Alterlimbus (Юрий Харламов)
Тёмный Легендариум
Девять жизней
Вирмы и пирогарпы атаковали внезапно.
Почуяв приказ злобной воли повелителя, они покинули пещерные гнёзда и бросились на чужаков. Узкий каньон – не более десяти метров в ширину – заполнился мясистыми крылатыми телами. Криспин распознал ошибку врага: следовало разделить пирогарпов, изрыгающих огненные струи, и толстяков вирмов, годных лишь для ближнего боя. Теперь же вирмам приходилось подстраиваться, ловя момент для броска в перерывах между огненными залпами.
«Вероятно, чародей знал, – пронеслась мысль, – но отдать приказ на таком ментальном уровне был не в силах». Стаи крылатых чудищ всё более распалялись при виде неожиданного врага. Им противостояло двое, слитых построением Непобедимых «Два как Один»: огромный поджарый дамнос-ворт, по-варварски мускулистого сложения, и полу-дворф, закреплённый прочным кивриловым «пауком» на его спине. Парочка, чьи дела отгремели в мире По с десяток лет тому назад, вновь оказалась в строю.
Меч-стекляшка – фламберг на одну руку, отлитый из обсидиана и кембрийской меди – порхнул в воздухе, разваливая тушу вирма. Тут же Криспин выбросил левую руку, ставя щит перед стрелой огня. Его напарник, коротышка Маркус, весело ругнулся, заправляя очередную «семицветку» в гнездо элемент-преобразователя. От массивного амулета на груди Маркуса по эластичным элемналам, соединяющимся с рукоятками жезлов силы, побежали пульсирующие искры.
– Поле – 338, – доложил Маркус, бросая взгляд на вспыхивающие перед ним руны, – сектор север – 225, сектор юг – 113.
Он сжал рукоять жезла, целясь в очередного вирма, затем большим пальцем переключил тумблер в положение «защитное поле». Дамнос-ворт старался делать меньше движений корпусом, чтобы не усложнять напарнику прицеливание. Он, Криспин, в их перекличке был «севером». Сомкнутые спина к спине, они делили мир пополам.
Стены ущелья высились на добрую сотню метров, замшелыми ладонями великана сдавливая вопящий, прошитый рыжими огненными нитками и серыми тенями воздух. Ещё две половины вирма шлёпнулись к ногам Криспина. Куча из тел начинала сковывать движения, лишая манёвренности.
– Отступаем. Обход трупов – и вдоль ручья.
В силу строения зоба и нагнетателя под диафрагмой пирогарпы не могли выпускать огонь в движении и вниз, себе под ноги. Им приходилось зависать на расстоянии двадцатитридцати метров от чужаков. На столько же они могли позволить себе подняться вверх, чтобы, выдыхая пирострелы, не спалить себе глотку.
– Начал! – крикнул дамнос-ворт. Маркуса дёрнуло и крутануло влево, однако он с привычной лёгкостью взял прицел, продолжая сжигать подлетающих чудищ. Энергия передавалась толстым стержням, приваренным к рукоятям под прямым углом. Стоило сжать руку, на конце стержня расцветал бутон медового пламени и, срываясь, летел по идеально прямой траектории, со скоростью, втрое превышающей скорость арбалетного болта. Попадая в тушу вирма, заряд взрывался, оставляя дыру размером с дыню.
Криспин лёгким движением перескочил кучу обгорелых трупов. Теперь, когда инициатива перешла к нему, стало проще. Расчистив пространство, он двинулся по руслу ручья, уклоняясь от пламени с немыслимой для смертного скоростью. В сравнении с этими уклонами даже мощные взмахи меча казались тренировочными, а лёгкие шаги и прыжки – вовсе ленивой прогулкой.
–
Кодовое заклинание активировало канал связи с основным отрядом.
– Кэп Эдэйл, кэп Эдэйл! – не позволяя себе отвлечься на мыслеобраз собеседника, как часто бывает в разговоре, полу-дворф обращался к парящим перед ним чудищам. – Кэп Эдэйл!
– Эдэйл на связи! – кратко хрустнуло в ухе.
– Докладывает Маркус. Засада. Вирмы и пирогарпы. Наблюдаем одновременно до четырёхсот особей. Перемещаются и атакуют. Уничтожено 132 особи: 21 пирогарп и 111 вирмов. К ним постоянном пребывает подкрепление. Отступаем по каньону. Как поняли? До.
– Понял тебя. У нас нулевая видимость. Туман. Начинаем подъём на скалы и обходной манёвр. Оттяните врагов на себя, ребята. Через четверть часа группы выйдут к гнёздам. Эдэйл. До.
–
– Смена тактики, – зарычал Криспин. В булькающие перекаты слов сплелись нотки недовольства и нетерпения. – Постоянное маневрирование. Силовая полусфера: 10-8 кауна. Доставай «пукалку».
Маркус передвинул тугой картуш амулета, активируя защиту от огня. Всё остальное, включая туши вирмов, теперь будет спокойно проходить сквозь неё. Дамнос-ворт вошёл в новый, рваный ритм движений. Он то бросался к низко висящим вирмам, разрубая их целиком – или отрубая те части, до которых мог дотянуться – то, подбирая увесистые камни, метал их в пирогарпов и бежал к оглушённым тварям, добивая. То уклонялся от пирострел и булыжников, сбрасываемых недосягаемыми врагами с верхних пещер.
Среди грохота, треска и воплей прорывался отрывистый «пффф». «Пукалка» – модернизированный арбалет «Виверна». Механики Апдайля ужали восьмикилограммовый армейский вариант до трёхсотграммового заморыша. «Пукалки». Маркус покрепче сжал ложе, пытаясь не столько выделить противника, сколько поймать взглядом полоску неба. В который уже раз он словно летел на спине огромной птицы прямиком в ураган. При этом иногда в урагане возникали ноги, пинавшие птицу со всей дури. В животе подала робкий протест утренняя тушёнка. Заныла шея.
«Вот и старость», – мелькнуло в голове.
– Нет, ещё побарахтаемся, – прошептал маленький воин. Он рывком отжал плечевой упор. В образовавшуюся щель вщёлкнулась обойма с ядовитыми иглами. Заклинание затянуло иглу из обоймы в ствол. Усилие – и упор встаёт на место, соединяя ствол с системой подачи сжатого воздуха.
– И ещё один… и ещё один… – забормотал полу-дворф, пытаясь отвлечься от тошноты и головокружения. Яд не был мгновенным, поэтому в мешанине тел он старался выцелить кого-нибудь нового. Прицельная дальность стрельбы позволяла арбалету добросить иглу как раз до верхних пиков каньона.
Криспин наступал. Кружился. Выписывал зигзаги. Метался и прыгал, зажатый десятиметровой шириной каньонной пасти. Кровавый душ из разрубаемых вирмов окатывал его раз за разом. Горячее дыхание пирогарпов запекало кровь, а от резких движений твёрдая корка ломалась, впиваясь в кожу острыми гранями. Впрочем, не это раздражало Криспина. Его кожа была настолько толста, что нанести ей ощутимый вред не могли даже пыточные инструменты. Источником раздражения служила способность противника летать. При наличии полного отсутствия таковой у дамнос-вортов. Их не могла поднять в воздух даже магия.
Однотипность беспорядочных атак придала движениям воина автоматизм. Алгоритм движений передался мышцам, и мозг задумался о будущем. «Вперёд – опасно. Возможна новая ловушка. Назад нельзя. На скалах паладины беззащитны для атак вирмов. Спрятаться нельзя – вирмы переключат внимание на отряд Эдэйла. Круговая оборона невозможна по той же причине. Остаётся вытягивать врага не себя. Но сколько ещё продержится силовое поле? Что произойдёт, когда все вирмы будут перебиты, и стрелы сотен пирогарпов ударят разом?»
Внезапно перед ним пролетело пылающее тело и с хрустом шмякнулось о каменное дно. Второе. Третье. Четвёртое. Паладины не утруждали себя глупыми воплями. Они напали молча. Стаи чудищ почуяли нового врага и взмыли к скалам. Криспин подбежал к стене, подпрыгнул, уцепился за край скальной полки и быстро полез вверх, вбивая твёрдые когтистые пальцы в скалу по самую ладонь.
Облака громоздились над ней, качаясь на кончиках травинок. Свежий закатный ветер медленно увлекал их за собой, играя, толкая в ватные бока. Где-то между облаками и землёй пролетали пчёлы и стрекозы. И какие-то разные…
Энни выглянула из травы, приподнявшись на локте. Перекатившись на живот, она толкнула упругим бедром своего «соседа», попытавшись нащупать его ступню пальцами ног. Ей удалось, и она игриво потёрлась о его ногу своей, а затем мягко поцеловала ямочку солнечного сплетения. Даже вытянувшись в струнку, она не могла достать выше. Тело мужчины, огромного дамнос-ворта, чуть напряглось, и широкая ладонь коснулась шеи девушки, скрытой водопадами волос. Пальцы скользнули по мягкой ложбинке вниз.
– Если бы у меня были крылья, я бы никогда не отпускала тебя, – вдруг прошептала Энни. – Я была бы твоими крыльями. Мы поселились бы на облаке. Вилс?
– Если бы у тебя были крылья, то я отрастил бы свои и последовал за тобой даже на край света.
Энни счастливо зажмурилась и вжалась в тело мужчины сильнее.
– Я бы никуда не улетела, – прошептала она. – Ну почему твоё божество запрещает летать?!
– Не знаю, – в густоте голоса отсутствовало сожаление. – Значит, так надо. Мы получили и без того много.
Энни провела рукой по грудным мышцам дамнос-ворта, в который раз поражаясь их крепости. Даже в расслабленном состоянии они напоминали твёрдостью грубые пеньковые канаты. Плотная кожа бугрилась от малейшего движения. Энни снова зажмурилась, прислушиваясь к тихому медленному пульсу своего спутника. Завтра будет ровно год, как они вместе. Воспоминания вспыхнули, на миг превратив летнее душистое поле в сырую, полную народа площадь.
Проклятия и угрозы так густо висели в воздухе, что маги могли бы разливать его в бутыли.
Деревянный помост.
Пыточный стол.
Плаха.
И она – истерзанная, искалеченная, под взмахом топора. Который почему-то всё не рубит. А потом некто высокий и сильный закутывает её в плащ и уносит в темноту и сон. В сон… Сколько же она тогда проспала?
Энни открыла глаза. Тихо. Лишь гудят пчёлы, да солнце ласкает её шелковистую пепельно-серую кожу. Лишь солнце… и твёрдая уверенная рука.
– Ах! – Энни согнула колено, стремясь ощутить выступающие бугры его мышц. И снова отдалась сладкому томлению тела.
– Солдатский костёр не заменишь магией! – весело крикнул кашевар, накладывая варево в миску. Криспин благодарно кивнул и присел у огня. Его быстрые рваные языки изникали из сосновых веток и взлетали в темноту. Воин достал ложку и начал есть, хлебая быстро и жадно. Рядом неторопливо пережёвывал хрящи его напарник. Заметив, что от одного из костров к ним то и дело летят заинтересованные взгляды, Маркус приглашающе замахал рукой. Трое молодых паладинов робко приблизились и присели напротив.
– Можно ближе: он не съест, – заметил Маркус. Парни заулыбались. Как на подбор, они были высокими и плечистыми: хлюпиков в паладины не брали. Но дамнос-ворту проигрывали. И довольно серьёзно.
– Я – Пэт, – сказал один. – Это – Крэмы из Белого Пристанища, это – Провн, сын Дуга, лорда Западного Уводья.
«Ясно, – подумал Криспин, – тебе, Пэт, не похвастать ни родителем, ни деревней. Бывает. Но ты паладин, а это уже много».
– А я Маркус, – начал его компаньон, закуривая трубочку. – Сын Истрмиткина. Я не гномий карлик, и не фея-переросток. Полу-дворф. Проходили в академии такую расу?
– Ага, – добросовестно кивнули все трое и затихли, когда Маркус от души расхохотался:
– А мне бабка на ночь сказки про паладинов рассказывала.
Костёр обдавал жаром, пустели миски с едой и фляги с вином. Маркус резал истории, как голодный жених – свадебный пирог.
– Семьсот семьдесят восьмой, Блавикен, – полу-дворф подтянул штаны, прикрывая продемонстрированный памятный шрам. – Ох, ребята, в Криспина тогда вкачали столько яда, что хватило бы всем курильщикам Альд-Баана на год! Мантикоры! Какой-то ублюдочный псих задумал их скрещивать. Ну, там, королевских, львиных, болотных. Что сказать, скрестил удачно – как пошли плодиться, только треск стоял. Откупил несколько деревень – на прокорм тварям, а маркграфу за молчание платил столько, что у того золото из ушей лезло. Когда полчища мантикор захватили замок, а раздувшийся маркграфский труп скормили своим детишкам, он – труп – был не так доволен. Видели в лесу у Академии вашей муравейники? Большие такие. Я вам говорю: этих проклятых мантикор там наплодилось больше, чем тех муравьёв.
Они плевались. Они жалили. Они делали ловушки из яда. Там год потом жить никто не мог – из-за испарений. По земле нельзя было пройти – сапоги разъедало.
Молодые паладины заворожённо глядели на дамнос-ворта. Тот ловил их взгляды, неуютно поёживаясь от такого немого почитания. Маркус, наконец, «заткнул фонтан», чтобы заправиться несколькими флягами вина.
– А п-правда, – заикаясь, начал Крэмн, – правда, что у вас девять жизней?
– Десять, парень, десять! – чуть не подавившись вином, закричал Маркус. – Ну, куда столько им, а?! Ну, посмотри на меня! Надо мной собака проходит, брюхом не задев! И жизнь-то одна! И у вас всех. И если эта долбаная мантикора меня ужалит, меня же просто разорвёт! А этому чурбану хоть бы хны! И ведь он ещё ни разу не помирал!
– Что у вас там в Академии за учителя?! – вдруг проворчал Криспин. Иногда его раздражало, сколько всякой чуши могут сочинить про его расу.
– Слушайте, – он окинул взглядом тесный круг, заметив, что и остальные паладины заинтересованно наблюдают.
– Запоминайте сейчас, если раньше не выучили. Очень давно – до вашей империи – в другом совсем мире существовали ворты. Это искажённое слово «варвары». Ворты и были искажёнными Хаосом. Дикие, злобные и тупые. Сами себя перебили в междоусобных войнах, а под конец «помогли» соседи. Вроде эльфов, гномов и альвов. У самого распоследнего племени наступило прояснение в мозгах – бросились молиться кому ни попадя. Тёмным такие и даром не нужны, а светлым – и с приплатой. Одно божество только сжалилось… Другого слово не подобрать. Остатки вортов вместе со своим заступником были изгнаны из родного мира и попали сначала в Аэгис.
Но искажения Хаоса никуда не делись, и, чтобы помочь, божество подготовило особый вид инициации: каждому требовалось войти в астрал в духовной форме и сразиться там с порождениями одного из злых Владык Аэгиса – Дамноса. Кто полностью подпадал под влияние тёмных порождений и поглощался – уничтожался и телесно. Кто находил в себе силы противостоять, опираясь на остатки добра в душе – получал силу врага и стирал искажения Хаоса.
Стань добрым – или умри. Сработало отлично. Только трое не справились. Выжившие – около пяти тысяч – стали дамнос-вортами. На Аэгисе разразилась война между нами и Дамносом. Пришлось бежать и оттуда. В туманностях Хаоса нас настиг Зов Эпигона. Так наш народ попал на Ио. Божество, спасшее нас от истребления, присягнуло на верность Эпигону в обмен на признание наших сил. Мы стали звать защитившего нас Дрём: на старом вортском языке это слово значит «счастливая мечта». Да, мы сделались крепкими. Часть силы могучих существ перешла нам. Вместе с наростами на руках, когтями, хвостовыми рудиментами, клыками. Мы – не красавцы, даже по варварским меркам. Даже по драконидским.
Криспин замолчал. Поймал взгляд Крэмна.
– Эпигон наложил на дамнос-вортов печать, юноша. Мы сильны, только пока служим Эпигону. Деятельно служим. Стоит кому-то из нас осесть где-нибудь на одном месте и пожить в своё удовольствие – через месяц-два слабость и болезни поражают нас. Пока не сведут в могилу. Такова плата.
Если не бросишь путь Служения и сохранишь голову на плечах – то старость нагонит лет в триста. Вот тогда сможешь повесить меч на стену и ещё полвека прожить мирно. А вот если с головой случится несчастье – в виде отделения от шеи – то мой, например, холодный труп будет гнить месяц. А я пока смогу побродить по памятным местам, чтобы потом изложить Дрёму мою краткую биографию.
– А-аа, – вдруг прорвало Провна. – Это чтобы он взвесил твои добрые и злые дела и…
– Парень, – перебил Криспин, – ты чем слушал? У нас нет злых или добрых. Воля Эпигона – вот наше добро. Дамнос-вортов терпят, пока они покорны. Ворт может оступиться: нарушить случайно, по неведению или по принуждению. Или в мелочи: лягушку не ту раздавить, скажем. А если дела ещё и
У Дрёма есть в запасе для каждого из нас – по соглашению с Эпигоном – девять жизней. К той, что от рождения. Но, чтобы получить из них хотя бы одну, надо представить вовсе не длинный перечень подвигов.
– А что?
– Цель. Объяснить, зачем тебе обратно. Если Дрёма устроит, через месяц – или даже раньше – изъеденный труп, кучка пепла, неважно – возродится.
Криспин замолк и опустил голову, показывая, что разговор окончен. Медленно поворошил носком голой ноги угли в кострище.
Паладины молча расходились к палаткам. Это были умные, верные Добру и Служению воины. И каждый нашёл в истории Криспина то, над чем следовало поразмыслить и намотать на ус.
На перекрёстке их поджидала новая встреча. Пахалав Тиабет.
– Пахалав, – предупредил Вилсин.
– Кто? О ком ты?
– Вон, у перекрёстка. Пахалав – служитель одного из Белых Орденов. Этот, на перекрёстке – человек, судя по всему. Чаще всего, они – картографы. Довольно мирный народ.
Пегая кобыла девушки приветливо фыркнула гнедой пахалава. Огромный раш дамнос-ворта гордо выгнул шею.
– Приветствую, – кивнул им крепкий, дочерна загорелый человек. На вид лет пятидесяти, прикинула Энни, руки, ноги, глаза на месте, шрамов не заметно.
Человек сотворил охранный жест Светлого Пантеона. Знаки и кулон, висящий поверх куртки, вспыхнули хрустальным светом. Энни повторила жест, но руны девушки остались темны. Вилсин сотворил приветствие Эпигона, и узор на одежде тёпло высветился янтарными брызгами.
– Тиабет из Сеговиана, историк, – отрекомендовался новый знакомец. – Принадлежу к служителям-пахалавам. Направляюсь в Ривению, вот по этой дороге, к перевалу. Мои предыдущие попутчики, скрипачи из Стратспи, свернули на этом перекрёстке. Не по пути ли нам, господа? Если да, то могу ли я к вам присоединиться? Хотя бы до ближайшей деревни.
– Вполне, – дамнос-ворт глянул на девушку.
– Ну… да… вполне, – повторила Энни через силу. Страх перед белыми магами ещё крылся глубоко в сердце.
Их лошади двинулись в ряд, и дамнос-ворт поинтересовался:
– Пахалав Тиабет, вы служите при столичной библиотеке?
– О, нет! Что вы! До таких высот мне далеко. Вообще-то я – плотник. Родился я, и правда, в Сеговиане. Но затем отец с семьёй перебрался в местечко Плюми.
– Сорок пять лет назад там началось строительство южной Резиденции.
– Вот-вот. Одна огромная стройплощадка. Горы песка. Несколько лесопилен. Каменные бруски, сложенные террасами. Щебёнка, мрамор, толпы разнорабочих. Архитект-маги. Я и целая орава подобных мне мальчишек десятка рас носились посреди всего этого, чумазые и счастливые.
Тиабет мечтательно закатил глаза.
– Адамантитовое времечко. Но я подрос, и папаша приспособил меня к делу. Я плотничал, пока моя маг-метрика не нарисовала на себе двадцатку. Двадцать лет. Старики мои сидели при деньгах и при работе, а меня от запаха канифоли и олифы уже тошнило. Я подался в пахалавы, в картографы. Север империи. Тундра и льды – вот уж где я проветрил лёгкие свежим ветерком. Конечно, странствовать, да ещё за счёт Ордена, неплохо. Но вскоре я обнаружил, что больше увлечён сказками да легендами, и ведением путевого дневника, чем нанесением на карту новых земель или уточнением карт моих предшественников. Когда мне стукнуло сорок, я подал магистрам прошение о переводе в историки. По экспедиционной линии.
Мои скромные знания подсказывают мне, что мои новые знакомые – дамнос-ворт и тёмная эльфийка.
– Вилсин.
– Энейра… Энейра дель Орон, – с усилием выговорила девушка. – Достаточно просто «Энни».
Историк заскрипел магическим пером в пухлом дневнике.
– А имя вашего почтенного отца, мэтр Вилсин?
– Терран. Но дамнос-ворты не используют имена отцов. Нас слишком мало, чтобы перепутать.