Безрассудная страсть

– А камень неплох. За него мы выручим несколько фунтов. Может быть, больше. – Он достал из кармана нож.

– Не смей! – воскликнул Томас, но опоздал: Донован выковырнул бриллиант, проверил на свет и пробормотал что-то одобрительное.

Томас встал, обмотался простыней, пошатываясь, подошел к столу и взял часы. Он рухнул в кресло и зажал вещицу в кулаке, чтобы предохранить от дальнейших повреждений. Ему не надо было снова смотреть на портреты. Он их и так помнил. Слишком долго он смотрел на них накануне вечером, прежде чем заснул, стараясь представить себе, как выглядит леди – их хозяйка. Изящные часики наверняка были подарком супруга – мужчины на портрете, а малыш, несомненно, их сын. Идеальная английская семья.

Он им завидовал. Влюблены ли они? Счастливы ли? Лицо мужчины дышало благородством, но в нем угадывалось что-то еще – мягкость, любовь, о существовании которой Томас успел забыть.

Когда экипаж остановился у его дверей – это было уже на рассвете, – Томас решил, что не станет продавать часы, а постарается найти их владелицу и вернуть ей. Леди определенно в Вене. Как иначе столь личная вещь могла попасть к нему?

Он встал и снова присел, на этот раз на край кровати, рассматривая слегка поцарапанную крышку и вмятину на месте, где красовался бриллиант. Будет ли она рада получить свои часы обратно даже без камня?

Томас подумал о своей семье. У них не было принято дарить любимым портреты. Графы Брекон женились ради положения, денег и власти, но никогда по любви. Родовитые и чванливые, они заказывали свои парадные портреты, которые потом развешивали в гулких залах. Иногда они предпочитали мраморные изваяния, что им очень подходило, учитывая суровую и гордую бесчувственность его родственников.

Портрета Томаса там не будет. Эдвард обещал убрать его имя из всех семейных документов, стереть все его следы из родословной.

Для Эдварда и даже их матери бриллиант был бы самой важной частью часов, дорогим подарком, говорящим о богатстве и важности дарителя, а вовсе не об искренних чувствах.

Эти часы с сентиментальной картинкой, незамысловатой музыкой и гравировкой: «Всегда и везде», – говорят о семье, в которой ценят друг друга. Томас почувствовал гнетущую тоску – ему хотелось узнать такую женщину, создать с ней семью. Но как он ни старался представить себе хозяйку часов, воображение неизменно подсовывало ему образ Джулии.

Он захлопнул крышку. Да, решил он, кем бы ни была эта леди, она непременно обрадуется часам. Их части, которые для нее дороже всего, не повреждены. И если они были украдены и утеряны, она с благодарностью встретит того, кто их вернет.

Остается только найти ее. Он уставился на стену, ожидая, когда голова перестанет кружиться, и задумался, с чего начать поиски.

– Как это случилось? Откуда она взяла лауданум? – спрашивал Стивен, когда они шли по коридору в комнату Доротеи. Его громкий шепот эхом отражался от стен, а резкий стук каблуков еще больше усиливал гнев.

Он злился не на Джулию, а на самого себя – увлекся и забыл, что его главная обязанность – забота о сестре. Она не могла не заметить, что, танцуя с Джулией, он не сводил с нее восхищенных глаз. Дороти необычайно чувствительна и наблюдательна. Неужели он сам во всем виноват? Перед отъездом из Лондона он твердо решил: Доротея больше не получит ни капли лауданума. Он считал ее достаточно сильной, чтобы наладить свою жизнь и без наркотика, тем более когда рядом Джулия, да и он все время неподалеку, чтобы при необходимости ее защитить. Стивен был уверен: прошло уже достаточно времени и боль должна утихнуть без лекарств. Выходит, он ошибся. Оказался не прав во всем. У него перехватило дыхание, когда он понял, что может потерять сестру.

– Я не знаю, где она взяла лауданум, – сказала Джулия. – Сейчас с ней доктор.

Дверь Доротеи была впереди, и Стивен остановился, беспомощно глядя на белые и голубые панели, медную дверную ручку. А что, если…

Съеденный завтрак тяжело заворочался в желудке. Стивена охватил страх – совсем как перед боем.

Джулия тоже остановилась.

– Милорд? – вопросила она, не понимая, почему он не спешит к сестре.

– Она выживет? – спросил Стивен, не глядя на Джулию.

Он солдат, привыкший рисковать. Он знал цену жизни. Сегодня человек может быть сильным и здоровым, а завтра… Стивен напрягся. Его сестра не солдат. Она всегда была нежным, хрупким созданием, а после того как потеряла Мэтью и ребенка… Он зажмурился, готовый услышать плохие новости.

Джулия сжала его руку.

– Худшее уже позади. Я не стала говорить вам, пока доктор не заверил меня, что все будет хорошо.

– Когда?.. – Договорить он не смог, слова застряли у него в горле.

– Вернувшись с бала, Доротея отпустила горничную, сказав, что устала и сразу ляжет в постель. К счастью, она оставила окно открытым – горничная это заметила и вошла, чтобы закрыть. Она увидела пузырек на полу возле кровати и пришла за мной. Я сразу же послала за доктором. И с тех пор не отходила от нее. Она выживет, милорд, – страстно проговорила Джулия, и Стивену показалось, что она испугалась за него.

Он всмотрелся в ее глаза, прочитал в них сочувствие, упорство и решительность. Ему стало стыдно за собственную слабость, неспособность помочь сестре пережить горе.

Конечно, Джулия должна была следить за Доротеей, защищать ее. Но ей пришлось играть в шпионские игры. Он сам ее в них вовлек.

Стивен закрыл глаза, представляя, какой разразится скандал. Разве это неправильно – стараться защитить свою репутацию, тем более теперь, когда она знает, что Доротея выживет? Карьера – все для него.

Окончательно разозлившись, он не слишком вежливо стряхнул руку Джулии со своей и пошел дальше. Распахнув дверь, он шагнул в комнату, предоставив Джулии следовать за ним.

Доротея лежала в постели с полузакрытыми глазами. Ее лицо было бледным как простыня. На стуле у кровати сидел врач. При появлении Стивена он встал.

– Доброе утро, майор, я доктор Боуэн.

– Вы англичанин? – удивился Стивен.

– Я член делегации. Моя задача лечить всех, кто заболел. В Лондоне я домашний врач леди Каслри.

Стивена бросило в жар. Он ни минуты не сомневался, что, когда ее светлость узнает о случившемся, его с позором отошлют домой. Он рассеянно пригладил волосы, явственно ощущая надвигающуюся катастрофу.

Доротея глухо застонала. Стивен с испугом опустил на нее глаза.

– Не стоит волноваться, сэр. Леди Доротея вне опасности. – Врач наклонился и заботливо убрал безвольную руку больной под одеяло.

Стивену легче не стало. Он сел на край кровати и коснулся щеки сестры. Она была холодна словно лед.

– Дороти, – сказал он резче, чем намеревался.

Она открыла глаза и посмотрела на брата.

– Стивен… прости меня… мой бедный Стивен.

– Кто дал тебе лауданум? – спросил он.

– Ты его не знаешь. Поэтому не надо никого отчитывать. На балу был один джентльмен. У него в кармане оказалось – совершенно случайно – немного лауданума. Я выменяла его на часы.

У Стивена сжались все внутренности.

– Часы, которые подарил тебе Мэтью? – спросил он.

После смерти мужа Доротея почти не выпускала эти часы из рук. Она несколько раз в день слушала колыбельную, целовала портреты, разговаривала с ними, когда оставалась одна.

– Понимаешь, я думала, они мне больше не понадобятся, – сказала она. – Лауданум помогает мне видеть их так же явственно, как я вижу тебя. Я думала, что, если у меня будет достаточная доза – или немножко больше, чем просто достаточная, – я не отпущу их и смогу всегда быть с ними.

Ее лицо сморщилось, по щекам покатились слезы. Стивен обнял сестру и не отпускал, пока рыдания сотрясали ее исхудавшее тело. Слезы все текли и текли, и блестели серебряными капельками на ее тусклой коже.

Стивен понял, что и тут не прав. Горе не покинуло сестру. И, судя по всему, никогда не покинет. Его одного недостаточно, чтобы облегчить такую боль. Он вопросительно взглянул на доктора.

– За леди надо следить, – тихо сказал доктор Боуэн.

– Я останусь с ней, – заявила Джулия, выйдя из тени в углу.

– Только не сегодня, миледи, – решительно возразил Боуэн. – Вы ей очень помогли, но теперь вам тоже необходимо отдохнуть. Может быть, ее горничная…

Стивен поднял глаза на Джулию. Ее прическа растрепалась, и длинные темные локоны спадали на плечи. Под глазами залегли глубокие тени, однако губы были решительно сжаты, да и глаза упрямо блестели. Она стояла у кровати словно страж, готовая спорить с доктором, отсылавшим ее от постели больной. Он заметил пятна на платье и понял, что Джулия приняла на себя самое тяжелое. Она помогала его сестре, когда ей промывали желудок: заставляла исторгнуть наркотик. Ну как не восхищаться такой женщиной?

– Кто знает об этом? – спросил он, понимая, что угроза катастрофы не миновала, даже если сестра переживет попытку расстаться с жизнью. Скандальные слухи затронут всю английскую делегацию, а для него самого… Пожалуй, с карьерой дипломата придется расстаться. Боуэн вынужден обо всем доложить. Таковы правила протокола. Все они живут и умирают только по протоколу.

Доктор покосился на Джулию.

– Никто не знает, милорд. Только я, мисс Лейтон и горничная леди Доротеи.

– Я подумала, что нет смысла будить лорда Каслри, тем более что кризис миновал, – сказала Джулия. – Это семейное дело, и доктор Боуэн со мной согласен, что оно должно и остаться таковым.

Стивен в замешательстве уставился на нее. Конечно, Джулия все поняла. Она пережила собственный скандал и хорошо знает, что это такое.

– Наступил решающий момент, милорд, – задумчиво проговорил доктор Боуэн, – для Англии, для вас и леди Доротеи. – Я не вижу смысла докладывать о происшествии официально. Это лишь отвлечет лорда Каслри, а это сейчас крайне нежелательно. Леди Доротее придется отдохнуть несколько дней, и все наладится. Я скажу леди Каслри, что у вашей сестры насморк и она должна оставаться у себя в комнате. – Он с улыбкой взглянул на Джулию, и в его глазах светилось восхищение. – Леди Джулия – отличная сиделка, но мы будем следить за леди Доротеей по очереди. Ей пойдет на пользу, если она, проснувшись, увидит рядом знакомое лицо.

Стивен расстегнул верхнюю пуговицу мундира и сел поудобнее.

– Я буду первым. – Он повернулся к Джулии, встретился с ней глазами и некоторое время не мог говорить. – Идите отдыхать, – в конце концов буркнул он.

Она кивнула и направилась к двери. Доктор стал укладывать в чемоданчик свои инструменты.

– Джулия! – Она остановилась у двери и оглянулась на окликнувшего ее Стивена. – Я вам бесконечно признателен.

– Пустяки, – пробормотала она. – Рада помочь… – Ее глаза наполнились слезами, губы дрогнули, и она вышла за дверь раньше, чем упала первая слезинка.

Стивен проводил ее взглядом. В эту самую минуту Джулия перестала быть печально известной. Она стала самим совершенством.

Глава 16

Приватный ужин в пышных апартаментах княгини Костовой оказался трапезой для четверых, а не для двоих.

Екатерина приветствовала Томаса у дверей теплыми объятиями и многообещающим поцелуем. Потом она провела ладонями по лацканам его сюртука и сообщила:

– Пришли мои старинные и самые любимые друзья, и я не могла их выставить. – Она снова поцеловала его. От нее пахло шампанским и гардениями. – Думаю, они тебе понравятся. Заходи. – Чаровница взяла его за руку и потянула за собой в маленькую гостиную, поскольку большую гостиную готовили к приходу знаменитостей, которые соберутся в ее салоне позже.

Когда они вошли, из-за стола встал пожилой джентльмен и окинул Томаса оценивающим взглядом.

– У тебя новый ухажер, Катя! Это восхитительно. Пожалуй, мы поджарим его на вертеле, как голубя, и съедим. Надеюсь, вы оправдаете наши ожидания, месье.

– Веди себя прилично, старый повеса, – мягко пожурила его Екатерина. – Это виконт Мерритон. Томас, это принц Линь.

– Томас? Вы уже обращаетесь друг к другу по именам? – проворковал другой женский голос. – Тогда это скорее десерт, чем главное блюдо.

Томас повернул голову и уставился на крупную женщину, удобно устроившуюся в кресле. Ее глаза ярко блестели, улыбка казалась насмешливой, хотя по возрасту она годилась ему в бабушки. Он поневоле вытаращил глаза, поскольку массивная фигура женщины была буквально усыпана драгоценностями, от тиары на седых волосах и до водопада бриллиантов, рубинов, изумрудов и жемчугов на необъятной груди.

– Это моя крестная и лучшая подруга моей мамы, госпожа Анна, – сказала Екатерина.

– Очень приятно, – с сильным русским акцентом изрекла увешанная драгоценностями дама.

Она так откровенно разглядывала гостя, словно действительно собиралась съесть и прикидывала, с какого боку начать. Насмотревшись, она протянула руку для поцелуя. На каждом пальце сверкало по кольцу. Томас улыбнулся.

– Я очарован, миледи.

Принц слегка подтолкнул его локтем.

– Будьте осторожны, виконт. Мы с Анной встретились много лет назад в России при дворе Екатерины Великой. Я был поражен ее красотой и умом и до сих пор пребываю во власти ее чар.

Анна ухмыльнулась. Драгоценные камни зазывно сверкнули.

– У меня слабость к военным. Как и у императрицы Екатерины. Я была дегустатором ее величества. Это вас шокирует, молодой человек?

Томас удивленно приподнял брови.

– Вы дегустировали блюда? – Он присел на стул рядом с ее креслом.

Принц фыркнул. Госпожа Анна заурчала. Екатерина тонко улыбнулась.

– К еде это не имеет никакого отношения, Томас, – сказала она. – Просто, если императрице нравился какой-либо джентльмен…

– Или не джентльмен, – подхватила Анна. – Большинство из них не были джентльменами. И даже дворянами не были. Императрица предпочитала солдат. Вы солдат, виконт?

– Тогда он бы носил мундир, Анна, – негромко сказал принц. – Когда Екатерине Великой нравился тот или иной джентльмен, Анне доверялась ответственная миссия – проверить его мужскую силу, прежде чем он получал приглашение в императорскую опочивальню.

Удивление Томаса, вероятно, отразилось на его лице, потому что все засмеялись.

– Я вижу, вы все-таки шокированы, – заметила Анна. – Но, понимаете, это была привилегия. Большая честь. И кроме того… – Она подняла перегруженный кольцами палец и лукаво улыбнулась. – Всякий раз, когда я рекомендовала императрице мужчину и он ее удовлетворял, она дарила мне побрякушку. – Старуха потянула двумя пальцами длинное жемчужное ожерелье и любовно взглянула на рубиновую подвеску. – Я называла все свои маленькие пустячки именами мужчин, которые, сами того не зная, их мне подарили. Жемчуг, к примеру, зовется «лейтенант Дашков», а подвеска – о, эта подвеска! – «генерал Семен».

– А где твоя изумрудная булавка – «сержант», кажется? – спросила Екатерина.

Анна поджала губы.

– Увы, ее со мной больше нет. Конечно, сам сержант вряд ли был моим любимцем, да и фаворитом Екатерины тоже, хотя он развлекал ее одну или две ночи. Что же делать? Я должна что-то есть.

Екатерина похлопала крестную по руке.

– Я пошлю кого-нибудь, чтобы булавку выкупили и вернули тебе. Не расстраивайся.

– Неужели ты это сделаешь, дорогая? – Анна расцвела.

Принц усмехнулся, глядя на Томаса.

– Вы сбиты с толку, не так ли? Им нравится эта игра. Когда попадаешь в затруднительное положение, нужно как-то выживать. Анна категорически отказывается принимать помощь. Вместо этого она закладывает свои драгоценности, а крестница выкупает их и возвращает ей.

Негромко звякнул колокольчик, и плотные шторы в конце комнаты раздвинулись, открыв стол, накрытый на четверых. Принц повел к столу Екатерину, а Томас предложил руку Анне. Та сжала его бицепс, как будто проверяя и его, принюхалась к одеколону своего кавалера и удовлетворенно кивнула. Екатерина приподняла бровь и, с любовью посмотрев на старую шалунью, спросила:

– Ну и как?