получит еще одну. Все как раньше, но в этот раз взрослый дает испытуемому кое-какие инструкции: «Пока меня нет, ты можешь думать о чем угодно, но если решишь поразмыслить о зефирках, то представь, какие они сладкие и упругие». Ученый выходил и часто не успевал дойти до соседнего кабинета, откуда экспериментаторы наблюдали за детьми. Возбужденная аппетитными мыслями лимбическая система заставляла испытуемых почти сразу звонить в звонок, сигнализирующий, что они больше не могут ждать. А вот малыши, которым давали указания сосредоточиться на абстрактных характеристиках лакомства – думать о том, какое оно белое, круглое и небольшое, а то и вовсе представлять зефирины в виде пушистых облаков, спокойно ждали возвращения исследователя целых 17 минут.
Более того, уже к шести годам почти все дети понимали: именно так – мысленно отстранившись от всего привлекательного, что есть в зефире, – они легче вынесут муки ожидания. Идеальный вариант, если экспериментатор вообще уберет зефирку со стола. Поведение шестилеток разительно отличается от того, что делали четырехлетние малыши, которые, наоборот, хотели, чтобы лакомство лежало прямо перед ними и предпочитали думать о самых привлекательных характеристиках зефира. «Потому что это приятно», – объясняли они и звонили в звонок или просто отправляли зефирину в рот без всяких церемоний. Но некоторые четырехлетки вели себя иначе: они как могли отвлекали себя от лакомства: отворачивались, закрывали глаза, пели песенку, играли с собственными пальцами. И эти дети выдерживали внушительные 15 минут ожидания.
Удивительно, но став взрослыми, многие забывают то, что они знали в шесть лет. Сидящие на диете покупают домой печенье якобы для других членов семьи. Люди, склонные к необдуманным тратам, будто бы случайно заходят в торговый центр в день зарплаты «всего лишь за кремом для ботинок». Граждане, неравнодушные к выпивке, соглашаются пойти на фуршет, хотя знают, что там повсюду будет бесплатный алкоголь. Люди как будто нарочно растравляют свою лимбическую систему, а потом удивляются, почему они опять сорвались.
Подобные поступки выглядят нелогичными, но это не совсем так. С точки зрения нейробиологии решение пойти попить водички и решение не откладывать деньги на пенсию ничем не отличаются. Любого человека, даже самого взбалмошного и порывистого или, наоборот, сверхрассудительного и вдумчивого, можно представить как машину, работающую строго по принципу: делать только то, что приносит максимальное удовольствие. Еще раз: самые странные действия – даже готовность сгореть на костре за свои убеждения – очень часто совершаются потому, что они доставляют человеку наслаждение. Просто для одних высочайшее блаженство – съесть пирожное, а для других – осознавать, что к лету они влезут в платье на три размера меньше. Поэтому первые опустошают прилавок кондитерской, а вторые не едят после шести. А вот почему одни испытывают удовольствие только от легкодостижимых стимулов, а другие способны годами ждать глобальной радости – вопрос, на который ищут ответ нейрофизиологи, психологи, генетики и автор этой книги.
Вторая главная мотивация человеческих действий – стремление избежать неудовольствия и боли. Для поведения человека значимы обе мотивации, но часто одна из них заметно более выражена. Чуть ниже об этих различиях будет рассказано подробнее, и каждый читатель сможет определить, что больше влияет на его действия – желание избежать боли или получить удовольствие. Глобально за оба этих побудительных механизма отвечают одни и те же системы, поэтому неудивительно, что поломки в них чреваты различными проблемами с силой воли.
Можно предположить, что откладывать удовольствие ради достижения большой, но далекой цели лучше получается у тех, кто в принципе не слишком эмоционален, однако это неверно. Страстное желание добиться чего-то – необходимое условие мотивации. Человеку, который лишен эмоций, вряд ли удастся долго следовать отдаленной цели: зачем, ведь он не получит особой радости, достигнув ее. Не говоря уж о том, что без эмоций жизнь пресна и лишена остроты. Но для того чтобы, сохранив яркие ощущения, не распылиться на тысячи маленьких удовольствий по дороге к одному большому, нужно обманывать «горячую» систему, заставляя ее работать на долгосрочные цели. Именно этим занимается префронтальная кора.
За постановку и следование глобальным жизненным целям отвечает зона мозга под названием ПФК
Префронтальная кора (ПФК) – обширная зона лобных долей мозга. Она занимает все пространство от лба до середины головы. В эволюции ПФК возникла у приматов [16], но настоящего расцвета достигла у наших непосредственных предков уже после того, как около 5 или 6 млн лет назад разошлись эволюционные пути, ведущие к человеку и к шимпанзе. Относительный размер ПФК у Homo sapiens примерно в шесть раз больше, чем у Pan troglodytes (так по-латыни называется шимпанзе), и не будет большим преувеличением сказать, что именно эта зона делает нас людьми. Префронтальная кора отвечает за критическое мышление и логику, концентрацию внимания и самонаблюдение, постановку целей и планирование, принятие самостоятельных решений. В общем, если где и искать душу, то именно в префронтальной коре. Помимо всего остального ПФК контролирует эмоции. Она связана с лимбической системой огромным количеством связей: эти две области постоянно обмениваются информацией и влияют на работу друг друга.
Если ПФК теряет связь с лимбической системой, человек в принципе перестает чего-то хотеть
Наглядные доказательства, что ПФК и лимбическая система очень плотно взаимодействуют, были получены еще в середине XX века. Тогда у врачей стал необыкновенно популярен новый способ лечения пациентов с душевными расстройствами. Этот способ назывался префронтальная лейкотомия, хотя чаще ее неправильно называют лоботомией. Процедуру изобрел в 1935 году португалец Эгаш Мониш. Он предположил, что заболевания вроде депрессии или маниакально-депрессивного психоза вызваны проблемами в синапсах («стыках» между нейронами), из-за которых разные нехорошие мысли (например, о самоубийстве) постоянно циркулируют в мозгу. Мониш подумал, что, разъединив синапсы, он сможет избавить пациента от навязчивых состояний. Его уверенность подкреплялась хорошими результатами опытов на обезьянах. Разработанная португальцем технология была проста: больному высверливали в черепе несколько отверстий и заливали туда этиловый спирт, который растворял «неправильное» белое вещество – отростки нейронов с теми самыми «дефектными» синапсами. Позже Мониш с коллегами отказались от спирта и придумали специальный инструмент крайне неприятного вида под названием «лейкотом». С его помощью пациентам перерезали связи между ПФК и другими областями мозга, в том числе лимбической системой.
Метод с самого начала вызвал резкую критику: его терапевтическое действие было неочевидно, а вот побочные эффекты проявлялись во всей красе. После лейкотомии пациенты становились апатичными, безынициативными, у них полностью пропадало желание делать что-либо – и это еще в лучшем случае, когда операция проходила успешно. Большой энтузиаст лейкотомии американский врач Уолтер Фримен так описывал одну из прооперированных пациенток, женщину 29 лет: «Улыбающаяся, ленивая и всем довольная с личностью устрицы». Несмотря на столь неоднозначные (как минимум) последствия «революционной» технологии, в 1949 году Мониш удостоился за нее Нобелевской премии по физиологии и медицине13. «Лечению» лейкотомией только в США подверглись более 20 тысяч больных, но уже в середине 1950-х метод был полностью запрещен. В СССР, к слову, лейкотомия никогда не была популярна, и от нее полностью отказались еще в 1950 году, как от «метода, противоречащего основным принципам лечения И. П. Павлова».
Плачевные последствия рассечения связей между ПФК и лимбической системой как нельзя более наглядно демонстрируют, что эти две зоны мозга неразрывно сцеплены между собой и определяют не только поведение, но и характеристики личности в целом. Эмоции постоянно оцениваются в префронтальной коре, а решения ПФК, в свою очередь, могут стимулировать те или иные эмоции. Поэтому попытки развить самоконтроль, подавляя эмоции («Мне совершенно не нравится эта девушка. Абсолютно. Мне не нравятся ее лицо, стройные ноги, такая упругая грудь, восхитительно плоский живот… О, черт!»), ни к чему хорошему не приводят. Для того чтобы не поддаваться соблазнам, нужно направлять эмоции в правильное русло, используя возможности ПФК. Например, если как следует уверять себя, что сладкое страшно вредно, рано или поздно автоматическая реакция «хочу» сменится на автоматическое же «фу-у-у-у». Но убеждать себя нужно качественно, задействуя при помощи ПФК все возможности лимбической системы. Подробнее о том, как использовать во благо ее мощь, мы поговорим в последней главе. А сейчас вернемся к префронтальной коре.
Благодаря новым методам исследования мы можем видеть, какие части мозга активируются при выборе между шоколадным печеньем и редиской
Само по себе утверждение, что ПФК отвечает за нашу способность сдерживать сиюминутные порывы ради высших целей, по ценности примерно равно заявлению, что за расклад пасьянса «Косынка» отвечает центральный процессор. Формально верно, но по сути ничего не отражает. До недавнего времени выяснить, какой именно регион ПФК определяет, насколько хорошо кто-то будет контролировать эмоции, было невозможно по одной простой причине: объектом исследования по определению должен быть человек. А чтобы увидеть, какие нейроны активируются в ПФК, когда мы решаем, остаться ли дома посмотреть кино или все же пойти в спортзал, нужно вскрыть голову и в лучшем случае воткнуть в мозг парочку электродов. Столь брутальные методы обращения с венцом творения могли приветствоваться разве что в Средневековье, существуй тогда электроды. Но до конца XX века других способов прицельно воздействовать на нервные клетки не было.
Все изменилось в 1985 году, когда трое британских исследователей продемонстрировали, что можно заставить человека непроизвольно шевелить ногой или рукой, если приложить к голове похожий на аппарат для физиотерапии приборчик, который создает переменное магнитное поле [17]. Когда исследователи прикладывали магнитное кольцо в район моторной коры с правой стороны черепа, у испытуемого дергались левые нога и рука. Когда ученые стимулировали левую половину моторной коры – сокращались мышцы с правой стороны. Такой «перекрест» доказывал, что прибор воздействует на нужные участки: полушария мозга контролируют правую и левую половины тела «наоборот».
Под влиянием переменных магнитных импульсов в тканях мозга запускается слабый ток, который и стимулирует нейроны. Теоретически можно воздействовать на мозг непосредственно электрическими импульсами. Но в отличие от магнитного поля они очень плохо проникают сквозь твердую кость – ее сопротивление току в 8–15 раз больше, чем у мягких тканей. Не в последнюю очередь именно поэтому электроды вставляют прямо в мозг, а не прикрепляют липучками к нужной части головы. К тому же, когда не мешает крышка черепа, подвести электрод можно чуть ли не к конкретному нейрону. Воздействие снаружи куда менее точное. Поэтому транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС), как назвали новый метод, быстро стала популярной.
Сегодня ТМС чаще проводят с помощью специальных аппаратов, напоминающих кресло зубного врача, или даже плотно используют прилегающие шапочки наподобие тех, что надевают в бассейне. Стимулируя разные зоны мозга, можно, например, заставить человека смеяться без причины или просто перестать думать о грустном. В 2008 году Федеральное управление США по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов (оно же FDA, аналог российского Роспотребнадзора) одобрило методику лечения депрессии при помощи ТМС.
Магнитное поле здорово улучшило настроение и ученым, которые ищут биологическую основу силу воли. В 2010 году в престижном журнале Nature Neuroscience вышла статья нейрофизиологов из Швейцарии и США, которые локализовали в голове место, где «сидит» самоконтроль [18]. Исследователи предлагали добровольцам забрать примерно 30 швейцарских франков сейчас или же заглянуть в лабораторию через пару недель и уйти с 37 франками (в 2010году, когда проводился эксперимент, за один франк давали 29 рублей). Ученые специально сделали разницу между вознаграждениями не слишком существенной: получить больше денег в любом случае логичнее, но если суммы отличаются, скажем, в 10 раз, даже самые импульсивные товарищи, скорее всего, заставят себя потерпеть полмесяца. Эта ситуация напоминает то, что происходит в реальной жизни: если бы за неделю без десертов можно было сбросить 20 кг, людей с лишним весом вокруг вообще бы не было. Но когда после недели мучений на весах в лучшем случае минус 1 кг, как не потерять остатки самообладания и не пойти в магазин за самым нажористым тортиком!
Все испытуемые принимали решения, лежа в аппарате ТМС, но что именно стимулируется магнитным полем (и стимулируется ли вообще), они не знали. Между тем ученые воздействовали именно на ПФК. Добровольцы, которым возбуждали эту область, мешая ей нормально работать, в два раза чаще предпочитали забрать меньшую сумму сейчас, чем ждать две недели, чтобы получить на 7 франков больше.
Вентромедиальная часть ПФК работает как фильтр, сдерживая порывы лимбической системы
Но только лишь знания, где «сидит» самоконтроль, недостаточно для того, чтобы разобраться, почему одни способны бросить курить и никогда не покупают в магазине ненужных вещей, а другие не в состоянии отказаться даже от самых вредных соблазнов. Важно еще понимать, как именно работает это хранилище силы воли. Похоже, в последние годы стала вырисовываться более или менее непротиворечивая теория. Как мы только что выяснили, наша решимость сделать что-нибудь не слишком приятное, но важное для глобальных целей или, наоборот, не сделать нечто привлекательное, но могущее реализацию этих самых целей отодвинуть, связана с умением подавить позывы лимбической системы. И первый бастион, который призван не допустить разгула вредных желаний, – это вентромедиальная часть ПФК, участок внизу префронтальной коры, ближе к саггитальной плоскости (см. рис. 3.4). С ней очень тесно связана орбитофронтальная ПФК, поэтому исследователям бывает сложно отделить их работу и функции.
Вентромедиальный участок ПФК постоянно общается с лимбической системой: именно он отвечает за обработку поступающих от нее желаний. Можно сказать, что вмПФК «очеловечивает» животные порывы лимбической системы, соотнося их с приемлемыми социальными нормами. Пациенты с повреждениями в этой зоне постоянно отпускают скабрезные шуточки, жестоко глумятся над товарищами, неуемно хвастаются, воруют и лгут [19]. При этом они отдают себе отчет, что нарушают принятые в обществе нормы, но сдержать себя не могут [20]. Люди, у которых вентромедиальная или орбитофронтальная ПФК не повреждена, но в силу «конструкционных» особенностей работает не очень, позволяют себе излишне расслабляться и потакать своим слабостям, потому что над ними не властен один из главных сдерживающих факторов – явное и неявное давление социума. Классический пример того, что бывает, если эта зона «выключается», приведен во врезке.
Говоря о том, насколько вмПФК важна для нашей личности, невозможно обойтись без истории американца Финеаса Гейджа – самый яркий пример того, что бывает, если эта часть мозга выходит из строя. Гейдж, добросовестный, трудолюбивый, компанейский и очень энергичный человек работал на железной дороге: он был прорабом одной из бригад, которая подготавливала территорию для прокладки путей. 13 сентября 1848 года бригаде Гейджа поручили взорвать скалу неподалеку от городка Кавендиш в штате Вермонт. Рабочие заложили в глубокое узкое отверстие порох, и Гейдж аккуратно утрамбовывал его железным ломом, чтобы потом насыпать сверху песок. Но тут один из рабочих отвлек его каким-то вопросом, Гейдж обернулся и не заметил, как лом высек из скалы искру. Порох рванул, железный лом со страшной скоростью вылетел из керна и насквозь пробил Гейджу череп. Он вошел с левой стороны под глазом, вышел позади левого глаза и упал на землю в 25 метрах от места взрыва. К изумлению товарищей, Гейдж остался жив и даже не потерял сознание. Его быстро доставили к врачу Джону Харлоу, тот обработал раны и выхаживал пациента следующие несколько месяцев.
Спустя всего 10 недель после аварии Гейдж вернулся домой, и хотя физически он быстро поправился, вернуться на прежнюю работу не смог. Дело было в характере Гейджа, который радикально изменился. Вот что писал о пациенте доктор Харлоу: «Травма нарушила равновесие между его интеллектуальными способностями и животными склонностями. Он стал порывистым, ведет себя неуважительно, временами оскорбляет окружающих, используя грубейшие ругательства, чего раньше за ним никогда не водилось. С товарищами исключительно непочтителен, раздражается на советы и ограничения, которые противоречат его желаниям. Временами вдруг проявляет необычайное упрямство. При этом он капризен и нерешителен, все время придумывает планы на будущее, которые, однако, никогда не реализует, так как они сменяются новыми, которые кажутся ему более привлекательными. Ребенок по своим интеллектуальным возможностям и суждениям, он проявляет животные страсти взрослого мужчины».
Несложно заметить, что подобные черты, пусть и в меньшей степени, свойственны импульсивным людям. И теперь самое время сказать, какую же часть мозга повредил лом. Разумеется, он задел огромное количество разных зон, но одна пострадала особенно сильно: после аварии у Гейджа осталась, в лучшем случае, половина вентромедиальной префронтальной коры. Без этого внутреннего тормоза, который сдерживает неуемные порывы лимбической системы, невозможно как следует строить планы и добиваться отдаленных целей. Человек поддается любым сиюминутным желаниям, потому что в каждый конкретный момент они представляются ему невероятно значимыми. Мощь взращенной миллионами лет эволюции лимбической системы колоссальна, и без фильтра вентромедиальной ПФК, отсекающего часть ее воздействия, сиюминутные требования лимбической системы всегда пересилят умозрительную ценность отдаленных целей.
Наш внутренний командор Спок – дорсолатеральная ПФК – заставляет нас действовать рационально
Но далеко не все люди, у которых вентромедиальная префронтальная кора в идеальном состоянии, умеют использовать ее активность во благо – некоторые делают это исключительно во вред. В чем секрет? Ученые не сомневались, что в мозгу есть еще какие-то сигналы, которые направляют деятельность нашего мозга в правильное русло. И оказалось, что сигналы эти исходят из той же части префронтальной коры, которой мешали работать швейцарские ученые, при помощи магнита побуждавшие добровольцев забирать меньшую сумму, но зато прямо сейчас (они воздействовали не на всю ПФК, а только на небольшой ее участок). Исследователи называют эту зону дорсолатеральной префронтальной корой14 (длПФК), и стимуляция этой области – в том числе и «изнутри головы», т. е. собственными мыслями – заставляет людей отказываться от более приятного, но потенциально неправильного выбора в пользу менее соблазнительного, но зато со всех сторон правильного. В нашем анимированном изложении дорсолатеральная префронтальная кора будет командором Споком из саги «Стар Трек» – сверхрациональном персонаже, который действует, руководствуясь исключительно логикой. И как Спок в сериале порой дает волю эмоциям, так и длПФК некоторых людей периодически сбоит.
Наглядный пример того, насколько длПФК важна для жизни, был описан еще в 1984 году: студент, у которого после травмы эта зона оказалась повреждена, один за другим провалил все экзамены и вылетел из колледжа – при том, что проблем с усвоением материала у него не было. Он просто не мог заставить себя сесть за книжки [21]. Похоже, наш внутренний Спок все время бубнит: «Сладости вредно, брось. Спорт полезен, вставай с дивана. Откладывать деньги на пенсию правильно. Тебе не нужна новая приставка». Дорсолатеральная префронтальная кора – оплот рацио в нашем мозгу, средоточие логики и интеллектуального анализа. Эволюционно она развилась позже остальных зон мозга и окончательно созревает только у взрослых, не раньше 18–20 лет.
Дорсолатеральная ПФК – главный начальник, который принимает окончательное решение, поддаваться соблазну или нет
Как именно работает длПФК, выяснили американские нейрофизиологи из Калифорнийского университета в Пасадене в 2009 году [22]. Ученые предложили испытуемым 50 вариантов угощений и попросили раскидать их по шкалам «вкусно-невкусно» и «полезно-вредно» – так исследователи определили ценность каждого блюда (учитывая, что все участники сидели на диете, теоретически самыми ценными должны были оказаться максимально полезные блюда, но часто первое место по ценности занимал, например, гамбургер). Затем добровольцам предложили выбрать между какой-нибудь неполезной вкусняшкой и условным обезжиренным йогуртом или другой едой, которую участники сочли умеренно вкусной и умеренно здоровой. Как и в реальной жизни, одни участники плюнули на пользу и предпочли съесть что-нибудь вредное, но вкусное, а другие удержались и мрачно довольствовались йогуртом. Как водится у исследователей, все это происходило в МРТ-сканере – и прибор показал очень интересные вещи.
Независимо от того, удержались ли испытуемые от соблазна съесть вредное, их вентромедиальная ПФК активировалась тем сильнее, чем выше была для человека ценность блюда. Но у тех, кто в итоге предпочел вкусную еду здоровой, активность была заметно больше, когда им предлагали более аппетитный, но менее полезный перекус. Можно предположить, что активность вмПФК отражает ее усилия по сдерживанию порывов лимбической системы, которая, разумеется, предпочитает жирный сладкий пончик постному йогурту. Если напор лимбической системы слишком мощен или сил вмПФК недостаточно, на выходе из «фильтра» мы все же получим желание съесть вредное, но вкусное. Однако самая существенная разница между добровольцами обнаружилась в момент выбора еды: у тех, кто смог совладать с порывом съесть пончик, ярким светом загоралась длПФК – командор Спок не допустил срыва диеты. У проигравших в борьбе с искушением активность в этой зоне оставалась низкой. Более того, распределение сигналов на экране МРТ указывало, что длПФК способна усмирять вмПФК, если в ответ на предложение съесть любимый вид конфет она не справилась с натиском лимбической системы и сказала «да».
Дорсолатеральная часть ПФК – это, простите за дурацкий каламбур, головной офис, где принимаются окончательные решения о том, как именно отреагировать на стимул извне, в нашем случае – на соблазн. В него стекается информация из других подразделений, в частности от вмПФК, которая фильтрует капризы лимбической системы, а также приходят донесения от передней поясной коры – «телохранителя», который отсекает конфликты между сиюминутными надобностями и глобальными целями. Ученые полагают, что контакт между «головным офисом» и «телохранителем» критически важен для самоконтроля. Узрев конфликт, «телохранитель» тут же рапортует в «офис», что для принятия правильного решения необходима когнитивная поддержка внутреннего Спока. Получив донесение, командор Спок берет на себя контроль над процессом и помогает «полицейскому», т. е. дФМК запретить незаконное действие. И мы все же отказываемся от предложения выпить пива с друзьями и идем в спортзал. Если «телохранитель» недостаточно оперативен или он в принципе плохо замечает конфликты, информация о том, что над нашими глобальными целями нависла угроза, не попадает в «головной офис», и мы безо всяких угрызений совести задвигаем сумку с формой и кроссовками под стол и идем в кабак. Если же подтормаживает вмПФК, то все происходит еще быстрее. Лимбическая система гораздо шустрее новой коры, поэтому радость предвкушения захлестнет вас задолго до того, как вы даже начнете размышлять о спортзале. Выбегая на встречу с друзьями, вы, может, и вспомните, что обещали себе не пить слишком часто, но мысль эта потонет во всепоглощающем ожидании удовольствия. Тот же плачевный результат получается в случае, если вмПФК пытается справиться с лимбической системой, но терпит неудачу – то ли из-за собственной слабости, то ли из-за силы эмоционального «хочу».
Благодаря недюжинным способностям к анализу и оценке Спок вычленяет из происходящего самое главное (например, понимает, что новый эпизод сериала закончится в половине второго ночи, а в семь утра надо вставать на работу) и удерживает это главное в рабочей памяти. Дорсолатеральная префронтальная кора сравнивает два стимула, объекта или возможности на предмет их относительной ценности. Если предложить людям с повреждениями длПФК рассортировать карточки с рисунками, руководствуясь каким-либо правилом, а потом это правило поменять, они продолжат раскладывать карточки так, как делали изначально. И, похоже, этот регион мозга очень во многом отвечает за то, насколько сильна будет наша мотивация во что бы то ни стало добиться задуманного, несмотря на многочисленные соблазны.
Сила мотивации зависит от работы разных зон мозга
Мотивация, или побуждение к действию – способность, не обсудив которую бессмысленно говорить о силе воли. Если человек в принципе ничего не хочет, то ему все равно, добьется ли он результатов хоть в какой области. Держать слово и выполнять данное себе обещание можно лишь тогда, когда есть цель, ради которой имеет смысл отказываться от сиюминутных удовольствий. Чем сильнее человек хочет добиться цели, тем выше вероятность, что он потерпит и пожертвует немедленной радостью, если она грозит разрушить его большие планы.
Специальной зоны мозга, в которой сидит мотивация, не существует. То, насколько сильно конкретный человек будет стремиться к намеченной цели, зависит от работы многих отделов. Более того, можно разделить мотивацию как таковую и мотивацию делать или не делать какие-то определенные вещи. Например, чтобы заставить человека захотеть поесть – вообще, а не чего-то конкретного, достаточно простимулировать небольшую зону гипоталамуса. Стимуляция другой зоны, наоборот, приносит ощущение сытости, даже если съедено совсем немного. В лаборатории можно стимулировать мозг при помощи электрического тока или магнитного поля, в реальной жизни этим занимаются нейромедиаторы. Подробнее о том, как они работают, мы будем говорить в следующей главе, а здесь отмечу, что нарушения в любой из систем, которые отвечают за синтез, распределение и утилизацию нейромедиаторов, могут очень сильно влиять на нашу способность терпеть и долго трудиться ради выбранной цели. То же самое относится и к гормональным системам: многие приказы мозга реализуются в теле через изменение гормонального состояния, и, если с гормонами не все в порядке, активности мозга не хватит для того, чтобы выдержать долгую дистанцию к светлому будущему.
К зонам мозга, которые реализуют общую мотивацию, относят гипоталамус, миндалину, элементы системы поощрения, в первую очередь связку вентральная область покрышки – гипоталамус, и определенные зоны префронтальной коры. Когда мы видим (или представляем) какой-то возбуждающий стимул, скажем, самого себя, пробегающего полумарафон, нейроны вентральной области покрышки возбуждаются и выделяют нейромедиатор дофамин, стимулируя нас добиваться цели – т. е. выйти на пробежку и преодолеть чуть большее расстояние, чем днем ранее. Префронтальная кора, в первую очередь ее дорсолатеральная часть, отвечает за презентацию желаемой цели и удержание ее в голове. Прилежащее ядро (ПЯ, мы подробно поговорим об этой зоне дальше) получает информацию от ПФК и вентральной области покрышки, активируется и дарит нам приятные ощущения. Заодно ПЯ участвует в подборе оптимальной программы действий, при помощи которых мы будем поставленной цели добиваться.
Работа дорсолатеральной ПФК определяет, насколько сильна будет наша мотивация
Для сильной мотивации необходимо, чтобы все эти системы нормально работали и хорошо взаимодействовали между собой. Но, похоже, определяющую роль играет именно длПФК. В одной из недавних работ было показано, что работа этой зоны в конечном итоге влияет на то, насколько мотивированным будет человек. Когда мы представляем награду, которую планируем получить, если добьемся своей цели, дорсолатеральная ПФК активируется напрямую, а прилежащее ядро и вентральная область покрышки – только через ее посредничество [23]. Есть данные, что в поддержание мотивации вовлечены и другие зоны ПФК, например, ее орбитофронтальная и медиальная части, которые больше чувствительны к вознаграждению [24] – то есть острее реагируют на приятные стимулы, но главный «босс» – это все-таки длПФК.
Лабораторные эксперименты показывают, что активность правой и левой половин длПФК у всех людей разная. И по особенностям их работы можно предсказать, насколько хорошо испытуемый будет сдерживать свои порывы совершить нечто неправильное15 [25]. Более того, оказалось, что людей, у которых активнее левая половина длПФК, и «правосторонних» мотивируют совершенно разные вещи. Повышенная активность левой половины дорсолатеральной ПФК – верный признак, что человек будет особенно чувствительным к положительным стимулам. Иными словами, он будет с готовностью делать что-либо, если знает, что впереди его ждет награда. А вот для людей с активной правой половиной длПФК лучшим стимулом предпринимать какие-то действия будет страх неприятностей, которые произойдут, если они не выполнят то, что собирались [26].
Эти особенности поведения соответствуют биологической теории мотивации, предложенной британским нейропсихологом Джеффри Греем, который делил людей на два основных типа в зависимости от особенностей их поведения. Поступки людей первого типа определяются прежде всего положительным подкреплением, за реакцию на которое отвечают мозговые механизмы, названные Греем BAS (behavioral activation system – система активации поведения). Основная мотивация таких людей, которая определяет их действия, – это стремление к вознаграждению. Люди второго типа сильнее реагируют на негативные стимулы, и соответствующие структуры мозга ученый обозначил как BIS (behavioral inhibition system – система торможения поведения). Основной мотиватор поведения людей этого типа – стремление избежать проблем.
Грей разработал свою теорию в 1970 году. В то время исследователи гораздо меньше знали о том, какие структуры мозга определяют наше поведение и как именно. И хотя мы по-прежнему не можем однозначно связать тот или иной тип поведения с работой конкретных областей мозга, примерное понимание у исследователей есть. В частности, можно говорить о корреляции между активностью левой половины длПФК и выраженностью поведения по типу BAS. Повышенная активность правой половины дорсолатеральной префронтальной коры связана с проявлениями BIS [27]. Чтобы определить, к какому из типов поведения склонны вы, пройдите тест, предложенный во врезке. Это поможет лучше понять, какие стимулы сделать или не сделать что-то ради будущей большой цели будут эффективны именно для вас.
Это один из самых популярных опросников, который позволяет определить чувствительность человека к положительным и отрицательным стимулам. Для людей, которые более чувствительны к положительным стимулам, основной мотивацией в жизни является стремление к удовольствиям. Те, для кого важнее отрицательные стимулы, в первую очередь стремятся избежать неприятных и болезненных ощущений. Уверенно определить, какая мотивация преобладает в ваших поступках, может только профессиональный психолог, но самостоятельно пройдя опросник, можно тем не менее получить приближенное представление. Ниже приведена русскоязычная версия опросника (с изменениями) [28].
Инструкция: перед вами утверждения, с которым нужно согласиться или не согласиться. Пожалуйста, оцените свое отношение к каждому утверждению, выбрав один из представленных ниже вариантов. Пожалуйста, ничего не пропускайте и будьте искренни в своих ответах. Отвечая на вопрос, не обращайте внимания на следующий или предыдущий пункты – иными словами, не старайтесь быть «последовательными» в своих ответах.
Диапазон оценок:
4 = очень верно для меня
3 = скорее верно для меня
2 = скорее неверно для меня
1 = абсолютно не верно для меня
Люди, набравшие больше баллов в шкале «BAS: Реактивность на стимулы награды» склонны проявлять много положительных эмоций и активизироваться, если ситуация обещает какую-то награду или исполнение их желания. Те, у кого много баллов в категории «BAS: Настойчивость», склонны упорно добиваться своих целей. Люди, чьи ответы тяготеют к категории «BAS: Поиск развлечений», предрасположены импульсивно стремится к удовольствиям. Люди, набравшие много баллов в категории «BIS», отличаются повышенной чувствительностью к негативным стимулам: избегание неприятных ощущений для них намного более сильная мотивация, чем поиск и стремление к положительным.
Система поощрения дает нам приятные ощущения и закрепляет эти воспоминания на уровне высших мозговых центров
Мы разобрались с основными процессами, которые происходят в голове, когда нам нужно решить, купить ли шестнадцатую пару джинсов («Но они же такие красивые!») или все же отложить деньги на отпуск, и теперь самое время немного усложнить картину. Выше я несколько раз упоминала систему поощрения – комплекс структур, задача которых – выдавать организму порции приятных ощущений, если он делает то, что увеличивает шансы на выживание (по доисторическим стандартам). Система поощрения – часть лимбической системы, маленькая внутричерепная фабрика удовольствия и его предвкушения. Когда мы делаем что-то правильное с точки зрения системы поощрения, например, собираемся съесть вкусный ужин, попить воды в жаркий день или заняться сексом, в ней выделяется дофамин.
Главные компоненты системы поощрения – вентральная область покрышки и вентральный стриатум. Первая зона буквально усеяна нейронами, выделяющими дофамин: именно отсюда он расходится по мозгу. А вентральный стриатум и входящее в него прилежащее ядро (ПЯ) – основной пункт назначения дофаминовых посланий. К вентральному стриатуму стекается и из него вытекает огромное количество дофаминовых ручейков, многие из которых ведут прямиком в префронтальную кору. У геймеров, которые проводят с приставкой больше трех часов в день, эта зона заметно крупнее, чем у тех, кто играет лишь время от времени. Кроме того, она заметно более активна и сильно возбуждается как от выигрыша, так и от проигрыша [29]. Дофаминовая «дорожка» от вентральной области покрышки к вентральному стриатуму называется мезолимбическим дофаминовым трактом, и это главный маршрут нейромедиатора в мозге.
Второй важный дофаминовый «путь» системы поощрения называется мезокортиколимбическим трактом: он ведет от вентральной области покрышки прямиком в кору больших полушарий и главным образом в лобные доли, где сосредоточены самые «умные» части нашего мозга. В ответ на «правильные» стимулы активируются все зоны, разбросанные вдоль мезокортиколимбического тракта. Таким образом память об удовольствии, которое дает то или иное действие, закрепляется не только на уровне примитивных структур мозга, но и в самой продвинутой его части. Именно благодаря этой связи мы можем учиться: запоминание и использование новой информации сопровождается активацией системы поощрения.
Кроме вентральной области покрышки, вентрального стриатума и входящего в его состав прилежащего ядра к зонам мозга, которые входят в систему поощрения, обычно относят передний таламус, гипоталамус, гиппокамп, орбитофронтальную кору, переднюю поясную кору и вентральный паллидум, он же «бледный шар» – в общем, все регионы, которые находятся в пределах больших дофаминовых путей. Поэтому сегодня ученые редко используют термин «система поощрения», предпочитая говорить о «путях поощрения» (reward curcuits).
Хотя специалисты очень активно исследуют систему поощрения, до конца принцип ее работы неясен. Долгое время считалось, что чувство удовольствия, которое дают нам «правильные» действия, обеспечивается непосредственно дофамином. Но в последние годы стало ясно, что это не так. Подробнее о том, как работает дофамин и почему он все-таки критически важен для работы системы поощрения и самоконтроля, мы поговорим в следующей главе. Но хотя дофамин и не доставляет нам приятных ощущений, само это чувство, очевидно, рождается именно в системе поощрения. Ученые полагают, что истинные центры удовольствия, или горячие точки гедонизма (в английском используется термин hedonic hotspots, в русском устоявшегося обозначения пока нет), которые дают нам ощущение блаженства разной степени интенсивности, находятся в наружной части прилежащего ядра – его оболочке, вентральном «бледном шаре», парабрахиальных ядрах варолиева моста, островковой и орбитофронтальной коре [30]. Но каковы физиология и биохимия чувства приятного, исследователи пока не знают.
Сбой в работе прилежащего ядра – причина неконтролируемых желаний, в том числе желания немедленно опустошить холодильник
Неполадки в работе системы поощрения радикально влияют на нашу способность контролировать порывы. Искаженная оценка, что приятно, а что неприятно – прямой путь к всевозможным зависимостям. У наркоманов, алкоголиков, «запойных» геймеров и людей с пищевыми расстройствами различные части системы поощрения работают не так, как им положено. Очень часто сбоит прилежащее ядро – важнейшая часть вентрального стриатума и возможный источник «истинного» чувства удовольствия. Всего прилежащих ядер два – по одному на каждое полушарие, и они отвечают за то, чтобы лимбическая система и префронтальная кора полноценно взаимодействовали друг с другом и обменивались информацией. Можно сказать, что ПЯ для этой части мозга – аналог шины в компьютере, посредника, который передает данные от центрального процессора другим подсистемам. Кроме того, с работой ПЯ связывают формирование «подкрепленных» эмоциями воспоминаний и, соответственно, способность к обучению. Обучение – одна из важнейших функций ПЯ. Когда мы осваиваем какой-то навык, именно его подкрепляющие сигналы поступают в кору, повышая значимость «удачной» поведенческой программы. При этом субъективно человек испытывает положительные эмоции. Местоположение, связи и функции прилежащего ядра не оставляют этому региону ни единого шанса остаться в стороне от контроля за силой воли. И действительно, жестокий опыт с молочным коктейлем выявил, что этот регион причастен к одному из самых страшных кошмаров всех, кто сидит на диете, – запойному обжорству (в английском – binge eating) или, проще, – неконтролируемому жору [31].
Людям, у которых нет проблем с весом, этот зверь незнаком, но форумы для худеющих полны душераздирающих историй, как после нескольких дней/недель/месяцев строгих ограничений голодающий сорвался, съел одну конфетку или порцию макарон с сыром – и понеслось. После небольшого отступления от диетического режима люди опустошают холодильники, идут в магазин и покупают сладости на все имеющиеся деньги, специально приходят в ресторан, где выбирают самые вредные блюда из меню и сметают заказанное подчистую, даже если потом не могут встать. Стихийное бедствие в лучшем случае длится несколько часов, но нередко затягивается на недели. С муками потерянные килограммы стремительно возвращаются, человек страдает от осознания собственной никчемности, в расстройстве ест еще больше, вес растет, но человек продолжает поглощать все подряд («А, чего уж теперь…») – короче, мрак.
Неконтролируемое обжорство знакомо почти всем регулярно худеющим16. Ученые решили выяснить, нет ли у этого неприятного состояния физиологической причины, и заодно поиздеваться над считающими калории. Исследователи пригласили к себе 50 человек, которые сидели на диете, якобы для того, чтобы изучить, как охлаждение ротовой полости влияет на четкость картинки МРТ-сканера (как вы помните, ученые обожают обманывать добровольцев). В качестве контроля коварные экспериментаторы позвали 50 человек, которые никогда не сбрасывали вес и не собирались этого делать. Когда ничего не подозревающие «похудальцы» пришли в лабораторию (их специально попросили немного поголодать перед опытом), выяснилось, что «охлаждать ротовую полость» нужно при помощи небольшого ведерка (425 мл) шоколадного молочного коктейля. К калорийному кошмару (в каждой порции было 885 ккал – примерно две трети дневного рациона, который разрешают не очень зверские диеты) случайным образом приговорили половину испытуемых, а оставшиеся счастливчики «охлаждались» водой.
После того как испытуемые выпивали ведерко до дна, их укладывали в МРТ-сканер и показывали разные картинки – в том числе изображения соблазнительной, но вредной еды (именно они и были главными, остальные картинки были отвлекающим маневром). И неожиданно оказалось, что мозг худеющих и равнодушных к диетам людей совершенно по-разному реагирует на фотографии картошки фри и тортиков. При виде чего-нибудь вкусного прилежащее ядро худеющих, которым достался молочный коктейль, загоралось ярким светом – в то время как у объевшихся (точнее, опившихся) нехудеющих ничего такого не происходило. И наоборот: ПЯ голодных людей, которые не были озабочены сбросом веса, в ответ на фото еды ярко светилось – в отличие от ПЯ диетчиков.
Прилежащее ядро отвечает за то, чтобы мы вовремя удовлетворяли насущные потребности, и для этого выдает порции приятных ощущений, если мы делаем все правильно: например, едим питательную и калорийную еду. Поэтому, когда здоровый голодный человек видит бутерброд с маслом, его ПЯ начинает активно работать, побуждая этот бутерброд поскорее съесть. Когда здоровый человек сыт, пища перестает быть благом – и в этом состоянии ПЯ совершенно равнодушно к бутерброду и вообще любым вкусняшкам. У людей с расстройствами пищевого поведения все иначе: когда они голодны, бутерброды или булочки не вызывают отклика ПЯ – вероятно из-за того, что такие люди «затюкали» его постоянными мыслями о том, как вредно есть вообще, не говоря уж о том, чтобы есть что-то калорийное. Но стоит им нарушить диету и вкусить запретного, как прилежащее ядро словно компенсирует все свои унижения и бешено активируется, даже если человек физически уже наелся. Похожий эффект проявляется у завязавших алкоголиков и наркоманов, которые вдруг пропускают рюмочку или получают дозу [32]. Растравленное ПЯ заставляет человека снова и снова припадать к источнику приятного, и остановить этот процесс очень сложно. С другой стороны, недостаточная активность прилежащего ядра может сказываться на способности к обучению: если при усвоении нового человек не ощущает приятных эмоций, этот затратный умственный процесс ему быстро наскучивает.
Оперативная память – еще одна важная составляющая силы воли
Итак, мы разобрались с тем, какие ключевые структуры мозга отвечают за нашу способность сдерживать свои порывы. Все эти данные – не истина в последней инстанции и уж точно не окончательная картина. Ученые продолжают исследовать силу воли и все время обнаруживают новых игроков, которые влияют на эффективность базовых механизмов. И один из таких игроков – рабочая память, которую иногда называют оперативной по аналогии с компьютерными терминами. Рабочая память – способность удерживать в уме и оперировать сравнительно небольшими фрагментами информации, которые необходимы, чтобы решить текущую проблему. Это одна из важнейших исполнительных функций (ИФ) мозга, и она не беспредельна. Как вы помните, под термином ИФ объединяют высшие процессы мозга, которые позволяют нам планировать и изменять свои действия с учетом всех сложных стимулов – как внутренних, так и внешних.
Обычно, говоря об оперативной памяти, люди подразумевают способность удерживать в голове список покупок в течение получаса блужданий по супермаркету. Или талант не забыть, как зовут вашего собеседника, хотя бы на протяжении разговора. Или еще что-нибудь в этом роде. В действительности же оперативная память – мощнейший инструмент, благодаря которому мы как бы подсвечиваем в голове различные аспекты окружающего мира и используем их для того, чтобы корректировать поведение. Другими словами, именно оперативная память поддерживает значимость наших принципов и целей. Поясню на примере.
Оля, работающая в офисе молодая девушка, сидит за своим столом и понимает, что хочет пить. Жарко, и Оля решает, что баночка чего-нибудь холодненького из автомата в коридоре отлично утолит жажду. Оля берет кошелек, встает из-за стола, доходит до автомата и смотрит, что в нем есть, чтобы сделать выбор. Больше всего Оле хочется выпить колы, она уже почти готова набрать нужный код на клавиатуре автомата, но вспоминает, что обещала себе придерживаться здоровой диеты и ограничить количество сахара. Оля соображает, сколько она уже съела сегодня и «влезает» ли банка колы в дневной лимит калорий.
Кроме того, вспоминает Оля, коллега недавно жаловалась, что, когда она попыталась купить апельсиновый сок, автомат слопал деньги и ничего не выдал. Еще Оля понимает, что любой напиток из имеющихся в автомате в кафе на первом этаже стоит в два раза дешевле – но до кафе еще надо дойти через два длинных коридора и лестницу.
Пока Оля размышляет, что же выбрать – колу, сок или бутылку обычной воды – и где именно покупать, сзади подходит ее коллега Никита. Он явно тоже хочет что-то купить – в руках у него деньги, но, увидев Олю, задает вопрос про их совместный и очень важный проект. Отвечая Никите, Оля отвлекается от своих сложных размышлений и на автопилоте покупает колу [33].
В этом примере Олина рабочая память была загружена большим количеством всевозможных соображений, которые влияли на ее решение. Для того чтобы сделать максимально правильный выбор, Оля должна одновременно удерживать в голове все эти доводы, оценивать относительный вес каждого из них – т. е. соотносить их со своими приоритетами, долгосрочными и сиюминутными целями, да еще и игнорировать отвлекающие стимулы – явно выжидающую позу коллеги и его вопрос. Никита прервал напряженную мыслительную работу Оли и неявно заставил ее быстрее принимать решение. В итоге она пренебрегла своей целью перейти на здоровое питание и выбрала вредную, но вкусную колу.
Немедленное удовольствие, которое дает в жаркий день баночка холодный колы, плюс тот факт, что Оля изначально хотела купить именно ее, сделали нездоровый выбор максимально привлекательным. Опция «кола» в Олиной оперативной памяти светилась ярким светом. Если бы к автомату не подошел Никита и Оля еще немного поразмышляла бы о долгосрочных последствиях употребления сладких напитков (в отпуск она собирается поехать на море и уже купила красивый открытый купальник), виртуальная лампочка «бутылка обычной воды», скорее всего, разгорелась бы намного ярче остальных, и Оля взяла бы именно ее. Но Никита, задав вопрос по проекту, добавил в Олину рабочую память еще несколько переменных. Как мы говорили выше, емкость памяти ограничена, поэтому в Олиной голове остались только самые значимые опции, а так как мысль о лишних килограммах не успела «раскрутиться», максимальная значимость осталась за божественным (с Олиной точки зрения) вкусом колы.
Для того чтобы те или иные стимулы оставались значимыми, оперативной памяти необходимо хорошо справляться сразу с несколькими процессами: извлекать нужные данные из постоянных «архивов», записывать информацию во временное хранилище, удерживать сведения в активном доступе, совершать с находящимися в работе фактами какие-то действия. Более того, разные сведения имеют разный «активационный потенциал»: чем он выше, тем проще извлечь какой-то факт из архива и долго удерживать его «подсвеченным» в рабочей памяти. Активационный потенциал зависит как от особенностей самой кратковременной памяти, так и от работы других нейральных систем, например лимбической (для одних людей удовольствие от колы намного выше, чем для других) или длПФК. Способность оперативной памяти противостоять помехам определяет, как хорошо человек будет фокусироваться на текущей задаче. Если эта функция барахлит, часть содержимого рабочей памяти будет все время замещаться посторонними фактами, которые будут приобретать высокую значимость. Например, человек решительно сел учить новые слова на иностранном языке, но постоянно отвлекается то на беседу домочадцев на кухне, то на пиликанье телефона, то на мысли о скорых выходных.
Хорошо функционирующая оперативная память способна компенсировать первичную излишне эмоциональную реакцию на те или иные стимулы. Если бы у Оли из приведенного выше примера этот тип памяти работал чуть лучше, она гораздо быстрее извлекла бы из мозга все соображения относительно колы и ее воздействия на организм, сравнила их и логично заключила бы, что покупать надо бутылку воды – несмотря на то, что кола вкуснее. Значимость стимулов, которые изначально не рассматривались как привлекательные, вырастает за счет работы оперативной памяти. Такими изначально непривлекательными стимулами очень часто оказываются те отдаленные цели, которых мы хотим достичь. В отличие от банки колы, аппетитного куска пирога или открытой вкладки с Facebook они не стимулируют наше чувственное восприятие, поэтому рабочая память так важна, когда мы воспитываем силу воли.
Загрузка оперативной памяти ухудшает способность бороться с соблазнами, особенно если вам и так тяжело это делать
Можно сказать, что рабочая память – это компьютер, который высчитывает, насколько правильно будет поступить так или иначе в конкретной ситуации. Обычный компьютер, если его как следует нагрузить, например, запустить как можно больше программ, начинает тормозить, а то и вовсе зависает. Можно предположить, что оперативная память работает примерно так же: когда ее емкость переполняется, она теряет способность адекватно оценивать необходимые действия. Эффект «зависания» оперативной памяти при чрезмерной загрузке проявляется очень ярко, но не у всех людей.
В одном из экспериментов якобы по оценке того, как смена обстановки влияет на воспоминания покупателей, ученые предлагали добровольцам подкрепиться. В лабораторном меню было две позиции: шоколадный торт и скромный фруктовый салат. Непосредственно перед тем, как выбрать перекус, участникам на несколько мгновений показывали число, которое нужно было запомнить. Половине добровольцев досталось двузначное число, а половине – семизначное. Усилия по удержанию в памяти семизначного «монстра» радикально повлияли на выбор блюда. Стремясь не забыть его, участники, которые по тестам показывали высокую импульсивность, предпочитали торт в 84 % случаев. Когда запоминать нужно было двузначное число, они соглашались на торт в два раза реже. При этом люди, не склонные к импульсивности, выбирали вредный десерт с одинаковой вероятностью (38 %) независимо от того, какое число им нужно было воспроизвести17 [34].
Поделиться книгой: