Родиться Царём

Кадровик начал заполнять все необходимые бланки, для оформления на работу, слушая нового новобранца, в то же время не переставал иногда хитро бросать на него свой взгляд:

— Молодец коллега, верно, думаешь, — подковырнул его кадровик. — На, вот тебе направления на медицинскую комиссию, прослушаешь лекцию по ТБ и пожарной безопасности. Отметишься в военкомате и приходи оформляться. Оформишься, не тяни с заявлением на квартиру. В этот же день подавай. У нас квартиры в течение двух лет дают, а то и меньше. Семейное общежитие сразу могут выделить, главное показать себя с хорошей стороны в первые дни! Лепи из себя достойного покорителя Курской магнитной аномалии! — Отлично! — обрадовался Олег, беря из рук кадровика кипу направлений.

— Удачи Олег Матвеевич! — бросил кадровик уходящему парню, а когда за ним закрылась дверь, потирая руки, произнёс:

— Вот у Лопатина тебе охоту к юмору обязательно отобьют, а работать уж наверняка научат! Через горнило этого звена немало ухарей прошло, и никто надолго не задержался. Пороху не хватило. Ну а тебе — то я в любом случае не дам зачахнуть. В крайнем случае, переведу плиточником. Там и деньги неплохие платят и работа чище. Да и народ грамотней.

***

Олег Грачёв тянуть не стал с оформлением, и через два дня ему выдали уже спецовку кровельщика. Особой радости к первой своей выбранной профессии он не испытывал, но задумка корректно отомстить за беды друга, отметала все неудобства в душе. Да и перспектива получить гуманитарную квартиру с удобствами, тоже лишней бы не была.

И вот для него настал первый рабочий день. Дата вроде знаменательная, но запомнилась она ему не с лучшей стороны. Полного знакомства с бригадой не получилось, так — как она на этот момент была разделена на три звена. Как и говорил кадровик, все звенья трудились на разных объектах. Его направили в звено, в которое он и стремился попасть. Звено трудилось на сельском объекте в большом селе Фили. Что ему сразу бросилось в глаза, у всех мужиков в руках были увесистые авоськи. В обед он понял, что это были их обеды, которые они называли термосами. Члены звена все поголовно были выходцы из деревень, хотя жили в городе уже по нескольку лет. После военной разрухи в стране им было не до учёбы. Важнее тогда было помогать своим родителям по хозяйству, да и школы в те времена не в каждой деревне были. Поэтому грамотой они не блистали. Некоторые мужики, из азбуки знали только букву «А», да «Я», и могли без труда прочитать самоё популярное заборное слово из трёх букв. И любая газета или книга для них была детищем иного мира, в который они слепо верили. Но зато эти неучи очень грамотно могли ехидничать, играть в карты на деньги и пить бурачный самогон. Единственный мужик Кашин, носивший редкое имя Модест, не досаждал Олегу и охотно помогал по работе. Это был именно тот мужчина, о котором Мартын отзывался положительно. Он был невысокого роста, с небольшим животиком и кривыми ногами. Имел дурную привычку постоянно при разговоре сквозь зубы выкидывать тонкую, словно нитка слюну. Кургузую рабочую фуражку натягивал на лоб до отказа, так что глаз не было видно, поэтому голова его была похожа в этой фуражке на половинку разрезанного арбуза с хвостиком. Но когда он снимал этот неказистый картуз с головы, чтобы утереть пот со лба, то помимо лысины можно было заметить, вполне умные глаза. Тем боле речь у него была содержательней, чем у остальных мужиков. Так что с первого взгляда и не скажешь что перед тобой человек, который не знает грамоты. Олегу этот мужик пришёлся по душе. Модест не только доходчиво объяснил ему с чего начинать надо работу, но и сам заправил бак соляркой, зажёг форсунку под котлом. Затем они вместе начали рубить битум и загружать котёл. Проходившая мимо их бытовки маляр, увидав, что в звене кровельщиков новичок, крикнула Олегу:

— Он тебя не только битум научит рубить, но и в азартные игры курсы у него пройдёшь. Смотри не втянись с ним в это порочное дело, — наказала та. — Да и зачем ты такой хорошенький к ним в бригаду подался? Шёл бы к нам. Мы бабы покладистые никогда не обидим. А у них ты и за писаря будешь, и за смоляного кашевара, ну и конечно скорохода в магазин они из тебя сделают. В общем, быть тебе маленьким Мук ом, но не сказочным, а настоящим бегуном.

Модест бросил в котёл увесистый кусок битума, который был у него в руках и быстро подбежал к маляру. Грубо облапил её своими грязными от смолы рукавицами и на всю стройку закричал:

— Договоришься ты у меня Надька, быстро в бытовку уволоку, и тогда конец твоему языку придёт. А то моду взяли языком почём зря молотить. У Гальки, либо научились?

Женщина, высвободившись из его объятий, слегка оттолкнула его:

— У Гальки свой язык, а у меня свой, — шутливо ударила она его по козырьку фуражки. — А что я не права? Ты Кашин мужик то вроде ничего, но нездоровый азарт к картам порой дурно влияет на твой характер.

Не знала тогда ни Настя, ни Кашин, что устроился в эту бригаду Олег не просто так, и не по испорченному телефону, а по наводке своего друга Мартына, который уже испил свою горькую чашу смолы в этой бригаде. Надо заметить, что в карты поголовно играли все на стройке, как рабочие, так и ИТР. Начиналась прикидка в служебном автобусе и продолжалась на объекте. Олега кровельщики в свою питейную компанию в этот день не пригласили, сославшись на его молодой возраст. И посоветовали ему оттачивать мастерство около котла, где варится битум. Что Олег и делал, постоянно заглядывая в нутро этой гигантской — чаши, и периодически регулировал напор солярки, которая поступала через форсунку.

Через пару часов битум в котле уже начал закипать. По поверхности пошли пузыри, и небольшой парок витал над котлом. Не знал Олег, что это первые признаки непроизвольного возгорания котла, поэтому особо и не переживал.

Котёл вспыхнул так, что Олегу показалось, он оторвался от земли, подпрыгнул, расплескав излишки смолы на землю. От неожиданности Олег отбежал от него на небольшое расстояние. Момент вроде и интересный, но для дворовых мальчишек. Их бы куча собралась на подобное зрелище, будь они рядом. Для Олега же это была нештатная ситуация. Очаг возгорания был похож на бурлящий вулкан, изрыгая из себя не только огонь, но и клубы едкой как дёготь чёрной сажи. Чтобы ликвидировать возгорание, необходимо было закрывать котёл вручную металлической крышкой, у которой диаметр под два метра. Бригада смотрела на него сверху и издевательски смеялась, когда он неумело возился с этой крышкой. Они что — то кричали и показывали руками, но Олег их не понимал. Он злился на себя и думал, если бы на этом фоне около чёртовой кастрюли и под знойным солнцем его увидала Регина, то наверняка бы сбежала от него, не дожидаясь дня свадьбы. Он как волчок крутился у этого адского котла, но поделать ничего не мог. Для него это возгорание было сравни проснувшемуся Везувию. Не зная, что это обычное дело у кровельщиков Олег в душе уже запаниковал, думая, что на такой дым должен съехаться не один расчёт пожарных машин. Выручил Модест, — он спустился сверху и помог ему прикрыть крышку котла, убавил напор солярки и сказал:

— Ты не суетись, в этом случае. Если только котёл начнёт загораться, сразу кинь в него кусок особой третьей марки битума, и он потухнет. Ну а если до такой степени разгорится, то тут уже конечно надо пользоваться крышкой.

Он показал Олегу, где лежит третья марка, и поднялся наверх.

И всё равно к концу смены Олег был похож на негра. Котёл вспыхивал ещё несколько раз. И на следующее утро Дорогой отхаркивался одной чернотой. Он понял, что его они специально поставили варить битум. Чтобы курс молодого бойца прошёл с укрощения горящей смолы, где не только сноровка нужна, но и умение. Но по сути дела хитрого в этой работе ничего не было. Любой бы новичок за пару дней, ну от силы неделю, мог освоить эту профессию.

Однако первый рабочий день, был не его. И он стал ждать своего счастливого момента. Он ежедневно, внимательно присматривался к своим коллегам через кипящую смолу в котле. Тяжко ему приходилось, когда они напивались. Так — как всю работу ему приходилось тащить одному. Он молча переносил всё это и ждал справедливого суда, где в роли судьи выступит собственной персоной.

На стройке его бригаду открыто называли свора горлопанов. Своим грязным языком, они могли опошлить любого, невзирая на личность, будь — то разнорабочий или прораб. Олега в свою бригаду они приняли с притворной радостью. Для них он был чужак. Каждый из мужиков изощрялся в совсем ненужных, никому командах. Они на каждом шагу, старались его заарканить на какой — ни будь непристойной шутке. Послать его к трактористу за компрессией или в сельмаге купить, помимо вина за двадцать копеек мохнатый штык. Молчаливый Олег везде и ко всем ходил, не торопясь, и все над его просьбами смеялись. Он, молча всё это учитывал, воспринимал за шутку, и никаких обид им не показывал. Он понимал, что трудностей после тюрьмы не миновать. Он так же понимал, что можно сорваться и проучить смоляным ковшом всех колхозников, чтобы они не думали, что Олег Грачёв, тот парень, на котором можно бесплатно битум возить. Один Модест соблюдал нейтралитет и не докучал Олегу, так как автоматически они стали напарниками. Но Олег понимал, что мысленно тот на их стороне. Вместе в карты играют, вместе пьют, да и общий стаж по крышам их давно сблизил — значит для себя они все свои в доску.

Дорогой делал героическую выдержку и пытливо наблюдал за ними дальше. В карты он с ними никогда не садился играть, хотя его подмывало наказать их, но время для этого ещё не пришло. Олег проявил себя в бригаде очень скромным и безотказным парнем. Со всеми был вежлив и учтив. Никто от него не слышал ни одного жаргонного слова. Мужики восприняли его поведение, как должное. Считали, что он не нюхал по-настоящему смолы, и перед ними — профессионалами кровельных работ заискивает. Свою профессию они приравнивали, чуть — ли не к глобальной науке.

Распивая на крыше самогон и закусывая большими кусками мяса и дорогой колбасой, они, не вставая с места, указывали, что ему нужно делать.

Мясные продукты они приносили на работу в изобилии.

«Неужели они так много зарабатывают, что за обед съедают мою месячную норму мяса»? — иногда задумывался Олег. Хотя вполне понимал, что мясопродукты ворованы.

Позже из их разговоров он узнает, что все их жёны, кроме жены Косарева, — мужика с больной поясницей, работают на мясокомбинате. Узнав про эту деталь, Олег сразу уяснил, что их жёны изрядно поворовывают каждую смену. Схема выноса была очень проста. Но он ждал всё равно уточнений. Залететь за шмат свинины ему не было никакого резона. В тюрьме бы его не поняли сокамерники, узнав о его кишечной статье. Он героически терпел уже неделю все их диктаторские команды и ехидные под колы.

Олег терпел, выжидая каждый день удачный момент, для решающего удара. Хотя эта строительная атмосфера ему порядком надоела. Голова дома болела после такой работы, разговаривать ни с кем не хотелось. Даже с молодой женой спал порознь. Но обстоятельства и жажда классически отомстить этим сквалыгам заставляли его мучительно сдерживаться. Для него наказать их, было уже делом чести. Каждый день он засыпал только с одной мыслью, чтобы его день справедливости настал. И его ожидание было вознаграждено. Очень удачный момент судьба ему, наконец, то подарила. Да такой весомый, что ему пришлось поставить на уши всё звено вместе с напарником, на которого он виды и не имел. Олег работал один на крыше строящейся школы. Шпаклевал в нестандартной позе утеплительные плиты фибролита. Мужики перед обедом пошли все скопом в колхозную столовую попить пивка и купить минеральной воды. Сверху ему было хорошо видно, что они свернули к металлической будке, где у них хранился рубероид, который Олег разгружал один буквально вчера. Около будки стояла самосвал, в который они, со спринтерской скоростью, иногда озираясь по сторонам, погрузили несколько рулонов рубероида. Сколько именно, он посчитать не смог. Но то что рулонов было несколько десятков, это было точно. Завершив погрузку, они свернули к сельмагу.

Пришли кровельщики в час дня пьяные и с собой принесли много водки и вина. Постелив на крыше клеёнку, они разложили свою закуску с батареей бутылок и продолжили сабантуй. Разговор вели о фашистах, которые во время войны жили в их домах. Ничего плохого о них не говорили. Даже восхваляли за определённые характеры немецких солдат. Но этот пьяный разговор к счастью для Дорогого был коротким, что радовало. Приличная доза испитого спиртного, вскоре уложила их бесчувственные тела в рядок на пыльном фибролите — утеплителе. Этот фибролит укладывался на гидроизоляцию. И уж только потом делалась асфальтная или же растворная стяжка, на которую клеился рубероид.

Приласканными знойными лучами солнца, они крепко спали, иногда во сне крепко матерясь.

Олегу работа в одиночку была не по душе и он, откинув в сторону самодельный шпатель, начал перешагивать приморенных кровельщиков, нарочно задевая их своими просмолёнными ботинками, и громко покрикивал:

— Эге, бригада Ёлкиных, вы спать приехали или работать? У вас гражданская совесть есть? Придётся вас краном спускать с крыши или заблокирую вас здесь на ночь, а водителю автобуса скажу, что вы на вторую смену остались.

Сон был их крепок. Ни один из спящих даже ухом не повёл, на его сигналы.

Олег осмотрел их импровизированный стол. На клеёнке рядом с закуской и остатками спиртного он увидал связку ключей, от бытовок и склада, где хранился рубероид. Ответственным ключником был курносый Митька. Не редко за этот примечательный дефект его все называли Ломоносовым. У него был перебит нос, отчего нижняя половина носа была сильно задрана к верху и он постоянно гундосил. Когда Митька выходил из себя, то его глаза значительно выкатывались из глазниц и становились похожими на переспелые абрикосы. Официально Ломоносов считался звеньевым и был кумом Возничего. Командовать звеном, — это было его любимое дело, но вот только мужики его не слушали никто и зачастую посылали на хутор бабочек ловить. А по большому счёту они все были либо друзья, либо с одной деревни. Как не подходи, всё равно свои. Поэтому Митька, на них обид не имел. Но он был самый вредный и жадный мужик. Сейчас он лежал в стельку пьяный и даже ни один лицевой мускул не вздрогнул, когда на его курносый нос взгромоздилась зелёная с перламутровыми крыльями муха.

Олег попробовал отогнать эту муху, но она отлетала и тут же опять садилась ему на лицо.

— Это называется, напились до кондиции, — бормотал Олег, — а это навозное насекомое знает на кого садиться. Не на Модеста села, а на Митьку, чует самую большую мерзкую кучку.

Озарение наказать нерадивых и жуликоватых мужиков к нему пришло сразу. Схватив ключи, он спустился вниз и пошёл в колхозные гаражи, которые стояла неподалёку от объекта. Там он и нашёл без труда покупателя на оставшийся рубероид.

Тракториста из этого села не понадобилось долго уговаривать, так — как Олег попросил у него по три рубля за рулон, что было ниже вдвое официальной цены:

— Сколько рулонов можешь продать? — не торгуясь, спросил тракторист.

— Все забирай, что есть, — сказал Олег. — Думаю там сейчас больше пятидесяти рулонов.

Тракторист в знак одобрения пожал Олегу руку:

— Сейчас я тележку подцеплю и подъеду.

За десять минут они погрузили в трактор пятьдесят пять рулонов рубероида. Тракторист рассчитался с Олегом и уехал довольный удачной сделкой, а Дорогой с месячной зарплатой в кармане поднялся на крышу. Положив ключи на место, он принялся за шпаклёвку крыши, намеренно производя шум, чтобы разбудить членов своей бригады. Первым поднялся Черныш, — это был худосочный и злонравный мужик, особенно невыносим, он бывал по утрам. После первого стакана он сразу становился разговорчивым и немного ласковым. И начинал всем ежедневно привирать, как он был когда — то в колхозе председателем товарищеского суда. После второго стакана, Черныш уже всем объяснял, что его и в народный суд приглашали работать, но он наотрез отказался, так — как плохо владеет грамотой. А после третьего стакана разливая битум по крыше, он одновременно исполнял патриотические песни, в которых был ярко выражен сельский диалект. Черныш был единственным коммунистом в звене, и в отличие от всех немного разбирался в грамоте. Но усовершенствоваться в дальнейших познаниях не удосуживался, поэтому и читать он мог по слогам и то печатный шрифт.

Черных поднялся с фибролитовой плиты, осматриваясь по сторонам, не понимая, где находится. Краснеющие глаза от перепоя и от злости, ничего вразумительного не отражали. Весь мокрый, в волосах стружки — завитушки от фибролита и к плечу просмолённая, словно погон прилипла рукавица.

Он, проведя руками по волосам, взъерошив их, стал похож на натурального чёрта.

Олег подошёл к нему и осуждающе покачал головой:

— Иди к котлу с битумом пока он горячий, а я сбегаю за селькором, пускай он тебя сфотографирует и в журнал «Кошмар Ада» отправит.

Но тот не понял, что ему Олег сказал, только недовольно пробурчал себе под нос и, дотянувшись до канистры с водой, допил остатки. А капли вылил себе на ладонь и оросил своё лицо, размазав только грязь:

— Грачёв ты чего расшумелся, не можешь тихо шпаклевать? — раздражительно произнёс Черныш.

— А вам не пора заканчивать спать? — сказал Олег, и показал на часы, — скоро автобус за нами придёт, а вы все в дугу. Где ваша гражданская совесть?

Черныш, не поверив ему, посмотрел на свои часы и тут — же встрепенулся. На часах стрелки показывали 16 часов. Он стал тормошить своих собутыльников и приводить в чувство, обливая всех тёплым лимонадом:

— Вставайте пьяный хозрасчёт. Автобус нас ждать не будет. Задницу покажет и пылью юзанет. Пешедралом тогда сорок километров будем топать. Пора подсчитывать, сколько материала сегодня израсходовали и сколько сэкономили, и домой поедем.

Митька протёр глаза и прогундосил:

— Этот месяц у нас пробный. Бригадный подряд учитываться не будет. Пускай Возничий съездит вначале к Злобину по обмену опытом, потом и мы тихим шагом перейдём к этому проклятому хозрасчёту, а сейчас перед дорогой надо выпить ещё по стакану.

Обратно с работы они в карты не играли, но ехали с песнями. В репертуаре у кровельщиков в основном были украинские песни.

***

На следующий день кровельщики переоделись в рабочую спецовку и залезли на крышу. Допили там остатки водки и вина.

Олег же пошёл на своё «почётное место», разжигать котёл с битумом.

Похмелившись, весёлые они спустились вниз и позвали Олега с собой, таскать из будки рубероид к лебёдке. Но, открыв дверь, увидали, как гуляет сквозняк по складу.

На том месте, где лежал рубероид, валялся рваный облитый битумом резиновый сапог и старые тоже вымаранные битумом брезентовые брюки.

Кровельщик переглянулись между собой, и моментально протрезвели: — Куда рубероид делся? — округлил глаза Митька, — мы же оставляли под обрез, чтобы доделать крышу.

— Не иначе деревенские мужики спёрли, — выдал свою версию Вася Косарев, — мужчина, постоянно страдающий острыми болями в пояснице, от чего вечно на лице носил маску страдальца. — Надо милицию вызывать. Пускай по дворам ищут, — бубнил Косарев.

— Правильно вызывайте, — подал голос Олег, — а я как член комсомола молчать не буду, всю правду скажу, как меня учил великий Ленин.

В комсомоле он, конечно, не состоял, так — как, учась в школе, он был настоящий анархист, отвергающий собрания и различные митинги.

— Ты, что видал, кто своровал наш хлеб? — занервничал Черных.

— Конечно, видал, и номер машины записал, — спокойно сказал Олег.

— Это уже лучше, — облегчённо вздохнул Митька. — Мы сейчас пойдём в гаражи и по номеру машины узнаем шофёра. Поговорим с ним серьёзно, потребуем возврата и магарыч за молчание.

Олег подошёл к валявшему резиновому сапогу и с размаху ударил его ногой:

— Вы что совсем память потеряли? Мы вчера вместе с водопроводчиком обозревали, как вы загружали целый самосвал рубероидом, и потом пошли в магазин. У вас пир горой стоял от левого навара. Так, что уважаемые коллеги выбирайте одно из двух. Либо вы идёте к участковому, либо едете на лесоторговую базу и покупаете там сто пять рулонов рубероида по семь рублей за рулон. Я без зарплаты по причине вашего воровства сидеть не желаю, — напустил на себя он важности.

Олег чувствовал себя хозяином положения. Ему нравилось наблюдать за этими алчными и пьяными рожами. Они хоть и были не грамотными, но законы знали и по мере возможностей соблюдали их. После веского заявления Грачёва они мгновенно забыли об участковом. Им было не в руку к нему обращаться, но тревога на их трусливых физиономиях отчётливо отражалась. Потому что факт кражи был, не оспорим и обратное, доказывать Грачёву они не собирались.

Первым из оцепенения вышел Черныш:

— Нам сто пять рулонов сюда не надо, хватит и пятидесяти, — завизжал Черныш. — Решили, что сделаем трёх слойку, а весь верх зальём битумом. Скинемся звеном по нужной сумме, и будет всё чики — пики!

Олег приблизился к брызгающему слюной Чернышу и небрежно водрузил ему свою руку на плечо:

— Не забывайте, ваша честь? Этот объект возводят для детей, а не для ваших ненасытных мясных утроб. Эта несчастная школа, не дожидаясь ввода в эксплуатацию, уже потерпела крушение ввиду промашек болгарских строителей. Хотите и вы себя опозорить? Давайте, вперёд! А я в вашей компании не хочу быть. Я позавчера товарищ коммунист разгрузил один машину, в которой было сто пять рулонов и не меньше. И стелить мы будем четыре слоя, а не три, так — как в этом здании будут находиться цветы жизни!

— Ты чего комсомолец перед нами чечётку отплясываешь? — напал на Олега Митька, — молчал, молчал, а сегодня против коллектива идёшь, или газет правдивых начитался?

Олег резко развернулся лицом к Митьке:

— Я вам сказал своё слово, а вы, как хотите, думайте, — закрепил своё доминирующее положение Дорогой, и хладнокровно добавил. — Тоже мне коллектив нашёл, как пить, так без меня, а как кражу погашать, так со мной. Нет, я свою совесть в утиль сливать не собираюсь! Не получится чики — пики! — передразнил он Черныша.

Митька, недовольно поводил по сторонам своим курносым носом. Выругался не понятно в чей — то адрес и, махнув рукой, гневно посмотрел на Олега:

— Ладно, комсомол, иди туши котёл? — Сегодня смысла нет варить битум.

В бытовке Олег подсчитал им убыток. Сумма была приличной, которую они восприняли с траурным настроением. Семьсот тридцать пять рублей, — такова цена всего похищенного рубероида. Они поделили на четверых эту сумму, не обмолвившись словом об Олеге, и договорились, чтобы на следующий день каждый принёс свою долю.

В этот день все занимались только утеплением крыши, других работ не производили. Олега в этот день никто не задевал плоскими шутками. Мало того в перерыв пригласили к своему хлебосольному столу, но он скромно отказался и вышел из бытовки, сославшись на то, что обедать, намерен в колхозной столовой.

Он уже с нетерпением предвкушал праздничные дни. Оставалось только до конца сбить спесь с этой передовой бригады.

***

Утром следующего дня, когда все сели в автобус мужики начали раздавать карты, играли по двадцать копеек, но в банк при сварах набегало по сто пятьдесят рублей и больше. Олег был зрителем, и из верхнего кармана рубашки у него отчётливо просматривалась пачка красных десятирублёвок. Он специально одел, эту рубашку, что бы засветить свои червонцы перед алчными мужиками. И это не убежало от их взглядов:

— Чего ты всегда зрителем бываешь? — спросил Черныш, — присоединяйся, может, повезёт. Новичкам говорят, всегда фартит.

— Нет, боже упаси, я в них никогда не играл, боюсь, проиграюсь в пух и прах, — начал притворно ломаться Олег.

— Считать очки можешь и больше ничего не надо, — уговаривал Черныш.

Олег подсел ближе к картёжникам:

— Эх, была, не была, дай и мне карту попробую разок сыграть, — поставил Олег на банк деньги.

— Вот это по нашенским правилам, — обрадовался Митька, — карты всегда нас объединяют, и ты к нам ближе будешь.

— Не играй с ними паренёк? — отговаривали Олега женщины отделочницы, — они тебя если не обманут, то горлом возьмут.

Олег проиграл, шестьдесят копеек, но когда пришла очередь раздавать ему, он сделал несколько свар, и на банке лежало уже не рубль, а четыреста рублей.

В общей сложности за какой — то неполный час к нему в карман перекочевали все их наличные деньги, чему были рады отделочницы.

— Так вам и надо пьяницы чёртовы, теперь долго играть не будете. Каждый, наверное, по окладу проиграл, — донимали они кровельщиков.

В бытовке мужики сидели с пасмурными лицами и смотрели, как Грачёв издевательски пересчитывал их деньги:

— Надо же повезло как, — говорил радостно он, — мне даже и не верится. Выиграть тысяча двадцать рублей. У меня никогда таких денег в руках не было. Куплю себе аквариум большой с золотыми рыбками и кроликов. Займусь кролиководством, и обязательно куплю мопед — за травой в луга буду ездить, а остатки спрячу на чёрный день. Отпуск заработаю, поеду на море, а то я ни разу его не видал. Или потрачу на свадьбу.