Украйна. А была ли Украина?

• Дмитрий Вишневецкий (1516–1563)

• Самойло Кошка (1530–1602)

• Григорий Лобода (?-1596)

• Северин Наливайко (1560–1596)

• Яков Неродич-Бородавка (?-1621)

• Петр Сагайдачный (1570–1622)

• Данила Нечай (1612–1651)

• Иван Сирко (1610–1680)

• Иван Сулима (1615–1635)

• Петр Доошенко (1627–1698)

• Яков Барабаш (?-1658)

• Богдан Хмельницкий (1595–1657)

• Петр Сорочинский (1701–1709)

• Кость Гордиенко (?-1733)

• Иван Брюховецкий (?-669)

• Иван Самойлович (?-1690)

• Петр Калнышевский (1690–1803). Погиб после 26 лет заключения на Соловках

Моим родителям довелось родиться и жить на родине последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Ивановича Калнышевского и его благодарного потомка земляка — археолога и художника, реставратора, историка, академика Николая Емельяновича Макаренко (1877–1938), который много сделал для того, чтобы воскресить память о знатном казаке.

Каждый народ вправе гордиться своей историей. Но история православных народов — неповторимая, особенная, самобытная. Её тысячелетиями создавали наши предки. Они формировали государственность, по крупицам собирали земли, преумножали культуру, оттачивали свой язык, выковывали свою идентичность и характер.

Поэтому мы с благодарностью должны помнить о днях минувших, изучать и знать историю своего Отечества и своего народа.

Почти сорок поколений писали и творили русскую историю: с 862 года — года образования Русского государства, которое называлось Киевской Русью, до нынешних времен становления независимых государств: Белоруссии, России и Украины.

Историк В. О. Ключевский подсчитал, что с 1228 года по 1462 год только Северо-Восточная и Северная Русь вынесла 160 внешних войн и грабительских набегов. Все они заканчивались для неприятеля крахом, для отечественной культуры — огромным ущербом с потерями уникальных предметов старины.

Культура и искусство — это узел, связывающий опыт с его образным отражением. Опыт, как считал Аристотель, есть знание единичного, а искусство — знание общего. Если цивилизацию можно считать как власть над миром, то культура — это любовь к миру, поэтому, умирая, культура превращается в цивилизацию. Искусство — природа человека, природа — искусство Бога.

Искусствознание и искусствоведение понятия равнозначные. Они объединяют комплекс наук, которые изучают материальные и духовные основы культуры народов всех народов.

В своих лекциях перед студентами Николай Емельянович Макаренко не раз говорил о первых попытках «людей любознательных» создать теорию искусства, подчеркивая, что искусство — это одежда нации.

«Они, эти попытки, предпринимались, — писал он, — ещё в античную эпоху Платоном и Аристотелем, Витрувием и Павсанием, Филостратом и Плинием Старшим.

Новый всплеск развития искусствоведение пришелся на эпоху возрождения трудами Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», Викельмана «История искусств древнего мира». Ценный вклад внесли в восемнадцатом веке просветители западноевропейского цивилизованного мира Дидро и Лессинг…»

Он хорошо знал, о чем говорил.

Французский политик Эдуард Эррио писал, что культура — это то, что остается, когда всё остальное забыто.

Эту мысль остро чувствовал Н. Е. Макаренко, считая, что, извлекая из «многометровых земных сундуков» детали прошлого, люди обретают высшую цель — они глубже понимают Родину и больше её любят. Искусство ревниво — оно требует, чтобы человек отдавался ему всецело. Этот тезис хорошо прослеживается в многолетних исследованиях открытых Макаренко точках материальной культуры поселений роменского типа теперешней северо-восточной Украины. К данному бесценному кладу, он возвращался часто на протяжении всей своей жизни, начиная с первых дней исследования этого исторического богатства.

Неисчерпаемым источником изучения творчества славян он считал в первую очередь памятники зодчества, преимущественно храмы, соборы, монастыри, божницы, часовни, иконы и пр. Однако особенно он ценил «предания старины глубокой» в виде предметов славянской культуры дохристианского периода.

«Изучение истории художественного изготовления у славян в дохристианский период ещё не начиналось, — писал ученый. — Материалов для такого труда ещё достаточно не собрано. Разные события и многочисленные факты, связанные с художественным изготовлением, с произведениями искусства, или их мало, или о них ничего не известно. Иногда, даже, отрицаются самые факты существования произведений искусств именно тех древних времен. Не лучше обстоит с проблемой изучения и достижений искусств первых столетий христианства у славян, например, днепровской группы…

Известные архитектурные памятники, настенные росписи, мозаичные композиции. Но только известны… Не больше. Их генезис, их эволюция, их технические особенности ждут будущих исследователей. Что же касается большого отдела — керамического производства или стеклянной продукции с её чудесными формами, или богатого металлического и деревянного производства, резьбы по камню и кости и других художественных промыслов — то по праву можно сказать, что ничего из исследовательских трудов не имеем».

Чувствуется, он болел душой, переживал за предмет увлечения, ставшего смыслом всей его жизни, с которой он связал все свои радости, всё своё счастье и все свои надежды. История Запорожской Сечи была одной из главных мотивов его деятельности по поискам материальных следов этого особенного сообщества Малороссии.

А ещё он как ученый и практик часто доказывал своим некоторым коллегам-реставраторам о том, что на разрушение фресок, мозаичных полотен и вообще настенной живописи влияют не столько внутренние условия содержания храмов, церквей, соборов, сколько внешние.

Эти советы Николая Макаренко тоже исходили из его огромного опыта искусствоведа. Он нарабатывался годами…

* * *

В 1900 году он посещает село Пустовойтовку, расположенное недалеко от города Ромны — родину последнего кошевого Запорожской Сечи Петра Ивановича Калнышевского. Нужно сказать, что жизнь запорожского атамана и его деятельность — это своеобразный срез условий, в которых варилась в последние годы своего существования эта организация истинного народовластия и достаточно высокого экономического развития.

В период исследовательской и поисковой работы Николаем Макаренко следов «славного Калныша», были скудные наработки материалов на эту тему. Ученый часто задавал сам себе вопросы: Кто он был — борец или жертва? Как попал в Запорожскую Сечь? Он был царский сановник или вольнодумец? Почему он попал в немилость к власти, будучи награжденным высоким царским орденом? А не пошел ли он на муки из-за желания спасти жизни своих казаков и лучшей доли родному краю?

После вынужденного отказа от гетманской булавы Кирилла Разумовского в октябре 1764 году, замены Генеральной военной канцелярии Второй Малороссийской коллегией, после превращения украинских генеральных старшин в должностных лиц российского государственного аппарата, знамя малороссийской государственности не попало в имперский архив. Его продолжала нести Запорожская Сечь.

Родился Петр Иванович Калнышевский в 1691 году в слободе Пустовойтовка, основанного переселенцами из правобережной Украины. Историки считали его род выходцами из малороссийской шляхты Лубенского полка. Шляхта — (slahta — род, порода — авт.) — основная часть господствующего феодального класса в ряде стран Центральной Европы.

Существует легенда, что в восьмилетнем возрасте полу сирота Петрик-пастушок (отец у него погиб на поле брани), сын казацкой вдовы Агафьи, пас скот за селом на зеленом прилужье реки Сулы. Вдруг он увидел клубы взвихренной лессовой пыли. Ее поднимали копыта лошадей небольшого отряда вооруженных конников. Как выяснилось потом — это были запорожцы.

— Как тебя, хлопчик, зовут? — спросил один из всадников.

— Петрик, Петрусь, — бойко ответил подросток.

Казаки предложили ему попробовать казачью трубку — «носогрейку». Затянулся Петрусь и тут же закашлялся. Загоготали казаки — «удачно пошуткувалы» — пошутили.

Когда брызнувшие слезы мальчик вытер, то неожиданно спросил:

— А куда же вы, козаченьки, едете?

— В Сечь, Запорожскую, Петрик!

— Так возьмите и меня с собой!

— Ну, если ты уже и люльку казацкую куришь, то садись сзади, — позволил сотник, тот, что «носогрейку» ему одолжил. — Ты, видать, парень бедовый, будешь мне джурой (товарищем — авт.).

Петрика дважды просить не пришлось — он сразу вскочил на коня.

— А отец что скажет? — спросил сотник.

— А нет у меня отца, — потупился Петрусь. — Батько Иван погиб.

— А мать?

— Она меня отпустит.

— Смотайся, предупреди ее…

Скоро он примчался радостным: «Дядьку, отпустила мама меня».

— Ну, так будешь мне и сыном.

И он через некоторое время после водопоя коней двинулся вместе с отрядом туда, где «Луг — отец, а Сечь — мать».

Впервые кошевым атаманом Запорожской Сечи он стал в 1762 году. До своего избрания 70-летний казак являлся военным судьей низового Запорожского Войска. По должностным ступеням это было второе лицо после атамана Запорожской Сечи.

Сразу же после принятия булавы кошевого атамана, в сентябре того же года, царица Екатерина Вторая возжелала увидеться с ним по случаю своей коронации — 22 сентября 1762 года. Он едет в столицу вместе с писарем И. Глобой.

Калнышевский встречается с венценосной особой. Беседует с нею на различные темы, в том числе и казацкого житья. Но царице что-то не понравилось в нем, наверное, дух свободомыслия и его планы на дальнейшее развитие южного казачества. Она принимает решение отстранить его от должности атамана. Нужно отметить, что к середине XVIII века Екатерина своим царским рескриптом отменила прямые выборы кошевого. Она ввела правило назначения руководителей, как это сделано, практически во всех в сегодняшних государствах СНГ.

Но казаки взбунтовались и вопреки воле царицы в 1765 году снова выбрали Петра Ивановича своим кошевым. Он занимал эту должность почти десять лет.

За это время кошевой, умело строя дипломатические отношения и избегая прямой конфронтации с Россией, выстроил самостоятельную политику. Он начал укреплять независимость Запорожской вольницы.

Как рачительный хозяин, видя, что основной причиной зависимости Сечи от российской короны есть в первую очередь поставки провианта, он принимается, выражаясь по-современному, планировать чисто экономические мероприятия — создавалась своеобразная «свободная экономическая зона».

И сразу же Край Запорожский стал преображаться. В диких степях появляются села и хутора-зимовники, в которых селятся беглецы из крепостной неволи, освобожденные узники из татарского и турецкого плена.

Увидев улучшающие условия жизни, сюда потянулись молдаване и болгары из Новой Сербии и Польши. Не обошлось, конечно, и без переманивания их руководством Запорожской Сечи — дипломатия Калнышевского работала активно в округе. Прибывших гостей на поселение он заставлял самим, конечно, с помощью аборигенов «строить жилища и пахать землю».

Результат его «экономических реформ» был таков: появилось 45 новых сел, более 4000 хуторов-зимовников, в которых к 1775 году проживало около 50-ти тысяч хлеборобов.

Калнышевский достаточно много внимания уделял не только экономическому развитию Сечи, но и так сказать гуманитарной сфере. Следил за состоянием просвещения молодого поколения казаков, чтобы школы своевременно и достаточно обеспечивались помещениями, продуктами, книгами.

Нужно сказать, что образование финансировалось за счет «войскового кошта», — (войсковых средств — авт.) При дележе прибыли от торговли и военной добычи часть этого самого кошта обязательно выделялось на школы. Это было что-то наподобие ренты, которую до сих пор в России не могут утвердить и узаконить власти от прибылей в ходе добычи полезных ископаемых и торговли, в частности, газом и нефтью.

Телесные наказания в школах были запрещены, глубоко воспринимались разъяснения и «искреннее раскаяние». Слово «каяться» высоко ценилось в Сечи. Уже тогда в запорожских школах существовало так называемое «куренное управление» — аналог современного ученического и студенческого самоуправления.

До поры до времени Екатерина Вторая молчала, так как затевалась война с Турцией — дополнительная воинская поддержка не помешала бы. И нужно отметить, казаки храбро сражались с иноверцами — крымскими татарами и турками в период русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Они не только ловко устраивали «скрадки» (засады — авт.), но и бесстрашно атаковали турок. Выносливость у них была поражающая воображение. Они неделями без отдыха могли мотаться в седлах, выслеживая неприятеля или сидеть в засадах, ожидая его.

В 1770 году царица за особые заслуги казаков в боях против турецких войск всему войску Запорожскому объявила благодарность, а самого кошевого даже наградила высшей наградой империи — орденом Андрея Первозванного. Через три года ему было присвоено воинское звание русской армии — генерал-лейтенант.

Рос авторитет войска Запорожского, но в столице Российской Империи уже готовились черные планы расправы над казачеством из-за боязни его расширения и разрастания. Как говорится, на охоте зверя-жертву надо сначала заманить, а потом прикончить.

Не случайна реакция Императрицы была такова:

«…Внедряя собственное земледелие, разрушали они тем самым основу зависимости их от престола Нашего и мыслями, конечно, образовать из себя посреди отчизны область, полностью независимую, по собственным своим неистовым управлениям».

Нужно сказать, что авторитет Запорожской Сечи к этому времени был огромен. В Войско Запорожское желали записаться и записывались многие россияне, особенно молодежь.

В 1772 году новороссийский генерал-губернатор, фаворит царицы Григорий Александрович Потемкин разыграл фарс, попросил П. И. Калнышевского записать и его в казаки. В своем «мягком» письме он называл атамана «неразлучным другом». В нем он писал:

«…уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не пропущу, где усмотрю принести любую желаниям вашу выгоду, на справедливости и крепости основанную».

Но через год не без помощи того же Г. Потемкина Запорожская Сечь была уничтожена. В начале июня 1775 года 100-тысячное войско под командованием генерала П. Текели, бывшего австрийского офицера, наемника, пятью колонами открыто приблизились к стоянке Сечи, и плотным кольцом окружило её. Время было выбрано удачное — в Сечи находилось всего несколько сотен казаков, — остальные были кто в походах, кто на работах. Во избежание кровопролития и возможных больших жертв с той и другой стороны 85-ти летний кошевой атаман Петр Иванович принимает мудрое решение сдать Сечь русским войскам без боя. После этого кошевой атаман П. Калнышевский, военный писарь И. Глоба и военный судья П. Головатый были арестованы и таким образом оказались в плену.

Нужно отметить, что за жизнь в Сечи Петр Калнышевский стал богатым собственником. При аресте в его зимовниках и хуторах было описано 639 лошадей, 1076 голов крупного рогатого скота, 14045 овец, 2175 пудов зерна. Его крепкое экономическое положение содействовало политической карьере в Сечи.

В августе 1775 года царица издала указ, в котором говорилось:

«Сечь Запорожская окончательно уже разрушена, с уничтожением на грядущие времена и самого названия запорожских казаков, не менее чем за оскорбление нашего Императорского Величества за поступки и дерзости, которые совершаемы были от этих казаков, которые совершаемы были от этих казаков непокорностью нашим высочайшим Повелениям».

Калнышевского сначала отправили на родину в Пустовойтовку, обещая ему волю. Но через некоторое время в село прискакал эскадрон гусар. Его арестовали, заковали в кандалы по рукам и ногам в местной кузнице и повезли в Москву.

Существует предание, когда местный кузнец заклепывал запястные наручники кандалов, то плакал и просил прощения у своего земляка — кошевого атамана.

В российской столице над ним был учинен допрос с пристрастием в помещении Военной коллеги, а потом его повезли якобы в Архангельск.

В указе ничего не было сказано о конкретной судьбе атамана. А она была связана с Соловецким заточением. Глобу и Головатого отправили на каторгу в Сибирь. Там в ссылке, в северных монастырях, они и закончили дни пребывания на грешной земле.

В Соловках Петра Ивановича разместили 30 июля 1776 года в одном из самых мрачных казематов крепостной тюрьмы. Режим содержания был исключительно суровым. Фактически бывший кошевой Сечи оказался практически заживо замурованным, так как на прогулку его выводили трижды в год: на Пасху, Преображение и Рождество. Охраняли «великого грешника» в течение многих лет одни и те же стражники во главе с начальником Соловецкого сторожевого отряда. Всесильный Г. Потемкин тоже не забывал «своего друга» и периодически запрашивал Синод, жив ли ещё Калнышевский?

В каменном мешке Петр Иванович пробыл 16 лет. После этого над ним «смилостивились», предоставив отдельную камеру, где он провел ещё 9 лет. 110-летний узник, который за 25 лет отсидки в потемках, ослеп на оба глаза. Скоро он обрел, наконец, свободу.

Указом от 2 апреля 1801 года царя Александра Первого его освободили. Но он уже никуда не выезжал «путя не бачыв». Он недолго наслаждался свободой, ожидая «приближающегося конца своего жизненного пути». Осенью 1803 года он скончался, «отдав Богу душу на главное судилище».

До сих пор на центральном дворе Соловецкого кремля перед Преображенским собором лежит надгробная гранитная плита с могилы последнего кошевого атамана Запорожской Сечи.

Уже после возвращения в Киев пытливый Николай Макаренко нашел много «интересного материала», то есть чисто экономического, о днях существования последнего коша Запорожского и причину такой неблагодарной реакции царицы Екатерины Второй на его предводителя Петра Ивановича Калнышевского.

Думается, рассуждения с коллегами о роли Запорожской Сечи и последнего её руководителя, — своего земляка Петра Ивановича Калнышевского, активизированные впечатлениями от посещения родины кошевого, не остались незамеченными теми, кто «пас» ученого. Ясно, что в досье его не прибавилось алиби, увеличилось подозрений о причастности к разделению националистических убеждений.

В период «ежовщины» хлопчик из села Москаливка, что на Полтавщине (теперь это Сумская область — авт.) был арестован и вскоре расстрелян.

Сегодня в Пустовойтовке высится памятник последнему кошевому атаману Запорожской сечи.

О судьбе Н. Е. Макаренко автор написал книгу «Прометей и власть».

Завершить главу о запорожских казаках хочется словами Николая Гоголя:

«Это было «необыкновенное явление русской силы».

Гоголь не делал разницы между русскими и украинцами. Тарас Бульба, обращаясь к украинским запорожцам, употребляет словосочетание «русская душа». Идея единения Руси слышится и в предсмертных возгласах казаков, погибающих в бою:

«Пусть ликует вечные веки Русская Земля!»

«Пусть же славится до конца века Русская Земля!»