Золушки при делах. Часть 2

   Лихай не сопротивлялся. Отстраненно следил за происходящим, просчитывал варианты побега, вспоминал ситуации, в которые ему случалось попадать, хреновые, надо сказать ситуации… И, похоже, эта была хреновее всех остальных! Нет, он не терял надежды, поскольку был прирожденным воином. Торхаш ждал шанса, однако чем ниже его уводили, тем явственнее понимал – те, за кем он охотился, тщательно подготовились, и из этой ловушки не выбраться даже тренированному, злому оборотню. А Лихо был зол. Очень зол. И в первую очередь на себя. Прежняя, давно наскучившая жизнь, показалась весьма привлекательной. От воспоминания о волшебнице с глазами цвета озерного льда и холодными губами, которые вынимали из него при поцелуе душу, хотелось выть прямо в каменный потолок.

   Игра…

   Они играли друг с другом, как с добычей, не подозревая, что в любой момент их может настигнуть смерть, как настигала она сейчас последнего из рода Красных Лихов. Посмеявшись над самим собой, Торхаш мысленно воззвал к Ники. Было бы здорово, услышь его волшебница и явись прямо сюда! Наверняка, снесла бы с лица земли каменный лабиринт вместе со всем содержимым, явив миру очередное чудо…

   Интуиция, кружившая в клетке сознания раненым зверем, вдруг сделала стойку – почуяла верную мысль! Чудо! Чудо… Не Ники, нет, - хотя она, конечно, чудо, особенно в близости! - нечто совсем-совсем другое!

   Лихай читал те же донесения, подготовленные начальником Тайной канцелярии, что и Аркей. А его друг Дикрай Денеш рассказывал о великих волшебниках и мощных артефактах, о смертельных опасностях и верной дружбе… Точнее о верной дружбе со смертельно опасным существом – с Богом!

   Оборотень встрепенулся и отрыл глаза. Шанс был ничтожен, но он появился. А веру сердце, явственно слышащее звон похоронного колокола, найдет без труда!

   Его привели в пещеру, освещенную ярко горящими факелами. В дальней стене поблескивала от изморози решетка. За ней угадывалось замедленное холодом движение, и именно оттуда тек густой струей уже знакомый Торхашу запах безумия.

   Конвоиры крепко держали пленника, хотя он по-прежнему не сопротивлялся. Да, Лихай рисковал, однако риск был именно тем, что в последние годы давало ему возможность ощутить себя живым, а не дохлым лисом.

   Решетка дрогнула и, грохоча, покатилась в сторону.

   «Хаос, мне нужен хаос… - подумал Лихо. – Кипиш, я никогда не видел тебя, но если ты существуешь, и рассказы о тебе не выдуманы – появись! Я поверю в тебя всем сердцем, всей яростью против тех, кто задумал чудовищное изменение моей, нашей природы в угоду своим амбициям!»

   Высокая тень в глубине пещеры зашевелилась. Когда существо шагнуло в проем, Торхаш оглядел противника. Перед ним стоял Узаморский гризли - здоровенный самец с бычьей головой, бревноподобными лапами и серо-коричневой шкурой. Но не это в нем было самым страшным, а тягучая слюна, бахромой свисающая из пасти, и взгляд маленьких глазок, полный слепой ярости. Медведь-оборотень не походил на пленников в клетках: ни на безразличных ко всему, ни на бесноватых, ни на тех, в ком болезнь свернулась тугой пружиной, ожидая ВОЛИ. Гризли был первоисточником заболевания, тем, кому следовало умереть за несколько дней, но в ком жизнь поддерживалась искусственно, а кем или чем – Лихай предпочел не задумываться, потому что… из проема вдруг потянуло морозом. Не иначе там находился вентиляционный штрек, слишком узкий для гризли, однако достаточный, чтобы доставлять свежий воздух внутрь лабиринта.

   При виде медведя конвоиры не отступили, видимо, были уверены в том, что он не нападет. Один из них отвел руку Лихая в сторону, открывая внутреннюю часть его предплечья. По всей видимости, гризли должен был укусить пленника, заразив. Так вот что называлось красивым словом «ритуал»!

   Медведь рыкнул.

   В сознании Лихо неожиданно раздалось «Йа-хуу!», и…

   Все пошло не так!

   Держащий Торхаша за запястье конвоир решил взяться поудобнее, но именно в этот момент гризли качнулся вперед и вонзил клыки в плоть… охранника. Тот закричал, но крик резко оборвался. Глаза зараженного наливались кровью, разум в них угасал, его ноздри и веки дрожали. Когда он набросился на своего напарника, тот выпустил Лихая, пытаясь спасти. Торхаш, обойдя гризли по дуге, метнулся в пещеру, слыша за спиной звуки отчаянной грызни, рычание и крики, и обнаружил узкий лаз, почти вертикальную шахту, откуда пахло снегом. Втиснувшись туда, Лихо бросил на подъем все силы, накопленные за время вынужденного отдыха, но кроме них, его рывками тащила некая сила, позволяя преодолевать за один раз значительное расстояние. В душе оборотня пел восторг – такое забытое, такое нехарактерное для него чувство.

   Из штрека полковник вылетел, как пробка из бутылки игристого вина. Он знал, что погони не избежать, и уже в воздухе обернулся, дабы припустить со всех лап прочь, путая следы. Но… оборота не получилось! Точнее, превратился он вовсе не в то, во что ожидал. Спустя мгновение Лихо камнем рухнул на землю. Камнем в прямом смысле: покрытым изморозью валуном, одним из многих, валявшихся вокруг. Неспособность двигаться отозвалась в сознании паникой. Торхашу показалось, он заключен в каменный плен навсегда, и простая радость движения никогда не будет доступна. Однако он заставил себя успокоиться, помня, что обещал верить Кипишу и радуясь тому, что сохранились ощущения: он слышал, как шумит кровь в ушах, как пульсирует сердце, как от перегрузки ноют мышцы, чувствовал, как саднят подушечки пальцев, содранные в кровь об шершавые стены лаза. Но его тело покрывала толстая каменная корка, которую никому не дано преодолеть извне.

   Конечно, они искали его! Окружающее пространство вдруг оказалось полным-полно оборотней, пытающихся встать на след беглеца. Во главе шла, яростно скалясь и порыкивая, крупная ярко-рыжая тигрица…

   Лихо расслабленно дремал в своем мороке, не слыша, как глубоко под землей одна за другой распахиваются клети, и те из пленников, что сохранили разум, идут к выходу за хромым стариком, который исхудавшей, но по-прежнему сильной рукой указывает им направление.

   В сердце красного лиса сплелись в тугой клубок покой, удивление, восторг и чувство, доселе ему не ведомое. ВЕРА.

***

Устроившись в кресле перед разложенным на столе планом нового грандиозного храма, Его Величество задумчиво рисовал рыбок. Рыбки получались как на подбор уродливые, лупоглазые и злые, что королевскому настроению не способствовало.

   - Отец, мне не понятно твое упорство, - сидя напротив, говорил его старший сын. – Я был немного удивлен твоим желанием приблизить графа рю Воронна, однако поразмышляв, пришел к выводу, что ты прав – он верный подданный, достойный человек и настоящий воин. Только я не понимаю, к чему такая срочность? Рю Саднес как старое дерево – скрипит, но не ломается. Поскрипит и еще пару месяцев, пока Яго будет участвовать в операции «Ласурские призраки»! Мне ли тебе говорить, отец, что будущее Тикрея и всех живущих на нем стоит пары месяцев беспокойства одного единственного человека, каким бы умудренным сединами и уважаемым он ни был!

   Его Величество задумчиво посмотрел на сына, который сейчас рассуждал, как настоящий король. То есть так, как должен был рассуждать он сам, Редьярд Третий!

   Закололо сердце…

   Мальчик вырос. Мальчик научился плести интриги, хотя душа к этому не лежит, говорить неправду с лицом дремлющего после сытного обеда Стремы, гнуть свою линию.

   Почему он, Редьярд, никогда не был таким, как его Аркей? Почему, когда отец умер и ответственность перед государством, народом, Тикреем, наконец, повисла на его шее, как камень на шее утопленника, не оказалось рядом близкого человека, мудрого наставника, того, кто давал бы ему передышку от проклятого камня, как он дает ее Арку, постепенно приучая носить корону?

   Как Редьярд рвал жилы, как протестовал против судьбы, попирал ее сапогами, пользовал как девку, но она все равно скручивала его в бараний рог, заставляя принимать решения. А он не хотел их принимать! Аркаеш его побери, он хотел свободы и дури, всего того, в чем купается его младшенький, Колей, хотя ему уже давно пришло время взрослеть! Арк – другой. Он не протестует против ответственности, да и как можно протестовать против того, что у тебя в крови? Ему не нужны свобода и дурь. Ему нужна процветающая страна и спокойствие людей, живущих в ней! Похоже, сыновья, включая Яго, – насмешка Индари над ним, Редьярдом Непутевым. Разные, как день и ночь. Доставшиеся такими неодинаковыми путями. Вот как сейчас объяснить старшему свое желание видеть рядом с ним Ягорая? Ведь Яго куда больше похож на Арка, чем Колей! Вместе они могли бы горы свернуть, дать Ласурии незыблемую власть, построенную на крови их общих предков. Как сказать им обоим? И говорить ли вообще?

   Его Величество, поморщившись, потер левую сторону груди.

   - Почему именно Яго? – наконец, спросил он.

   Аркей слегка поднял брови, выказывая сдержанное удивление.

   - Ты знаешь, отец. Но, возможно, есть другая причина, о которой не знаю Я?

   Он умело выделил голосом это «Я», его мальчик. На такой вопрос следует давать прямой ответ или… молчать.

   Редьярд нарисовал на плане очередную уродливую рыбку и, подумав, пририсовал к ней крылышки. Получилось еще ужаснее.

   - Только из-за важности операции «Ласурские призраки» я разрешаю тебе использовать графа рю Воронна в составе боевой группы, - через силу сказал он, - но это в последний раз! Ему следует получать другие навыки, а не размахивать мечом как палкой, направо и налево, круша порождения Вечной ночи! Мы договорились, сын?

   Он посмотрел Арку в глаза. Тяжело посмотрел, с гневом. Хотел, чтобы тот увидел в его взгляде ту грань, через которую переступать не стоит. И Аркей увидел. Понял: для них обоих время обсуждать правду о Ягорае рю Воронне еще не пришло.

   Принц поднялся, поклонился.

   - Договорились, отец. Ты не возражаешь, я сообщу об этом архимагистру Никорин и рю Виллю.

   - Конечно.

   Когда Его Высочество вышел, король раздраженно бросил перо на план. По тонкой бумаге расплылась чудовищная клякса, похожая… на уродливую зубастую рыбу. Не дай Пресветлая так изуродовать стены нового храма какому-нибудь мазиле!

   Остановившимся взглядом Редьярд смотрел, как высыхает чернильное пятно. Кажется, он только что придумал, как сделать ласурское святилище Богов величайшим на Тикрейской земле!

   Дверь открылась. Без стука к Его Величеству могли входить лишь трое – герцог рю Вилль, Дрюня и Стрема. В этот раз ввалились двое: шут и собака.

   - Везет тебе, братец, - с завистью сообщил Дрюня, падая в кресло и по привычке закидывая ноги на подлокотник, - сидишь тут, в тиши, думаешь государственные мысли, а все остальные мечутся в мыле, готовясь к Весеннему балу!

   Редьярд кинул на него короткий взгляд.

   - Не вижу мыла!

   Шут пожал плечами.

   - Мне не привыкать! А вот свита твоей Агнушки просто с ног сбивается! Наверное, Ее Светлость сильно не в духе! Давеча проходил мимо покоев и слышал стенания бедных придворных!

   - Да Аркаеш с ней! – ухмыльнулся Редьярд, неожиданно приходя в отличное расположение духа. – Скоро у нас будет новая кастелянша, слышал уже?

   Дрюня прищурился.

   - Это ты о Туче Клози, Твое Заинтересованное Величество? Слышал, как не слыхать! Хоть она еще не согласилась, старого кастеляна уже из дворца погнали и велели новую ведомость выписать с жалованьем… на некую матрону Мипидо! Что, так прихватило? – Уточнил он без перехода и заржал.

   - Дурак ты, - ласково улыбнулся Его Величество и поднялся. – Идем к балу готовиться!

   Стрема, который все это время внимательно слушал разговор, сидя рядом с королем, пренебрежительно фыркнул, отошел к камину и завалился на медвежью шкуру. Балы его ни капельки не интересовали. Вот ужин – другое дело!

***

Его Светлость Атрон рю Воронн проглядывал донесения, присланные с разных концов княжества. С самого начала наместничества он потратил приличную сумму из казны на создание сети осведомителей, в том числе, на территории независимого Весеречья, которое формально находилось под протекторатом Ласурии, а на деле плевать хотело на Ласурский флаг. Кроме местных, промышлявших охотой, обретался там всякий сброд – контрабандисты и разбойники, лица, объявленные вне закона и ищущие убежища, отшельники и авантюристы. Гремучая смесь на краю мира не сильно беспокоила Его Величество Редьярда, поскольку между его страной и Весеречьем буфером лежал заснеженный Узамор, однако не могла не беспокоить Узаморского наместника. В этих землях еще была жива память об армии одержимых, пятьсот лет назад прокатившейся по провинции. Богатый и процветающий Узамор, бывший тогда основным конкурентом Ласурии за первенство на Тикрее, так и не сумел оправиться от тотального уничтожения населения, приходя в упадок до тех пор, покуда прапрадед нынешнего короля не прибрал его к рукам.

   При мыслях об этом у Атрона сжимались кулаки, и сердце обливалось кровью. Подумать только, не случись в Весеречье вспышки неизвестной болезни, превращавшей людей в тварей, жаждущих убивать себе подобных и поджигать все вокруг, судьба Узамора была бы совсем другой! И кто знает, не Ласурию ли включили бы в его границы в качестве провинции!

   Одна из бумаг привлекла внимание рю Воронна. Осведомитель писал, что охотники из лесов, граничащих с северными пустошами, удивлены огромным количеством следов разнообразных животных, ведущих на юго-запад, в Ласурию. Причем многие из этих животных не являются природными обитателями Узамора или Весеречья, а следы могут принадлежать как крупным особям, так и оборотням в звериной ипостаси.

   Суровая природа Узамора всегда следовала традиционному пути. Миграционные тропы животных были известны охотникам издревле, и никогда не нарушались… Массовый исход зверей из Весеречья, зверей, которых там быть не должно, для человека, помнящего о событиях пятисотлетней давности, говорил о многом.

   Атрон развернул к себе зеркало связи и активировал его. К его удивлению, амальгама отразила не холодное и красивое лицо Никорин, а бородатое, суровое – гнома Бруттобрута, ее неизменного помощника.

   - Ваша Светлость, - приветствовал его гном, поднялся с места, уважительно поклонился, - Ее Могущество отбыла во дворец на Весенний бал. У вас к ней срочное дело?

   Рю Воронн показал свиток.

   - Я бы хотел, чтобы она увидела это.

   - Свиток имеет отношение к ее встрече с вами? – уточнил Бруттобрут, и Атрон не сумел скрыть удивление во взгляде – надо же, гному известно и о неофициальном визите архимагистра к нему, в Узамор, и о содержании разговора!

   - И да, и нет, - помолчав, ответил он. – Скорее – нет.

   - Кто знает, кто знает, - ухмыльнулся Бруттобрут и протянул руку. – Давайте сюда!

   - Через зеркало? – изумился герцог. – Я не знал, что так можно!

   - Вы – не архимагистр, Ваша Светлость, - мягко пожурил Бруттобрут, и рю Воронн вдруг понял, что гном, который намного, намного старше его самого, в душе относится к нему как к неопытному юнцу.

   Вспыхнув от гнева, он толкнул свиток в амальгаму, ожидая, что тот упрется в нее краем, однако он провалился внутрь рамы и исчез, появившись спустя пару секунд в руках секретаря Золотой башни.

   - Я передам послание немедленно, - снова поклонился Бруттобрут, - благодарю, Ваша Светлость!

   Узаморский наместник коротко кивнул и прервал связь. Интуиция подсказывала, что он все сделал правильно, но на душе остался осадок. Тревожный осадок. Донесение неспроста попало ему в руки тогда, когда он вспоминал события далеких и страшных дней!

***

«В этот раз коротышка превзошел самого себя!» - думала герцогиня рю Филонель, с восхищением рассматривая себя в зеркале. Сшитое мастером Артазелем платье было очень простым: белым, без кружев и драгоценностей, лишь подол и манжеты отливали серо-стальным, подчеркивая белизну кожи эльфийки и мраморную синь ее радужек. В нем она казалась королевской невестой… Собственной несбывшейся мечтой.

   Агнуша покосилась на Артазеля, который тоже рассматривал ее в отражении. Во взгляде гнома восхищения не было вовсе, лишь пристальное внимание к деталям в частности, и образу в целом.

   - Я благодарна вам, почтенный мастер, - медленно произнесла герцогиня, и протной посмотрел на нее с удивлением – за годы знакомства эльфийка впервые назвала его «почтенным», - благодарна за все! Вы можете быть свободны!

   - Я рад, что вы довольны, Ваша Светлость! – растерянно пробормотал он и покинул покои.

   Едва дверь за ним закрылась, герцогиня бросила взгляд на сундучок, стоящий на зеркале и полускрытый ее шалью. Судорожно вздохнув, принялась делать прическу.

   - Ваша Светлость, ну зачем вы! – возмутилась, войдя, ее Старшая горничная Туссиана Сузон. – Дайте мне!

   Герцогиня уже скрепила пряди на затылке заколкой с настоящей белой розой и повернувшись, улыбнулась:

   - Я знаю, что и ты получила приглашение на Весенний бал, так иди, собирайся! Сегодня ты мне не понадобишься, а завтра я даю тебе выходной… Веселись и пей за мое здоровье!

   Туссиана встревоженно взглянула на нее:

   - Моя госпожа, с вами все в порядке? Вы говорите так, будто прощаетесь!

   В смехе герцогини зазвенело хрустальным колокольцами эльфийское лукавство. Она взяла руки горничной в свои.

   - Ну что ты, моя дорогая Туссиана, я просто радуюсь предстоящему балу! И надеюсь увидеть и тебя в числе танцующих с обожаемым мастером Пипом!

   - Ох! – горничная зарделась. – У него тоже есть приглашение, вы правы!

   - Вот видишь! – Агнуша ласково пожала ее пальцы и отпустила. – Ну, иди же! А то я передумаю!

   Благодарная служанка скрылась за дверью, не замечая с каким странным выражением лица смотрит хозяйка ей вслед.

   А эльфийка еще раз кинула взгляд в зеркало, расправила плечи и вышла из будуара в гостиную, где ожидала свита. Комплименты кавалеров и шепотки дам не доставили ей такого удовольствия, как обычно, потому что Агнуша ощущала себя, будто во сне. В кошмаре, от которого невозможно проснуться.

   В сопровождении приближенных она дошла до бальной залы и остановилась у возвышения с троном. Король, стоящий рядом с ним, сделал ей знак подняться.

   - Вы прекрасно выглядите, герцогиня!

   - Благодарю, Ваше Величество!

   И это все, что было сказано. В прежние времена он бы шепнул ей на ушко какую-нибудь сальность, а она, рассмеявшись, ответила глупостью вроде: «Мой повелитель, это все ваше, и вы об этом знаете!» А нынче их, открывающих Весенний бал, разделило осторожное пограничье тишины людей, чуждых друг другу... Все так, Каскарты, все так! Все – как должно быть!

   Агнуша надела на лицо одну из самых сияющих улыбок. Казалось, ее настроение ничто не может испортить. Ни архимагистр в волшебном, темно-голубом платье, на котором были нашиты тончайшие батистовые разноцветные бабочки, крылья которых казались живыми при малейшем движении, ни явный интерес Его Величества к своему новому придворному художнику, а точнее, к его невесте необъятных размеров и тролльего обояния. Ее Светлость никому не отказывала в танцах, двигаясь как во сне. Танцевала с королем, с рю Виллем, сказавшим ей очередную гадость, завуалированную приторными комплиментами, с придворными… И поглядывала на часы. Когда стрелка коснулась полуночи, и глубокий бой курантов с самой высокой башни замка поплыл над Вишенрогом, Агнуша бежала из бальной залы в свои покои, где избавилась от платья, делавшего ее похожей на невесту, от туфелек и… от себя самой. Той, несбывшейся. Переоделась в мужской костюм, прихватила сундучок, спрятала под шалью волосы и потайными коридорами выбралась наружу, в дворцовый сад, а оттуда на улицу, где ждала запряженная четверкой карета. Закутанный в черное возница даже не обернулся, когда она запрыгнула внутрь, пытаясь сдержать бешеный стук сердца. Кони с места взяли в карьер. Экипаж покинул Вишенрог, миновал окрестные поля.

   Герцогиня знала, что до утра ее не хватятся. Его Величество был слишком занят новым увлечением, чтобы вспоминать о преданной фаворитке, которая никогда и ни в чем ему не отказывала. И когда она спрыгнула с порожка кареты на мост через одну из рек, протекавших в окрестностях города, проводила взглядом экипаж с неразговорчивым возницей и вытащила из-за пояса портальный свиток, ощущение финальной точки в романе дурного толка стало оглушительным. На мгновение Агнуше показалось: мир замер, наблюдая за ней, гадая, не повернет ли она назад. Дрожащими пальцами эльфийка сорвала оплетку со свитка и прикрыла глаза от яркой вспышки. Ноздрей коснулся запах сочной травы и вечно весеннего ветра. Она шагнула к ним вслепую, подрагивая, как норовистая лошадь.

   Они ждали ее с той стороны: советник Ксарион Перкатипотль и отряд галахадов – личных охранителей Мудрейшего. Ксарион почтительно коснулся ее запястья, а толчок ветра в спину подсказал, что портал в Ласурию закрылся, и только тогда Агнуша позволила себе открыть глаза.

   Она увидела себя на склоне холма, по которому убегала вниз, к лесному озеру, серебрящаяся трава. Ветер нес тысячи ароматов, и ни один из них не отдавал спертым запахом человеческих жилищ. Вода едва слышно плескала на берег. В черной поверхности отражались яркие звезды и рябой лик луны, показавшейся Агнуше настоящей красавицей.

   Эльфийка сунула в руки советнику сундучок и заторопилась вниз.

   - Куда вы? – изумился Перкатипотль.

   Герцогиня не ответила. Побежала к берегу, попутно избавляясь от одежды. Озеро встретило ее материнскими объятиями. Закрыв глаза, Агнуша легла на спину. Вода залила уши, шумела глухо, будто напевала. Впервые за долгие годы эльфийку накрыло ощущением безопасности и покоя, в котором растворялись постоянное напряжение и разочарования прошедших лет, глубокое одиночество.

   Здесь и сейчас лесное озеро, отражающее холодные звезды Лималля, стало точкой в первом предложении нового романа… Романа ее жизни.

***

Разгоряченная танцами Вителья стояла у открытого окна и любовалась звездами над Вишенрогом. Они еще не были крупными и яркими – летними, но весенние созвездия отличались своей прелестью, кутались в легкую облачную дымку, приносимую ветром с моря.