Приложения
А. Мёллер ван ден Брук. Заметки о Достоевском[257]
Русская литература – литература молодого народа. Молодость народа определяется не возрастом, а неким внутренним свечением его души. Изначально, все народы одного возраста, одинаково молоды. Молодой народ, каким является русский народ, близок земле и хаосу. Для его души все в мире, включая самого человека, полно загадок и тайн, и в его душе живет смутная тоска по знанию и пониманию. Мистичность русского народа определяется его молодостью, его первобытностью, но в этой первобытности заключается также и его сила, его экстатичность. В этой мистике русского народа заключается нечто, благодаря чему ему еще предстоит заявить о себе. Будущее России может быть только мистическим. Внутренняя культура России всегда будет религиозной, даже, в определенном смысле слова, теократической. Германцы создали, возможно, самую развитую внешнюю культуру в мире. Немец – прирожденный человек идеи. Для западного мира, для Германии, уже наступил «вечер». В Германии еще, возможно, может родиться новый Лейбниц или Кант. Но новый Будда или Иисус теперь может родиться только в славянском мире. Только в лоне славянства лежит возможность новой, окончательной религии, где не будет место символу, а только чувство. Будет ли когда-нибудь такая религия? Мы, немцы, не можем этого знать, мы можем лишь работать над ее созданием. Только славяне сегодня уже предугадывают некоторые черты этой новой веры или религии. Практически все, что было создано славянским духом на его пути от скрытой народной мистики к раскрытой мировой религии, – это его литература. Лучшее, что произвело славянство на сегодняшний день – это русская литература.
Центральная фигура русской литературы – Достоевский. Если самое великое, что произвела Россия – это русская литература, то самый великий в России – Достоевский. Достоевский – центральный гений России, гений в высшем смысле этого слова – человек, который не поражает сначала, пока не приглядишься к нему как следует. У Достоевского русский национальный характер впервые воплощается в философию, выраженную в языке и слове, а внутренняя работа русской души – в грандиозный эпос. То же можно сказать и о Толстом, по таланту Толстой стоит в одном ряду с Достоевским, но в Толстом, скорее, выражает себя еще молчащая, не осознающая отчетливо саму себя крестьянская Русь. Достоевский в большей степени является выражением российского безумия, трагизма, напряженного мистицизма. Толстой создал настоящую эпопею русской жизни, охватывающую эту жизнь во всем ее разнообразии, все слои общества – от простого крестьянина до жителя Петербурга, нигилистов и бюрократов, святых и преступников. Достоевский сделал еще больше для русского самосознания. Он дал России мифологию – не полученную из темного тумана древности, а современную, натуралистическую, психологическую мифологию. Мифология нации является воплощением ее изначальной сущности в аллегорических фигурах. Но мифология может быть создана в любой момент развития того или иного народа – это зависит от того, в какой момент ему откроется внутренняя правда о нем самом. Тем не менее, как правило, мифология народа возникает в начале его исторического существования, на грани доисторического и исторического времен. Мифология – это первое, что творит народ для самого себя, и на этом слое потом нарастает то, что он творит потом. Почти все великие национальные литературы построены на основе мифологии этих народов. Русский народ в этом смысле – исключение. У русских были исторические летописи, были народные легенды, но не было грандиозного эпоса, равного «Илиаде» или «Песни о Нибелунгах». В результате русские писатели стояли как бы каждый поодиночке, отдельно друг от друга, и без связи с традицией. Так было до Достоевского. Достоевский, опираясь, в первую очередь, на своих предшественников Пушкина и Гоголя, широко изобразил типологию русского народа – очень реалистически и в то же время, вскрыв мистические глубины этой типологии. Если французская литература всегда проникнута духом скептицизма, а немецкая – духом романтичности, то русская литература всегда была реалистичной и мистической одновременно.
Причиной того, почему русский народ не создал своего национального эпоса, лежит, возможно, в том, что российское государство не было централизованным на протяжении веков – центр перемещался из Новгорода в Киев, затем в Москву, и, наконец, в Петербург. Между этими городами – огромные пространства, к тому же, перемещения центра часто сопровождались драматическими событиями. История Германии в этом отношении была гораздо спокойнее. Дело также в русском национальном характере и в монотонности русской жизни. Русский больше мечтает, чем действует, его мировоззрение монистично, а не дуалистично. Существование для него – судьба, рок, а не воплощение воли, не борьба воли с некой противоположной волей. Существование для русского – субъективное ощущение, а не факт. Все это может произвести прекрасные лирические песни, но вряд ли выльется в полные напряженного действия и контрастов сцены. Русская поэзия невольно разрастается до эпоса, эпоса безбрежной степи, но этот эпос так безбрежен, что поглощает любую личную трагедию как нечто мелкое. Тем не менее, даже для славян, как и для каждого человека, жизнь – борьба, и, следовательно, драма. Но для русского человека эта драма происходит скорее в области психологии, в глубинах души. Даже если, как у того же Достоевского, драма эта сопровождается некими масштабными деяниями героя, эти деяния все равно – всего лишь фон, а главная драма происходит в его душе, в противоположность внешнему героизму персонажей западноевропейской литературы.
Для Достоевского не существовало никакой предшествующей ему традиции – ни традиции античности с ее культом красоты, ни «дикой» традиции романтизма. Единственное, на что он опирается, – это современный ему век. Достоевский, как и Россия, не опирается на прошлое, но устремлен в будущее, но, изображая современность, он очень глубоко раскрыл сущность славянской души. Реалистичность у Достоевского сочетается с глубоким проникновением в человеческую душу. Достоевский был одним из первых, кто изображал повседневную жизнь, но при этом изображал ее глубоко связанной с трансцендентным, с вечностью. В этом смысле из более поздних художников ему наиболее подобен Эдвард Мунк[258]. Однако одно лишь изображение современной ему повседневной жизни еще не делает Достоевского великим. Современную им повседневную жизнь изображали и английские реалисты XVIII в. и французские реалисты XIX в. – Дефо, Бальзак, Флобер, Золя, Мопассан. Но их творчество было скорее бесстрастным, безличным простым «фотографированием» действительности. Пожалуй, лишь у одного Гёте реализм сочетался с глубоким проникновением в человеческую душу и изображением связи этой души с вечностью, что выразилось также в «одушевлении» природы у Гёте, когда он занимался естественными науками. Но Достоевский пошел еще дальше – он показал, что в глубине самой обыденной, повседневной жизни всегда лежит мистицизм. Герои Достоевского одновременно выглядят живыми, сочными и при этом имеют некий туманный, мистический налет. Сходным талантом обладал и Толстой. Но показать современную жизнь во всем ее натурализме и в то же время во всей глубине, где прекрасное переплетается с демоническим, безобразным, аморальным? – на это был способен лишь Достоевский.
Достоевский показал всю силу, с которой бесы могут проникать в политическую и социальную мысль русских людей. В «Преступлении и наказании» он выразил свои моральные идеи, в «Идиоте» – свой религиозно-мистический идеал. В «Бесах» Достоевский показал бесовщину революционеров.
Многие русские люди воспринимают политическую и социальную сферу как ту сферу, через которую осуществляется их путь к религиозному и теократическому идеалу. Русские хотят быть хорошими и делать добро, быть невинными и любить всех людей, но этому, как они считают, мешает «плохое» государство. Но, как считают русские, улучшенное государство может помочь им осуществить эти идеалы. Так что религия и этика любви в понимании русских – это «борись за будущее государство». В придачу к этому политическому утопизму, который может разрастись до политического мистицизма, русские люди считают то государство, в котором протекает их сегодняшняя политическая жизнь – Российскую Империю – чем-то низменным, не имеющим ценности. Увлечение идеалами свободы и справедливости, попираемых в современном коррумпированном государстве, ненависть к этому государству приводит русских молодых людей к политической деятельности. «Лихорадку», которая охватывает их при этом, Достоевский описал в «Бесах». Перед нами проходит целая галерея типов – от нигилистов, доктринеров-социалистов, славянофилов, патриотов, фанатиков-интриганов, маньяков, идиотов до реакционеров, бюрократов, «синих чулок» и декадентов.
В молодости Достоевский сам, хотя и не очень активно, участвовал в революционном движении. В конце концов это привело его к тому, что он был сослан на принудительные работы в Сибирь. Позднее, когда он уже давно был великим русским писателем, склонным к религии и мистике, его душа и его политические взгляды созрели в весьма специфический русский национализм и славянское национальное сознание, новые политические события того времени напомнили ему о его собственной молодости. И он написал «Бесов» – самую русскую свою книгу.
А. В. Гвоздев. «Геокультура развития» И. Валлерстайна и современное политико-экономическое положение России[259]
Американский социолог Иммануил Валлерстайн создал новую сферу исследования – мир-системный анализ (в дальнейшем – МСА). Квинтэссенцией МСА является мир-экономика (капиталистическая мир-система), которая, начиная с XVI в., стала вытеснять все мини-системы и мир-империи и превратилась в глобальное явление. Мирсистемный анализ предполагает деление мир-экономики в глобальном масштабе на три сферы: ядро, полупериферию и периферию.
Российская империя, начиная с реформ Петра I, являлась самостоятельной мир-империей, но по отношению к мир-экономике она была полупериферией. СССР продолжал занимать то же место. «Советский проект был одной из наиболее успешных попыток России приблизиться по уровню развития к центру миросистемы. А отказ от него привел к резкому скатыванию к периферии»[260].
Подход Валлерстайна культурологический, вернее, культурно-геополитический. Поэтому в его концепции большое значение отводится понятию «геокультура», которая является средством идеологической стабилизации и включает в себя «комплекс базовых ценностей и парадигмальных мыслительных приемов, характерных для этой мирсистемы. Эта геокультура возникла в своей классич. форме в эпоху Франц. рев. 1789–1794 (до XIX в. капиталист. мир-система не имела твердо установленной геокультуры). Геокультура капиталист. мир-системы имеет две стороны – либерализм и сциентизм»[261].
Проблема культуры и развития в мир-системном контексте была поставлена Валлерстайном на одноименном международном форуме ЮНЕСКО в Сеуле в сентябре 1993 г. «Возникновение термина “развитие” было прямым последствием политического появления так называемого третьего мира в период после 1945 г. Народы периферийных зон миросистемы эффективно организовывались для достижения двух главных целей: большей политической автономии внутри миросистемы и повышения благосостояния»[262]. Благосостояние росло повсеместно, но разрыв между «промышленными» и «аграрными» странами увеличивался. Преодоление этого разрыва и стали называть «развитием», а страны делить на «развитые» и «развивающиеся». ООН, начиная с 1961 г. четыре раза объявляла «десятилетия развития» и призывала «все государства объединить усилия, чтобы разорвать порочный круг бедности, невежества, голода и болезней, из которого не может вырваться большая часть населения Земли. В ходе этого десятилетия многие развивающиеся страны добились некоторого экономического роста, но эти достижения были сведены на нет ростом населения, тяжелыми условиями труда и бременем внешних долгов»[263].
Понятие «культура» в дискуссиях о развитии употреблялось скорее в отрицательном смысле, как местные обычаи, пережитки в картине мира, которые являются препятствием модернизации. Говорилось, что традиционные ценности народов периферийной зоны мешают им заниматься теми видами деятельности, которые бы позволили им наиболее быстро развиваться. Поэтому «просвещенные местные правительства при помощи международных агентств и правительств уже „развитых“ государств могли предпринять реформы, которые ускорили бы процесс модернизации»[264]. Теоретически, считает Валерстайн, развитие всех государств мир-экономики невозможно из-за природы капитала, который требует иерархичного распределения прибавочной стоимости. Поэтому развитие одной части системы неминуемо ведет к упадку в другой ее части. Не существует пути, по которому развивались бы все страны или хотя бы многие. «Отсюда не следует, что какие-либо страны не могут вводить новые формы механизированного производства или развивать информационные технологии, или строить высотные здания, или создавать какие-то другие внешние символы модернизации. Вообще-то это могут все. Но это не обязательно означает, что страна или, по крайней мере, большинство ее населения будут жить лучше. Состояние страны или населения может фактически ухудшиться, несмотря на видимое „развитие“»[265].
«Слово
Геокультура, воздействуя на периферию мир-системы, превращается в геокультуру развития, историческую форму «культурного давления во всех государствах с целью обеспечения программы „модернизации“ или „развития“»[268]. Геокультура развития исходит из идеи линейной эволюции: иди следом за старшими и ты придешь, пускай и позже, к заветной цели.
Интересно, что в цитируемой нами статье Валлерстайн ни разу не упоминает о России, хотя экономическую историю России он изучал досконально. Форум ЮНЕСКО, для которого статья писалась, состоялся 22–23 сентября 1993 г. 21 сентября вышел печально известный Указ Б. Ельцина № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ, вызвавший народное восстание в Москве с многочисленными жертвами. Это был ответ курсу «шоковой терапии», которая проводилась с начала 1992 г., «геокультуре развития», которая тянула нас на периферию капиталистической мир-системы. Либеральная пропаганда внушала: хочешь жить, как в Европе? Голосуй за того-то, делай то-то, думай так-то, а иначе ты коммунист и тоталитарист и тебе в порядочном обществе делать нечего. Результаты реформ не заставили себя долго ждать: «за год цены выросли в десятки раз. Большая часть населения получала мизерные зарплаты и пенсии, а денежные накопления обесценивались. Рушились оставшиеся без гос. финансирования системы бесплатной медицины, образования и науки. Россия столкнулась с безработицей. Все это вело к массовому обнищанию населения»[269]. И что самое страшное, геокультура развития привела к чудовищной моральной деградации населения. С одной стороны, это выражается в чванливом пренебрежении к своей стране («деревня Гадюкино», «страна Дураков» и т. д.), с другой – в плебействе перед Западом. Когда слышишь сетования представителей либеральной общественности на деморализацию русского народа, хочется ответить: это составная часть реформ, то есть геокультуры развития. Ведь культура – это не только наша классическая литература, музыка, театр, но и современные актуальные ценности и модели поведения. В данной ситуации нужно удивляться не тому, что вокруг много маргинальных личностей, а тому, что порядочные люди, несмотря ни на что, еще остались. Запас прочности оказался значительным.
На опасность духовной деградации народа в подобных условиях указывал евразиец Николай Сергеевич Трубецкой. «В этом главный и основной грех современной европейской цивилизации. Она стремится во всем мире нивелировать и упразднить все индивидуальные национальные различия, ввести повсюду единообразные формы быта, общественно-государственного устройства и одинаковые понятия. Ломая своеобразные духовные устои жизни и культуры каждого отдельного народа, она не заменяет и не может заменить их никакими другими духовными устоями и насаждает только внешние формы быта, покоящиеся лишь на материально-утилитарных или рационалистических основаниях. Благодаря этому европейская цивилизация производит небывалое опустошение в душах европеизированных народов, делая их в отношении духовного творчества бесплодными, в отношении нравственном – безразличными или одичавшими. В то же время непомерное пробуждение жадности к земным благам и греховной гордыни является верным спутником этой цивилизации»[270].
Но это все уже наша история. Сейчас страна не та, что была 20 лет назад. Главное достижение сегодняшнего дня – возможность для свободного дискурса, преодоление безальтернативности в социально-экономическом мышлении. Геокультура вступила в фазу системного кризиса, что дает нам возможность вырваться из ее цепких объятий. Все условия для этого созрели. В апреле 2011 г. директор-распорядитель Международного валютного фонда Доминик Стросс-Кан сам признал пагубность и антигуманность рекомендаций «вашингтонского консенсуса», который являлся механизмом разрушения экономик периферии капиталистической мир-системы.
Именно сейчас самое время сменить экономическую модель с посреднической и сырьевой к производительной. Постсоветская интеграция в рамках Евразийского Союза может дать нам шанс расширить внутренний рынок и поднять производство. Однако не все складывается так гладко. В конце 2011 г. неожиданно всплыла одна уже забытая проблема – вступление России во Всемирную торговую организацию, куда наша страна просилась с 1993 г. 16 декабря 2011 г. в Женеве был подписан Протокол «О присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 г.». Вроде бы следует радоваться, только вот критики этого проекта утверждают, что «сейчас Россия имеет возможность развивать собственное полуживое производство при помощи запретительных пошлин на многие виды продукции. В результате вступления в ВТО наш рынок станет более открыт для всего мира. По мнению многих аналитиков, к нам хлынут дешевые импортные товары, которые добьют отечественное производство и еле живое сельское хозяйство. А западные страны, наоборот, смогут поправить свой ужасный торговый баланс»[271].
А. В. Гвоздев. Рецензия на книгу: Венелин Ю. И. Истоки Руси и славянства. – М.: Институт русской цивилизации, 2011[272]
Книга представляет собой сборник сочинений одного из первых русских славистов, историка, этнографа, языковеда Юрия Ивановича Венелина (1802–1839). Составитель сборника и автор предисловия Павел Тулаев перечисляет заслуги автора: «Он написал первую грамматику болгарского языка, издал первую книгу по истории болгар, опубликовал первый сборник древних славянских грамот, составил первую в Европе программу преподавания славистики для университета»[273].
Венелин получил известность в славянском мире. Русины его ценят как представителя своего народа (Венелин родился в Карпатах, его настоящее имя Георгий Гуца), словенцы и болгары – как деятеля национального возрождения. По утверждению П. Тулаева, название страны «Словения» впервые ввел в научный оборот именно Венелин в 1834 г.
Очерк «Мысли об истории вообще и русской в частности» (1847) написан как проект курса лекций для университета, где он добивался кафедры. «…Теснейшая связь находится между медициной и законами, медициной и общежитием, общежитие связано с нравом и духом народным, дух с деятельностью в науках и искусствах, и, вообще, все внешнее движение народа, деятельность с законами, законы с просвещением и религией; словом, всякая черта выходит из другой и переливается в иную, так что одна другой является причиной и следствием»[274]. Эти рассуждения, раскрывающие системную связь элементов национальной культуры, в XIX в. были близки сторонникам И. Гердера и Ф. Гумбольдта. Подобных взглядов придерживались русские продолжатели романтической традиции – славянофилы.
Венелина часто называют славянофилом. Действительно, он был близок к писателю Сергею Аксакову, учил его сыновей Константина и Ивана. Тесные научные и дружеские узы его связывали с историком Михаилом Погодиным. Г. Флоровский отмечал, что «славянофильство» и «западничество» – имена очень неточные, только подающие повод к недоразумениям и ложным толкованиям[275]. Сами философы-славянофилы несколько тяготились этим названием, так Иван Киреевский предпочитал свое направление называть православно-славянским. Это объясняется тем, что идея славянства в их творчестве не была главной, за исключением «Записок о всемирной истории» Алексея Хомякова. Однако вокруг философов-славянофилов сформировался круг ученых-эмпириков, изучавших славян. К их числу принадлежал Дмитрий Валуев, составивший «Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных», Василий Панов, написавший «Путешествие по землям западных и южных славян». К этому кругу относился и Юрий Венелин, которого в буквальном смысле можно назвать славянофилом, то есть любителем славян за его горячее желание восстановить историческую справедливость по отношению к славянским народам.
Во времена Венелина в России были популярны взгляды немецкого философа Иоганна Гердера. Отношение к славянству во многом было обусловлено его мнением по этому вопросу: «Несчастье славян – в том, что по положению среди народов земли они оказались, с одной стороны, в такой близости к немцам, а с другой стороны, тылы их были открыты для набегов восточных татар, от которых, даже от монголов, они много настрадались, много натерпелись. Но колесо все переменяющего времени вращается неудержимо, и поскольку славянские нации по большей части населяют самые прекрасные земли Европы, то, когда все эти земли будут возделаны, а иного и представить себе нельзя, <…> то и славянские народы, столь глубоко павшие, некогда столь трудолюбивые и счастливые, пробудятся, наконец, от своего долгого тяжелого сна, сбросят с себя цепи рабства, станут возделывать принадлежащие им прекрасные области земли – от Адриатического моря до Карпат и от Дона до Мульды – и отпразднуют на них свои древние торжества спокойного трудолюбия и торговли»[276]. Эти слова Гердера, для некоторых славянских душ, быть может, лестные, не могли удовлетворить Венелина: «И вся истина на том основана, что во время Гердера все потомки славян в Германии были одни земледельцы, а все бароны были немцы»[277]. Венелин стремился возвеличить роль славянства в истории и утверждал, «что славяне такие же старожилы Европы, как греки и латины»[278].
Проект по возвеличиванию славян Венелин начинает в своей работе «Древние и нынешние Болгаре…», где он выдвигает ряд фантастических гипотез, которые были подвергнуты критике уже его современниками. Он отвергает татарское (то есть тюркское) происхождение болгар, утверждая, что волжские булгары не имеют отношения к задунайским. Болгары, по его мнению, всегда были чистыми славянами и пришли с северных берегов Азовского моря и Поволжья. Волга дала название народу – «волгаре». Но это еще не самое фантастичное, далее Венелин утверждает, что болгары были не кем иным, как потомками великих завоевателей – гуннов. А. Хомяков в «Записках о всемирной истории» был согласен, что болгары – остаток гуннов и исконные славяне. Подобного мнения, но весьма осторожно, придерживался знаменитый историк Дмитрий Иловайский, который признавал, что средневековые авторы часто отождествляли болгар с гуннами. Такой переход этнонима случался, когда знаменитый народ-завоеватель подчинял себе или входил в союзнические отношения с другим менее известным народом. Этот феномен мы можем наблюдать и сейчас, когда после распада Советского Союза граждан бывших союзных республик за рубежом часто называют русскими. Однако было бы нелепо на том основании, что, если, например, армян называют русскими, утверждать, что русские – это армяне.
Венелин же так увлекается своей идеей, что в конце сочинения называет болгар волжской (восточной) частью русского народа[279], империю гуннов – Россиею, а Аттилу – русским царем[280]. На том основании, что греческие авторы до IX в. не отличали восточных славян от скифов, Венелин делает вывод, что скифы и сарматы – экзоэтнонимы русского народа. Так называемая скифо-сарматская теория этногенеза славян появилась в XIII в. в «Баварской хронике Императоров и пап», была развита польскими историками эпохи Возрождения Я. Длугошем и М. Стрыйковским, ее придерживался в «Древней Российской истории» М. Ломоносов. Данная гипотеза в настоящее время всерьез не рассматривается.
Возвеличивание славян Венелин продолжает в лице словенцев. «Древние и нынешние словене…» – второе значительное по объему и содержанию произведение автора, помещенное в этом сборнике. Статья знакомит читателя с малочисленным и малознакомым, и по сей день, славянским народом. Автор защищает гипотезу о том, что древний народ венеты – предки словенцев.
В современной науке принято различать венетов – группу племен, населявших северное побережье Адриатического моря, венедов (так называли немцы коренное славянское население Германии) и, входивших в их число, вендов – лужицких сербов. В целом Венелин придерживался этой классификации, он называл венетами часть словенского племени, отрицая возможность распространения этого этнонима на всех славян. Это были те словене (так называл Венелин словенцев), которые, по его мнению, основали Венецию. Согласно общепринятому мнению, древние адриатические венеты не являлись славянами. В «Своде древнейших письменных известий о славянах», изданном Институтом славяноведения и балканистики РАН в 1994–1995 гг., о них даже не упоминается. Есть гипотеза, что Исидор Севильский называет венетиями альпийских славян (словенцев), но речь у него идет о 612 г.[281] В «Хронике Фредегара» винидами называются славяне государства Само (631 г.)[282]. То есть интересующий нас этноним к словенцам начинает применяться только с VII в. и никакого отношения к адриатическим венетам не имеет.
Правда, некоторые авторы – словенцы И. Томажич и М. Бор, а также упомянутый П. Тулаев продолжают отстаивать версию венетского славянства. Эта гипотеза привлекательна тем, что венеты сближают славян с древними народами, основателями европейской цивилизации, например этрусками (Венелин называл этрусков единоплеменниками словенцев). Кроме того, существовала римская легенда о переселении венетов из Трои, что значительно возвеличивает славян в истории. Расшифровки венетских надписей Матеем Бором, по мнению сторонников этой гипотезы, доказывают языковое родство венетов со словенцами.
Однако выводы М. Бора далеко не бесспорны, русский специалист по древним надписям В. А. Чудинов сделал такое заключение: «Результаты дешифровок, полученные Бором, пока содержат множество мелких погрешностей и натяжек, что не позволяет хотя бы это звено в цепи доказательств считать безупречным. Так что, на наш взгляд, работы подобного рода могут встретить горячий прием у других энтузиастов, но вряд ли поколеблют устоявшееся научное мнение по данной проблеме»[283]. Чудинов знает, о чем пишет. Его собственные исследования, признающие этрусков славянами, также не принимаются научной общественностью.
Что касается балтийских венедов, то они, по Венелину, славяне, из которых вышли разрушители Рима – вандалы[284]. Это мнение было распространено в позднем средневековье, но не нашло подтверждения в современной науке.
И еще одно экзотическое утверждение Венелина: готы – это сербы, которые в III в. «завладели было всею Русскою страною по Днепру и по Днестру до самого почти Дуная»[285]. Здесь речь идет о готском государстве Ойум, возникшем на части Скифии. Если Венелин считает скифов русскими, то Скифию он вполне логично называет «Русскою страною».
Ну и, конечно, возвеличивание славян невозможно без отрицания норманской теории, которую Венелин называл скандинавоманией. Следует отметить, что отрицая скандинавское происхождение варягов (руси), он признавал факт их призвания. В авторитете Нестора он не сомневался, а тот четко не указал происхождения призванных варягов, что породило спор норманистов с антинорманистами, который не утихает и по сей день. Основываясь на указании Нестора о том, что варяги якобы жили на южном побережье Балтийского моря, Венелин делает вывод, что летописец имел в виду полабских славян, населявших в VI–XIII в. земли современной Германии. Здесь Венелин был близок к М. Ломоносову, который варягов-россов считал родственными вымершему народу пруссам, по его мнению, славянам. Венелин россами считает не самих варягов, а русских переселенцев в купеческом островном городе Волине, которые «напитались духом республиканским» и вернулись по призванию своих соотечественников для основания государства на Руси. «Итак, Рюрик с братьями не был ни швед, ни варяг, а настоящий россиянин»[286], – утверждает Венелин, отстаивая не просто славянскую, а русскую гипотезу основания государства. Варяги-славяне, среди которых жили руссы, были не кто иные, как франки, – выдвигает еще более фантастическую гипотезу Венелин, основываясь на том, что имена франкских королей до Карла Великого будто бы славянские. Естественно, что Венелин был сторонником версии славянского происхождения византийского императора Юстиниана Великого, возникшей еще в XVII в. и опровергнутой только в 80-е гг. XIX в.
Несмотря на всю фантастичность версий, защищаемых Венелиным, у него была сильная черта, которую отмечал его друг и непримиримый оппонент М. Погодин: «Венелин пустил между нами впервые мысль, что народы могут скрываться долго под другими именами»[287]. Однако это открытие способствовало тому, что все сомнения Венелин решал в пользу славянства, превознося его роль в истории. Обаяние его мысли и азарт, с которым он приступал к исследованиям, были настолько заразительны, что славянская тематика стала набирать популярность в интеллектуальных кругах. Сам Погодин признавался, что именно Венелин пробудил у него тягу к славянским исследованиям. Под влиянием этой панславистской ауры А. Хомяков создавал свои «Записки о всемирной истории». Издатель данного труда так отзывался об этом влиянии: «При этом Хомяков был поставлен в особенно невыгодные условия по отношению к тому именно предмету, к которому он обращался с наибольшею любовью, – к древностям мира славянского. Научная разработка этой области знания только что начиналась, и рядом со строго-критическими исследованиями Шафарика пользовались доверием ученых фантазии таких людей, как Венелин, Чертков, Лелевель, Коллар, которые, при великих своих заслугах, были в науке более мечтатели, чем критики, и которые, руководствуясь случайными созвучиями или чертами сходства, щедрою рукою рассыпали славян по всем углам древнего мира. Хомяков, который не имел, да и не мог иметь критического метода ученого исследователя, всего менее был приготовлен к отпору таким теориям, и самая исходная точка его воззрений, весьма, впрочем, верная мысль, что в современной западноевропейской науке несправедливо умалчивалось историческое значение и призвание славян, – эта мысль невольно располагала его не только принимать на веру все подобные выводы, но даже идти далее писателей, у которых он их находил»[288].
Следует задаться вопросом, если многие выводы Венелина оказались ошибочными, то откуда постоянное подчеркивание актуальности его работ, которое делает составитель сборника П. Тулаев? На наш взгляд, все это обусловлено идеологическими соображениями. Если словенским авторам И. Томажичу и М. Бору очень бы хотелось видеть свой маленький народ древним и значительным, то у П. Тулаева цель более глобальная. Обратимся к личности составителя сборника. П. В. Тулаев – историк, общественный деятель, относящий себя к новым правым, ученый секретарь журнала «Наследие предков» и главный редактор журнала «Атеней», оба издания отличались радикально-языческой направленностью и были закрыты. Имеет языческое прозвище – Буян. Его позиция всегда прямолинейна и четко выражена: «У нас, русских, и славян в целом, тоже есть своя родная традиция. Она имеет глубокие корни, уходящие в гиперборейскую эпоху, когда формировались первые гимны Вед, складывались пантеоны Богов пелазгов, этрусков и венедов»[289]. Тулаев лояльно относится к Православию, но перспективы славянства для него – в восстановлении языческого мировоззрения. В этом контексте любое мифотворчество в стиле фолк-хистори, возвеличивающее славян, весьма кстати.
Безусловно, работы Венелина имеют огромную ценность как факт истории науки, факт самосознания славянской культуры, но придавать им современную актуальность, как делает это Тулаев, было бы необоснованно. Издание подобных трудов требует тщательного комментирования с точки зрения достижений современной науки. Следует показать, откуда появились те или иные заблуждения издаваемого автора, как решилась проблема, или она осталась открытой. Не беда, что комментарии будут слишком объемными, но это позволит не вводить читателя в заблуждение. Можно себе представить, что некий студент, прочитав эту книгу, будет доказывать на экзамене, что гунны – славяне. Какую оценку он получит?
Справедливости ради надо сказать, что попытка критического комментирования Венелина была предпринята Ю. Колиненко, впервые опубликовавшей работу «О происхождении славян вообще и россов в особенности»[290]. В рецензируемом издании были сохранены эти комментарии.
Текст книги, как и других книг, изданных Институтом русской цивилизации, полностью доступен на официальном сайте этой организации.
Литература
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10. [Варсонофий Великий и Иоанн Пророк]. Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошения учеников / Пер. с греч. – М., 1855. – XXVIII, 656, 102 с.
11.
12.
13. Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым: специальный выпуск // Россия 1. – 2014. – 7 марта [Электронный ресурс]. URL: http://russia.tv/video/show/brand_id/21385/episode_id/972547/video_id/978380.
14. Восточнохристианская цивилизация и восточнославянское общество в современном мире / Отв. ред. М. Н. Громов. – М.: 2001. – 304 с.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26. Геополитика и геокультура современного мира: монография / Под ред. Л. О. Терновой; Институт политики и деловых коммуникаций. – М.: «Интердиалект+», 2010. – 224 с.
27.
28.
29. Дерлугьян Г., Валлерстайн И. История одного падения // Эксперт. – 2012. – № 1. – С. 12–20.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41. Евразийская идея и современность / Под ред. Н. С. Кирабаева, А. В. Семушкина, С. А. Нижникова. – М.: РУДН, 2002. – 271 с.
42.
43.
44.
45.
46.
47. Зеньковский В. В. История русской философии. – Л.: Эго, 1991. – Т. 1. – Ч. 1. – 221 с.
48.
49. История // Большая Российская энциклопедия. – М.: БРЭ, 2004. – Т. «Россия». – С. 245–413.
50. Кадыров подтвердил, что Доку Умаров мертв // РБК daily онлайн. – 2014. – 17 января [Электронный ресурс]. URL: http://rbcdaily.ru/society/562949990266942.