Помоги проекту - поделись книгой:
Махмуд Ходжамьяров
Другим исполнителем в операции стал Ходжамьяров Махмуд. Согласно выписке из листка по учету кадров, сделанной заместителем директора Института истории партии при ЦК ВКП(б) Казахстана X. Джабасовым 29 июня 1934 года, Ходжамьяров родился в 1894 году, в 1907-1909 и в 1914-1919 годах проживал в Кашгаре (Китай), затем, оставив семью, перешел в Россию. Добавим, что Ходжамьяров родился в Джаркенте, уйгур, якобы, сын купца, образование низшее. В 1919-1920 гг. был красным партизаном в отряде Караваева (Джаркент). Женат. Супруга Хайринису – дочь купца Сраилова. У Ходжамьяровых было двое детей – дочь Рахима и сын.
Это был коренастый, смелый, решительный, хладнокровный, обладавший большой физической силой, сообразительный, привычный рисковать человек и меткий стрелок, в прошлом – удачливый контрабандист, так и не пойманный властями.
Включение в группу боевиков других исполнителей рождалось в спорах. Сначала чекисты и военные разведчики предполагали включить в группу Чанышева своих агентов Куценко и Амраева, но Чанышев этому резко воспротивился. На допросе 17 января 1921 года он показал: «Я говорил, что старые полицейские не могут с нами честно работать. Я говорил, что я подозреваю, что Куценко и Амраев выдали мою экспедицию (речь идет о неудавшемся покушении на Дутова в январе 1921 г. –
В конце-концов, кандидатуры этих лиц были отведены, и чекисты разрешили Чанышеву самому подобрать состав исполнителей. Он остановил свой выбор на:
Байсымакове Мукае 1895 года рождения, уроженце с. Бурхан Джаркентского уезда, бедняке, малограмотном, беспартийном. Служил в белом формировании полковника Сидорова, был храбрым, бестрашным, физически сильным человеком;
Ушурбакиеве Насыре, 1895 года рождения, уроженце г. Джаркент, его брате:
Ушурбакиеве Азизе, 1904 года рождения. Он был отличным стрелком и лично предан Чанышеву. Оба брата не знали грамоты и не говорили по-русски;
Кадырове Юсупе, 1890 года рождения, уроженце аула Хонахай Джаркентского уезда, рос без родителей, батрачил на богатых баев, неграмотный, как и многие молодые джигиты, не брезговал контрабандой. Мастерски владел карабином, саблей, ножом. После установления Советской власти в Джаркенте, служил милиционером в уездной милиции.
Тынчерове Ханафия, 1890 года рождения, уроженце Джаркента и человеку не робкого десятка и Маралбаеве Султане, 1870 года рождения, сотруднике Джаркентской уездной милиции Он был человеком смелым и решительным, отличным стрелком, владел, русским, арабским, китайским языками.
Большинство подобранных были уйгурами, все они, кроме Маралбаева, были молодыми крепкими парнями, давно знакомыми между собой, людьми смелыми и рисковыми. Местные жители, они, вращаясь в среде контрабандистов, бандитов, барымтачей, общаясь с жителями Китая и с проживающими там родственниками, хорошо знали обстановку на сопредельной территории, традиции и обычаи тамошних жителей. Поэтому их появление на сопредельной территории ни у кого не должно было вызвать вопросов. Забегая вперед, замечу что по имеющися сведениям Ушурбакиев Насыр и Тынчеров Ханафия непосредственного участия в террористическом акте не принимали. Об этом говорил на допросе брат Насыра Азиз Ушурбакиев. Однако племянник Азиза, проживающий ныне в Джаркенте, Ушурбакиев Ахметжан Насырович говорит, что непосредственным участником операции был не Азиз, а Насыр и награжден часами тоже он, а не Азиз. О наличие наградных часов у Насыра говорит и его сноха Райана, ныне проживающая в Орске[83].
Старт операции
В архиве Президента PK хранятся воспоминания начальника отдела по борьбе со шпионажем, контрабандой и должностными преступлениями С. Н. Жмутского, бывшего начальника пограничной заставы «Хоргос», через участок границы которой уходили в Китай и возвращались боевики, А. К. Махрова и помощника начальника джаркентской милиции в 1920-22 годах Н. П. Корнеева. Все трое были посвящены в операцию и довольно подробно описывают ее подготовку и ход[84].
Воспоминания С. Н. Жмутского и Н. П. Корнеева записаны в конце 50-х годов прошлого века А. К. Махровым, работавшим в то время председателем Джаркентского филиала общества «Знание» и использовавшим их в лекциях, которые он читал жителям района. К этому времени авторы воспоминаний были уже достаточно пожилыми людьми, но обладали отменным здоровьем и крепкой памятью.
Со слов Н. П. Корнеева, на операцию были отпущены большие средства в виде опиума, сайгаковых рогов[85] и других предметов, которые и сейчас в Китае имеют особую ценность. Было решено, во что бы то ни стало, купить «китайскую власть», что и было сделано: один из помощников губернатора был подкуплен и стал способствовать операции. Стараясь приобрести информаторов из среды дутовских контрразведчиков, чекисты и военные разведчики искали возможности для установления с ними доверительных отношений.
Одновременно была организована группа контрабандистов, которая связалась с китайскими и иммитировала бурную контрабандную деятельность, чтобы попасть в поле зрения дутовских спецорганов и добывать от них информацию.
Н. С. Жмутский рассказывает: «на секретном совещании Особого отдела ЧК в присутствии работников Укома партии было решено к этой работе (операции –
Ставший заместителем Чанышева Н. П. Корнеев сообщает, что он был вызывай начальником секретно-оперативной части УЧК Суворовым, который предложил ему строго следить за действиями нового начальника[87].
На посту начальника милиции Чанышев вел себя вольно. Ветеран-пограничник 49 Джаркентского погранотряда Александр Константинович Махров вспоминал, что часто, по капризу жены попить кумысу, Чанышевы выезжали на джайляу[88] с отрядом до 40 милиционеров, вводя казахов в траты[89].
Между тем, дутовские контрразведчики постоянно снабжались дезинформационными материалами. Однажды в осторожной форме им было названо имя нового начальника милиции Чанышева.
Постепенно дорабатывался и план операции, который вскоре приобрел форму хорошо продуманного рабочего документа. Стержнем плана была идея захвата атамана живым и доставка его в Россию для предания суду. И только в крайнем случае допускалось его убийство.
Для захвата атамана исполнители должны были выманить Дутова за пределы его резиденции – суйдунской крепости и совершить похищение или, предварительно оглушив в кабинете, вывезти атамана в мешке за пределы крепости. На случай прояления интереса к содержимому мешка, объяснить, что в мешке – прокламации, полученные от Дутова для распространения в Джаркентском уезде. Это не должно было вызвать подозрений, так как вывоз прокламаций таким образом практиковался дутовцами постоянно.
Выполнению плана операции способствовали бы отсутствие всякой охраны границы со стороны китайцев и довольно свободный ее переход гражданами обоих сторон. Особенно часто появлялись в Китае жители Казахстана, переходящие в сравнительно богатый в то время Китай для приобретения продуктов, необходимых товаров и для посещения родственников. Поэтому появление группы боевиков на территории Китая не должно было ни у кого вызывать подозрений.
Есть контакт!
Операция переходит в практическую плоскость. Решается одна из главных задач операции, без решения которой она неосуществима – установление контакта с атаманом и завоевание его доверия. Для этого Чанышеву предоставляется отпуск и он несколько раз выезжает в Китай, восстанавливает и развивает связи с кульджинскими родственниками.
Наконец, условия для подготовки контакта были созданы. Атаман уже знал о смене милицейского начальства в Джаркенте, о том, что новым начальником милиции назначен потомок казахского хана, который через преданных ему людей ищет к нему подходы.
Контрразведчики докладывали Дутову, что от Чанышева уже поступают очень важные сведения о мероприятиях джаркентских властей и об обстановке не только в Джаркентском уезде, но и в соседних районах. В июне Дутов высказал желание встретиться с Чанышевым лично.
Чанышев рассказывает[90]: «В сентябре 1920 года был в отпуске в Кульдже. Встретил бывшего Джаркентского городского голову Миговского[91]. Он всячески ругал советскую власть. Я его поддерживал и сообщил ему, как бы между прочим, чтобы войти к нему в доверие, что у меня есть 200 вооруженных милиционеров, с которыми я свободно могу произвести восстание в Джаркенте. Миловский предложил мне познакомиться с Дутовым и сговориться о дальнейших действиях. Посоветовал предварительно переговорить с попом Ионой»[92].
Главный священник Оренбургской армии игумен Иона (Покровский)
В деле «Доклады Облвоенревсовета о политической и культурно-просветительской работе в частях войск Семиречья. 1919 год» я обнаружил отрывок какого-то документа без начала и конца, в котором так говорится о Кульдже: «Все, что было в Семиречье плохого – интриганы, спекулянты, мародеры, филистеры, черносотенцы и даже разбойники бежали в Кульджу Все это сгруппировалось в Кульдже, под покровительством консульства свило прочное гнездо»[93]. Поэтому вести себя в Кульдже Чанышеву надо было очень осторожно и не дать повода дутовской контрразвеке для малейших подозрений.
Конечно же, посещения родственников начальником Джаркентской милиции не прошли мимо внимания контрразвдчиков, и встреча Чанышева с Миловским была не случайной: уж очень стремительно развивался процесс представления Чанышева атаману. «Вечером Миловский пришел ко мне с Ионой, – продолжает Чанышев. – Тот расспрашивал меня о делах в России и в нашем крае, присматривался, наконец, сказал:
– Я узнаю человека по глазам, Вы – наш! – и предложил завтра приехать в Суйдун и встретиться с ним».
На другой день Чанышев и Ходжамьяров были в Суйдуне. Здесь, недалеко от крепости стояла чайхана, где столовались офицеры. В чайхане Касымханов столкнулся со своим товарищем по юности, а ныне переводчиком Дутова, полковником Аблайхановым. Полковник знал, кем стал Чанышев у большевиков и во время обеда спросил, что привело его сюда. Чанышев ответил, что был в Кульдже у родственников и завернул в Суйдун, чтобы попытаться встретиться с атаманом и предложить свои услуги. Аблайханов, пообещав, что попытается помочь ему в этом, ушел. Минут через пятнадцать он вернулся, и к вечеру Касымхан был у Дутова. Дутов уже хорошо знал и о Чанышеве, и о его возможностях. Такие люди ему были нужны, он был приветлив, любопытен и в меру откровенен. Он говорил, что располагает значительными силами для борьбы с большевизмом и готовится к наступлению, выражал уверенность, что население Джаркентского уезда поддержит его, подчеркнул, что особенно дорога ему будет помощь на первых порах, и он надеется на Чанышева и на таких людей, как он. Чанышев внимательно слушал и не разубеждал атамана. Посвящая Чанышева в свои планы, Дутов рассказал, что «в Джаркенте, Борохудзире, Голубевской, в Талгаре[94], Пржевальске, Верном и еще кое-где за Семипалатинском» подпольно работают верные ему организации, которые также готовятся к вступлению атамана в советское приграничье. Дутов просил Чанышева добывать для него сведения о войсках большевиков в Джаркентском уезде и снабжать его этой информацией лично или через курьеров. Просил Дутов помочь и оружием. На этом первая аудиенция с атаманом закончилась.
В одну из последующих поездок к Дутову Чанышев представил ему в качестве связника Махмута Ходжамьярова. В дальнейшем в круг связников был расширен.
На одной из встреч Дутов похвалил Чанышева за услуги и, якобы, обещал после овладения Семиречьем сделать его наместником Туркестана и всей Семиреченской области. На допросе в 1937 году Байсымаков рассказывал, что во время поездки в Ташкент для награжения, они, имея в виду доверие атамана к Чанышеву, шутили, что, если бы они не убили Дутова, то Касымхан ходил бы у него в крупных чинах.
Хотя в материалах ДКНБ по г. Алматы нет ни копий писем Чанышева к Дутову, ни их содержания, такие письма несомненно были, они отрабатывались руководителями операции и содержали информацию по интересующим Дутова вопросам, разумеется, с элементами дезинформации. Согласно показаниям Ушурбакиева Азиза от 11 января 1938 года и Байсымакова Мукая от 12 января того же года, Чанышев систематически посылал в Китай к Дутову и Тынчерова Ханафию, а через Ходжамьярова по просьбе атамана переправил в Чимпандзе, полковнику Янчису две винтовки и два нагана. В результате Дутов проникся еще большим доверием к Чанышеву и Ходжамьярову и их преданность его делу не подвергалась у него сомнению. Дутов даже пригласил Чанышева встретиться на природе в непринужденной обстановке. Чтобы не привлекать внимания чекистов к довольно частым поездкам Чанышева в Суйдун и в Кульджу Дутов предложил провести эту встречу на китайской территории в безлюдной предгорной местности в районе Кольджата (80-100 км. западнее Джаркента). Чанышев согласился.
Роковые неудачи
Обдумав предложение Дутова, чекисты решили, что на этой встрече надо его брать. К захвату атамана подготовились солидно. В операции было задействовано 48 сотрудников и красногвардейцев. Перейдя границу, они разделились на две группы: одна поехала предгорьем, вторая – по реке Или. Группы сопровождали надежные закордонные работники. В назначенных местах были оставлены сменные лошади.
Встретились Дутов и Чанышев, как старые добрые друзья. Был организован обед, не обошлось и без выпивки. Когда атаман захмелел, и чекисты уже были готовы его схватить, поступил сигнал опасности и здесь же подъехала сотня казаков. Перехитрил ли Дутов Чанышева или это было случайностью, но операция сорвалась.
В ноябре то ли в качестве соглядатая, то ли в помощь, Дутов прислал к Чанышеву своего человека. Это был оренбургский казак Нехорошков Дмитрий Тимофеевич, 40 лет, уроженец станицы Кочудинской, Троицкого уезда, образование – сельская школа, женат, 5 детей, семья проживала по месту его рождения, имущество: корова и две лошади. С согласия чекистских органов, Чанышев устроил Нехорошкова делопроизводителем к себе в милицию.
К началу января был подговлен следующий, уже шестой, рейд к Дутову, но уже с целью его похищения. Утром, 5 января 1921 года группа в составе Чанышева, Ходжамьярова, Байсымакова Муки и Кадырова выехала из Джаркента и к вечеру следующего дня через Кульджу прибыла в Суйдун. Однако время ее появления здесь было выбрано неудачно. Распропагандированный уйгурскими националистами, в крепости Курэ (несколько километров от Суйдуна) внезапно восстал 6-й мусульманский полк. Расположенные вокруг Суйдуна китайские гарнизоны в Цинщуйхэцзы, Чимпандзе, Кульдже и в других населенных пунктах были приведены в полную боевую готовность. Сама крепость Суйдун была блокирована подошедшими войсками, на дальних подступах к ней бродили укрупненные патрули и разъезды, доступ в крепость был закрыт. Кроме того, это было время Рождественских праздников, к тому же накануне Дутов простудился, болел и никого не принимал. Поэтому проникнуть в крепость группе не удалось и, не выполнив задания, разбившись на группы, террористы вернулись обратно.
Ветеран Джаркентского пограничного отряда Д. А. Микрюков вспоминает:
«В середине января 1920 года, меня перевели в Джаркентское агенство Внешторга под псевдонимом Таврин на должность в Хоргосское агенство Внешторга с сохранением должности контролера таможни и контролера погранпостов. Перед рассветом ко мне в Агенство Внешторга привели Чанышева и его связного Махмута, который разбил задницу и верхом от Хоргоса до Джаркента не мог ехать. Наутро я их отправил на подводе и под конвоем в Джаркент Без даты»[95].
Возвращение группы Чанышева без трепетно ожидаемых результатов взбесило работников Регистрода и ЧК. Все вспомнили о компрометирующих Касымахна Чанышева материалах, и у чекистов возникло сомнение относительно его честности и преданости. Не имея возможности проверить и рассеять эти сомнения, они 14 января 1921 года арестовали всех участников операции по обвинению в саботаже и невыполнении постановления Революционного Военного Совета (РВС) Туркестанского фронта. Чанышева, кроме того, обвинили в принадлежности к бойковской контрреволюционной организации и в участии в Верненском мятеже 1920 года. Вся группа, кроме Чанышева, была помещена в Джаркентскую тюрьму. Чанышев содержался при милиции…
Немедленно был арестован и допрошен и посланец Дутова Нехорошков. Вот протокол его допроса:
Чанышев содержался при уездной милиции. 17 января 1921 года он был допрошен следователем Семиреченской областной ЧК Василием Гузевым[97]. Чанышев показал, что Бойко он не знал, и Дутов у него о нем не спрашивал и в разговорах его имени не называл. Он упоминал только доктора Троицкого, инспектора гимназии Леймана и Нестерова, кланялся Кантору. Знакомство с лицами, занимающимися контрреволюционной деятельностью, отрицал, заявлял, что вообще таковых не знает. Других протоколов допросов Чанышева в деле нет. Возможно, что официально показания Чанышева не фиксировались.
План Гаврилова-Снеткова
Чекисты проверили принадлежность Чанышева и Ходжамьярова к бойковской организации и установили, что ни тот, ни другой никакого отношения к ней не имеют. Не имели отношения к верненским подпольщикам и другие участники операции. Все они из-под ареста были освобождены. Но сомнения в достаточности усилий Чанышева и Ходжамьярова к выполнению задания и подозрения в их отлынивании оставались. Решено было в отношении Чанышева приступить к следствию.
Серьезно подозевая Чанышева в измене и намеренном невыполнении задания, чекисты готовили ликвидацию Чанышева и его близких, в частности, брата Аббаса.
Утаить арест Чанышева и Ходжамьярова было невозможно, и об этом тотчас стало известено Дутову. Этому способствовали и узун-кулак[98], и письмо жены Чанышева китайским властям, полагавшей, что ее мужа арестовали за передачу им уйгурского революционера Ажи Ходже и просившей у них помощи в вызволении Чанышева из тюрьмы. Письмо понес Ушурбакиев Азиз.
В это время из Ташкента от командования Туркфронта поступило категорическое требование возобновить и форсировать мероприятия по уничтожению Дутова и направить к нему боевиков еще раз. Регистрод от руководства операцией был отстранен и руководство ею было возложена на ЧК Семиреченской области.
Начальник Особого отделения Николай Иванович Гаврилов-Снетков[99] обратился к руководству ОблЧК с планом ликвидации Дутова, суть которого в дальнейшем была изложена им в заявлении в областную комиссию по очередной чистке РКП(б). В доказательство того, что он всегда был ярым врагом белогвардейщины, Гаврилов приводит ряд фактов, подтверждающих это, и среди них тот, который нам интересен. Гаврилов пишет, что ему принадлежит важная заслуга в ликвидации Дутова. Возврашаясь на несколько назад, он поясняет, что, видя, что план Давыдова, в результате бездействия исполнителей провалился, он выработал свой план ликвидации Дутова в условиях сложившейся оперативной обстановки.
«По моему настоянию, – пишет Гаврилов-Снетков, – Касым Чанышев и его некоторые сотрудники арестовываются, арест К. Чанышева производил я и Крейвис, мы так же приняли меры к поимке агентов, разъезжавших по границе с оружием. В то же время был арестован нами и Давыдов. Когда получилась сильная огласка по городу и границе о том, что Дутова хотят убить, тогда я поехал к Касымхану Чанышеву в рабдом, где он сидел в одиночке, и, преговорив с ним, предложил ему новый план работы – устроил ему фиктивный побег, забрав за него заложников, предупредил, что, если он не убьет бандита Дутова, то все заложники будут расстреляны без суда, дав сроку на ликвидацию 7 дней без всяких отстрочек.
После этого, ему, безусловно, пришлось выполнить задачу и убить Дутова. Убийство произошло 6 февраля 1921 года в 6.30 вечера агентом Махмудом при участии Чанышева.
Из этого вытекает, что, если бы Чанышев сидел за свои дела в рабдоме и не было бы мною принято энергичных мер к ликвидации, то Дутов был бы жив и сейчас мог бы натворить много вреда пролетариату. После ликвидации Дутова, отряд его в Суйдуне разложился, т. е. не стал опасным для нас»[100].
План Гаврилова-Снеткова был принят. В соответствии с ним были арестованы родственники Чанышева, в том числе братья Аббас и Батырхан, служивший также в Джаркентской милиции, конфисковано их небогатое имущество, например, у Чанышева было всего три лошади и 20 баранов, что по меркам тех лет граничило с бедностью. Взятые заложники были предупреждены, что при измене Чанышева или при невыполнении им полученного задания они будут расстреляны.
О практической стороне выполнения плана Гаврилова-Снеткова сообщает бывший в то время караульным начальником (начальником караула) в джаркентской тюрьме, в дальнейшем – старший инженер Госплана Казахской ССР, член КПСС с 1924 года, персональный пенсионер – Сарсембеков Тельтай. В своем заявлении в КГБ Казахской ССР (даты не указал) он по этому поводу пишет, что арестованный Чанышев рассказывал ему, что его подозреваюит в шпионаже, и ему грозит расстрел. Единственным выходом из положения он видел в поручительстве за него здешних купцов или родственников, в поездке в Кульджу и уничтожении Дутова. «Затем, – пишет Сарсембеков, – Чанышев обратился ко мне: «очень прошу Вас отнести Уполномоченному ЧК мое письмо по этому вопросу», и я согласился и отнес его заявление, он (Уполномоченный –
Пложенное в заявлении Тельтая Сарсембекова дает основание заключить, что действия Чанышева были предприняты после обдумывания предложения Гаврилова-Снеткова, и он искал возможность довести свое согласие до чекистов.
Со слов Чанышева, перед отъездом в Китай, 31 января, ему объявили приговор и сказали, что через 5 дней он будет расстрелян, если не выполнит задания. Чанышев повторил, что выполнить задание в прошлый раз было невозможно, и, под угрозой потери родственников и заложников, согласился еще раз поехать в Суйдун и убить Дутова.
Переговоры чекистов с Чанышевым о судьбах заложников, в случае невыполнения им задания, не были пустыми угрозами:
Как видно из этого документа, речь о похищении Дутова уже не шла. Речь уже шла только об уничтожении атамана. Чекистов уже не интересовало, как и с кем Чанышев будет выполнять задачу, какие способы и ухищрения он для этого применит. Задача была жесткая и краткая: убрать!
Перед освобождением К. Чанышеву был зачитан еще один документ, жестко воздействовавший на его психику и отрезавший все пути к невыполнению задания.
Позже, на обратной стороне листа, на котором отпечатано это Постановление, появилась исполненная от руки справка:
За несколько дней до этого Ходжамьяров был освобожден из-под стражи и сразу же ушел в Китай, еще раньше были освобождены и ушли в Китай, от греха подальше, и другие участники несостоявшегося покушения. Одновременно, согласно плана Гаврилова-Снеткова, был распространен слух, что Чанышев совершил побег из тюрьмы и разыскивается джаркентским Политбюро. Для введения противника в заблуждение, мероприятия по розыску Чанышева чекистами проводились реально, открыто и жестко. Целыми днями чекистские конвои водили в УЧК, милицию и в тюрьму задержанных.
Конечно же, весть о побеге Чанышева и обрадовала Дутова, и насторожила его.
В ночь на 1 февраля Чанышев выехал на выполнение задания. Перед уходом на операцию он написал обязательство, что убьет Дутова, и что предупрежден, что при невыполнении обязательства, будет расстрелян.
Уже известный нам Д. А. Микрюков, вспоминает, что через два дня после ухода Чанышева в Китай, «прибыл его связной с запиской, что атаман болеет и не принимает, как быть? Об этом я передал в Джаркент, получил ответ, что, если за оставшиеся 24 часа взятые обязательства не будут выполнены, приговор будет приведен в исполнение. Я написал записку, заменил охромевшую лошадь связного своей и отправил в Суйдун»[103].
Звезда атамана клонилась к закату. Спасти его могло или чудо, или предательство группы. Ни того, ни другого не случится.
ТЕРРАКТ
О том, что сюда приедет Чанышев знал только Ходжамьяров. Поэтому в своих показаниях все остальные говорят, что в Китае встретились с Чанышевым случайно. Байсмаков Мукай рассказывает, что Ходжамьяров и он находились в это время в Суйдуне. По прибытии на китайскую территорию Чанышев встретил Ходжамьярова и других участников не состоявшегося январского покушения. В это время к ним прибыл курьер из Джаркента Азиз Ушурбакиев. Он доставил записку с требованием немедленно совершить убийство Дутова и возвратиться в Джаркент. Чанышев сказал, что, если он не выполнит задание ЧК, то пострадают восемь человек арестованных заложников и во имя них нужно выполнить это задание и просил у них помощи.
На этот раз, в состав группы террористов, кроме Чанышева и Ходжамьярова, как это видно из приказа о награждении, вошли Мукай Байсымаков, Азиз Ушурбакиев, Юсуп Кадыров и Султан Маралбаев.
Террористы еще раз наскоро обговорили роль каждого в операции. Убийство Дутова должен был совершить Ходжамьяров, он был к этому готов и морально и психически. Вход в кабинет Дутова кого-либо другого не планировался, так как в одиночку выбраться из помещения после терракта было бы легче.
Чанышев, с его слов, на клочке бумаги нацарапал записку Дутову следующего содержания: «Господин атаман, хватит нам ждать, пора начинать. Все сделал. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем. Прощайте. В. К.».
Убийство атамана должно было произойти в момент чтения тем этой самой записки.
Перед наступлением темноты группа Чанышева подъехала к воротам крепости. Все были в национальной одежде. Юсуп Кадыров рассказывает, что их было шестеро, вооружение составляли винтовки и револьверы.
Зная о побеге Чанышева из джаркентской тюрьмы, Дутов распорядился беспрепятственно пропустить его и его спутников в укрепление. Но в крепость въехали не все: за ее воротами с заводными конями остался Султан Маралбаев (старик, 50 лет).
Дом, в котором находилась квартира Дутова, стоял внутри крепости, в некотором удалении от ее ворот и был окружен забором. Снаружи у ворот этого забора стоял часовой, другой – внутри двора, около крыльца.
9 февраля 1921 года Чанышев письменно доносит: «Близ дверей в квартиру Дутова около часового был поставлен Мука Байсымаков, которому я отдал распоряжение убить часового, как только в доме раздастся выстрел. Сам встал у дверей караульного помещения. Азиза Ушурбакиева, Кудека Байсымакова и Юсупа Кадырова оставил у ворот двора». На допросе 12 января 1938 года Байсмаков Мука показал, что его брат Кудек, Ушурбакиев Насыр и другие непоседственного участия в убийстве Дутова не принимали. Это же подтвердил на допросе 11 января 1938 года и Ушурбакиев Азиз. Следовательно, называя непосредственных участников ликвидации Дутова, Чанышев ошибся, включив в их число Байсмакова Кудека. Заблуждался и Милованов, поставив Байсымакова Кудека с наружной стороны забора особняка атамана. Заблуждение Чанышева и Милованова и правоту Байсмакова Муки подвержает и наградной приказ, в котором указаны только один из братьев Байсымакова и один из братьев Ушурбакиевых.
Никакого пакета с сургучными печатями, как это пишут многие исследователи, боевики Чанышева часовым Дутова и самому атаману не предъявляли, потому что его у них не было и не могло быть: наличие его сразу бы вызвало подозрение, т. к. Дутов знал, что Чанышев бежал из-под ареста и наличие у Ходжамьярова осургученного пакета сразу бы вызвало подозрения атамана. Не было также и караульного помещения, и караула: при доме было помещение для посыльных, которых исследователи громко называют федьдъегерями.
Место убийства Дутова разные авторы называют по-разному: одни говорят, что это штаб, другие – квартира Дутова. Однозначно, что теракт произошел в квартире Дутова, в комнате, которая одновременно служила приемной и была его рабочим кабинетом. Здесь он постоянно находился, здесь заслушивал доклады подчиненых. Штаб же располагался в нескольких тесных землянках, мало пригодных для работы, и Дутов там бывал редко.
Ходжамьяров показал записку часовому, и тот вызвал адъютанта. Адъютант взял записку и повел Ходжамьярова и Чанышева к Дутову. Чанышев, намеренно замешкавшись, отстал.
Через несколько минут в доме прозвучали три револьверных выстрела.
Со слов Муки Байсымакова, он сразу же убивает часового, затем еще двух, со слов Кадырова Юсупа – только двух, со слов Чанышева – одного.
Услышав выстрелы, из своего помещения пытались выскочить обитавшие здесь посыльные, но выстрелы Чанышева загнали их обратно. В эти мгновения появился Ходжамьяров. Все вскочили на коней и поскакали к воротам крепости. У них стояла группа китайских солдат, которые также были разогнаны выстрелами боевиков.
«По выезде из крепости, – продолжает Чанышев, – когда мы уже находились в безопасности, Ходжамьяров передал мне: «при входе к Дутову я передал ему записку. Тот стал ее читать, сидя на стуле за столом. Во время чтения я незаметно вытащил револьвер и выстрелил в грудь Дутову. Дутов упал со стула. Бывший тут же адъютант Дутова бросился ко мне, я выстрелил ему в упор, в лоб. Тот упал, уронив со стола горевшую свечу. В темноте я нащупал ногой Дутова и выстрелил в него еще раз».
Некоторые подробности убийства Дутова рассказал Ходжамьяров бывшему сотруднику пограничного пункта Особого отдела № 3 ВЧК Килибаеву работавшему затем в секторе ВУЗов и ВТУЗов Каз. Крайкома ВКП(б) и опекавший того во время учебы в КомВУЗе. 5 ноября 1935 года Килибаев записал воспоминания Ходжамьярова. Отметив, что накануне Ходжамьярова лягнула лощадь и повредила ему ногу он пишет, что Махмут шел к дому Дутова, опираясь на Мукая. «Передав письмо Дутову, – записывает Килибаев рассказ Ходжамьярова, – я остался стоять посреди комнаты. Взяв письмо и раскрыв конверт, Дутов начал читать. Прочитав две-три строчки, посмотрел на меня и продолжил читать дальше. Мне трудно было вытащить спрятанный за пазухой револьвер, ибо я опасался, что малейшая неосторожность могла вызвать его подозрение. Воспользовавшись моментом и, идя на явный риск, поднял руку и начал почесывать шею. В это время Дутов третий раз поднял голову, посмотрел на меня и вновь углубился в чтение. В эту минуту, не теряя времени, я выстрелил ему в бок, думая что если нацелюсь в голову, то могу промахнуться. Действительно, пуля сразила его под мышкой, письмо выпало из его рук, а горевшая лампа стала дымить и тут же потухла. Потом нацелил револьвер на прибежавшего адъютанта, который бросился на меня, но я тут же уложил его одной пулей наповал. Шатаясь в темноте, жена Дутова истерически кричала, ее крик поразил мой слух. Конечно, я был сильно возбужден, в глазах слегка потемнело. Задыхаясь, через окно перебрался во двор. Услышав выстрел в комнате, Мукай тут же разделался с часовым и, не выпуская охрану из соседнего дома, перестреливаясь с ней, подбежал ко мне на помощь, а Кобек[104] подал лошадей, а Касымхан, Азиз и Жусуп перестреливались. Макай и Кобек с Султаном не дрогнули, держали наготове лошадей и подвели их вовремя. Быстро вскочив на коней, мы помчались в сторону ворот крепости»[105].
Поделиться книгой: