Чуть-чуть считается

Оказывается, Люба тоже немного разбиралась в технике: даже знала, что в подшипнике бывают шарики.

– Ясно, повыкатились, – со всей серьёзностью подтвердил Витя, не подозревая подвоха.

– То-то я смотрю… пхи-и, – весело фыркнула Люба, – у тебя, Корнев, шариков в голове не хватает. Пхи-и!

Она смеялась, словно чихала. Тоненьким голоском.

Витя обиделся. Он сдвинул брови, как всё равно Иван Грозный, и сказал:

– Жаль, мне сейчас некогда. А то бы ты у меня, Агафончик, прямо живенько получила.

– Да ну? – снова пхикнула Люба. -Неужели прямо живенько? А мне больше нравится не прямо, а криво. – И без всякого перехода она тут же выпалила: – А правда, мальчики, дяденька Андрюшенька лучше, чем Иван Грозный? Правда, лучше?

У Любы Агафоновой была странная привычка – спрашивать про то, что всем ясно и без её вопросов. Ведь отлично знала, как Витя с Федей относились к дяде Андрюше и как – к Ивану Грозному. Знала и всё равно спрашивала.

– Нет, правда, дяденька Андрюшенька лучше? – не унималась она. – Правда? И Иван Грозный Светлане вовсе не вопросы по методике принёс, а билеты на москвичей. Правда?

– А у тебя, Агафончик, две дырки в носу! Правда? – крикнул Витя и, волоча за собой тяжёлый портфель, выскочил в коридор.

Вниз по лестнице Витя скатился в одно мгновение. Тра-та-та! Скорее домой! Он протарахтел по лестнице с такой космической скоростью, что чуть не сшиб на площадке шестиклассника Васю Пчёлкина. Нагрузившийся чужими значками и марками, шестиклассник Вася Пчёлкин беседовал на лестнице с какой-то девочкой.

– Ну, мелочь пузатая! – возмутился Вася. – Как двину сейчас в лоб по затылку, так и ухи отвалятся!

В лоб по затылку? Во даёт! На бегу Витя даже и не успел сообразить, что на такое можно ответить. Да и где тут было соображать, когда Витя ужаснейшим образом торопился.

Глава шестая

ДВА ЛИШНИХ БИЛЕТИКА

В вестибюле раздевалки было уже почти пустынно. Обычная сразу после звонка сутолока схлынула. Через распахнутые двери с улицы несло тёплыми запахами весны, И от этих солнечных запахов вестибюль с его цементным полом казался особенно холодным и неуютным.

А как раз напротив двери, там, где ещё утром висело расписание уроков, стучал молотком дядя Андрюша. Он приколачивал к стене вместо расписания уроков какую-то большую, раскрашенную под мрамор доску с красиво написанными на ней фамилиями.

Что такое дядя Андрюша приколачивает к стене, Витя на бегу не разобрал. Пришлось затормозить и подойти ближе. Тут скатились с лестницы и Агафончик с Федей Прохоровым. Застыли рядом.

На большой доске золотом были выведены фамилии и инициалы. А сверху – надпись: «Они учились в нашей школе и отдали свою жизнь за победу в Великой Отечественной войне 1941 -1945 гг.». И фамилии, фамилии… Очень много фамилий.

– Да-а, – вздохнул дядя Андрюша. – И ещё не всех разыскали. Нужно – всех. Чтобы им школьники каждый день салют отдавали. И чтобы почётный караул по праздникам. Теперь вот ещё первых пионеров разыщем. Поможете?

Люба Агафонова толкнула локтем Федю Прохорова и подняла руку в пионерском салюте. Федя не сразу сообразил, что к чему. До него иногда доходило туго. Он поднял руку ко лбу уже после Вити.

– Правильно, ребята, – сказал дядя Андрюша. – Молодцы.

Он тоже поднял ко лбу ладонь.

Постояли молча. Вчетвером.

И Вите, раз такое дело, было теперь неудобно взять и просто так вдруг сразу удрать домой. Как тут удерёшь? Дядя Андрюша уже и руку опустил, а Витя всё стоял. Хотя внутри Витю колотила нетерпеливая дрожь и мысленно он во всю прыть мчался к своему дому в гору.

– Что так долго урок-то? – улыбнулся дядя Андрюша.

– Диктовку писали, – сказала Люба. – И Светлана Сергеевна обиделась на нас. Особенно – на меня.

– За что? – спросил дядя Андрюша.

Может, он вовсе и не улыбался. Но всё равно казалось, словно он постоянно улыбается. Такое у него было лицо – широкое и доброе, улыбчатое.

Вите бы давным-давно сидеть вместо папы у «москвича», но он почему-то всё стоял и смотрел на красиво раскрашенную под мрамор доску.

– А у Вити Корнева, – неожиданно выпалила Люба, – неприятность получилась. У него, понимаете, подшипник полетел. Ну, значит, сломался. У него с папой «москвич» – и совершенно полетел подшипник. Просто беда. Где его достанешь, подшипник. А из их подшипника все шарики разлетелись.

– Агафончик, – насупился Витя, – ты всё-таки получишь сегодня. Прямо сама выпрашиваешь. Какое тебе дело до нашего «москвича»?

– Ой! – радостно воскликнула Люба. – Во интересно! У Корневых «москвич» – и концерт москвичей сегодня. Пхи-и! Правда, интересно? Нет, правда? А к нам ещё на диктовку Иван Игоревич заходил и принёс Светлане Сергеевне…

Тут Федя сердито ткнул Любу под бок локтем. В ответ Люба тоже как следует ткнула Федю и со знанием дела закончила:

– … вопросы по методике.

– Что – вопросы по методике? – не понял дядя Андрюша.

– Ну… Иван Игоревич ей принёс, – пояснила Люба. Она на секунду споткнулась и восторженно распахнула глаза: – Ой, дяденька Андрюшенька, чего я вспомнила! У нас дома как раз два лишних билетика на москвичей. Хотите, я принесу? И вы пойдёте сегодня вместе со Светланой Сергеевной. Чтобы ее больше никто не приглашал. Один билетик мы вам отдадим, другой Светлане Сергеевне. Чтобы она на меня не сердилась… за мои глупые вопросы. Хотите? Мы быстренько.

Дядя Андрюша ещё и не успел ответить, как в голове у Любы возникла ещё одна интересная мысль.

– А вы, дяденька Андрюшенька, – захлёбываясь, выпалила Люба, – не смогли бы Вите подшипник для «москвича» достать? А? Не смогли бы?

И от пришедших ей в голову этих двух счастливых мыслей – и про билеты, и про подшипник – Люба стала даже нетерпеливо пританцовывать. Мысли у Любы вообще обычно прыгали не поймёшь как. Точно кузнечики на лугу, в разные стороны, куда придётся. Но иногда они припрыгивали и туда, куда нужно.

– Какой у вас, Корнев, «москвич»? – спросил дядя Андрюша.

– Четыреста седьмой, – буркнул Витя.

– А подшипник наружный или внутренний?

– Наружный.

– Есть у меня дома такой, – улыбнулся дядя Андрюша. – Считай, повезло вам. У меня, правда, четыреста первый «москвич», но передок я ему поставил от четыреста седьмого. Через полчаса буду здесь с подшипником. Устраивает? А у тебя там, Люба, не получится дома осложнений с этими самыми билетами?

Да какие ещё осложнения? замахала ладошкой Люба. – Всё равно ведь пропадут билеты. Всегда пропадают.

Ну, всё! Тут бы Вите в самый теперь раз и мчаться наконец поскорее домой. С радостным известием. Про подшипник! В самый раз. Но Витя почему-то снова никуда не помчался. Опять получалось, что вроде бы неудобно после такого хорошего разговора и обещанного подшипника сразу ни с того ни с сего удирать домой.

Витя степенно вышел вместе с Любой и Федей на улицу, прищурился от яркого солнца.

За деревянным заборчиком школьного палисадника дядя Андрюша вскочил в подошедший автобус.

Люба хитро прикрыла левый глаз, нагнула голову к плечу и сказала:

– Вот теперь получится по-честному. С кем Светлана захочет, с тем и пойдёт на концерт. Пусть сама выбирает. А то Иван Грозный больно хитренький. Правда, мальчики, больно хитренький?

– Правда, правда, – сказал Витя. – Бежимте давайте скорее домой. Меня ведь там папа совершенно заждался. Я ему только скажу про подшипник, портфель оставлю и сразу – обратно. Вот папа обрадуется, когда узнает про подшипник! Папе теперь даже и ни к чему в магазин ехать.

– А если тебе, Агафонова, родители не отдадут билеты? – поинтересовался Федя. – Что тогда? Вдруг они сами решат идти?

– Ну, мальчики! – удивлённо постучала себе пальцем в лоб Люба. – Неужели вы ничего не сообразили? Да нету у нас дома никаких билетов. Я нарочно про них придумала, чтобы всё получилось по-честному. Вы же сами говорили, что это не по-честному, когда один Светлану приглашает, а другой не приглашает.

– Чего-о? – оторопел Витя. – Кто говорил? Как… нету? Да ты что? Издеваешься?

В воздух взлетел пузатый портфель, готовый опуститься на Любину голову. Но Федя, как всегда, оказался рыцарем. Он прикрыл Любу и сказал:

– Есть у неё, есть. Пошутила она.

– Пхи-и! – фыркнула за Фединой спиной Люба. – Да правда, мальчики, нету. Честное пионерское. Но я почему так сказала дяденьке Андрюшеньке? Потому что пока он ездит за подшипником, мы сейчас сбегаем в театр и купим два билетика. Вот увидите, как мы их живенько купим.

– Уй, Агафончик! – взвыл Витя. – Чего же ты со мной совершила?! Как я теперь папе на глаза покажусь? Билеты! Где ты сейчас достанешь билеты? Их уже месяц назад распродали.

– Достану, – заверила Люба. – Я знаю, как их доставать. Пошли в Старый театр, и увидите.

Витя взорвался. У него даже слезы на глазах выступили.

– Никуда я не пойду! – заорал он. – Я же папе обещал сразу после четвёртого урока. Слово давал! А теперь? Ты знаешь, почему уходят пароходы?

– Псих ненормальный, -сказала Люба. – А почему у парохода дым из трубы идёт, ты знаешь? Потому же по самому. Подшипник не мне нужен и не Феде. Получается, мы с Федей пойдём для тебя билеты доставать, а ты домой побежишь. Потому что у тебя пароходы на уме. И шарики за ролики заскочили. Так, что ли?

Поддать бы Любе как следует за ненормального психа, за шарики, за ролики и за пароходы. Но ведь с другой стороны, подшипник-то действительно нужен не Любе с Федей. Вот положеньице! Чего тут Вите оставалось делать? Ничего ему не оставалось. Он только и сказал со вздохом:

– Ладно, Агафончик. Но не достанешь билетов, смотри…

– Куда смотреть? – поинтересовалась Люба.

– Вот сюда, – показал ей кулак Витя. – Как тресну в лоб по затылку, так и ухи отвалятся.

– Нужно говорить не «ухи», а «уши», – серьёзно поправила Люба.

А Федя Прохоров похлопал глазами и спросил:

– В лоб по затылку? Как это можно – сразу и в лоб, и по затылку?

Глава седьмая

МИЛАЯ ТЁТЕНЬКА!

Город, где жили ребята, строили ещё купцы. В центре города стояли похожие на крепостные стены белые гостиные дворы. На просторной площади, над самым красивым из старинных зданий взметнулась в небо, словно маяк, пожарная, с белыми колоннами, каланча.

Старый театр, где давали концерт москвичи, строили тоже купцы. От школы это недалеко. Через площадь, мимо «пожарки» и прямиком через сквер с круглой чашей фонтана.

У входа в театр висела цветная афиша: поющая женщина с обнажённым плечом. Сзади женщины расплывчато виднелись гитарист и трубач. Внизу от руки чернильная приписка: «Только один день».

Рядом с афишей – на деревянных столбиках – доска-стенд с надписью крупными накладными буквами: «Они мешают нам жить». Сюда помещали фотографии разных городских пьяниц и хулиганов.

– Погодите, мальчики, – сказала Люба. – А сколько у нас денег? Про деньги-то мы и не подумали. Может, нам и не на что билеты покупать.

– У меня… семь копеек есть, – полез в карман Витя.

– Семь, – хмыкнула Люба. И с гордостью объявила: – А у меня целых три рубля. Даже ещё с копеечками. Ещё двадцать четыре копеечки у меня. А у тебя, Прохоров?

Федя Прохоров задумался. Посмотрел на афишу с чернильной припиской, пошевелил толстыми губами. Наконец пробурчал:

– Откуда у меня деньги-то? Нету у меня ничего.

– Пхи-и! – фыркнула Люба. – Так чего же ты, Прохоров, раздумывал столько? Ну, Прохоров! Ладно, мальчики, мы, может, и тремя рублями обойдёмся. Попросим билеты, которые подешевле. Значит, так: ты, Витя, скажешь папе, что заплатил дяденьке Андрюшеньке за подшипник два рубля. Двух хватит, правда? Скажешь, взял у меня в долг и заплатил. Хорошо? А потом мне вернёшь. Чтобы всё было по-честному. Правда, так будет по-честному?

В мрачноватом и прохладном вестибюле театра висели старинные фонари. Высокие и узкие, как бойницы, окна с решётками пропускали мало света. Ребячьи шаги по выщербленным известковым плитам гулко отдавались в пустом сводчатом помещении.

К окошку кассы с полукруглым вырезом в стекле над деревянной полочкой подошли робко. Люба впереди, мальчики – за ней. Привстав на цыпочки, положили подбородки на полочку.

За стеклом на фоне театральных афиш сидела тётя в очках и вязала шерстяной носок. Перед ней красно светился круглый электрический рефлектор-обогреватель.

– Чего вам? – спросила тётя, отодвинув в стекле фанерный щиток.

– Нам, тётенька, два билетика нужно, – жалобно протянула Люба. – Всего два. Хоть каких-нибудь, самых плохоньких. На сегодня.

– На сегодня? – удивилась тётя. – И всего два? Скажите пожалуйста. Да откуда они у меня? И маленьких детей вечером всё равно не пускают.

– Так это не нам! – обрадовалась Люба. – Ну пожалуйста, милая тётенька. Мы вам будем не знаю как благодарны. Тут, понимаете, из-за этих двух билетиков может решиться судьба одного очень замечательного человека. Поищите там, пожалуйста, у себя два билетика, милая тётенька!

Люба выпрашивала так жалобно и убедительно, что, казалось, отказать ей не было никакой возможности. Витя с Федей и не подозревали в ней такого таланта.

Однако талант Любе не помог.

– Да русским же языком сказано, нету билетов! – возмутилась тётя и задвинула обратно фанерный щиток. – Идите отсюда!

К выходу, понуро волоча портфели, ребята поплелись с опущенными головами. Домой Витю больше уже не тянуло. Про дом и папу вообще страшно было подумать. Пароход, считай, давным-давно ушёл. И как теперь посмотреть в глаза папе, Витя не представлял. Немного, правда, теплилась надежда на подшипник. Дядя Андрюша должен же был принести подшипник. Он ведь и не подозревал, что Люба могла наврать такое про билеты.

Только принесёт дядя Андрюша подшипник, что же ему говорить? Как ему объяснить про билеты?

В сквере перед театром бил фонтан. Сквер окутала нежно-зелёная дымка. Это распускались на деревьях листья.

А фонтан купцы тоже придумали интересный. В центре круглой каменной чаши с водой стояли одна на другой три чугунные вазы на высоких ножках. Внизу – большая ваза, на ней – поменьше. И сверху – совсем маленькая. К вазам с края чаши дугой тянулись тонкие водяные струи. Получался будто шатер из струй. И над шатром в водяной пыли радужно играло солнце.

– Билетов нету, а сама в кассе сидит, – буркнула Люба. – Ведь наверняка есть. Всегда на всякий случай оставляют до самого начала представления.

– На какой, на всякий? – не понял Федя.

– Для начальства, – сказала Люба. – Вдруг в последний момент кто-нибудь из начальства захочет пойти. Вот для них и оставляют.

Папа у Любы был большим начальником. По утрам за ним на Вознесенье приезжала чёрная «волга». И с работы его тоже привозила «волга». Поэтому Любе было, конечно, видней, оставляют начальству билеты или не оставляют.

– Во! – обрадовался Витя. – Так ты возьми и скажи кассирше, кто у тебя папа. Скажи, что билеты для папы. Она тебе сразу и даст.

– Ещё чего! – возмутилась Люба. – Я и без папы достану. Думаете, не достану?