Помоги проекту - поделись книгой:
— Ой, с собой не принесла. Простите.
— Это неправильно, засмеялся он. — Вы ведь шли на прием к бюрократу. Я бюрократ и имею дело только с бумажками. Вот что, пишите заявление прямо здесь.
Лиля растерянно оглянулась вокруг — где писать?
Шепилов подмигнул ей:
— Садитесь за мой стол.
Он пододвинул ей свое кресло, и Лиля растерялась еще больше, покраснела. А Шепилов расхохотался:
— Не стесняйтесь, сядьте на несколько минут в кресло министра иностранных дел, почувствуете, какая это непростая работа. Вот вам бумага, пишите ручкой, которой я подписываю международные договоры.
Пока она писала, он расспрашивал посла и Влатко об истории Албании.
— Я по образованию историк, мне все интересно.
Потом он прочел ее заявление.
— Все правильно. Теперь, если разрешите, я тоже сяду в кресло министра.
Лиля покраснела еще больше.
Крупным властным почерком он написал в левом верхнем углу бумаги резолюцию: «Министру государственной безопасности. Товарищу Серову. Прошу рассмотреть. Шепилов».
Прощаясь, сказал:
— Отвезите в приемную товарища Серова, на Лубянку, — и уверенно добавил: Я написал «рассмотреть». Этого вполне достаточно.
— Спасибо, спасибо вам большое, — смущенно лепетала Лиля.
Посол задержался, а они, радостно возбужденные, вышли на Смоленскую площадь ловить такси. Влатко шепнул Лиле:
— Ну вот, ты все расстраивалась, боялась, что не дадут паспорта. Теперь ты наверняка поедешь со мной. Какой приятный человек товарищ Шепилов.
— Да, очень симпатичный и сердечный. Я была так поражена, что даже не знала, что сказать.
— Это новая генерация членов хрущевского правительства после XX съезда. Прежний министр, Молотов, был официальный сухарь. Он ни за что бы нас не принял и не помог.
— Шепилов запомнил тебя, сказала Лиля. — Это очень хорошо для твоей карьеры. Может, ты тоже будешь министром иностранных дел Албании.
Влатко рассмеялся:
— Ты фантазерка и преувеличиваешь мои возможности.
— Почему же? Я очень люблю тебя и горжусь тобой. А вдруг я окажусь права?
— Это все твоя фантазия. Я исхожу из реальности, а реальность пока такова: Албания — очень бедная страна. Но ты обратила внимание, что Шепилов сказал нашему послу?
— Нет, я так нервничала все время, что не слышала.
— Он сказал, что товарищ Хрущев и он сам хотят приехать в Албанию и оказать помощь нашей стране. Это очень важно для нас.
Лиле неприятно было входить в подъезд Министерства госбезопасности, Лубянки, как называли это громадное здание, которого все боялись. Она помнила, что здесь держали и мучили ее отца.
В приемной она вцепилась в руку Влатко. Дежурный майор холодно взглянул на них, молча принял письмо, но увидев подпись Шепилова, сразу заулыбался:
— Я передам товарищу Серову. Не беспокойтесь, все будет сделано.
Через два дня она получила красный заграничный паспорт. Серов был поставлен Хрущевым на пост министра вместо Берии и знал, что Шепилов любимец Хрущева. Одной этой подписи было достаточно, чтобы сделать все, что он просил. Фаворитизм работал в Советской России безотказно.
Лиля весело размахивала паспортом перед родителями:
— Дорогие мои, мне дали красный заграничный паспорт, разрешили ехать!
На обложке крупными буквами было написано: «СССР». Лиля танцевала от радости и цитировала стихи Маяковского «Паспорт»:
Павел взял паспорт в руки, посмотрел:
— Видишь, когда наши едут за границу, в паспорте не указывают национальность. Ты теперь не еврейка, а просто гражданка СССР. Как это удалось после стольких мучений?
Лиля радостно похвасталась:
— Удалось потому, что мой муж важный человек. Мы с ним были на приеме у министра иностранных дел Шепилова, и он сам завизировал мое заявление.
— Ты дошла до самого министра?
— Да, мы с Влатко пришли к нему на прием вместе с послом Албании. Это он нам помог. А хотите знать еще кое-что? Я даже писала заявление за его столом, сидя в его кресле! — и Лиля добавила: — Министр Шепилов сказал, что сам товарищ Хрущев и он тоже хотят приехать в Албанию и оказать ей помощь.
— Это он тебе сказал? — недоверчиво переспросила Мария.
— Ну не мне, конечно, а послу и моему мужу.
Павел нахмурился и иронически спросил:
— Он не говорил, какую помощь? Может быть, военную?..
Лиля в недоумении протянула:
— Нет, при нас он не говорил… Но помощь, чтобы улучшить жизнь в Албании. Вы приедете нас навещать и увидите, как Албания процветает с помощью России.
Годы спустя Лиля вспомнила эти слова Шепилова и только тогда поняла вопрос Павла про помощь. В их с Влатко судьбе эта «помощь» сыграла роковую роль.
18. Случай после распределения
Получив паспорт, Лиля решила устроить дома прощание с друзьями и стала их обзванивать. Все сразу радостно откликнулись. Только одна подруга, маленькая и хрупкая Аня Альтман отказалась:
— Спасибо, Лилечка, но я не могу прийти.
Аня была самой застенчивой, самой робкой на курсе, неловкой в движениях, ее так и прозвали — «качающаяся былинка». Говорила она тихим голоском с мягким грассирующим «р». На лабораторных занятиях часто что-нибудь переворачивала, делала ошибки, расстраивалась и сама о себе шутливо говорила: «Тридцать три несчастья». Многие девушки к концу учебы имели любовников, женихов или мужей, только Аня оставалась робкой недотрогой.
И вот эта робкая тихоня пришла в комиссию по распределению выпускников на работу (каждый выпускник обязан был отработать не менее трех лет там, куда его распределят).
Для молодых врачей перспектива начинать работу в тяжелых условиях провинции да еще с очень низкой зарплатой была пугающей. Кто мог, цеплялся за связи в Москве. А Аню посылали в Магадан.
Как ни робела она перед важной комиссией, но все-таки попыталась слабо возразить:
— А нельзя ли где-нибудь поближе к Москве?
Председатель комиссии, заместитель министра здравоохранения Николай Виноградов строго спросил:
— Почему? Ваш долг гражданина ехать туда, куда вас посылает комиссия.
Другие члены комиссии сидели молча. Аня еще больше оробела и взмолилась:
— Я понимаю, но у меня мама больная, мы живем вдвоем, и я не могу ее бросить. Как я могу оставить ее одну?
— Пусть ваш отец за ней ухаживает.
— Папа погиб на фронте во время войны.
Небольшое замешательство среди членов комиссии. Виноградов угрюмо решает:
— Ну, так возьмите маму с собой.
— Но я не могу везти ее с собой в тяжелые условия, это ее убьет… — в голосе Ани звучали слезы.
— Что значит «тяжелые условия»? Это тоже Советский Союз, там тоже наши люди живут. И вы устроитесь. Подписывайте.
Выйдя в коридор, Аня разрыдалась. Все кинулись к ней:
— Что?
— Ой, Магадан….
Аня рыдала:
— Опять мои тридцать три несчастья. Как я могу бросить больную маму одну?
— Ты говорила об этом?
— Говорила, а председатель ответил: там тоже живут люди. Ой, что мне делать?..
Практичный Гриша Гольд, который сумел остаться в Москве, спросил деловито:
— Ты подписала направление?
— Подписала.
— Ну и дура. Надо было упереться: не подпишу!
— Как я могла не подписать? Они там все такие важные.
Ребята понимали: не в робкой натуре тихони Ани было упираться. Саша Калмансон заключил:
— Стая серых волков-антисемитов напала на робкую еврейскую козочку и послала ее в Магадан.
Никто не улыбнулся, все жалели Аню. Гриша Гольд строго поучал:
— Иди в Министерство здравоохранения и проси, чтобы тебе изменили направление.
— Ой, я даже не представляю, кого просить.
— Иди прямо к главному — заместителю министра по кадрам.
— Ой, так он же как раз и есть председатель комиссии. Я его боюсь. Он такой важный и злой. Я даже не знаю, что мне надо ему говорить.
— Говори опять все, как есть.
— Я не хочу с ним говорить, я боюсь его. Да он меня и не примет.
— Не валяй дурака. Это твой единственный шанс. Иди и сиди у него в приемной целыми днями, добивайся.
— А когда примет, я ведь растеряюсь. Я не умею…
— А ты плачь побольше. Начальники не любят женских слез, сразу расслабляются. Тогда он перепишет тебе направление.
— Куда? Я не хочу уезжать из Москвы.
— Этого ты ему не говори, он обозлится. Просто проси и плачь, даст что-нибудь поближе.
И ют выпускники уже получили дипломы и собирались уезжать, а Аня все ходила на прием к Виноградову, робко сидела в приемной, но не могла добиться, чтобы он ее принял, секретарша говорила, что он занят на заседаниях.
Все сокурсники считали, что с Аней поступили несправедливо, переживали за нее, спрашивали, не удалось ли ей получить другое направление. Нет, пока не удалось…
Она похудела, побледнела, ослабла и была в страшно подавленном состоянии. И вдобавок мама каждый день настойчиво наставляла ее:
— Иди, проси, добивайся, не уходи, пока не добьешься.
Министерство здравоохранения, располагающееся в Рахмановском переулке, давно было сборищем бездушных карьеристов и взяточников. Все имели дипломы, но врачами не работали, а занимали посты с хорошими зарплатами (в три-четыре раза больше врачебных) и перспективой карьерного роста.
Поделиться книгой: