Сон Демиурга

Конечно, все это, в принципе, поддавалось проверке, но Самопалов не собирался ничего выяснять. Он был почти абсолютно уверен, что информация пришла к Ковалеву по каким-то другим каналам. По каким?

«Возможно, и всей оставшейся жизни не хватит на то, чтобы получить ответ на этот вопрос, – подумал психиатр. – Если вообще есть такой ответ в нашей плоскости бытия…»

…Спать он лег, как обычно, в начале первого. И уже в полудреме вспомнил слова Ковалева о пустоте, постоянно порождающей иллюзии.

«Иллюзии… иллюзии… И Ковалев иллюзия, и все его рассуждения… И я тоже иллюзия…»

Приехав наутро в клинику, Самопалов сразу направился в палату номер семь. Грузчик Левченко еще спал, громко сопя и то и дело поскрипывая зубами. А Ковалев, поставив ноги на пол, сидел на своей кровати и медленно водил пальцем по какому-то небольшому желтому предмету, который лежал у него на ладони – этот предмет доктор заметил еще в смотровое окошко.

Поздоровавшись и традиционно не получив ответа на свое приветствие, психиатр подошел к кровати Ковалева.

– Откуда вы это взяли?

Вопрос Самопалова прозвучал строго. Больным категорически запрещалось иметь при себе предметы, которые могли представлять пусть даже теоретическую угрозу здоровью и жизни как их собственным, так и здоровью и жизни окружающих. Все-таки контингент здесь был весьма специфический, и вспышку агрессивности могла спровоцировать любая мелочь.

Ковалев медленно поднял голову. Его туманный взгляд ничего не выражал.

– Такими плитками выложена поверхность вокруг Марсианского Сфинкса, там, на равнине Кидония, у побережья древнего высохшего моря, – сказал он приглушенным голосом. – Там тысячи, миллионы таких плиток. Золото, Виктор Палыч. Представляете? Несметное количество золота. – Он протянул доктору плитку. – Возьмите, поглядите.

Самопалов взял желтый квадратик. Взвесил его в руке и некоторое время молча рассматривал изображение фантастического зверя, вызвавшего у психиатра ассоциации с единорогом. Узкое чешуйчатое туловище… Длинный тонкий хвост… Змеиная голова с раздвоенным языком и торчащим изо лба рогом… Передние лапы походили на львиные, а задние словно были позаимствованы у какой-то птицы…

Плитка действительно очень смахивала на золотую.

– Откуда это у вас? – повторил он свой вопрос.

– Очередная иллюзия, Виктор Палыч. Очередные выкрутасы пустоты. Я обнаружил ее еще вчера, вот тут. – Ковалев похлопал по подушке. – Знаете, кто там нарисован?

– Кажется, догадываюсь, – хмуро сказал доктор Самопалов. – Некое животное, о котором вы собирались мне рассказать.

– Совершенно верно. Это сирруш, вавилонский дракон.

– Вы знали об этом раньше?

– Нет, ничего не знал. Но когда дотронулся до нее, вытащил из-под подушки, то как-то сразу все узнал. Что-то словно в меня перетекло. Американцы намерены загрузить «Арго» такими плитками. Они туда затем и полетели. В основном. Получили сведения от своей автоматической станции и отправили секретную экспедицию. Объявили, что запустили беспилотник, а сами астронавтов послали…

Доктор Самопалов покусал губу. В конце концов, все-таки можно было допустить существование информационного поля, к которому неким образом подключается Ковалев. Ведь надо же как-то объяснить все то, что он, врач-психиатр, слышит собственными ушами! Все эти сведения о связи Древнего Египта с Марсом, об исчезновении бойцов спецчасти… Можно даже допустить – чего уж там мелочиться, – что на космическом корабле «Арго» действительно есть люди, американские астронавты, выполняющие сверхсекретную программу НАСА. Экспедиция за золотом… Но как объяснить появление в запертой снаружи палате куска золота – внушительного куска! – с изображением какого-то «вавилонского дракона»? Самопалов не сомневался, что Демиург-Ковалев подробно расскажет ему об этом сирруше, и сведения эти подтвердятся после соответствующего поиска в Сети. Это отнюдь не выдумки Ковалева, не фантомы его больного сознания, а нечто совсем иное. Что?…

Как объяснить появление марсианской – марсианской! – плитки в земной палате для душевнобольных? Телепортацией, которую так любят писатели-фантасты? Или просто самой обычной магией, обыкновенным таким волшебством? А почему на марсианской плитке – вавилонский дракон?… Откуда на Марсе вавилонские драконы?… И что это такое – вавилонские драконы?…

Обыкновенная телепортация. Очень такое обыденное явление. Или обыкновенное сказочное волшебство. Обыкновенное чудо. Только и всего…

Впрочем, Ковалев уже все объяснил: очередная иллюзия, очередные выкрутасы пустоты…

Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в Древней Индии жили весьма неглупые люди.

Чудо – это явление, происходящее по неизвестным нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.

Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:

– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.

– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – равнодушно сказал Ковалев. – Это все знаки, демонстрация… Вдалбливает, как тупым школьникам.

– Кто вдалбливает?

– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие иллюзии иллюзий иллюзий… Так ведь до бесконечности можно, да? Ладно, давайте лучше о сирруше. Его изображение находилось на вратах богини Иштар в древнем Вавилоне. И сохранилось до наших дней. Там рядами шли изображения быков – рими, и этих вот драконов – сиррушей. Только сирруш на самом деле не дракон, а одна из стадий дракона, вроде куколки. У него же нет крыльев! В драконов они перевоплощаются далеко не все и не всегда. Возможно, сирруша на самом деле держали в каком-то вавилонском храме и поклонялись ему.

– Так это земной зверь или марсианский?

– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова. Но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.

Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:

– При выписке верну, можете не сомневаться.

Он собирался показать эту диковину специалистам.

Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:

– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда подобное желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… Навсегда!

Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор. И все-таки сказал:

– Я навел справки об «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.

Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь остатки зелено-желтой листвы виднелось голубое небо.

– Вернее, нет сведений об экипаже, – поправил он психиатра. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?

– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.

– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:

– А вы?

– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…

«Проскопия?[4] – подумал Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?… В информационном поле содержатся сведения о будущем?»

– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, вновь с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих американских фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выкрутаса не случится.

– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?

– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…

Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.

Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:

– Это все он… Марсианский призрак…

9. Пророчество

Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, оказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим, и слышалось конское ржание.

Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате. А стук… Ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.

Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.

Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.

И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем. За гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищеными шандалами. Толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном, у стены комнаты, стояла еще одна скамья. На ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрасом. Подлинное ложе воина-защитника, а не прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.

Сергей откинул жестко шуршащее легкое одеяло, сел и опустил ноги на пол, покрытый неброским, под стать гобеленам, ковром. Ковер был кое-где заляпан желтыми пятнышками воска. За окном, внизу, по-прежнему то и дело стучали по железу, и доносились оттуда чьи-то голоса.

Сергей машинально взглянул на свои наручные часы: девять семнадцать. Еще вчера он убедился в том, что местные сутки вроде бы соответствуют… нормальным. Только это «девять семнадцать» там, откуда они провалились в неведомое доселе королевство Таэльрин, было девятью вечера, а не утра. Спать они улеглись вчера в начале одиннадцатого, значит, проспали достаточно для того, чтобы хорошенько отдохнуть после вчерашних довольно утомительных лесных переходов-переездов. И утомительных не только для тела…

Сергей встал и в одних трусах направился к скамье, над которой висели мечи и кинжал. Сушить мозги раздумьями с самого утра не хотелось – для этого будет еще море времени. Как там вчера сказал Геныч? «Давайте считать, что мы в заграничной командировке»? Что ж, вот так и будем считать. Пока. А жизнь, она, брат, понимаешь, покажет. Главное, чтоб не в смысле: «Я тебе покажу, урод…»

Сергей провел пальцем по холодному клинку кинжала. Потом вытащил из ножен меч – вопреки ожиданию, тот оказался гораздо легче «калаша» – и неслышно затанцевал босыми ногами по ковру, делая лихие выпады и отражая удары мнимого противника. Получалось у него не очень ловко, скорее даже, неуклюже. Для того чтобы эффективно махать этим Эскалибуром-Дюрандалем, требовалась определенная сноровка, которую не выработаешь за две минуты. Лукин представил себя со стороны – босого, в трусах, с мечом средневекового вида в руках, – негромко хохотнул и вернул меч на место. И на душе у него отчего-то стало легче.

«А почему бы и нет? – подумал Сергей. – Таэльрин так Таэльрин. В конце концов, не все же время мотаться по тревоге в какой-нибудь сто первый микрорайон или куда-то еще… Даешь королевство, блин, а не станцию Кондрашино с торговками-самогонщицами и пьяными придурками! Димке латы привезу, настоящие, рыцарские – обменяю на бронежилет, так и быть. Пусть из зарплаты высчитывают…»

Он встал на скамью, навалился животом на широкий прохладный каменный подоконник и высунулся из окна. С солидной высоты угловой башни хорошо был виден один из четырех секторов обширного двора, отделенный от других секторов двумя сложенными из крупных каменных блоков стенами. Стены по диагонали сходились к центральной башне – донжону. Там располагались покои владельцев замка лонда Гарракса и его супруга лонды Окталии и большой зал, в котором вчера имели честь отужинать «уважаемые подземные мастера Сергей, Геннадий и Александр». Вдоль боковой стены, соединяющей две угловые башни замка, тянулась крытая красной черепицей конюшня. Сергей слышал доносящееся из полумрака пофыркивание скакунов. Рядом с ней примыкала к зубчатой стене еще одна постройка под такой же красной черепичной кровлей. Скорее всего, это была оружейная мастерская. На утрамбованной площадке возле ее раскрытых настежь дверей стоял стол с инструментами. Среди них Сергей опознал щипцы и молотки. Двое смуглых бородачей в длинных кожаных фартуках сосредоточенно трудились у наковальни. Один держал щипцами меч, а другой сноровисто обхаживал клинок молотком на длинной рукоятке (хотя за точность собственной терминологии Сергей поручиться не мог). Сектор справа, за диагональной стеной, ведущей к широкобокому высоченному донжону, почти не просматривался – не хватало высоты обзора. Над ним вздымались развесистые зеленые кроны деревьев, густо испещренные желтыми точками каких-то плодов. Приглядевшись, Лукин решил считать эти плоды яблоками, хотя таких высоких яблонь ему не доводилось видеть. Впрочем, замков вассалов короля видеть ему тоже не доводилось. Вероятно, там находился замковый сад. А еще из окна гостевой комнаты, где провел ночь Сергей, открывалась неплохая панорама территории за стенами замка. Многое Сергей увидел еще вчера, когда двадцатка Гортура выехала из леса и направилась к замковым воротам.

Это произошло уже под вечер – дорога наконец перестала быть отражением реки, повторяющим все извивы берега, и свернула в сторону, на возвышенность. Там лес сначала поредел, а потом и вовсе иссяк, словно деревья устрашились устремленных к небу, соединенных стенами массивных башен, которые господствовали над всей округой. Вид у замка был грозный и неприступный, с налетом торжественной угрюмости, его четкие лаконичные формы были вполне самодостаточны – в общем, замок выглядел именно так, как и должна выглядеть настоящая крепость в приграничном районе.

Дорога вилась мимо домиков с двускатными соломенными крышами. За плетнями, во дворах, виднелись легко узнаваемые атрибуты крестьянского быта: поленницы под навесами, лестницы, приставленные к распахнутым дверцам сеновалов, двухколесные повозки, стожки сена, различные кадушки и горшки и прочий сельхозинвентаръ. Возились в огородах женщины, сидели на бревнах бородатые мужчины, сновала туда-сюда, играя в извечные детские игры, босоногая ребятня. Поодаль, на холме, растопырила огромные крылья мельница. При виде приближавшейся двадцатки селяне прерывали свои занятия и приветственно махали руками – и Гортур с воинами поднимали руки в ответ. Мальчишки пылили ногами по дороге, спеша вслед за конями пограничников. У плетней копошились куры, а за околицей задумчиво бродили по зеленому лугу коровы. Все окружающее выглядело такой идиллией, что Сергею невольно подумалось: уж не в сказку ли их занесло? Он ловил на себе удивленно-любопытные взгляды селян – в разговоры с всадниками, однако, никто не вступал – и чувствовал себя, как во сне. Но был абсолютно уверен в том, что сон этот вряд ли удастся прервать, даже если в самой категорической форме приказать себе проснуться.

Если это и был сон, то удивительно реальный, не упускающий ни одной детали. Вот пахнуло тиной от маленького обмелевшего пруда у дороги. Вот длинная тень от башни легла на канаву, в которой валяется деревянное потрескавшееся колесо. Вот прямо из стены замка, из щели между камнями, тянутся какие-то бледно-зеленые стебельки. Вот с громким натужным шорохом начинают медленно открываться ворота пограничной цитадели…

Да, если это и был сон, то ничем не отличимый от реальности.

А потом… Потом был замковый двор и многочисленная челядь, которая высыпала встречать вернувшуюся с границы двадцатку. Высокое каменное крыльцо донжона, винтовые лестницы, освещенные факелами, ожидание аудиенции. Лонд Гарракс и лонда Окталия – очень симпатичные, по мнению Сергея, моложаво выглядевшие люди с изысканными манерами истинных аристократов, в нарядных одеяниях, украшенных драгоценными камнями. Владельцы замка не стали утомлять и без того утомленных «подземных мастеров» долгими расспросами, отложив все деловые разговоры на утро. И отдали распоряжение слугам проводить троицу в гостевые комнаты одной из угловых башен, чтобы «визитеры» умылись с дороги и через некоторое время вновь вернулись в донжон на ужин в большом зале.

Обменявшись мнениями, «подземные мастера» решили снять бронежилеты и оставить оружие в своих комнатах. Негоже было переться за стол с автоматами в руках, выказывая тем самым недоверие гостеприимным и как будто бы не желающим им ничего плохого хозяевам. Однако Гусев все-таки прихватил с собой пару гранат и «погремушку Перуна» – «на всякий случай». Невзирая на то, что Сергей не приветствовал такое решение, да и молчание Сани Веремеева было неодобрительным.

– Сопрут нашу технику, хотя бы ради любопытства, – будете потом локти кусать, – заявил Гусев.

И после того как слуги заперли двери гостевых комнат, забрал у них ключи.

– А вообще, лучше бы кому-то из нас остаться при нашем арсенале, – добавил он. – Надежнее будет. Можем на пальцах кинуть.

Но кидать на пальцах и Сергей, и Саня отказались.

– Ты тени собственной боишься, Гусек, сам и оставайся, – сказал Саня. – А похавать мы тебе принесем.

– Как бы не пожалел потом, Веремей, – многозначительно процедил Гусев, но от участия в ужине отказываться не стал.

В большом зале было людно. У дальней стены, увешанной гобеленами, оленьими рогами, щитами и различным колюще-режуще-рубящим оружием, полыхал в огромном камине огонь. Длинные широкие столы, расположенные в виде буквы «п», были уставлены серебряными подносами и блюдами, фарфоровыми тарелками, глиняными кувшинами и хрустальными вазами. От обилия разнообразной снеди просто разбегались глаза. Оставалось только удивляться: когда успели приготовить столь грандиозный ужин? Слуги в красных куртках (камзолах? кафтанах?) сноровисто подносили все новые и новые блюда, один за другим выныривая из боковой арки, откуда тянуло вкусными запахами разного варева-жарева. Окон в зале не было, но на стенах горело множество факелов, так что на недостаток освещения жаловаться не приходилось. Представители местного бомонда сидели на длинных лавках с обеих сторон двух параллельно расположенных столов, покрытых желтыми скатертями. А за перпендикулярным к ним столом с белой скатертью восседали в высоких креслах с резными спинками лонд Гарракс и лонда Окталия. Черноволосая миловидная владелица замка была очень хороша в своем длинном белом платье, искусно украшенном золотой и красной отделкой. Голову ее венчала изящная небольшая корона – Сергей не очень разбирался в подобных вещах, но, кажется, такая корона называлась диадемой. Лонд Гарракс, в тон одеянию супруги, тоже был одет в белое с золотом. Рядом с лондой Окталией, в таком же высоком кресле, сидел, скрестив руки на груди, сухощавый лысоватый пожилой мужчина в темно-синем плаще. Сергею почему-то сразу подумалось, что это и есть странствующий маг Ольвиорн. По левую руку от лонда Гарракса пустовали три кресла – вероятно, предназначенные для «подземных мастеров». Сбоку от стола, метрах в двух с половиной над полом, выступал из стены балкон с узорчатыми перилами. Вход на него был занавешен плотной красной тканью. А еще бросалось в глаза обилие прекрасных цветов в больших вазах и кадки с чем-то, похожим на пальмы – или это и были пальмы? – группками расставленные по всему залу.

Несмотря на многолюдье, в зале было довольно тихо – только трещали поленья в камине да слуги слегка постукивали по столам расставляемой посудой. Увидев появившихся на пороге бойцов, лонд Гарракс поднял руку – и к бойцам подскочил молодой человек в зеленом одеянии, расшитом серебристыми полосками. («Ливрея?» – предположил Сергей.) Сменив оставшихся за дверью зала слуг, которые сопровождали троицу, он подвел гостей к креслам рядом с хозяевами замка.

– Странствующий маг Ольвиорн, – представил лонд Гарракс соседа по столу.

Тот едва заметно кивнул, обвел троицу взглядом, и Сергей увидел, что у мага очень молодые и очень ясные зеленые глаза. Молодые – и в то же время мудрые. Глаза человека, знающего тайны, недоступные простому смертному. И еще Сергею показалось, что в глубине этих глаз скрывается какая-то озабоченность. Во всяком случае, маг отнюдь не выглядел веселым. Возможно, у него тут было много работы.

Бойцы по очереди назвали себя. Лонда Окталия при этом очаровательно улыбалась и кивала, отчего драгоценные камни диадемы вспыхивали, мерцали и сияли. Сергей, представившись, добавил, глядя на мага и испытывая невольный трепет перед этим, несомненно, очень необычным человеком:

– Нам необходимо поговорить с вами, уважаемый Ольвиорн.

– Не сомневаюсь, – произнес маг низким, чуть глуховатым голосом. В зале было так тихо, словно он внезапно опустел. Все, затаив дыхание, слушали беседу могущественного чародея с не менее могущественными подземными владыками. – Думаю, это будет удобнее сделать завтра.

– Да, да, утром, после завтрака, – подхватил лонд Гарракс, приглаживая свои длинные блестящие черные волосы, в которых переливался огонь факелов. – А сегодня нужно просто хорошенько поужинать и хорошенько отдохнуть после столь долгого пути. Если уважаемый Ольвиорн не возражает, приступим.

Маг слегка улыбнулся уголками тонких губ. Глаза же его не улыбались.

– По-моему, уважаемый Гарракс, – сказал он, – это весьма разумное решение.

Лонд Гарракс повернулся к бойцам:

– Садитесь, уважаемые Геннадий, Сергей и… э-э… Александр.

Бойцы устроились в креслах, и слуги, отделившись от стены, тут же принялись наполнять их тарелки и бокалы.

– Ну, блин, лучше, чем в ресторане! – негромко, с восхищением сказал Гусев, раздувая ноздри в предвкушении празднества желудка.

Сергей неожиданно увидел в зале знакомое лицо – это был гигант Гортур. Он сменил рыцарские доспехи на щегольское одеяние, перевитое широкими пурпурными лентами.

– Уважаемые! – обратился к внемлющему залу лонд Гарракс, держа в руке бокал с красным вином. – Сегодня мы имеем честь принимать у себя весьма и весьма необычных гостей, прибывших к нам издалека…

Спич лонда Гарракса длился не более минуты, а потом все дружно подняли бокалы. Вино оказалось превосходным – чуть терпким и ароматным, оно пахло так же, как и стоявшие на столе цветы. Нужно было выступить с ответной речью, и Гусев толкнул в бок Лукина: давай, мол, Серега.

Сергей тоже был предельно краток: поблагодарил хозяев за гостеприимство, выразил признательность собравшемуся обществу, особо отметив старшего мечника Гортура, приосанившегося от этих слов, – и осушил наполненный проворным слугой второй бокал.

И ужин начался… Ели неторопливо, пили, как заметил Сергей, понемногу и далеко не все. Завязались за столами разговоры, то тут, то там раздавался негромкий смех. Хоть и слабым было вино, однако и оно, и обильная еда в совокупности с усталостью от пережитых за день перипетий ввергли Сергея в полусонное состояние. Все окружающее словно заволоклось дымкой и стало казаться далеким и каким-то отстраненным. Саня Веремеев как будто бы тоже полудремал, вяло обсасывая куриное крылышко. Размякший Гусев полулежал в кресле, потягивая вино вперемежку с поеданием яблок и винограда. И вдруг, подавшись к Сергею, тихонько хохотнул:

– Представляешь, Серый, если бы сейчас сюда для хохмы «погремушку» запустить! Вот бы шороху было!

– Сдурел, Геныч? – встрепенулся Лукин.

– Шучу, шучу, – добродушно произнес Гусев и выплюнул на тонкий фарфор виноградные косточки.

Сергею такая шутка совсем не понравилась. И он подумал, что, в сущности, не так уж и хорошо знает своего напарника по поимке бандюков.