Крылатый сфинкс, печальный цербер

– Это я его бросила! – крикнула в сердцах Наталья, вдруг понимая, что все-таки попалась на уловку Феликса. Он хотел вывести ее из равновесия – и вывел.

– Ты бы никогда его не бросила, детка, мне ли не знать. Так зачем тебе обманывать меня? Видимо, причина весомая… Ну, не хочешь и не говори, я ведь все равно докопаюсь до истины. Я ведь такой…

Да, он был такой. Наталья почувствовала, как ее начинает бить озноб.

– Но тогда хоть скажи – ты его еще любишь? А меня? Меня ты любишь?

Наталья, сжимая мобильный, выдавила из себя:

– Слишком много вопросов…

Феликс расхохотался и заявил:

– Так в жизни обычно и бывает: вопросов больше, чем ответов. Но до ответов на вопросы, которые имеют отношение к тебе и Алексею, я, как обещал, рано или поздно доберусь, и скорее всего рано, чем поздно. Ты ведь меня знаешь, детка…

Она его знала. И не сомневалась, что его слова – отнюдь не пустая угроза. Но что же тогда делать?

– У меня ведь есть верные мне люди… А они работают с учетом своих, особых принципов. И мало перед чем останавливаются, детка… Хотя нет, вру: они вообще ни перед чем не останавливаются!

Он расхохотался, весьма довольный своей сомнительной шуткой, а Наталья в беспокойстве вышла из комнаты в коридор – спускавшийся по лестнице мастер махнул ей рукой.

А где же Кирюша?

– Знаешь, детка, я ведь всегда придерживался в жизни точки зрения, что любого человека можно заставить сделать все, что угодно, весь вопрос только, каким способом. Вот возьмем, к примеру, тебя, детка. Ты обладаешь ключом, который позволит мне проникнуть в святая святых твоего супруга… Вы ведь еще супруги? Ты сама в курсе, что дела у вашего издательского дома идут не блестяще. А с новым хозяином, то есть со мной, все кардинально изменится!

Возможно, и это было ужаснее всего, Феликс был прав, однако Наталья не хотела и думать о том, что произойдет с ее детищем, с их с Алексеем детищем, если лапу на него наложит Феликс.

– И ты не хочешь отдавать мне этот ключ. Конечно, можно воспользоваться отмычкой, и раньше бы я так и сделал, однако со временем убедился, что не следует прибегать к окольным путям, если имеется центральная магистраль. В общем, мне надоело говорить всеми этими поэтическими метафорами, детка: или ты продаешь мне свой пакет акций, причем по сходной цене, или…

Наталья спускалась по лестнице вслед за мастером. Нет, интересно, куда же все-таки делся Кирюша? Он только что был здесь – и вдруг исчез.

– Или что? – спросила она, чувствуя, что тревога нарастает. Этот работник вроде бы вежливый приятный молодой человек, он ведь увел из комнаты Кирюшу, пока она разговаривала по телефону.

И она все еще говорит по телефону…

Заслышав звук заводящегося мотора, она выскочила на крыльцо – и увидела работника, сидевшего за рулем небольшого белого фургона с веселой цветной эмблемой фирмы, в которой он трудился. Молодой человек, узрев Наталью, снова приветливо махнул ей рукой и дал задний ход, желая развернуться.

Кирюши на крыльце и около дома не было. Не было его и в автомобиле около молодого человека – и в голову Наталье пришла вдруг мысль о том, что, не исключено, Кирюша все же находится там, только в кузове фургона – одурманенный наркотиками и связанный липкой лентой по рукам и ногам…

– Или, детка, мне придется дать отмашку моим людям – и они тотчас задействуют свои методы для разрешения сложившейся проблемы. А они всегда получают то, что им требуется, точнее, то, что мне требуется. Потому что они забирают у человека, не желающего считаться с моей волей, самое драгоценное. А что у тебя самое драгоценное, детка?

Не прощаясь, он отключился. Прижимая к уху пищащую трубку, Наталья не знала, что делать – бросаться вслед за покидающим территорию загородного дома белым фургоном? Звонить в полицию? Обратиться за помощью к Алексею?

Выпуская клубы дыма, автомобиль покатился прочь. Наталья сбежала по ступенькам, намереваясь броситься за автомобилем вслед, краем глаза увидела сворачивающий с их улицы другой фургон, темный – и вдруг услышала знакомый голос. Она бросилась за угол, в сторону заброшенного сада, и увидела Кирюшу, который, давясь от смеха, восседал на высоком бордюре подле треснувшего каменного вазона.

– Господи, вот ты где… – прошептала Наталья, прижимая к себе сына, а тот, пытаясь высвободиться от ее жарких объятий, закричал:

– Мамочка, мне больно!

Наталья отпустила его и вдруг поняла, насколько нелепы были ее страхи. Хотя так ли уж и нелепы? В отношении молодого мастера, вероятно, действительно смехотворны, более того, нелепы и даже оскорбительны, а вот что касается Феликса…

Он ведь обещал забрать у нее самое драгоценное. А ее самое дорогое сидело перед ней, вертело вихрастой головой и пыталось увернуться от поцелуя.

– А Саша еще приедет? – спросил мальчик, и Наталья не поняла, кого Кирюша имеет в виду. И только потом до нее дошло, что Александром, в самом деле, звали молодого мастера на все руки. Он ведь ей представлялся, однако имя тотчас вылетело у нее из головы.

– Он такой веселый! И вообще, мамочка, почему мы живем тут, как в тюрьме? Нас никто не посещает… Но даже в тюрьму наведываются близкие с передачками.

Наталья улыбнулась и попыталась снова поцеловать сына, однако тот дернулся в сторону.

– И где ты только таких выражений набрался…

Кирюша, заметивший на земле крупного зеленого, отливавшего бронзой жука, поддел его и пробормотал:

– Он научил…

– Саша? – нахмурилась Наталья. Нет, не следовало ей оставлять ребенка наедине с работником, пусть и столь приятным во всех отношениях. Потому что вся эта приятность и веселость может оказаться всего лишь маской. Под которой скрывается истинное, далеко не такое дружелюбное лицо.

Или в некоторых случаях мурло монстра.

А что, если этот Саша уже сидел? Хотя сколько ему лет, наверняка не больше двадцати пяти… Когда бы он успел. Но почему он тогда пичкает ребенка подобными тюремными фразочками? Или этот Саша всего лишь безобидный фанат шансона, хотя Наталья, предпочитавшая классику, была уверена, что безобидных фанатов шансона в природе не существует.

– Нет, не Саша, – ответил мальчик, отворачиваясь. – Он.

Наталья хотела было подойти к сыну, однако тот, отслеживая путь жука, который упорно полз куда-то вверх, проворно вскарабкался на каменный, заросший сорняками пьедестал, на котором возвышался треснувший вазон с остатками прошлогодних растений.

– Кто он, золотце? – спросила Наталья, чувствуя, что тревога, только что якобы ушедшая, начинает опять заполнять ее сердце.

Кирюша, стоявший к ней спиной и с упоением наблюдавший за жуком, время от времени подгоняя его травинкой, произнес:

– Мамочка, он. Как его зовут, он мне не сказал, хотя я и спрашивал. Сказал, что скажет, когда настанет время. Я же тебе уже про него рассказывал, помнишь? Ну, мальчик с белыми волосами и синими-пресиними глазами… Тот, который тогда в шкаф пришел и в шкаф обратно ушел…

Наталья, поеживаясь то ли от внезапного дуновения ветерка, то ли от страха, сипло произнесла:

– Но я думала…

И смолкла. Она ведь думала, что все эти истории про мальчика, которого Кирюша якобы видел в доме, их доме, сын просто выдумал.

– Знаю, мамочка, ты думала, что я все сочиняю. Я же видел тогда, что ты мне не поверила. А он время от времени приходит ко мне. Только он очень стеснительный и говорит, что он только мой друг и ничей больше. И он боится взрослых, потому что они плохо с ним обращались. Так он сказал. Поэтому он общается только с детьми, которые его не обидят. Хотя ведь дети иногда могут обидеть сильнее, чем взрослые, так ведь, мамочка?

Жук тем временем достиг края чаши и, то и дело срываясь и откатываясь назад, пытался перебраться на заполнявшую ее сухую землю. И почему жук так упорно стремился туда, где его не ожидает ничего хорошего? У Натальи мелькнула идиотская мысль, что многие люди прямо как этот жук – куда-то ползут, сами не зная зачем, и достигают цели, сами не зная какой.

Многие, но только не она сама. Или все же…

Подойдя вплотную к стоявшему на каменном парапете мальчику, Наталья произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не напугал Кирюшу:

– И часто он тебя навещает, этот мальчик в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами?

– Ну, не то чтобы часто, мамочка… – Кирюша помог жуку, который никак не мог осилить непреодолимое для него препятствие, при помощи травинки. – Иногда… Просто у него нет друзей, и у меня тоже нет… Ты ведь увезла меня сюда, и все мои друзья остались в Москве… Ты мне даже с ними по телефону говорить не разрешаешь…

Наталья ощутила, как на глазах у нее выступили слезы. Да, она увезла Кирюшу, оторвала его от прежнего круга общения, потому что она не хотела, чтобы Алексей узнал, где они сейчас находятся.

Но он, похоже, уже знал, так что, выходит, она зря лишила Кирюшу друзей. И, не исключено, именно поэтому он выдумал себе несуществующего друга – мальчика в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами. Мальчика, которого нет в природе.

Однако она имела право так поступить, она пыталась уберечь сына от опасности – своего сына!

– И о чем вы говорите с… с ним? – спросила Наталья, чувствуя, что во рту у нее пересохло.

– О разном, – протянул Кирюша. – Только я не могу рассказать тебе, о чем именно. Я дал ему слово, что не расскажу о нем, а видишь, уже его нарушил. И он обидится. И разозлится. А когда он злится, то он… То он… То он становится очень странным! Очень!

Наталья обернулась, словно ожидая увидеть в глубине заброшенного сада мальчика в красной рубашке, с белыми волосами и синими-пресиними глазами. Но никого она, конечно же, не заметила, потому что они были в саду одни.

Или все же нет?

– Но ты можешь мне сказать, сынок… Маме ты можешь сказать все. Тем более твоего друга сейчас нет, он нас не слышит…

Кирюша, повернувшись к ней, произнес:

– Он нас все равно слышит, мамочка… Он такой, он умеет. Он… Дело в том… Дело в том, что он не совсем обычный мальчик…

Чувствуя, что пульс у нее резко ускорился, Наталья прошептала:

– Не совсем обычный? Но что это значит? Он что, инвалид? Или сирота?

Кирюша взглянул на нее и ответил:

– Нет, просто этот мальчик…

А потом смолк, развернулся и крикнул:

– И так ведь всегда, мамочка! Ты всегда получаешь то, что хочешь! Он же запретил мне говорить о нем и о том, о чем мы с ним беседуем, а ты меня заставила это сделать. Ты плохая, мамочка, плохая!

Наталья, положив Кирюше руку на плечо, попыталась привлечь сына к себе и поцеловать, но он вырвался и, плача, закричал:

– Ты плохая, мамочка! Зачем я это тебе сказал? А если он больше никогда не придет, то я лишусь своего единственного друга?

Наталья увидела, как сын схватил жука, который полз по странно изогнутому, засохшему стеблю внутри чаши, бросил его на землю и раздавил. До нее донесся смачный, неприятный звук, как будто что-то лопнуло. Она поняла, что это был панцирь насекомого.

– Кирюша, сынок, что такое… – пролепетала она, а мальчик, рыдая, побежал прочь. Наталья устремилась за ним, а когда заворачивала за угол дома, отчего-то обернулась – и на мгновение ей показалось, что там, в глубине сада, застыла невысокая фигурка с белыми, как у альбиноса, волосами. Но когда она через мгновение снова взглянула в ту сторону, то ничего уже не увидела. Наверняка игра воображения, вызванная странными рассказами сына.

– Кирилл, стой! Стой, я тебе сказала! – крикнула она, выбегая с территории их участка на дорогу. Фигурка сына мелькала где-то впереди. Внезапно из-за угла вывернул допотопный «Мерседес», и мальчик едва не угодил под колеса.

Наталья бросилась к сыну, который, не шевелясь, лежал на дороге. Схватив его, Наталья ожидала увидеть все что угодно: море крови, переломанные кости, дергающиеся в конвульсиях губы.

Но Кирюша был цел и невредим и отделался лишь испугом. Плача на плече Натальи, он твердил:

– Мамочка, извини… Я не хотел…

Дверца «Мерседеса» поспешно раскрылась, из-за руля вылезла, опираясь на трость с золотым набалдашником, дама аристократической внешности.

– Ах, какой ужас! С вашим малышом, надеюсь, ничего не случилось? Вызвать «Скорую»? Мне так жаль, мне так жаль, но он появился столь внезапно…

– Нет, нет, с моим сыном все в полном порядке, – сказала в двадцать пятый раз Наталья, кляня себя за то, что приняла предложение соседки, которая на днях едва не переехала Кирюшу на своем ветхом «Мерседесе», и посетила ее особняк, располагавшийся рядом с их домом.

– Какой живой и прелестный мальчик! – заявила соседка, звавшаяся Аглаей Филипповной и являвшаяся вдовой некогда известного, а теперь напрочь забытого советского композитора.

Наталья автоматически посмотрела сквозь огромное панорамное окно, около которого они с хозяйкой восседали, поглощая крошечные разноцветные пирожные-безе и попивая крепчайший кофе.

Наталья наблюдала за Кирюшей, который носился по ровному, покрытому зеленой травой газону, играя с пожилой таксой, любимицей Аглаи Филипповны. Мальчик явно наслаждался игрой с животным, и Наталья уже знала, с какой просьбой он обратится к ней, когда они вернутся к себе: завести щеночка! И понимала, каким будет ее ответ.

– А почему бы вам, милая моя, не завести домашнее животное? Я могу посоветовать отличного заводчика… – произнесла соседка, пододвигая к Наталье фарфоровое блюдо с тающими во рту разноцветными финтифлюшками. – Вы берите, берите, я же вижу, что они вам нравятся. Я сама пекла, по старинному рецепту моей прабабушки, а та была родом из Парижа…

Покосившись на столь соблазнительные пирожные, Наталья вздохнула и налила себе еще кофе. Похоже, калорий она и так перебрала на неделю вперед.

– Вашему мальчику нужна компания, нужен друг, – заявила Аглая Филипповна. – Уж не обижайтесь, милая моя, что смею давать вам советы, но ведь это видно невооруженным глазом.

Соседка была права, однако Наталья не собиралась обсуждать с этой особой перипетии своей личной жизни. Вместо этого она попыталась вычислить, сколько же лет их соседке, которая сама была охоча до компании. Наверняка под восемьдесят, а она все еще лихо управлялась с «Мерседесом», оставшимся после отдавшего Богу душу еще в девяностые супруга. Наталья задумалась о том, есть ли у Аглаи дети, но спросить не решилась: знакомы они были всего ничего.

– Это, безусловно, так, однако обстоятельства принудили нас сменить прежнюю обстановку, – произнесла Наталья, понимая, что Аглая отдала бы свой раритетный «Мерседес» или, по крайней мере, фарфоровый сервиз за то, чтобы узнать, что же это такое за обстоятельства.

– Ах, у нас тут мирно и покойно! – произнесла наконец хозяйка, явно поняв, что больше информации из гостьи не выжмет. – Ведь в советские времена здесь, в этом идиллическом местечке, обитали деятели искусства и корифеи науки. А потом, когда настали новые времена, у нас появились новые соседи. Со временем этих новых стало больше, чем старых. На данный момент я одна из немногих старожилов…

Говорила Аглая с улыбкой, но Наталья заметила, что она явно не одобряет эти перемены.

– Кстати, дорогая моя, я хоть и сказала, что у нас тут мирно и покойно, однако забыла добавить, что так здесь было не всегда. Во всяком случае, не везде. Вам ведь говорили, что вы поселились далеко не в самом счастливом особняке? Он как будто притягивает к себе несчастья. Первый жилец, который принимал активное участие в строительстве всего нашего поселка, был известным советским детским фантастом. Хотите верьте, хотите нет, но однажды он просто исчез! Словно растворился в своем особняке, хотя приходящая прислуга клялась и божилась, что он вечером поднялся к себе в кабинет, закрыл за собой дверь – и утром, когда после безуспешных попыток заставить его открыть дверь оную сломали, то в кабинете его не обнаружили. Только горящую еще с ночи лампу, гору свежего пепла в камине, а на письменном столе лист бумаги, на котором было выведено красными чернилами: «Я ухожу туда, где меня никогда не найдут». И ведь его никогда больше не нашли – ни живым, ни мертвым!

Наталья пожала плечами – эта история обсасывалась в Интернете со всех сторон, однако ее саму она оставила равнодушной. Кто сказал, что это вообще правда? Обычно все эти таинственные случаи всего лишь байки, и в действительности все было совершенно иначе. Фантаст в самом деле исчез в конце сороковых или самом начале пятидесятых, и никто не знал, что с ним случилось, но Наталья была уверена, что его исчезновению имеется самое тривиальное объяснение. Он мог сбежать с любовницей или любовником. Быть убитым мужем любовницы или женой любовника. Отправиться купаться ночью на близлежащую речку и утонуть. Принять решение совершить кругосветное путешествие пешком. Наконец, быть арестованным и увезенным в неизвестном направлении суровыми чекистами.

Да мало ли что…

Но многие были уверены, что его украли столь любимые им и фигурировавшие в его произведениях жители иных галактик, что он открыл проход в иное пространственно-временное измерение, что его поглотил ад.

– А как вы думаете, что с ним случилось? – спросила Наталья Аглаю, и та, усмехнувшись, отпила из чашечки и произнесла:

– Черт его знает, милочка! Причем в данном случае это следует понимать буквально: черт его знает!

Наталья взглянула на Кирюшу, который забавлялся с таксой их странной соседки. Может, в самом деле купить ему собаку? Или хотя бы морскую свинку?

Аглая же, явно смакуя как кофе с пирожными, так и историю прошлых лет, продолжила:

– Следующий владелец, чин в Госплане, обитавший в особняке не более года, был арестован прямо там и увезен на Лубянку, а позднее расстрелян. Его преемник, снова представитель советской интеллигенции, а именно крупный литературный бюрократ Союза писателей, покончил с собой – уже при Хрущеве, не вынеся решения Двадцатого съезда. Он не выдумал ничего лучше, чем повеситься в стенном шкафу!

Наталья в ужасе подумала, не в том ли самом, в котором обнаружился вход в зашкафье? И откуда, по утверждению сына, регулярно выходит мальчик-призрак.

– Потом кто-то умер от флегмонозной ангины, и еще кто-то молодой и несмышленый перерезал из-за несчастной любви вены в ванне. Мы живем тут с конца семидесятых, и перед тем, как мы въехали, в этом доме случилось несчастье с женой высокопоставленного военного, которую ревнивый супруг, несвоевременно вернувшись с учений где-то в Средней Азии, застукал в постели с местным киномехаником. Этому повезло больше всего, ему муж отстрелил то самое, на что была падка его неверная жена. А вот потом он застрелил и ее, после чего выстрелил себе в рот из табельного оружия. От головы, говорят, ничего не осталось…

Аглая хихикнула и жеманно отпила из чашки.