Шапка live, или Искусство выживания

– А я бы съездил… – начал загораться идеей Волк. – Там ведь столько бывших знаменитостей, такие яркие типажи…

Встав, Красная Шапочка поправила короткий подол шелкового халатика, и Волк отвлекся.

– Вовочка, у тебя эфиры два раза в день. В принципе один прямой эфир мы имеем право заменить на запись, выложив цифровое подтверждение сегодняшнего дня. Но, во-первых, выкладывается запись, а не прямой эфир, то есть снимается десять процентов за передачу, а во-вторых, ты купил для своего «Герра Хуана» какую-то блестящую штуковину, мы докупили два новых свитера для эфира и… деньги опять закончились.

– Конечно же они закончатся! – со смехом согласился Волк. – Ты ведь и о себе не забыла, Оленька, прикупила к осени плащик, к нему сумочку, а к ним ботильоны.

– Быстро на кухню, на съемку! – прервала Волка Красная Шапочка.

Пока Волк переодевался в новый бежевый свитер и светлые джинсы, выставлял банки с «Ротемитом», тарелку, ложку и хлеб, Красная Шапочка настраивала камеру и колонки.

– А может, и хорошо, что собачье питание не из натурального мяса? – задумчиво произнесла она.

От «крамольного» заявления Волк, резавший хлеб, выронил на стол нож.

– Да как ты можешь говорить такое? – до потемнения своих желто-золотых глаз возмутился он. – Это почему же?

– Потому, что ради этого мяса животных жестоко убивают в адских условиях скотобойни!

Если уж Красная Шапочка что-то втемяшила в свою прекрасную голову, вытеснить это оттуда было совершенно нереально.

– Ладно, – сказал Волк.

За прошедшие две недели он уже понял, что спорить с Красной Шапочкой абсолютно бесполезно – любое давление вызывало у нее либо возмущение, либо слезы, либо и то, и другое сразу, что давало совокупный эффект одновременно грянувших пожара, затопления и капитального ремонта.

– И вообще, – Красная Шапочка уперла «руки в боки», переняв жест своей матушки. – Утренний эфир необходимо переписать, ты окончательно перестал скрывать свои чувства, а точнее отвращение к «Ротемиту».

– Перепишем все или только последнюю фразу? – расстроился Волк.

– Последнюю, – вздохнула Красная Шапочка. – А всю передачу я в монтаже подотру и соштопаю. Помнишь, как ты сидел? Давай, садись так же.

Волк послушно принял позу, практически идентичную той, в которой пророчил себе скорый конец от проклятого «Ротемита».

– Не зря говорят, что Александр Пушкин, – бодро начал Волк, – это наше всё. Ему принадлежит одно из великих по простоте высказываний: «Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом», и все зрители, в особенности мужчины, обязательно со мной согласятся.

Красная Шапочка показала большой палец, одобряя правильность выбранного Владимиром тона, взяла со стола яблоко и потрясла им.

– Но монодиета никогда не бывает полноценной. …Именно поэтому я добавляю в свой рацион немного посторонних продуктов, например зерновой хлеб, яблоки и салаты, но основу моего питания составляют консервы и сухие корма «Ротемит» самого широкого ассортимента, в чем вы легко можете убедиться, просмотрев предыдущие записи и подписавшись на мой сайт. – Подвинувшись, Волк взял яблоко из рук Красной Шапочки. В этот момент он вышел из объектива и показал рвотный рефлекс, отчего Ольга шлепнула его по лбу, призывая не отвлекаться.

– Дабы удостовериться в том, что скептики, утверждающие, – продолжил вещать Волк, – что собачьи корма делаются из отходов и неудобоваримы, абсолютно не правы. Может быть, какие-то и делаются, но не «Ротемит». «Ротемит» – гарантия здоровья и сытости вашего домашнего любимца.

Произнося эту тираду, Волк каждый раз не мог удержаться от небольшой доли похоронного юмора. И неудивительно – рядом с ним на столе уже стояла запечатанная пока еще консервная банка с вышеупомянутым «Ротемитом». С явно наигранным оптимизмом Волк вскрыл ее, выгреб содержимое на тарелку рядом с заранее уложенным Красной Шапочкой здоровым и очень полезным витаминным салатом из редиски, помидора и зеленого лука без соли и заправки, затем привычно уже наклонил голову и втянул воздух в ноздри, после чего изобразил на морде неземное блаженство.

Красная Шапочка некстати вспомнила, что, когда Волк попробовал проделать глубокий вдох впервые, ему сразу же потребовался визит в комнату, которую очень часто делают смежной с кухней, вероятно, для того, чтобы не надо было далеко носить кастрюлю с прокисшим борщом. А может, как раз для подобных случаев.

После этого Серов-Залесский предусмотрительно стал вставлять в ноздри ватные тампончики.

Красная Шапочка сама понюхала «изысканное лакомство» для благородных пород собак. На ее взгляд, пахло вполне приемлемо, можно сказать, аппетитно, как китайские консервированные сосиски, которые она так любила есть в детстве. Но на Волка ротемитовский аромат действовал получше копытня[1] или ипекакуаны[2].

– А собаки это едят, – с удивлением говорил Владимир. – И нос себе не затыкают ничем. Странно.

Впрочем, кроме запаха, существовал еще и вкус. Он хотя бы не вызывал тошноты, по крайней мере у Волка (как он сам прокомментировал, «едал я вещи и похуже в студенческие годы»), но и удовольствия не доставлял ровным счетом никакого.

Волк похудел, что хорошо было заметно Красной Шапочке, но не зрителям, поскольку шерсть Серова-Залесского скрывала худобу, но главное – он стал каким-то унылым, словно у него украли всю его жизнерадостность. И Красной Шапочке это совершенно не нравилось.

А еще вчера случилось небывалое. Укладываясь спать в общую постель, Красная Шапочка не ощутила ответной реакции со стороны Волка на ее обнимания и поглаживания плеч и живота.

– Меня мутит как-то неприятно, – с тоской объяснил Владимир и целый час извинялся и ворочался с боку на бок.

Вот тогда Оленька заверила Волка, что именно сегодня она сама не может заниматься любовью, но для себя решила укрепить рацион приятеля овощными салатами. А тот, встряхнувшись и нацепив профессиональную улыбку, продолжал мучить свой желудок и настроение…

– Как вы можете видеть, сегодня у нас на обед, – Волк покрутил перед камерой опустошенной банкой, – гуляш из тунца и лосося. Не стоит удивляться, рыба для собак не менее полезна, чем мясо, а, например, аляскинские ездовые лайки только лососиной и питаются и при этом проявляют просто чудеса выносливости, ведь им приходится быстро транспортировать тяжелые грузы по льду и снегу, перевозить людей с приличной скоростью и все это в крайне неблагоприятном климате. Тунец с лососем у меня в меню не впервые. На той неделе я его уже ел, хотя широчайший ассортимент продукции фирмы «Хастле Ротемит» позволяет в течение месяца не повторять одну и ту же пищу дважды… – Волк сделал паузу, потом вздохнул. – Потому что все равно их, похоже, делают из одного и того же гудрона.

– Ну, Вовчик, – Красная Шапочка успела остановить запись еще до того, как Серов-Залесский извлек из глубины собственного интеллекта свое огромное и выпирающее чувство юмора. – Так мы с тобой никогда не закончим!

– Ничего не могу поделать с собой, – смущенно ответил Волк. – Должен же я как-то компенсировать себе моральные страдания от поглощения этой малоудобоваримой субстанции? – Он махнул лапой и тяжело вздохнул: – Продолжаем!

Красная Шапочка включила запись:

– …но некоторые композиции из этого ряда достойны отдельного упоминания. К тому же прошлый раз я готовил ризотто с содержимым этой банки, а сегодня решил побаловать себя ее содержимым в чистом виде, – Волк отважно набрал вилкой неестественно-оранжевое месиво и принялся его поглощать, стараясь при этом аппетитно почавкивать. – Ах, тунец, о, восхитительный лосось! Оттенки вашего вкуса так приятно сочетаются между собой! Дорогие собаководы, можете не сомневаться – ваши любимцы останутся довольны, даже те, кто раньше рыбу на дух не переносил.

Впрочем, несмотря на все сказанное за кадром, Волк проглотил все, что было на тарелке, и даже вымочил кусочком бездрожжевого хлеба, похожего на провалявшийся несколько лет за шкафом ломтик ржаного кирпичика, остатки того, что компания гордо именовала соусом, после чего тщательно облизнулся.

– Откровенно говоря, я не отказался бы еще от одной такой баночки, – убедительно соврал он, – да кто же мне даст? К счастью, на вечер у меня заготовлен ливерный паштет из печенки «Ротемит». Напоминаю, что завтра я планирую в обед приготовить рассольник с телячьими почками «Ротемит» в желе, и в этом, как всегда, меня поддержит уже известная моим подписчикам Красная Шапочка, начинающая актриса.

– Котята, вы дома? – донесся из прихожей голос Марии Ивановны. – Я приехала вас кормить человеческой едой. Вовчик, ты мне поможешь?

– Кого надо загрызть? – спросил Волк, вставая с табуретки и выдвигаясь в коридор.

– Никого, по крайней мере пока. – Бабуля стояла посреди коридорчика, она сняла с себя бежевый плащ, при этом десяток амулетов на вязаном платье, представляющем собой арт-объект, зловеще стучали. – Достань-ка мне с серванта вазу, пожалуйста, я сама не дотянусь.

Волк решил не портить настроение сияющей от удовольствия Марии Ивановне. На обувную тумбочку в коридоре она пристроила огромный букет цветов.

Волк отправился в большую комнату, едва не столкнувшись в дверях с Красной Шапочкой.

– Привет, ба, – услышал он за спиной ее голос. Затем последовала пауза, сменившаяся восхищенным: – Ух ты, откуда такая красота?

Волк стащил с серванта пыльную вазу и вернулся в коридор с явным намерением протиснуться в ванную – вазу, как минимум, следовало отмыть от пыли. К этому моменту бабуля уже освободилась от плащика и стояла перед внучкой, а в руках у нее был, с точки зрения Волка, резко пахнущий веник срезанных растений.

– Какие шикарные хризантемы, – сказала Красная Шапочка, с умилением глядя на вышеупомянутый веник. – От кого, если не секрет?

– Вот тебе возьми все да и расскажи, – смутилась Мария Ивановна. – Секрет. Я же тебе говорила, у меня есть несколько поклонников. У нас в пансионате я считаюсь самой перспективной невестой. За мной три года ухаживают сразу два заслуженных артиста, а после того, как я стала сниматься в вашем сериале, их стало четверо.

– Не сомневаюсь в твоем обаянии, – Красная Шапочка разулыбалась, словно поклонник появился у нее самой. – Так вот где ты пропадаешь и не приезжаешь к нам?

– И да, и нет, – загадочно ответила Мария Ивановна, отдавая букет Волку. – Ты б, Вовчик, воды цветочкам налил, что ли? Цветочки – они влагу любят. А Красная Шапочка любит цветочки.

– Бабушка, ты ведь знаешь, у волков цветы дарить не принято, – вступилась за своего кавалера Красная Шапочка, – они цветов не различают, в смысле волки, и они для них слишком сильно пахнут, в смысле цветы.

– Прости, Вовочка, забыла на радостях, – поспешила извиниться Мария Ивановна.

– Я на вас не могу обижаться априори, вы для меня как родная, – заметил Волк, возвращаясь в ванную, дабы налить воды в вазу. – А такие подробности вообще мало кто знает. Люди настолько заняты собственными проблемами, что не только волками – друг другом абсолютно не интересуются, – начал ворчать Волк, но тут же осекся. – Но это ни в коем случае не про вас, Мария Ивановна.

– А ты все еще на своей диете сидишь? – заботливо спросила бабушка. – Я привезла из пансионатской столовой настоящего рассольничку. У нас домашняя кухня, все-таки готовят для бывших, но знаменитостей. А эту твою вонючую гадость есть невозможно…

– Ой, не травите душу, – ответил Волк, ставя вазу на кухонный столик. – Две недели еще мне это гов… говеть.

– Я рассольник не буду, – решительно отказалась Красная Шапочка. – Он с мясом, а я убитых животных не ем!

– Бедненький ты страдалец, Вовчик, – пожалела Волка Мария Ивановна. – Представляю, как тебе надоели блюда из огурцов и салата. Давай, я вам с Красной Шапочкой хоть оладушек испеку, это я, как ни странно, умею, а то, гляжу, ты совсем отощал. Только у вас из припасов, насколько я помню, типа муки, изюма и ванили, ничего нет. – Открыв холодильник, Мария Ивановна полюбовалась его белым и чистым нутром. – Совсем пусто.

Волк, конечно, отказался бы, но все его внутренности, начиная с мозга и заканчивая последней селезенкой, в один голос возмутились против подобного насилия над волчьей природой, и, чтобы не смалодушничать, он ответил уклончиво:

– Мы как раз в зоомагазин собирались, мне вовремя не переслали новую партию «Ротемита» – сказал он. – Вот и зайдем заодно в супермаркет. Вы нам списочек напишите, чего по хозяйству надо.

– Сейчас изображу, – согласилась Мария Ивановна, присаживаясь за стол. Ее взгляд невольно упал на букет. – Ах, какие хризантемы! Смотрю и не налюбуюсь. Жаль, что ты этой красоты не видишь.

– Я вижу красоту, – пожал плечами Волк. – Просто у нас понятия о ней немного разные.

* * *

«Списочек» Марии Ивановны традиционно оказался в два столбика по десять пунктов, и Волк с Красной Шапочкой сначала закупились по нему, отяготившись четырьмя пакетами, и лишь потом зашли за «Ротемитом». Однако тут их постигла неудача – зоомагазин оказался закрыт на переучет. Пришлось Волку с тяжелыми сумками и Красной Шапочке, сетовавшей на усталость, тащиться квартал до другого, более крупного зоомагазина.

Появление Волка вызвало настоящий гвалт – в отличие от маленького отдела в их супермаркете, это был целый салон, и в нем, кроме собачьего и кошачьего корма, одежек, поводков и прочего подобного продавались и живые зверушки. Появление Волка мелкопузая братия почему-то не одобрила: птицы принялись противно орать, крысы, хомяки и прочие шиншиллы – бегать как заведенные, котята – панически мяукать. Большущий котенок дорогого мейн-куна забился в угол клетки и шипел оттуда, сверкая глазами.

На фоне всего этого один из вольеров казался сосредоточием спокойствия среди всеобщего гвалта. И именно он и привлек внимание Красной Шапочки. Невозмутимый Волк, не обращая ни малейшего внимания на царящий вокруг филиал известной лондонской клиники Бедлам, протянул продавцу самолично им составленный список консервов, которые он наметил для собственной флагелляции[3] через желудок.

Когда продавец вытащил необходимое количество припасов, а Волк оплатил их карточкой, наш герой наконец заметил отсутствие Красной Шапочки и даже слегка встревожился и позвонил:

– Ты где?

– Иди сюда, – Красная Шапочка на корточках сидела у того самого спокойного вольера и улыбалась. – Глянь, какая мимимишечка!

– Зачем заводят собак? На охоту ходить не надо. Квартирка в Марьино – не особняк, и ее охранять не нужно, – зудел Разумей.

– Для того, чтобы хоть кто-то любил тебя всю свою короткую жизнь от первой минуты до последней. Когда ты приходишь домой, пес счастлив. Он готов отдать за тебя жизнь, ничего не прося взамен. На любовь и преданность способны только собаки, – растрогалась Внутренняя Богиня, и тут же ее настроение изменилось. – У нас появился конкурент, – обеспокоилась крылатая.

– Джорж Элиот, это английская писательница девятнадцатого века, сказала: «Животные – очень милые друзья: не задают вопросов и не критикуют», – напомнил Разумей Занудович.

Всматриваясь в клетку, Девочка-Девочка разулыбалась.

– А пусть заведется этот рыжий помпон, я все равно красивее. Вот помните, в одна тысяча семьсот шестнадцатом году у очередной нашей хозяйки была обезьянка, мы с ней почти подружились…

– Не ужились мы с той хозяйкой, – сурово напомнил Разумей Занудович. – Она решила, что у нее не все хорошо с головой, и травила себя таблетками…

– Вообще-то песик миленький, – прервала Разумея Внутренняя Богиня. – Действительно, пусть будет. Я с ним точно найду общий язык.

* * *

– Здрасьте! Меня зовут Дейзи, и я померанский шпиц. Трехцветный и очень пушистый, как шарик-пуховка. Но не с острой мордочкой, а с плоской, и стрижен я под медвежонка. Поэтому стою в три раза дороже обычного рыжего шпица.

– Я прямо слышу Внутренний Голос этого щенка, – обрадовалась Девочка-Девочка.

(Кто сказал, что шпицы не разговаривают? А вы не забыли, что наше повествование – сказка, а в ней и не такое возможно. Говорящий прямоходящий Волк вас почему-то не смущает, или режиссер Лев Львович со львиной шевелюрой, и даже пантерная сущность Красной Шапочки, проявляющаяся в ней в прекрасные интимные моменты занятия любовью.)

– В жизни я словес не глаголю, токмо рычу да вою. Иногда это чертовски неудобно, должен вам сказать. Я-то хозяев понимаю, конечно, когда они говорят о вещах конкретных, вроде сна, еды или прогулки… или когда ругаются, что, увы, с этими меркантильными и себялюбивыми созданиями случается куда чаще, чем хотелось бы одному отдельно взятому, чаще всего за шкирку, померанскому шпицу.

Зато они нас, псов, независимо от размеров, не понимают вовсе. Вот и попробуй, объясни этим бесчувственным громадинам, что маленькой собачке неплохо бы выйти на улицу для отправления, я извиняюсь, естественных потребностей!

Приходилось отправлять их там, где меньше заметно и максимально близко к улице, то есть в коридоре, среди обуви. Что гарантированно заканчивается порцией трепки. А что мне делать, скажите на милость? Я же не могу разорваться, правда? Как их приучить к тому, что регулярные прогулки с домашним любимцем не только полезны для здоровья, но и попросту физиологически необходимы. А? А меня считают за игрушку!

Посидели бы вы три проклятых месяца в гордом одиночестве в вольере размером со средний офисный аквариум, посмотрел бы я на вас! Хорошо, что я шпиц, а не овчарка, не то сбрендил бы в этом тюремном заключении.

А главное – за что?! Вот что я такого сделал, что меня таким жестоким образом засадили в кутузку? Я, конечно, шаловливый и непоседа, но даже нашкодить в своей жизни еще не успел, только-только родился. Мало им было разлучить меня с мамой, к которой я даже толком-то и не привык, с милыми братьями и сестрами, хм, которым, впрочем, я уже успел задать трепку, чтобы не лезли поперед меня к мамкиной сиське. А чего они? Я же есть хочу!

Видимо, это мне и было вменено в вину: в один прекрасный день какая-то громадина с женским запахом засунула меня в дурно пахнущую пластмассой корзинку и потащила куда-то. Я, между прочим, только-только ходить научился и на ногах еще стоял не очень. В общем, когда тетка меня куда-то принесла, меня от тряски банально, простите за неаппетитные подробности, вытошнило прямо на шикарный маникюр этой дамы. После чего я опять оказался в корзинке, а затем – в вышеупомянутом аквариуме.

Понятно, что после такого происшествия мое доверие к громадинам, которых матушка звала людьми, исчезло, как мое безмятежное прошлое в материнских объятиях. К тому же следующая громадина, попытавшаяся извлечь меня из моего узилища, пахла так же, как и та, что устроила мне веселую прогулку в пластмассовой корзинке. Вообще-то говоря, сам не знаю, как это произошло, но… в общем, я ее хорошенько цапнул. До крови. Ой, не стоило мне этого делать… слово «усыпить» я с младых ногтей от матушки слышал, и это слово было самым страшным в ее лексиконе.

Насколько я понимаю, меня какое-то время всерьез собирались усыпить и сделали бы это, не родись я таким милягой. Эх, а еще говорят – не родись красивым, а родись счастливым. Да не будь я таким, как выражается моя хозяйка, мимимишным – на свете меня вовсе не стало бы.

Но я-то не понимал, что дамоклов меч, занесенный надо мной, временно убран в ножны, и всех последующих визитеров подозревал в намерении укоротить мою линию жизни, как говорят громадины-люди. Потому вид у меня был неприветливый, и люди, посоветовавшись, вновь запирали меня в вольерчике.

Если первое время я ничего не мог поделать от страха, то затем немного отошел, но теперь начал тяготиться своим заключением. Пока я, забившись в уголочек, дрожал от ужаса, а по ночам плакал, вспоминая матушку, вольер не казался мне таким уж маленьким. Но я же щенок, я расту, мне бегать надо или хотя бы ходить, не туда-сюда по этому аквариуму-переростку, а по открытым пространствам.

Когда я стал задевать потолок сперва полукруглыми ушками, затем темечком, то понял – надо что-то делать. Или меня заберут отсюда хоть куда-нибудь, или я тут с тоски помру. От этих печальных мыслей меня охватила такая дикая тоска, что я улегся пластом и принялся петь собачью народную песню, по своему настроению вполне подходящую в репертуар Татьяны Булановой, которую так любит уборщица зоомагазина, иногда подкармливающая меня сухими вкусняшками.

Вероятно, меня в конце концов все-таки усыпили бы, даже несмотря на всю мою мимимишность и няшность, но, вероятно, я родился под счастливой звездой созвездия Гончих Псов. Тем более, что я твердо решил – следующий, кто мной заинтересуется, будет мною облизан с ног до головы, и уж точно кусаться, рычать и проявлять хоть малейшее недовольство я не стану.

Как назло, никто мной не интересовался очень долго, так что моя тоска, минуя стадию черной меланхолии, постепенно переходила в непроницаемое отчаяние. Я – самая несчастная собака во вселенной! Я рожден для того, чтобы страдать и умереть с тоски! Да лучше б меня усыпили, что ли…

– Люди, зачем вы так, за что? – выл я, но люди покупали какие-то мешки, упаковки, баночки, клетки с птицами, аквариумы с рыбками, а на меня не обращали ни малейшего внимания.

И когда я уже почти потерял надежду, все чудесным образом изменилось.

Итак, я сидел в своем вольерчике и вывыводил тихую песню, ни на что особо не надеясь. Я даже перестал смотреть на посетителей и гадать, кто из них мог бы захотеть купить себе симпатичного маленького щенка, который, как известно, лучший друг человека. Зачем? Никто все равно не купит. Потому-то я и не обратил внимания на то, как они появились. Вообще, самые важные события нашей жизни происходят без предупреждения, вы не замечали?

Короче, выл я, выл, тоскливо так… вдруг смотрю, подходит ко мне Она. Я, конечно, сужу со своих собачьих позиций, но мне Она показалась довольно красивой, и пахло от нее приятно – луговыми цветами и, немного, чем-то вкусным. Хотя сердце чуть-чуть тревожно екнуло, что-то такое в Ней было кошачье, но в моем положении это не имело никакого отрицательного значения. Ну, красивая, ну, пахнет приятно, так ведь их много красивых, приятно пахнущих. Подойдут, уставятся, скажут «какой песик миленький» – и уйдут восвояси, а мне сиди.