Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Парфюм. История ароматов XX века - Лиззи Остром на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Название парфюма в переводе звучит как «каменные цветы». Это был освежающий, забавный концепт, появившийся на самом пике периода «ар деко». Он напоминал о прогулке по потрескавшимся серым камням ради того, чтобы найти крошечные, яркие, звенящие цветы. Это не роскошный букет, а маленькие цветочки с ароматом мыльной пены. Caron будто намеренно адресовал этот парфюм молодым женщинам. В центре рекламной кампании был портрет девушки с выщипанными в тоненькую ниточку бровями, как того требовала новая мода.

По какой-то причине я всегда связывала Fleurs de Rocaille с актрисой Джинджер Роджерс. Когда она кружилась в танце с Фредом Астером в фильме «Цилиндр» и других подобных кинолентах, ее яркий и непринужденный стиль, энергия и легкие, как перышко, платья, казалось, куда больше ассоциировались с таким ароматом, чем с более тяжелыми парфюмами, такими как Shocking, с которым мы скоро познакомимся. Fleurs de Rocaille – это утренний парфюм, в нем нет вечерней экстравагантности.

Флакон этого парфюма стоил тридцать долларов (пятьсот долларов по нынешнему курсу), и его цена вдвое превышала цену на другие роскошные парфюмы того времени. Поэтому молодые женщины должны были обладать внушительным доходом, чтобы позволить себе этот парфюм.

В 1940 году Роджерс получила роль в драме, которую продюсировала студия R.K.O. Pictures, одна из крупнейших студий в золотую эпоху Голливуда. Эта же студия сняла почти все самые успешные фильмы с участием Роджерс и Астера. R.K.O. заключила контракт с Caron, чтобы флаконы с Fleurs de Rocaille появились в одной из сцен нового фильма. Парфюмерный дом не сомневался, что это станет выгодной рекламой для парфюма. Но фильм был о проституции, и Джинджер Роджерс играла роль девушки, которая пытается избежать того, чем занимались и ее мать, и ее бабушка. И вместо ассоциации с высшим светом, на которую так надеялся Caron, оказалось, что один из звездных ароматов Дома показан в обстоятельствах, «представляющих грязь, омерзение и порочность», с «явно отвратительными людьми». Эта жалоба появилась после безуспешных попыток заставить R.K.O. убрать сцену. Фирма Caron даже обратилась в суд. Честно говоря, цензура так поработала над фильмом, что все намеки на проституцию были облачены в недомолвки, и половина зрителей вообще не поняла, о чем речь.

Что ж, перемотаем ленту до 1992 года и обратимся к другому фильму – «Запах женщины». В сцене, хорошо известной поклонникам парфюма, слепой персонаж в исполнении Аль Пачино, бывший офицер, производит впечатление на женщину, вдохнув аромат ее парфюма и правильно назвав парфюм: Fleurs de Rocaille. На это ушло пятьдесят лет, но Caron все же получила сцену в фильме, которую парфюмерный дом так долго ждал.

Shocking

Schiaparelli, 1937

Парфюм Technicolor


Парфюм часто описывают в категории цвета. Зеленые парфюмы приносят охлаждающее, вселяющее энергию облегчение. Восточные ароматы всегда описывают как насыщенно пурпурные, поскольку все на Востоке одеваются по-императорски. Есть еще и бойкие желтые одеколоны цвета лимонной кожуры или полуденного солнца.

В 1930-х годах ассоциации между запахом и цветом были особенно уместными. Благодаря технологии Technicolor зрители в кинотеатрах более полно погружались – не обязательно эмоционально, но в своих ощущениях – в сцены, которые разворачивались перед ними. Природа выглядела более роскошной и плодородной, даже деревня Манчкин в «Волшебнике из Страны Оз» (1939), построенная из блестящего пластика. В этом гиперреальном мире персонажи будто сходили с экрана в зрительный зал. Самой запоминающейся, наверное, стала злая королева Грингильда в «Белоснежке и семь гномов» Диснея, и все благодаря матовой красной губной помаде и пурпурному плащу. Костюмы выглядели так, словно вы можете до них дотронуться. Вспомните сверкающие рубиновые башмачки Дороти. Существовал ли обонятельный аналог этой новой яркости?

Парфюм, который мог бы быть таким же шикарным и ярким, как новые фильмы Technicolor? Если кто и собирался предложить такой парфюм, то этим человеком должна была стать Эльза Скьяпарелли, итальянский дизайнер одежды, придумавшая свой собственный цвет – сумасшедший розовый – который она назвала «шокирующий розовый».

В 1930-х годах Скьяпарелли прославилась тем, что использовала безумные пигменты, из-за которых другие дизайнеры, включая Коко Шанель, выглядели старомодными. Ярко-желтые брюки и фиолетовые митенки были типичным примером того, как Скьяпарелли мастерски сочетала цвет и форму, чтобы превратить женщин в незнакомую версию их самих. Писатель и кинорежиссер Жан Кокто считал Эльзу в некотором роде менадой (одержимые женщины, преследующие Диониса) и сказал о ней:

Разве она не демон, соблазняющий женщин, с громким смехом руководящий безумным карнавалом? Ее мастерская на Вандомской площади – лаборатория дьявола. Женщины, входящие туда, попадают в ловушку и выходят оттуда в маске, переодетые, изменившие форму или принявшие форму новую.

Этот эффект трансформации распространялся и на парфюмы Скьяпарелли, самым знаменитым из которых был Shocking. Увы, он столько раз входил в моду и выходил из нее, что похож на усталого дипломата. С этим ароматом нет возможности фантазировать о его запахе, потому что он определенно розовый. Этот цвет возникает перед нашим мысленным взором еще до того, как мы откроем флакон, благодаря искусству, коробке и самому флакону. Необычность аромата создает странная, сумасшедшая комбинация меда, цибетина и эстрагона. И мед не обычный, а созданный целым роем гигантских пчел, с маниакальным упорством служащих пчелиной матке. Странным был не только запах. Скьяпарелли выбрала для этого драгоценного нектара флакон, созданный аргентинской художницей-сюрреалисткой Леонор Фини и представлявший собой пышный торс актрисы Мэй Уэст. Флакон был одет в корсаж из бакелитовых цветов. Чтобы распылить Shocking, нужно было схватить за пару грудей.

Парфюм воздействовал на все чувства, создавая шквал фуксии, и он моментально стал хитом. Изысканный, неотразимый и смелый, он продавался лучше других парфюмов Скьяпарелли. Его оформляли по-разному, в том числе в виде колеса рулетки с четырьмя миниатюрными флаконами для путешествий. В универмаге Korricks в Аризоне придумали ловкий ход, объявив в своей рекламе 1939 года: «Если вы не уверены, какой парфюм она предпочитает, покупайте Shocking от Schiaparelli, и вы не ошибетесь».

Многие парфюмы попадают в магазины, и хотя парфюмеры считают их новаторскими, мы не замечаем или не понимаем их дерзости. Однако Shocking стал тем редким примером, когда реклама соответствовала необычному парфюму. Если Technicolor заставляла зрителей в кинотеатрах удивляться тому, что можно сделать на пленке, Shocking заставил поклонниц парфюма 1930-х годов задохнуться от новизны аромата и от того, насколько смелым, дерзким и возбуждающим он может быть.

Old Spice

shulton, 1937

Парфюм для каждого мужчины


Если бы Old Spice вдруг перестали выпускать, публика возмутилась бы до глубины души. Журналисты предавались бы ностальгии. Слова «конец эпохи» не сходили бы со страниц журналов и газет. Old Spice – это один из самых узнаваемых и любимых брендов, что-то сродни зеленому горошку Birds Eye и супу под маркой Campbell. Пожалуй, Old Spice стоило бы придать статус неприкосновенности, как факелу, передаваемому от отца к сыну, из поколения в поколение, примерно в тот период, когда начинаются неловкие разговоры о необходимости «быть осторожным».

Своей привлекательностью Old Spice, возможно, обязан тому, что это запах каждого мужчины. Если от аромата Brut, такого же знаменитого, но появившегося в 1960-х годах, мужчины становятся настоящими мачо, то Old Spice – это в большей степени Джимми Стюарт в фильме «Жизнь прекрасна»: знакомый, непритязательный и чуть-чуть потрепанный. Сможет ли Old Spice когда-нибудь перестать быть папой в клетчатом халате и бесплатных шлепанцах из отеля вопреки ироничным и заряженным рекламным кампаниям 2010 года и более поздним: «Ваш мужчина может пахнуть так же», рассчитанным на привлечение более молодых мужчин?

Именно то, что он является мистером Среднестатистическим – с такими гордостью и упорством – и позволило Old Spice сохранить свое место в воображении публики. Аромат, которым теперь владеет компания Procter & Gamble, был в свое время создан Shulton, типично американской и невероятно успешной фирмой двадцатого века. Она начала работу в разгар великой депрессии благодаря Уильяму Лайтфуту Шульцу как скромный местный бренд. Шульц был на редкость умен: хотя американские ароматы уже существовали как контрапункт континентальному стилю, у них было слабовато с посылом. Вспомните, к примеру, American Ideal 1908 года от California Perfume Company, которой так и не удалось точно определить, что выражает буква «А» в слове Америка. Shulton нашел достойный подлинный ландшафт, на фоне которого мог действовать их новый парфюм: колониальная история страны и, в частности, корабли и культура мореплавания, которую отцы-основатели принесли на ее берега. В соответствии со стилем в аромате звучат ноты корицы, звездчатого аниса и мускатного ореха. В этом Old Spice не слишком отличается от ароматов Bay Rum (они появятся в 1940-х годах). Но Шульц и его коллеги сумели совершить путешествие по семи морям, чтобы построить собственную империю. Bay Rum описывает тип аромата. Old Spice может быть только от Shulton.

Основы этого парфюма настолько крепкие именно потому, что дизайн в колониальном стиле был в нем заложен с самого начала. Фирма Shulton выпускала выдержанные в историческом духе мыло для бритья в кружках и флаконах из белого фарфора в стиле старинной посуды, вероятно для того, чтобы жены покупали это мужьям в качестве подарка на День отцов. Эти аксессуары оказались настолько успешными, что Old Spice стали коллекционировать. К 1970-м годам существовала уже целая линейка памятных вещиц, достаточная для того, чтобы обеспечить коллекционеру занятие до конца его дней. Кому бинокль Old Spice, корабельный графин, наполненный одеколоном после бритья, миниатюрную пушку, фонарь, спасательный круг или трубку боцмана? Можно создать целую ролевую игру только с помощью уже названных предметов. Где-нибудь обязательно живет мужчина, окруженный адмиральскими шляпами от Old Spice и требующий, чтобы почтальон называл его капитаном.

Colony

Jean Patou, 1938

Парфюм для путешественников


Восхитительны парфюмы, способные увлечь нас за собой, пусть даже всего лишь на окружную дорогу. Samsara от Guerlain уводит в индийский храм в пустыне, тогда как аромат Giorgio Beverly Hills лишает сознания, а потом переносит в воображаемое путешествие на Родео-драйв. Один из самых экзотических, уносящих вдаль парфюмов был создан в 1930-х годах. Называется он Colony. Творение Жана Пату, который часто упоминается на этих страницах, Colony был выпущен для того, чтобы передать «приглушенную загадку далеких островов», в частности французских колоний в тропиках. Флакон представлял собой стилизованный ананас, а сам возбуждающий аромат выстраивался вокруг запаха этого величественного фрукта. Вопреки внешнему виду его не спонсировала компания del Monte, хотя в это десятилетие она как раз продвигала свои консервированные ананасы, предлагая рецепты салата с ананасом и сырыми овощами.

Недавно формулу Colony изменили и вернули аромат на полки магазинов после долгих лет «спячки». И это стоило сделать, потому что парфюм получился потрясающий. Он напоминает о пляжах, хотя и с некоторой долей изысканности. Представьте купальные костюмы с высокой талией и тоненьким ремешком, орхидеи в волосах, мерцающий лак на пальчиках ног и бар на пляже.

Мы уже видели, что Пату был гением, умевшим переводить концепты модного стиля жизни на язык отлично продающейся парфюмерии. Его магазин в Париже выглядел как коктейльный бар, и в течение нескольких лет он продавал наборы, позволявшие его клиенткам создавать дома собственный парфюм. В набор входили ароматные добавки, чтобы изменить формулу, и аккуратный миниатюрный шейкер, как для коктейля. Пату отпраздновал введение оплачиваемого отпуска во Франции, выпустив аромат Vacances («Отпуск»). А в 1935 году появился парфюм Normandy («Нормандия») в честь первого плавания лайнера «Нормандия», и его дарили каждой даме, плывшей первым классом.

Появление Colony («Колония») совпало с возросшим интересом к путешествиям за границей. Богатые люди пришли в особенный восторг от перспективы побывать в экзотических, жарких, но все-таки культурно близких французских колониях, которые стали не такими далекими благодаря авиаперевозкам. Европу эти люди уже осмотрели, да она и не подходила для тех, у кого было много денег и свободного времени для достойного «погружения». В 1937 году редактор иллюстрированного журнала миссис Джеймс Родни описала эти желания в одной из своих статей, написанных с большим вкусом:

Это неизбежная реакция на лондонский туман. Палм-Бич, Вест- или Ост-Индия, Нассау, Гонолулу, Индия для тех, у кого много свободного времени. Египет, Ривьера, Португалия, Северная Африка для тех, кто дорожит своим временем. Я бы направилась в любую из этих далеких и волшебных точек.

Colony был как раз тем парфюмом, который стоило взять с собой в путешествие, чтобы усилить очарование или приобрести после путешествия как напоминание о хорошо проведенном времени. А еще это парфюм для тех, кто мог лишь мечтать о Тринидаде и Тобаго, своего рода суррогат путешествия как такового.

Все замечательно, но как насчет такой неудачной оригинальной рекламы парфюма, на которой глаза сверкали из темноты джунглей?

Парфюм Colony появился в 1938 году, когда в ходу было патерналистское отношение к «туземцам». В эти годы были популярны детские книги «Слон Бабар» писательницы Джин де Брюнофф. Истории о Бабаре восхитительны, но в них присутствует сомнительный подтекст. Бабар становится королем слонов только после того, как он вернул своим подданным городскую цивилизацию. Кинематограф не отставал, показывая экзотического иностранца как некий архетип. Актриса Анна Мэй Вонг, очень талантливая, первая китаянка, игравшая в Голливуде, всегда исполняла роли леди-дракона. Кто бы в этом сомневался, учитывая некоторые кинематографические условности того времени. Питер Флеминг, брат автора Джеймса Бонда, о «восточных персонажах» в фильмах сказал следующее:

По отношению к ним вы можете совершать самые экстравагантные поступки. Вы можете их расстреливать, топить их, высмеивать или выбрасывать из пентхаусов, и никто из зрителей даже бровью не поведет. Их яды и их страсти, их верность и ошибки в языке помогут вам сгладить практически любые острые углы в сценарии.

Эти взгляды обыгрывались на экране не только с помощью клишированных мерзавцев с их ядами и страстями, но и в более безобидных моментах. Возьмите мюзикл «Гонолулу» (1939) студии MGM. По сюжету исполнительница чечетки Элинор Пауэлл отправляется на Гавайи, в то время очень популярное у американских туристов место. В одной из сцен местные жители встречают ее невероятным танцем. Она благодарно улыбается, потом поднимается на сцену и перетанцовывает их, исполняя «продвинутый» вариант их движений. Неужели она не могла просто поблагодарить их за танец? Видите ли, Гонолулу было туристическим шоу. С цветочными гирляндами и прочими атрибутами. Colony в форме парфюма точно так же симулировал веселье (или его имитацию) от пребывания в далеких уголках, от осмотра избранных красот и легкого соприкосновения с реальностями страны, а также приятного времяпрепровождения у бассейна.

Alpona

Caron, 1939

Парфюм для лыжного курорта


Несмотря на приближение войны Европу и США охватила спортивная мания, сохранившаяся до сих пор. Этот вид спорта у некоторых вызывает восторг, у других разочарование или зависть. Это лыжи.

Лыжные курорты только-только начали устанавливать подъемники, осознав наконец, что людям нравится мчаться вниз с горы, но перспектива снова и снова подниматься на вершину не вызывает у них восторга. Лыжи стали доступны всем, у кого было хотя бы немного денег, экипировка и смелость. «Лыжная мода» была массовой, и помимо предсказуемого образа тирольской девушки у дизайнеров, включая Лелонга, Скьяпарелли и Пату, появилась восхитительная возможность выпускать экспериментальные линейки одежды, каждый день одевая женщин в брюки и разрабатывая утилитарный шик. Хотя для нас некоторые из нарядов 1930-х годов граничат с шиком тюремным.

Как только катание на лыжах, увлекавшее около пятисот тысяч американцев, стало приносить большие деньги, находчивые предприниматели начали применять к горным склонам ту же философию, которая превратила круизные лайнеры в плавучие дворцы. Европейские Альпы были уже колонизированы. Но американские горы, где никто не жил, стали гигантским полем для экспериментов с изысканным стилем жизни в духе высокогорья.

Самым престижным курортом считалась Солнечная долина в Айдахо, «открытая» австрийским графом Феликсом Шаффготсхом, неугомонным наследником банкиров и, как потом выяснилось, преданным сторонником нацизма. Кто-то из друзей попросил его найти идеальный эквивалент Альп в Северной Америке. Кетчум в Солнечной долине превратился из тихого городка с сотней жителей в сверкающий рай, в котором можно было не только заниматься спортом, но и ужинать, выпивать и играть в азартные игры. Знаменитости во главе с Эрнестом Хемингуэем, за которым последовали Кларк Гейбл, Ингрид Бергман и Гэри Купер, вскоре слетелись сюда ради зимнего веселья. На лыжных курортах звезды становятся более доступными, их можно сфотографировать с лыжными палками в руках. Может быть, их сияние приглушает холодный воздух, или они чувствуют себя более защищенными в плотном коконе лыжного костюма, но они готовы принимать новые позы и не возражают против глупых подписей под снимками (это правило применимо и к членам королевских семей). Шумное веселье и атмосфера релаксации в Солнечной долине, запечатленные на фото, мгновенно сделали этому курорту рекламу.

Солнечная долина даже вдохновила Голливуд на создание мюзикла «Серенада Солнечной долины» (1941), в котором курорт предстал в виде утопического пантеистического мира, где толпы организованных, готовых сотрудничать людей рассекают на санях или бродят в теплых сапогах по снегу, словно работяги-муравьи, участвующие в крупном проекте. В этом и есть изюминка лыж. Они кажутся активными, и мы забываем о том, что они предполагают опасный спуск с горы.

Парфюм Colony Жана Пату был парфюмом-постером для тропиков, поэтому требовался парфюм-антитеза для катания на лыжах. В конце концов, что это за тренд, если у вас нет парфюма, чтобы следовать этому тренду? И таким парфюмом стал Alpona от Caron. Утверждают, что этот горько-сладкий аромат стал последней громкой премьерой перед началом Второй мировой войны. Alpona был ароматом французских Альп, выпущенным в разгар лыжной лихорадки этого десятилетия. Он был основан на новаторском сочетании цветочных нот и грейпфрута, чтобы придать ему необходимую высокогорную бодрость. Alpona пахнет оптимизмом, если можно употребить это понятие. Хотя создатель аромата, основатель Caron еврей Эрнест Дальтрофф только что бежал из Парижа в Соединенные Штаты ради безопасности.

Производство во Франции осталось под присмотром Фелиси Ванпуй. Европейский по названию парфюм Alpona, и это было внове, вышел вместе с двумя другими новинками от Caron, чтобы поразить всех на Всемирной ярмарке в Нью-Йорке в 1939–1940 годах. В центре внимания оказались американские покупательницы, и это было первым признаком больших перемен в парфюмерной индустрии в 1940-е годы и перемещения центра влияния из Парижа на Восточное побережье США. В последующие годы у американского среднего класса еще будут деньги, чтобы потратить их на предметы роскоши, чего не скажешь о покупателях-европейцах.

Alpona, возможно, намекает на вершины, но обстоятельства оказались провальными. Дальтрофф, силы которого были подорваны лишениями эмиграции, умер вскоре после выхода парфюма. Графа Феликса убили в России, когда он сражался в частях Ваффен-СС. Парфюм Alpona стал лебединой песней Дальтроффа, причем относительно малоизвестной по сравнению с его бестселлерами Tabac Blond и Narcisse Noir, но он все равно остается шедевром.

Непокорные сороковые

1940–1949

Когда идет мировая война, когда миллионами исчисляется количество убитых и раненых, духи – это последняя из наших забот. Даже подробный отчет о судьбе парфюмов в такое трагическое время, как 1939–1945 годы, кажется неблагодарным трудом. Но все же представлю этот отчет хотя бы ради того, чтобы вспомнить о том, как народ Великобритании сплотился вокруг столь малого количества вещей – палатки Андерсона, бекона с черного рынка и необходимости «рыть ради победы». Изучая военную историю парфюмов, мы обязательно найдем, что рассказать о жизни людей в то десятилетие.

«Давайте будем практичными», «берегите» и «дорожите даже последней каплей». Такие советы давала фирма Yardley своим клиентам в рекламе в военные годы, поощряя их обходиться последними капельками парфюма. Странно видеть, как бренд рекомендует не покупать и пытается умерить спрос. Когда это читаешь, создается впечатление, что некоторые женщины и владельцы магазинов придерживались большевистского подхода к нехватке товаров. «Помните, пожалуйста, что дефицит – это не его вина» – гласило объявление над головой продавца. И большими буквами: «Хватит надолго, если вы будете экономить при использовании». Многие парфюмерные дома превратились из вредных сестер, уговаривающих покупать, в разумных матрон, выступающих против излишеств и проповедующих ограничения.

Большинство парижских домов моды, откуда родом были многие парфюмы, на время оккупации закрылись. Люсьен Лелонг, знаменитый своими духами 1930-х годов, пытался убедить нацистов не перевозить всю модную индустрию в Берлин. Те, кто умудрился создавать новые парфюмы в Европе, в частности Rochas со своим ароматом Femme, впоследствии приобрели статус легенды, сумев сохранить мастерство во время оккупации. Парфюмы от Christian Dior и Nina Ricci – Miss Dior и L’Air du Temps – выпущенные после войны, стали символом надежды и возрождения.

Парфюмерная промышленность каким-то образом ухитрялась держаться на плаву, хотя парфюмерам и приходилось распродавать старые запасы, когда производство остановилось, или заменять натуральные компоненты, редкие и ставшие недоступными из-за войны, синтетической альтернативой, чтобы парфюмы можно было создать, не выходя из лаборатории. Больше всего парфюма выпускали в Америке, вдали от театра боевых действий, где спрос был высоким, а налоги от продажи средств для красоты стали приятным дополнением к национальным финансовым резервам. Перед войной Франция была непревзойденным центром влияния в сфере парфюмерии, но в военные годы, когда большинство духов имели английские названия, центр влияния начал перемещаться. Многие из этих ароматов были престижными и не уступали французским аналогам. После войны появилась новая щекастая бригада парфюмеров, жаждущих принять участие в золотой лихорадке и восполнить пробелы в поставках. Мы более подробно познакомимся с двумя из них, когда углубимся в историю парфюма Black Satin.

В 1940-х годах, в атмосфере тотального дефицита, парфюм начал исполнять более мечтательную мелодию. Возможно, потому, что запах – это самый быстрый способ для отсутствующих и потерянных напомнить о себе. Как аромат парфюма Gardenia, оставшийся на подушке в песне These Foolish Things, запах может создать иллюзию присутствия человека. Аромат как сентиментальное воспоминание становится зловещим в «Ребекке» (1938), романе-бестселлере, психологическом триллере Дафны Дю Морье. (В 1940 году его экранизировал Хичкок.) Миссис де Уинтер, вторую жену Макса де Уинтера, преследует ощущение, будто покойная жена ее мужа, Ребекка, не исчезла. История постепенно набирает обороты, подбираясь к пугающему крещендо. Женщина находит мятую, словно ее только что сняли, ночную рубашку Ребекки и ее носовой платок со следами губной помады, источающие аромат азалий.

Запах Ребекки преследует ее, и экономка миссис Дэнверс пугает им свою новую хозяйку, появлению которой она совершенно не рада. В одной из сцен экономка держит в руках платье и замечает: «Аромат еще совсем свежий, верно? Можно подумать, что она только что сняла его». С помощью парфюма Ребекка встает между новой миссис де Уинтер и Максимом, превращаясь в зловещий призрак: «Ее шаги звучали в коридорах, ее запах задержался на лестнице».

Мы начинаем понимать, насколько несоответствующий человеку аромат может смущать и вводить в заблуждение. Об этом повествует лишенный зловещей атмосферы «Ребекки» рассказ «Парфюм» (1943) австралийской журналистки Эрики Баум. Младший лейтенант после ранения попадает в госпиталь. Он временно ничего не видит, сознание то покидает его, то возвращается к нему. Во время выздоровления его навещает женщина по имени Августа, старающаяся принести хоть какую-то пользу во время войны. Военный буквально заворожен ее ароматом, выдуманным парфюмом «Предзнаменование» от такого же несуществующего парфюмера месье Шамбийяра. Этот парфюм «проникал с такой же легкостью, с какой закаленная сталь могла бы проникнуть в духоту лазарета: невидимый ореол в атмосфере. Спящие ноздри словно задрожали, ища его».

Никогда еще ноздри не были такими сексуальными.

Суть в том, что младший лейтенант не может видеть Августу, но влюбляется в нее лишь по запаху. Он решает, что такой аромат «не может исходить от толстых леди, сидящих в первом ряду». Не был это и «неопределенный запах скупых женщин». Младший лейтенант произносит зловещие слова: «Как только мужчина поймет парфюм, он по нему может почувствовать, что это та девушка, на которой он женится».

Августа знает, что если военный ее увидит, то придет в ужас. Она в действительности старая и почтенная. Зная, что зрение к нему вернется, и испытывая боль при мысли о том, что ему придется столкнуться с несоответствием между его фантазиями и ее внешностью, она делает вид, что на самом деле она молодая легкомысленная блондинка. Потом она исчезает в ночи и оставляет ему записку с предупреждением: «Где бы вы ни встретили девушку с парфюмом, бегите со всех ног».

«Парфюм» – это всего лишь незначительный рассказ, но о самом тезисе такого не скажешь. К концу десятилетия черный цвет, уже один из торжествующих жанров в литературе и кинематографе, захватил парфюм и стал символом идентичности, реальной или скрытой. Что мы говорим окружающим нашим ароматом? Как мы можем их обмануть? И с какой целью мы можем использовать эту силу?

Chantilly

Houbigant, 1941

Романтический парфюм


Chantilly от Houbigant, девичья смесь розы, сирени и ванили, это засахаренный миндаль среди ароматов. Пирожное в виде жидкости, которую можно распылить, пропуск в мир нежности и света. В этой стране к дневному чаю подают тарталетки с клубникой и крем-брюле, а другие вкусности ждут своей очереди на столе рядом с кружевными салфетками, готовыми защитить шелковые платья от масляных крошек. Из-за стола хорошо видно лебедей и их птенцов на глади озера неподалеку.

Именно там сидела однажды Джейн, обдумывая свое неизбежное положение старой девы, когда она услышала топот лошадиных копыт. Животное издало ржание и поскакало к ней по лужайкам, и тогда Джейн заметила, что это красивый конь цвета красного дерева и с добрым сильным сердцем. Она подняла глаза и увидела не менее красивого джентльмена в зеленых бриджах. Он выглядел смущенным, его глаза молили ее о чем-то. Джентльмен выглядел взволнованным (его послали срочно сообщить Джейн тревожные новости о ее сестре Маргарет), но он узнал изящную фигуру леди, когда увидел ее. Джейн с бьющимся сердцем встала, присела в реверансе и сказала ему…

На этом полет фантазии прерывается.

В этом суть Chantilly. Парфюм так тесно связан с кружевами и взбитыми сливками, настолько романтичный, в стиле Harlequin или Mills & Boon, что невозможно понюхать этот аромат или даже просто посмотреть на коробочку цвета розовой пудры с узорчатым краем и не почувствовать себя крошкой Бо Пип.

Парфюм Chantilly радикален в своем консерватизме. Пока другие парфюмерные дома продавали насыщенные, соблазнительные, проказливые ароматы, Houbigant обратился к невинности. Этот Дом вспомнил о своем наследии восемнадцатого века и впервые создал аромат изысканной любви в 1898 году, а затем переиздал его для следующего поколения. Этот запах был больше в духе Джоржетты Хейер, чем в духе «Опасных связей». В 1950-х годах бренд даже раздавал ароматизированные веера и бесплатные листовки своим продавцам в универмагах (акция под названием «Говорите о любви языком вееров»), чтобы поддержать старомодный смысл словосочетания «заниматься любовью», когда оно означало только взгляды и намеки.

Никогда не забывая о том, что одной из покровительниц Дома была Мария Антуанетта, Houbigant помнил и об антураже: формальные сады, беседки, арки, фонтаны, статуи и – самое важное – перспектива появления поклонников, жаждущих вас обожать. Парфюмерный дом, продвигая аромат, не уставал уверять покупательниц, что Chantilly – это «Увертюра к романтическим отношениям», «Незабываемый аромат, пьянящий словно поцелуй!», «Прекрасный парфюм для прекрасной леди» и «Соблазн для леди». Обратите внимание на то, что слово «леди» употребляется очень часто, рискуя напомнить о флирте карикатурного итальянского официанта: «Красивый леди, почему вы не дать мне клю-ю-ю-чи? Пра-а-шу не дра-а-а-знить».

Dri-Perfume

J. L. Priess, 1944

Парфюм военного времени


В 1943 году Шанель поместила объявление в респектабельной британской прессе, включая лондонскую The Times. В черной рамке, словно траурное сообщение, оно начиналось с извинений за то, что «вследствие военной ситуации» Chanel № 5 нет в продаже. Шанель заверила читательниц, что фирма делает все возможное, чтобы передать знаменитые ароматы альтернативным продуктам, таким как губная помада и мыло, и выражала надежду на то, что вскоре, в мирное время, Дом снова сможет поставлять свои парфюмы.

Затем следовало предупреждение: «Любой парфюм, предлагаемый нашим клиенткам как Chanel, – это подделка. Товар произведен Chanel только в том случае, если на флаконе есть наше имя и адрес, как того требуют правила торговли».

Благодаря черному рынку в Великобритании и продаже подделок солдатам за границей, особенно в портах Средиземноморья и Северной Африки, Chanel был самым свежим брендом, который начали эксплуатировать спекулянты и мошенники, пользовавшиеся сбоями в поставке товаров во время войны. На «домашнем» фронте было много сложностей, поэтому с подобными проблемами сталкивались в основном в Европе, где все началось с нарисованных швов на ногах, чтобы создать иллюзию чулок, и закончилось платьями, сшитыми из гардин.

По другую сторону Атлантики ситуация была совершенно иной, во всяком случае, в первые годы войны. Примерно в то время, когда состоялся Мюнхенский сговор (1938) и вероятность вооруженного конфликта становилась все более очевидной, некоторые ловкие клиенты, представлявшие французские дома, заказали «лишние» готовые парфюмы, а также компоненты для их производства. Об этом говорилось в ноябрьском номере журнала Vogue за 1942 год. В форме ответов на вопросы журнал уверял своих читательниц, что даже при прекращении поставок компонентов во время войны, особенно масел розы и жасмина, склады полны, и в любом случае новинки заранее планировались на годы вперед. От читательниц никто не просил «разумно» расходовать парфюм, чтобы напрасно его не тратить. «Обязательно убедитесь в том, что вам понравился тестер парфюма, прежде чем вы купите целый флакон». Обычный совет.

Однако правда была куда интереснее. Косметические удовольствия были настолько важны для состояния духа и, что особенно важно, для министерства финансов США, что Государственный департамент начал переговоры, чтобы обойти блокаду и начать поставлять расходные материалы для духов. К ним относились не только эфирные масла из Грасса, но и ингредиенты из Азии, такие как цитронелла и лемонграсс. По понятным причинам эти попытки провалились, тем более что те поля, на которых выращивали цветы, во время оккупации быстро распахали и сажали на них картофель. В прессе появились и «истории успеха», но они были из области фантастики, как в этой истории из New York Times, в которой рассказывалось о победах торговли парфюмом в годы войны: «Говорят, что в Касабланке есть большие запасы экстракта жасмина, и торговцы на Манхэттене ждут его поставок небольшими партиями окольными путями».

План Б? Если ингредиенты для парфюмов нельзя привезти в Америку, значит, Америке надо придумать, как их выращивать на собственной земле или поблизости, на Гаити или в Доминиканской республике. С большим энтузиазмом магнаты парфюмерной промышленности начали проводить эксперименты. На опытных полях во Флориде принялись выращивать лемонграсс, но для этого пришлось прогнать живших там аллигаторов.

Техас сочли самым лучшим местом для выращивания роз и даже предприняли несколько попыток разведения роз. Но даже если земля оказывалась подходящей, оставалась одна существенная и не внушающая оптимизма проблема: стоимость рабочей силы. Выяснилось, что приходится очень много платить тем, кто собирает тысячи цветов, необходимых для получения абсолюта. Одному богу известно, сколько получали работники во Франции.

Запасы начали таять, поставки косметического спирта сократились наполовину, требовалось подойти к делу иначе. В Америке никогда не было недостатка в жидких парфюмах (концентраты и флаконы меньшего размера продвигали в ущерб одеколону), однако, чтобы снизить давление, бренды начали предлагать альтернативные форматы. Из экономии металлические футляры для губной помады заменили картонными. Один любопытный товар стал переработанным вариантом уже знакомого нам парфюма Shocking. Решая две проблемы сразу – дефицит парфюма и нейлоновых чулок – Скьяпарелли выпустила Shocking Stocking («Шокирующие чулки»), лосьон цвета загара, создававший иллюзию чулок на ногах и с ароматом самого знаменитого парфюмерного бренда, превзойдя похожие средства от Rubinstein и Arden. Люсьен Лелонг перевел некоторые самые знаменитые ароматы Дома, включая парфюм с подходящим названием Tailspin («Неуправляемый штопор»), в смягчающий крем и твердый одеколон, тогда как князь Мачабели предлагал масло для ванны и парфюм для век.

Из возвращенных к жизни форматов преобладал парфюм в виде пудры, от которого дамы сходили с ума в начале двадцатого века. И вот теперь парфюм-пудра вернулся, но на этот раз его требовалось втирать в кожу, словно «заряженный» тальк. Изначально такие парфюмы назывались саше, хотя у них не было ничего общего с теми саше, которыми ароматизировали белье в ящиках комода. Среди таких парфюмов были и Something Blue от Goutielli, предназначенный для невест, и Jardinière Skin Sachet, браслеты-саше от Orloff. Браслет представлял собой цепочку с душистой бомбошкой, но в нее, должно быть, добавили что-то не то, поскольку они на теле высыхали и теряли аромат. Во всяком случае, если верить фирме Priess из Чикаго, конкуренту Orloff, в качестве альтернативы Priess быстро выпустила Dri-Perfume, заявив, что это не саше, а пудра высшего качества с ароматами Creation, Allure и менее чувственного Tip Top.

«Суперконцентрированный, не испаряющийся» Dri-Perfume позиционировали как парфюм будущего, но это будущее продлилось совсем недолго. Спустя несколько месяцев закончилась война, и парфюмы в виде пудры начали исчезать из продажи, потому что ограничения на спирт были сняты. Какая жалость! В наши дни, когда парфюмы на основе спирта становится все труднее отправить по почте или брать с собой в дорогу из-за требований безопасности, ароматы в виде пудры были бы приняты с восторгом.

Femme

Rochas, 1944

Парфюм возвращения к истокам


Парфюм Femme от Rochas обозначает поворотный пункт, после которого торнадо новинок, характерное для 1920-х и 1930-х годов, отступило, чтобы дать дорогу новому стилю. Разумеется, этот новый стиль был связан с ограничениями Второй мировой войны. Мы покидаем берег Жана Пату и его замысловатые наборы из парфюмерного коктейль-бара, берег Скьяпарелли с ее эксцентричностью и возвращаемся к истокам. Удивительно, но в головокружительном вихре ароматов эры джаза ни одной компании до 1944 года не пришло на ум назвать парфюм так просто: Femme («Женщина»). Как будто все готовили посыпанные золотистой пудрой макаруны с гранатом, забыв, что существует шоколадный пирог, хотя именно его всем и всегда хочется заказать. Femme был просто парфюмом, предназначенным для того, чтобы великолепно пахнуть.

То, что этот замечательный аромат был разработан в оккупированной Франции, только придает ему дополнительную привлекательность. Femme – это раннее творение Эдмонда Рудницка, создавшего многие классические парфюмы, которые мы знаем и любим (перелистайте страницы вперед, до 1960-х годов, и познакомьтесь с его триумфом – Eau Sauvage). Особенно мастерски он работал с цветочными нотами, нежно усиливая запах дынь и персиков до консистенции сочной спелости, но без признаков навязчивости.

В 1943 году Рудницка работал в промышленном районе оккупированного Парижа; ему недоставало гламура и надежды. И все же, используя забытые базовые ноты урсоловой кислоты, которые пахнут как мягкий и пышный чернослив из Ажена, он сумел создать роскошный, щедрый сливовый парфюм с формулой в стиле великих шипровых ароматов, таких как Mitsouko. Femme был красновато-коричневым эликсиром, восхитительным в использовании, если «надеть» его в первые прохладные вечера осени, когда листья начинают увядать.

В течение двух десятилетий столько парфюмеров, со многими из которых мы познакомились на этих страницах, приглашали женщин меняться, становиться другими или освоить иной аспект их женственности. Парфюм Femme был создан для того, чтобы пахнуть как женщина, а не для того, чтобы заставить женщину танцевать по прихоти парфюма.

Означали ли такие парфюмы, как Femme, конец новаторства? Разумеется, нет. Но они возвестили о том, что выбор стал проще, и в линейке парфюма присутствует толика сдержанности. Война на какое-то время поставила пантомиму на паузу.

White Shoulders

Evyan, 1945

Прозрачный парфюм

Белизна лакированной обсерватории, венчающей массивную крышу, резко контрастирует с темно-зеленым бархатом дубов, окружающих дом. Жасмин и другие душистые лианы, прикрывающие фасад, наполняют ароматом похожее на грот крыльцо, закрытое по бокам ставнями из дощечек, которое становится восхитительно прохладной и уединенной гостиной за стенами дома.

Плантация Бернсайд, «Луизиана»



Поделиться книгой:

На главную
Назад