Источник зла (СИ)

— Но красивые ведь?

— Красивые, — согласился молодой. — Только мне наши нравятся. Они не такие распутные, здоровьем крепче и понимают, кто в доме хозяин. А еще они пахнут по–другому…

— Это верно.

— Слушай, дядька Матвей, а можно я с пленного камуфляж и обувь сниму? Ему–то уже без надобности.

— Даже не думай об этом, балбес. Плохая примета с пришлых шмотки брать. Можно лишиться расположения Старших и беду на себя накликать. Разве не знаешь об этом?

— А как же оружие?

— Автомат, пистоль или винтовка, в счет не идут. Огнестрел не для тебя лично, а на благо всей общины служит. Усек?

— Да.

Мужики замолчали. Телега продолжала раскачиваться и скрипеть. А вскоре она въехала в поселение, остановилась, и появился кто–то третий. Он заглянул в телегу, и меня обдало зловонием. Дух мертвецкий, как в морге.

Я не сдержался, вздрогнул, и услышал хриплый голос:

— Он уже пришел в себя. Когда по улицам поедете, поднимите эту падаль, чтобы люди его видели. Только смотрите, чтобы пленника не прибили и не покалечили, он нам живой нужен.

— Не изволь беспокоиться, Старший, — угодливо отозвался дядька Матвей. — Безопасность обеспечим. А куда его определить, в общий барак или в подвал?

— В подвал.

— Понял.

Притворяться смысла не было, и я открыл глаза. С одной стороны телеги бородатый мужчина средних лет, наверное, Матвей. С другой стороны Старший, скорее всего, один из местных вожаков, худой урод, на лице которого было несколько крупных бородавок, а на лысом черепе бугристые наросты. Его пронзительный взгляд был направлен на меня и он, усмехнувшись, спросил:

— Ты кто?

— Человек прохожий, — с трудом ворочая опухшим языком, ответил я.

— Вот это откуда у тебя? — в правой руке Старшего появился зачарованный серебряный клинок.

— В лесу нашел.

— Врешь, — он покачал головой, повернулся ко мне боком и я обратил внимание, что у него нет левой руки. — Зря упираешься. Но это твое дело. Упирайся, пока можешь. Вскоре сам все расскажешь.

Я промолчал и Старший ушел, а охранники подняли меня, заставили сесть и привязали руками к борту телеги.

Сбежать невозможно, я это понимал и зря не дергался.

— Пошла! — Матвей взял лошадь, серую приземистую кобылу, под уздцы и повел ее в «Черноярск».

Мой взгляд скользил по убогим хижинам на окраине секретного объекта, который стал поселением, и я старался подмечать все мелочи.

«Дорога посыпана дробленым камнем, вдоль нее нет мусора и возле домов туалеты из дерева. Хоть и одичали здесь люди, но гигиена в чести и про удобства знают. Жители одеты в принципе одинаково, у мужчин брезентовые куртки и штаны, а женщины ходят в длинных строгих платьях и закрывают лица платками. Практически все вооружены. У каждого мужика огнестрел и нож, а у слабого пола на поясах перевязанные бечевкой гирьки, очень сильно напоминающие кистень. Истощенных лиц не видно — с питанием тут полный порядок и голодных нет. Где–то вдали работает дизель–генератор. Следовательно, у кого–то имеется электричество…»

Мои размышления были прерваны жителями поселка. Десятки людей смотрели на меня, сбивались в стаю и осыпали проклятьями:

— Убийца! — завопила пожилая дородная женщина.

— Сволочь! — вторил ей тщедушный мужичок.

— За что ты сгубил моего сыночка?! — к телеге подскочила симпатичная молодка с красным лицом и заплаканными глазами, перегнулась через борт и плюнула мне в лицо.

Возможно, это была мать того паренька, который меня обнаружил. Как его Матвей называл? Кажется, Векша. Его мать в своем праве. Она может плевать мне в лицо, а я буду молчать.

— Будь проклят!

— Смерть ему!

— Отдать Гоганчику!

— Пусть его абасы сожрут!

— Нет! К Федоту отправить, чтобы собачки натешились!

— Святой Ильич, заступник наш! Что же это делается?! Среди бела дня пришлые нашу молодежь убивают!

— Под нож его!

— Повесить!

— Расчленить!

Мать Векши попыталась выцарапать мне глаза, и Дмитро оттеснил ее от телеги. Но проклятья людей не стихали, а затем меня стали забрасывать грязью и гнильем.

Бум-м! В голову попал комок сухого навоза.

Бам-м! Прилетел земляной снаряд, который врезался в скулу.

В меня летела всякая дрянь, а я опустил голову и продолжал молчать. Однако потом один из мужиков, войдя в раж и полыхая праведным гневом, выхватил нож и бросился на меня. От клинка не уклониться и я уже решил, что сейчас меня начнут разделывать на куски, однако вмешался Матвей.

— Слово Старших! — закричал он, толпа моментально стихла, и когда все заткнулись, в гробовой тишине Матвей добавил: — Он нужен живым и здоровым! Не трогать его! Все понятно?!

Люди, молча, стали расходиться. А мои охранники благополучно продолжили движение, и я отметил, что мы приближаемся к черной пирамиде. И чем ближе мы были к этому странному сооружению, тем сильнее меня охватывал страх. По телу катился пот, и время от времени я вздрагивал от озноба. Это неспроста. От пирамиды веяло ужасом и если аборигены к этому привыкли, мне было не по себе. Я боялся. Меня страшила неизвестность, а еще, сам не понимаю почему, я был уверен, что в пирамиде живет зло. Причем не то зло, которое сотворил какой–нибудь человек, убив другого человека, или совершив преступление. И даже не монстр, вроде абаса. А нечто иное. Может быть, нечто, не имеющее имени и порождающее это самое зло.

«Бред! — попытался я себя успокоить. — Начитался дневников Волоховой и сам себя накручиваешь. А ну соберись, Ворон. Не смей паниковать. Ты крутой воин и бродяга. Что тебе до местных ублюдков и уродов? Пока еще ты жив и можешь бороться. А потому мобилизуйся и будь наготове».

Самовнушение достигло цели. Я немного успокоился, и озноб перестал меня донимать. Однако по спине продолжали катиться капельки пота, и разумом я понимал, что приближаюсь к месту, выбраться из которого у меня не будет никаких шансов. Вот такие дела. В свой черед, в жизни практически каждого человека наступает момент, когда он оказывается на краю бездны. Он предчувствует неминуемую гибель и видит свое прошлое, отрешается от мелочных проблем и забот, а затем с грустью жалеет об упущенных возможностях. У меня этот момент настал, когда я приближался к древнему злому артефакту неизвестного назначения. Мозг работал четко, и я успел о многом пожалеть. Например, что не создал семью и не обзавелся потомством. Что были случаи, когда я мог оставить человеку жизнь, а вместо этого убивал его. Что скопил денег и спрятал их в тайниках, а теперь банкноты сгниют и никому не будет от этого пользы. Что пошел на поводу у Крылова и подписался на это дело…

В общем, сожалений хватало. Однако вскоре мы подъехали к пирамиде вплотную и посторонние мысли улетучились.

Я ожидал, что меня поведут в пирамиду, которая имела прорубленный с одной стороны вход. Но мужики сгрузили меня с телеги и потащили к огороженному колючей проволокой длинному бараку.

«Странно, — промелькнула мысль. — Старший вроде бы говорил, что меня посадят в подвал».

Возле колючки мужики встретились с охранниками, которые в отличие от поселковых аборигенов оказались высокорослыми светло–русыми бородачами, по виду настоящими богатырями. Разговоров не было. Охрана уже знала, кто я таков, что натворил и как попался. Поэтому один из богатырей схватил меня и легко, словно я весил двадцать–тридцать килограмм, закинул на плечо и потащил в сторону от барака. А когда он остановился и словно мешок с песком сбросил на землю, я больно ударился и окликнул его:

— Ты чего творишь?! Осторожней!

Бородач еле заметно улыбнулся, краешком губ обозначил реакцию на мои слова, а потом пробухтел себе под нос:

— Тебе уже без разницы.

Наклонившись к земле, богатырь дернул за выступающую из нее толстую проволоку. Она оказалась ручкой люка, который закрывал вход в яму и, приподняв его, охранник ослабил узел на моих руках и ногой толкнул тело вниз.

Я все еще был связан и беспомощен. Поэтому поджал под себя ноги и приготовился к удару об землю. Однако снизу меня подхватили чужие руки и бородач, глядя на меня сверху вниз, перевел взгляд в сторону и сказал:

— Этого пока поберегите. Он еще нужен.

— Да–да, господин, — ответил ему один из тех, кто меня поймал.

Люк закрылся, и стало темно. Я пытался снять путы, а люди, которые меня подхватили, выворачивали мои карманы, ощупывали одежду и пытались снять ботинки. Занимались этим сразу три–четыре человека, и один из них суетливо зачастил:

— Братик, кто ты? Откуда? Где поймали? С Земли? Ты с Земли, да? А как там сейчас? Что нового? А пожрать у тебя есть? А покурить? А чего это ты Старшим стал интересен? А как звать–величать? Ты только не дергайся и все будет хорошо. Мы тут мирно живем. Притерпелись. Кто–то уже давно в подвале. Вот и отдай ботиночки. Не ерепенься. Слышь? Чего молчишь? Немой что ли?

Как только я развязал руки, стал отталкивать людей, которых не видел. Какого хуя меня пытаются разуть и раздеть?! Охуели, мрази?! Но практически сразу на меня обрушился град ударов. Меня били по голове, по связанным ногам и телу. Из разбитого носа потекла юшка и, прикрывая лицо руками, я начал отползать в сторону и уперся в стену. Правое плечо выставил вперед, и оно приняло все удары, а левой дернул узел на ногах и смог его распустить.

Кто передо мной и сколько их, я не видел, глаза еще не привыкли к подвальной темноте, но противный запах давно немытых сокамерников ощущался довольно явственно. Мне это помогло и, поднявшись, я смог нанести парочку крепких ответных тычков. После чего один из нападавших прошипел:

— Не велено тебя калечить, сука, а то бы выхватил по полной и мы бы тебе жопу распечатали… Живи пока, падла, и радуйся, что ты свежий и пока еще в силе… Настанет срок, расплатишься…

Человек, который это сказал, был передо мной и я ударил на звук. Подошва ботинка впечаталась во что–то мягкое и говорливый сокамерник взвизгнул от боли.

Желающих продолжать драку больше не оказалось и сокамерники отошли. Я получил кратковременную передышку и, прижавшись к прохладной каменной стене, ждал, когда глаза привыкнут к сумраку, а заодно отметил, что у меня перестала болеть голова.

Сначала полная темнота. Спустя минуту я уже выделил световые пятна в потолке, видимо, в нем имелись трещины, через которые вниз проникали ослабленные солнечные лучи. А уже через пять минут я адаптировался и стал различать стены, людей и увидел крышку в потолке. До нее метра три. При желании и помощи других людей, можно попытаться поднять ее снизу и вылезти. Но я не один такой умный. Наверху охрана, про это забывать не надо. И, наверняка, временные «собратья» по несчастью, уже пытались отсюда вырваться.

«Торопиться не надо, — дал я себе установку, сдирая с лица засохшую корку крови из носа. — Сначала осмотрись».

Я двинулся вдоль стены подвала. Иногда натыкался на людей, которых в узилище было около тридцати человек, и обходил их. Подземелье не маленькое, метров пятнадцать в длину и восемь–десять в ширину. Кто, когда и для чего построил его на объекте «Черноярск»? Разберемся.

В противоположном конце подвала людей не было. Сокамерники жались поближе к люку. Зато имелся проход дальше, судя по всему, длинный коридор, и из него шел жар, словно дальше горела мартеновская печь.

— Эй, кто меня слышит? — отступая от коридора, спросил я людей.

— Заткнись, новичок, — отозвался старческий дребезжащий голос.

— Меня Ворон зовут. Что это за место?

Снова ответил старик:

— Ты дурак? Это подвал. Тюрьма. Преддверие ада.

Двинувшись на голос, я присел рядом со стариком, чьего лица не мог разглядеть, и попросил его:

— Расскажи, что знаешь.

— Отстань, — он пошевелился, возможно, хотел отвернуться.

Делать нечего, я протянул к нему руку, нащупал худую шею и слегка ее сжал.

— Отпусти… — прохрипел он.

— Конечно, отпущу. Если будешь мне полезен и поделишься информацией.

— Добазарились… Хватит… Не надо меня душить…

Я убрал с его горла руку и сказал:

— Начинай.

— С чего начинать?

— Давай с самого начала. Кто ты и как здесь оказался?

12

На самом деле «старику», с которым я разговаривал, недавно исполнилось двадцать семь лет, и звали его Георгий. Он путался в воспоминаниях, и рассказать смог не так много, как бы мне хотелось. Но кое–какую информацию я все–таки получил.

Георгий попал в Чистилище примерно три месяца назад. Был крепким спортивным парнем и проживал в Новосибирске. Повелся на красивую девчонку в ночном клубе, пошел с ней гулять и дальше провал в памяти. Очнулся рядом с «Черноярском», в окружении местных аборигенов, которые с ним не церемонились, врезали по башке дубиной и доставили в поселение. Кстати, тогда он был не один. Помимо него аборигены захватили еще полтора десятка людей, которые тоже не помнили, как очутились в пространстве между мирами, и ничего не понимали.

В «Черноярске» всех, кого привели, сначала держали наверху, в бараке возле пирамиды. Там почти всегда многолюдно. Бывает, скапливается до ста человек. Не только мужчин, но и женщин с детьми. Кормежка плохая, баланда и гнилые овощи. Туалет внутри, общая жестяная параша. Спали на полу. Охрана суровая, при малейшем намеке на недовольство со стороны невольников сразу применяла силу. А затем пришел один из Старших и отобрал полсотни человек: всех детей, большинство женщин и нескольких мужчин. В эту группу попал Георгий, и когда людей повели в пирамиду, он решился на побег.

Если Георгий не врал, бойцом он был неплохим. Тем более что в разговоре проскочило, будто он в свое время служил в спецназе ГРУ по контракту на должности старшего разведчика. Он смог сбить одного богатыря–охранника с ног и схватил его автомат, а потом приставил к его голове ствол и потребовал свободного прохода в лес. Однако появился Старший, который посмотрел ему в глаза, и Георгий послушно отдал ему оружие. Что это было, гипноз, магия или какая–то техника подавления воли, он так и не понял. Но факт остается фактом, его разоружили и Старший отправил крепкого невольника, который решился на поступок, в подвал.

С тех пор Георгий почти всегда здесь и, по его собственному заявлению, лучше бы он не сопротивлялся и сразу принял смерть с теми, кого уводили в черную пирамиду. Да–да, их вели на смерть. Точнее, на заклание, на жертву. И от тех, кто был к ней приговорен, Старшие свои намерения не скрывали. Георгий неоднократно слышал от них, что из смерти и страданий они строят пирамиду. Слезы, боль, страх и душевные терзания — каким–то образом они могли все это аккумулировать на своих алтарях, собирать и трансформировать в материальные кирпичики, которые шли на постройку древнего злого артефакта…

— Ты понимаешь, о чем я тебе толкую? — разговорившись, спрашивал меня Георгий. — Это же магия смерти. Злая тьма. Непотребство. Где–то люди в космос вышли, телевизор смотрят, в интернете спорят, летают отдыхать на райские острова и поднимаются на вершину Эльбруса. А тут такое происходит, от чего волосы дыбом встают. Людей режут, словно скот. Насилие, пытки и древние ритуалы.

Я ощущал зло от пирамиды, видел абаса, русалку и Старшего, дважды убил Мишаню и читал дневники Марии Волоховой. Да и так, за свою непростую жизнь неоднократно сталкивался с плохими вещами. Но я не хотел верить Георгию, и спросил его:

— Неужели все настолько плохо?

— Даже хуже… — прошептал он. — Намного хуже. Просто я не могу рассказать всего, что видел, язык не поворачивается и трудно сосредоточиться, потому что ослаб. Однако скоро ты сам все увидишь и поймешь, что я не солгал. Ты когда–нибудь видел, как пятилетнюю девочку под древние злые молитвы кладут на алтарь и трахают, словно последнюю шлюху во все дырки со всеми извращениями, пока она не сдохнет на хую мучителя? Я видел. И проклял этот день. Хотел вырвать себе глаза и порвать пальцами барабанные перепонки. Не получилось, Старший снова вмешался, запретил членовредительство. А мужики… Ты знаешь, что бывает с крепким здоровым мужчиной, когда ему в задницу вставляют раскаленный прут? Скоро можешь узнать. И не со стороны на это будешь смотреть, а сам участие в ритуале примешь. Как тебе такой расклад? Не нравится? Я здесь давно. Наверное, самый старый из всех узников подвала. Уже истощаюсь и готов к смерти. Я хочу ее прихода, молю о скором конце, но после каждого ритуала Старшие отправляют меня обратно в подвал и дают возможность восстановиться. А ты мне не веришь. Зря. Зачем тогда спрашиваешь, если не веришь? Зачем?

— Ладно–ладно, успокойся. Верю я тебе. Но ты мне конкретику давай. Чем отличаются те, кто сидит в бараке, от тех, кто в подвале?

— Люди разные.

— Это ясно. Однако в чем разница?

— Как пример, вспомни животных. Одних растят ради мяса и шкуры. А другие, пока могут, дают молоко и шерсть, и только потом отправляются на бойню.

— Ну…