- Мне пора возвращаться, отец. Я потерял все снадобья и совсем ослабел…
Садрик пожал плечами.
- Так отыщи скорее каких-нибудь смертных и напои их душами свой меч. Я предвижу, тебя ждет кровь! Предвижу и еще кое-что… но все словно в тумане… - Он нахмурился. - Ступай!
Альбинос застыл в нерешительности. Ему хотелось сказать отцу, что он давно уже не убивает людей просто так, из прихоти. Но Садрику, как истинному мелнибонэйцу, было этого не понять. Для него рунный меч был лишь полезным инструментом, подобно костылю для калеки. Хитрый и ловкий чародей, сумевший обмануть двоих Владык Хаоса, его отец по-прежнему был уверен, что человеку необходимо покровительство высших сил, чтобы выжить в этом мире.
Мечта Эльрика о месте, подобном Танелорну, где все Силы Вселенной придут в равновесие и никто не сможет использовать власть во вред другим, была недоступна отцу. Для него, как и для всех его предков, пакт с Хаосом стал основой религии и философии, и духовные потери и извращения, неизбежные в таком союзе, были возведены в ранг достоинств, породив новую этику и мораль. Эльрику хотелось объяснить, что существуют на свете и иные взгляды, иная жизнь, где не было места ни жестокости, ни колдовству, ни завоеваниям и что он узнал это не только в Молодых Королевствах, но и из истории их собственного народа…
Но он знал, что это бессмысленно. Садрик и теперь готов был возложить все свои недюжинные силы на алтарь прошлого. Он не ведал иной жизни, как, впрочем, и смерти.
Альбинос отвернулся. Подобной тоски он не испытывал, даже когда от его клинка умерла Киморил, даже когда у него на глазах полыхал Имррир, и он впервые осознал, что обречен на беспросветное будущее и смерть в одиночестве.
- Отец, я отправлюсь на поиски ларца. Но с чего мне начать?
- Дракон знает. Он отнесет тебя туда, откуда ларец исчез. Больше я не могу ничего поведать тебе. Предсказания даются с трудом. Силы мои уменьшаются с каждым мигом. Возможно, тебе придется убивать, чтобы получить желаемое. Убивать множество раз. - Голос призрака звучал едва слышно, словно шелест ветвей на ветру. - И не только это…
Эльрик с трудом держался на ногах.
- Отец, я совсем обессилел.
- Драконий яд… - И Садрик исчез в лунном мерцании.
Альбинос с трудом заставил себя двинуться с места. Теперь каждая рухнувшая стена казалась неодолимым препятствием. Он медленно пробирался среди развалин, через мусор и груды камней, через журчащие источники и поросшие травой террасы холмов, пока наконец из последних сил не вскарабкался на пригорок, где ожидала его Шрамоликая. Черный силуэт на фоне заходящей луны - дракон застыл в неподвижности, сложив огромные крылья, пробуя языком ветер.
Эльрику вспомнились последние слова отца, и в памяти всплыли наставления старого травника. Особым образом разбавленный, драконий яд придавал силу слабым и ловкость воинам, которые с его помощью могли пять дней сражаться без устали. Так что, прежде чем вскарабкаться на загривок дракону, он подставил ему свой шлем. Сталь зашипела, когда единственная капля упала туда. Этого было достаточно. Скоро она застынет, как смола. Ему хватит и крошки - только нужно развести яд в воде.
А пока ему остается лишь стойко переносить боль и претерпевать слабость. Дракон несет его все выше, прямо в облако ледяной тьмы, за луной. И вот ударяет серебряная молния, и громыхает гром в затаенном безмолвии небес, дракон вздымает голову, хлопает огромными крыльями и ревет, бросая вызов стихиям…
…А Эльрик поет древние песни Владык Драконов и несется на спине гигантской рептилии сквозь ночь - прямо в ослепительное сияние летнего полудня.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Встреча странников. Спор о значении свободы
Словно чувствуя слабость седока, дракон летел неспешно и плавно, затем изящно спланировал к самому лесу, такому густому, что Эльрику чудилось, будто они несутся над зелеными облаками. Но вот чаща уступила место холмам и лугам; вдали стремила чистые воды широкая река, и пейзаж этот вновь показался альбиносу знакомым. Но на сей раз не вызвал страха.
На обоих берегах реки привольно раскинулся город, небо над ним было серым от дыма. Город из дерева, кирпича и камня, с домами, крытыми черепицей, тростником и лесом, - тысячи запахов и шумов смешивались там. Статуи, рынки и храмы мелькали под широкими крыльями дракона. Люди с ужасом и восторгом смотрели на огромную тень, что кружила над их головами, иные что-то кричали вслед, другие бежали в укрытие. Но Шрамоликая вдруг с силой взмахнула крылами и уверенно взмыла в небеса, как будто желала лишь осмотреть город поближе и что-то не пришлось ей по душе.
Стоял солнечный летний день. Дракон еще несколько раз намеревался было приземлиться - посреди поля, у какого-то селения, на болоте или на опушке леса, - но всякий раз стремительно уносился прочь, словно не найдя того, что искал.
Эльрик заранее привязал себя поясом к роговому выступу на шее. рептилии, но сейчас он с трудом удерживался у нее на спине, слабея с каждым мигом. Однако ныне смерть не казалась ему желанной отрадой. Худшей участи, чем оказаться навеки связанным с душой отца, он не мог себе представить. Наконец, когда дракон пролетал сквозь тучи, ему удалось набрать в шлем немного воды и растворить в ней кроху застывшего яда. Последняя надежда… Он одним глотком выпил дурно пахнущее и омерзительное на вкус снадобье. И тогда началось самое страшное. Огонь пронзил его тело тысячами игл, ему хотелось терзать собственную плоть, вырвать себе жилы, мышцы, сорвать с себя кожу, лишь бы избавиться от непереносимой боли. Ему подумалось, что он избрал на редкость мучительный способ воссоединиться с Садриком… Хотя сейчас даже смерть показалась бы ему благословением.
Но вместе с болью тело наполнила сила. Она оживила слабеющего альбиноса, и с помощью этой же силы он сумел изгнать боль, закрыться от нее, пока огонь не перестал обжигать и не наполнил его сияющим, живительным теплом. Энергия, которую он получил от дракона, была светлее и чище той, что дарил ему рунный меч.
Он продолжал полет в темнеющих небесах, ощущая себя превосходно, как никогда. Чудесная эйфория наполнила душу Эльрика. Он вновь затянул древнюю Драконью Песнь, звонкую и причудливую, полную тысячи смыслов. Да, несмотря на всю свою жестокость, мелнибонэйцы умели наслаждаться жизнью, всеми ее дарами и капризами, и это умение альбинос унаследовал в полной мере.
Несмотря на физическую немощь, ему порой казалось, что в крови его есть нечто иное, что восполняет слабость тела: острота эмоций и ощущений, столь непереносимая, что порой волна чувств захлестывала, угрожала поглотить не только его самого, но и всех близких. Это было еще одной причиной, почему он мирился с одиночеством.
Теперь ему было все равно, куда унесет его дракон. Яд придал ему сил. Теперь они с гигантской рептилией побратались по-настоящему. Они летели все дальше. И вот наконец, над полем, отливавшим медью в лучах заходящего солнца, где пораженный крестьянин в остроконечном колпаке что-то восторженно закричал им вслед и вспугнутая стайка скворцов расчертила небеса таинственным иероглифом, Шрамоликая, широко расправив кожистые перепончатые крылья, спланировала к земле. Сперва Эльрику показалось, что впереди лежит обычная дорога, - вымощенная базальтом, но когда они приблизились, увиденное поразило его. Подобно гигантскому шраму, дорога шириной в добрую милю рассекала равнину, выходя из бесконечности и уходя в нее же. На ней не было ни души - если не считать бесчисленных ворон и стервятников, копошившихся на грудах мусора по обе стороны дороги. Альбинос едва не задохнулся от вони. Чего здесь только не было! Отбросы, кости, объедки, обломки мебели и осколки посуды - бесконечные валы мусора простирались вдоль идеально ровного тракта на всю его длину, сколько хватал глаз. Эльрик пропел дракону, чтобы тот взлетел выше и унес их как можно дальше от этого кошмара, в чистоту небес, но тот не послушал всадника, повернул сперва на север, затем на юг и наконец понесся прямо вдоль дороги, видом и цветом и впрямь напоминавшей незаживший шрам, и приземлился точно посередине.
Шрамоликая свернула крылья и распласталась на земле, явственно указывая, что не намерена двигаться дальше. Эльрик с неохотой спрыгнул с драконьего загривка, смотал пояс и вновь повязал его, словно надеялся, что тот и в дальнейшем будет хранить его от всех превратностей судьбы, затем пропел прощальную песнь благодарности. На последних строках дракон вскинул огромную вытянутую голову и звучным голосом допел мелодию вместе с Эльриком. То был словно глас самого времени.
Затем рептилия сомкнула челюсти, полуприкрытые тяжелыми веками глаза взглянули на альбиноса почти с любовью, раздвоенный язык тронул воздух, она расправила крылья, оттолкнулась от земли, так что та едва не раскололась от сотрясения, и наконец взмыла в небо. Гибкое тело зазмеилось в воздухе, стремительно уменьшаясь в размерах, и в последних лучах заходящего солнца огромная тень пронеслась по равнине. Серебристая молния сверкнула на горизонте, и Эльрик понял, что Шрамоликая наконец вернулась в свое измерение. Он помахал ей рукой на прощание. Яд был воистину бесценным подарком. Но дракон подарил ему и нечто неизмеримо большее…
Однако сейчас ему хотелось лишь одного: убраться со странной дороги как можно скорее. Покрытие ее блестело, точно полированный мрамор, но теперь альбинос видел, что это не более чем глина, утоптанная настолько, что сделалась тверже камня. Может, и под глиной тоже скрывались гниющие отбросы? Мысль эта показалась ему неприятной, и он поспешил к южному краю дороги, утирая пот с лица. Интересно, кому мог служить этот тракт? Мухи роились вокруг, а стервятники косились на него с явным вожделением. Он закашлялся от вони. К несчастью, чтобы выбраться на вольный воздух, ему предстояло еще перебраться через завалы мусора.
- Счастливо тебе добраться до родной пещеры, Шрамоликая, - прошептал мелнибонэец. - Похоже, ты подарила мне не только жизнь, но и смерть. Хотя я на тебя не в обиде.
Прикрывая кушаком рот и нос, Эльрик принялся карабкаться по вонючим отбросам, среди крошащихся костей и кишащих насекомых, распугивая птиц и злобно шипящих крыс. Он не знал, что за тварь могла оставить подобную тропу. Ясно одно, то не могло быть делом рук человеческих… Так что альбиносу не терпелось как можно скорее выбраться в поле. Оно, по крайней мере, не таило в себе никаких загадок.
Наконец он вскарабкался на гребень завала и стал осторожно сползать вниз. Эльрик не мог даже вообразить, что за странный народ стал бы сносить все свои отбросы к тропе, проложенной неведомым чудовищем… Внезапно внизу, у самой границы поля, ему почудилось какое-то движение, и он насторожился. Ничего. Он продолжил спуск.
Может быть, все - это - подношения? Может быть, так местные жители поклоняются змееподобному божеству, которое оставило этот след, странствуя по подвластному ему миру?
Он спрыгнул на Землю - и вновь шорох привлек его внимание. Из колосьев показалась мягкая фетровая шляпа… и по-птичьи внимательные глаза уставились на него в радостном изумлении.
- Боже праведный, сударь! Это не может быть совпадением. Как вы полагаете, зачем Судьба опять сводит нас? - Уэлдрейк выбрался навстречу альбиносу. - Что там у вас за спиной? Какой отвратительный запах!
- Там целые горы мусора. А между ними - странная дорога, пролегающая строго с запада на восток. Мрачное зрелище.
- Я вижу, вам не терпится оказаться отсюда подальше.
- Как можно дальше, У меня нет особого желания встречаться с тем созданием, что оставило этот след и принимает такие подношения. Увы, полагаю, едва ли наши лошади оказались в этом измерении с вами вместе.
- Насколько мне известно, нет. Я был уверен, что вас давно уже съели. Но, как видно, рептилии питают слабость к истинным героям.
- Что-то в этом роде… - Странно, но Эльрик был благодарен встрече с насмешником-поэтом. Приятная перемена после беседы с отцом. Отряхнув вонючую труху с одежды, он от всей души обнял Уэлдрейка, который восторженно защебетал:
- Сударь, до чего же я рад! До чего же я рад! Рука об руку они направились к реке, замеченной Эльриком с высоты. Там он видел город, до которого, как ему показалось, было не больше дня пути. Он сказал об этом Уэлдрейку, добавив, что, к несчастью, у них совершенно нет провизии. Придется голодать - или жевать неспелые колосья.
- Не беда, - задорно отозвался на это поэт. - В юности я немало браконьерствовал в Нортумберленде. Силки и ружье - жаль их нет сейчас со мной. Но я вижу, ваш пояс изрядно потрепан. Если не возражаете, я воспользуюсь им. Остается лишь надеяться, что старые умения не подведут.
Пожав плечами, Эльрик протянул спутнику вязаный пояс. Тонкие пальцы проворно задвигались, распуская и связывая нити, пока не получилась длинная веревка.
- Надвигается вечер, сударь. Лучше мне не терять времени.
Они достаточно удалились от мусорных завалов и теперь вдыхали лишь густые ароматы летней межи. Уютно устроившись среди колосьев, альбинос внимательно наблюдал за действиями Уэлдрейка, и вскоре, расчистив небольшую площадку и выкопав ямку для очага, путники смогли насладиться восхитительным ароматом кролика, поджаривающегося на вертеле… это также была идея поэта.
Странный мир - необозримые поля, но не видно ни единого работника! Оба были немало удивлены.
Поболтав немного, Эльрик вынужден был признать, что Уэлдрейку довелось странствовать по измерениям куда больше, чем ему самому.
- Может, и так, сударь, но и для меня сей мир - сущая загадка. Однако путешествую я отнюдь не по собственной воле. Во всем виноват некий доктор Ди, с кем мы дискутировали о греках. Все дело в размере, сударь. В стихотворном размере. Мне было необходимо услышать язык Платона… В общем, это долгая история, и в ней нет ничего необычного для всех нас, невольных странников по Мультивселенной. Но, если быть точным, я довольно долгое время провел в одном-единственном измерении, хотя и в разные времена, пока наконец не оказался в Патни.
- Вам хотелось бы вернуться туда, мастер Уэлдрейк?
- Еще как, сударь! Что-то староват я стал для путешествий. К тому же я человек привязчивый. И мне жаль потерять стольких друзей.
- Надеюсь, вы отыщете их вновь.
- Желаю удачи и вам, сударь. Надеюсь, вам удастся отыскать то, что вы ищете. Хотя, боюсь, вы из тех, кто вечно пытается обрести недостижимое.
- Может быть, - коротко ответил Эльрик, пробуя мясо. - Хотя боюсь, даже вы поразились бы, узнав, насколько недостижимо то, что я ищу сейчас.
Уэлдрейк, похоже, собирался пуститься в расспросы, но передумал и ненадолго замолк, с нескрываемой гордостью любуясь приготовленным ужином. И альбинос с удивлением отметил про себя, что в обществе беззаботного поэта все его тревоги ненадолго отступили в тень.
Тем временем тот отыскал в своих бездонных карманах увесистый том и приготовился при свете костра порадовать слух спутника поэмой о похождениях некоего полубога из его родного измерения, одолевшего многих врагов и обретшего трон и корону… как вдруг за спиной у них слышится поступь лошади - осторожная и неспешная, словно поводья держит умелый наездник. Эльрик окликает его:
- Приветствуем тебя, странник. Не желаешь ли разделить с нами трапезу?
Молчание. Затем до них доносится приглушенный голос:
- Буду рад ненадолго разделить с вами тепло костра, господа. Для меня в этих краях весьма прохладно.
Лошадь так же медленно, шаг за шагом, приближается к ним, наконец у костра вырастает тень, всадник спешивается и не спеша идет к огню. Это крупный мужчина, с головы до ног закованный в броню, отливающую золотом, серебром и синевато-серым металлом. Шлем его венчает рыжее перо, на груди красуется черно-желтый знак Хаоса, герб слуги Владык Невероятного, изображающий восемь стрел, разлетающихся из единой точки, - символ разнообразия и множественности Хаоса. Боевой жеребец у него за спиной покрыт сверкающей серебристо-черной шелковой попоной, высокое седло украшено слоновой костью и черным деревом, серебряная узда - с золотыми кольцами.
Эльрик встал, пораженный видом незнакомца, готовый отразить нападение. Больше всего его удивил стальной шлем, совершенно глухой, скрывавший лицо и шею воина. Узкие щели для глаз смотрели на мир недобро и подозрительно. Но во взгляде странника чувствовалось затаенное страдание, как нельзя лучше понятное мелнибонэйцу, и тот мгновенно ощутил родство с незнакомцем, усевшимся рядом с ним у огня. Воин протянул к костру руки, закованные в стальные рукавицы, и странное ощущение возникло у Эльрика при взгляде на него: казалось, доспехи слишком тесны для этого человека - или нечеловека - и предназначены не столько защищать его от враждебного мира, сколько пленять внутри себя некую невероятно мощную, неодолимую силу. И все же незнакомец двигался, как самый обычный человек, потягивался, разминая суставы, вздыхал и явно наслаждался неожиданным комфортом…
- Не желаете ли отведать кролика, сударь? - Уэлдрейк гостеприимно указал на жарившуюся над огнем тушку.
- Нет, благодарю вас.
- Может быть, тогда хотя бы снимете шлем? Уверяю вас, здесь вам ничто не грозит.
- Я верю. Но, к несчастью, снять сей шлем пока не в моих силах. И, сказать правду, я давно не пробовал обычной человеческой пищи.
Уэлдрейк нахмурил рыжие брови.
- Неужто Хаос нынче принуждает своих слуг к людоедству?
- Хватает и таких. - Закованный в сталь воин повернулся к огню спиной. Но я не из их числа. Я не вкушал ни мяса, ни плодов уже добрых две тысячи лет. Возможно, больше. Я давно утратил счет времени. Есть измерения, где царит вечная Ночь, измерения вечного Дня, а есть и такие, где день сменяет ночь с непостижимой для нас быстротой.
- Вы, должно быть, приняли обет, сударь? - заинтересовался Уэлдрейк. Отправились в священный Поход?
- Почти так, но цель моих поисков куда скромнее, чем вы могли бы подумать.
- И чего же вы ищете, сударь? Может быть, свою нареченную?
- Вы весьма проницательны.
- Просто довольно начитан. Но ведь все не так просто, да?
- Я ищу смерти, мой друг. Такова печальная участь, на которую обрекло меня Равновесие, когда я предал его многие тысячи лет назад. Также участь моя - сражаться со служителями Равновесия по всей Вселенной, хотя именно Равновесие я люблю и стремлюсь к нему всем сердцем. Мне было предречено хотя я не знаю, можно ли верить тому оракулу, - что я познаю покой лишь от руки слуги Равновесия… каким я и сам был когда-то.
- Так кем же вы были прежде? - Уэлдрейка история незнакомца явно заинтересовала куда больше, чем Эльрика.
- Я был принцем Равновесия, служителем и доверенным лицом той Силы, что поддерживает, славит и любит все живое во всей Вселенной… той самой Силы, которую с радостью низвергли бы, если бы могли, и Закон, и Хаос… Но однажды, в миг великого Пересечения, которое объединило Ключевые Измерения и дало толчок новому развитию миров, где Равновесию могло больше не найтись места, я поддался искушению. То, что творилось у меня на глазах, было слишком грандиозно, чтобы устоять перед соблазном вмешаться. Любопытство, безумие и самонадеянность погубили меня. Я был уверен, что служу интересам Равновесия, хотя, в действительности, служил лишь собственной гордыне. И сейчас плачу за это.
- Но это же не вся история! - с воодушевлением воскликнул Уэлдрейк. Сударь, уверяю, вы ничуть не утомите меня, если поведаете еще немного!
- Увы, не могу. Я рассказываю то, что мне дозволено. Остальное знаю я один - и сложу с себя это бремя, лишь когда обрету свободу.
- Свободу в смерти, сударь? Боюсь, тогда поделиться с кем-либо вам будет весьма затруднительно.
- Это решать Равновесию, - отозвался незнакомец без намека на улыбку.
- Так ты ищешь смерти вообще? Или для тебя она имеет имя? поинтересовался Эльрик сочувственно.
- Я ищу трех сестер. Кажется, они были здесь несколько дней назад. Не видели ли вы их по дороге?
- Сожалею, но мы лишь недавно оказались в этом мире, и к тому же не по собственной воле, а потому лишены карт и ориентиров. - Эльрик пожал плечами. - Я надеялся расспросить об этих местах тебя самого.
- Мы находимся в Девятимиллионном Кольце, как его именуют местные маги. В так называемых Срединных Мирах Особой Значимости. Здесь и правда есть что-то необычное, хотя что именно - я пока не сумел понять. Это не истинный Центр Вселенной, ибо таковым может считаться лишь Мир Равновесия, но я бы назвал его квазицентром. Надеюсь, вы простите мне этот философский жаргон. Я несколько веков был алхимиком в Праге.
- В Праге! - восторженно восклицает Уэлдрейк, захлебываясь. - Ах эти колокола и башни!.. А может, вы бывали и в Майренбурге, сударь? Что за чудное место!
- Должно быть, и впрямь чудесное, раз я утратил память о нем, отзывается воин. - Я так понимаю, вы двое тоже что-то ищете в этом мире?
- Что касается меня, то едва. ли, сударь, - улыбается Уэлдрейк. - Разве только возможности вернуться в Патни и допить-таки свой эль.
- Да, я ищу одну вещь, - осторожно согласился Эльрик. Он надеялся получить от незнакомца географические сведения, а отнюдь не мистические или астрологические. - Меня зовут Эльрик Мелнибонэйский.
Похоже, на закованного в броню воина его имя не произвело особого впечатления.
- Я - Гейнор, бывший принц Равновесия, ныне прозывающийся Проклятым. Не доводилось ли нам встречаться прежде? С иными именами или даже лицами? В других перерождениях?
- По счастью, я не помню своих прошлых жизней. - Расспросы Гейнора встревожили альбиноса. - И в твоих словах мне многое непонятно. Я - обычный наемник, ищу, к кому наняться на службу. И к сверхъестественному отношения не имею.
За спиной у Гейнора Уэлдрейк выразительно поднял брови. Эльрик и сам не знал, что заставило его скрыть истину. Несмотря на то что он чувствовал в Гейноре родственную душу и оба они служили Хаосу, в этом человеке крылось нечто пугающее, что препятствовало всякой откровенности. Хотя воин явно не желал ему зла, и было видно, что он не из тех, кто убивает просто ради забавы. Но все же уста Эльрика оставались сомкнуты, точно и ему их сковало само Равновесие, запретив говорить о себе правду. И вскоре все трое улеглись спать три крохотные фигурки в бесконечности колосящихся полей.
На следующее утро Гейнор вновь уселся в седло.
- Благодарю за гостеприимство, господа. Если вы направитесь в ту сторону, то наткнетесь на весьма приятный городок. Там торговцы всегда радушно встречают путников. Больше того, относятся к ним с невероятным пиететом. А я отправлюсь своей дорогой. Мне сообщили, что три сестры собирались в Страну Цыган. Вы не слыхали о таком месте?
- Увы, нет. - Уэлдрейк вытер руки огромным красным носовым платком. Мы новички в этом мире и невинны, как младенцы. Не знаем ничего ни о здешних нравах, ни о людях, ни о богах. Кстати, простите меня за прямоту, но не являетесь ли и вы сами божеством или полубогом?
Ответом ему был смех, в котором слышались гулкие отголоски - точно шлем принца скрывал за собой бездну.
- Я же говорил вам, мастер Уэлдрейк, я был принцем Равновесия. Но это было давно. Ныне же, уверяю вас, в Гейноре Проклятом нет ничего божественного.
Пробормотав, что он все равно не в силах понять значение титула принца, Уэлдрейк перевел разговор в более прозаическое русло.
- Если мы можем чем-то помочь вам, сударь…