Помоги проекту - поделись книгой:
Аристократ усмехнулся:
— Ишь ты, «каким ты был, таким ты и остался»! Что же, смотри, — он махнул рукой, и вооруженные люди, стоявшие по обе стороны трона, расступились. За ними вдоль стены тянулись подставки со всевозможными камнями, кристаллами, талисманами и прочими занятными вещицами. Однако Элиота больше привлекли воины: такого разношерстного скопления воителей он не встречал. Но каждый из них внушал уважение. Несомненно, это были герои своих миров, пришедшие, как и он, вернуть свою собственность.
Но проиграли в своей битве. Их глаза, ужаснувшие юношу, как когда-то ужаснули глаза мертвых стражников, ясно говорили об этом. Они не выражали практически ничего. В них не было глубины, присущей человеческому разуму. Столько колдовства в одном месте Элиот представить себе не мог. Меж тем Аристократ продолжал, — эти вещицы — безделушки в своих мирах, но, собранные в одном месте, в умелых руках, они дают почти неограниченную власть!
— Всю-то жизнь ты стремился к власти, — укоризненно заметил Фалькон.
— И всю жизнь ты пытался мне помешать, — азартно воскликнул Аристократ, — определенно, тебе не под силу меня убить.
— Это не от бессилия, — спокойно ответил Фалькон, — ты знаешь это.
На несколько секунд повисло молчание, натягивая струны напряжения.
— Ну, вот и поговорили, — вновь обратился Аристократ к Фалькону, — каждую нашу встречу я предлагал тебе идти со мной. Вместе мы немыслимая сила. Ты и один силен, но почему-то вечно возишься с этими людьми. Итак, последний раз предлагаю: переходи на мою сторону!
Тот, до сей поры лишь с горечью глядевший на него, только едва заметно качнул головой.
Аристократ переменился в лице, быстро скомандовал:
— Юнца убить! Второго не трогать! — и вцепился взглядом в Фалькона.
Тот содрогнулся, но отвести взгляда уже не смог. Элиот, видя этот взгляд, живо представил себе, как также Аристократ смотрел в глаза стражникам, высасывая их души, и они падали мертвыми, так же смотрел в глаза воинам, и они становились слугами.
Но на долгие раздумья времени не было.
Воины, услышав приказ, ринулись на Элиота. Он выхватил меч и изо всех сил попытался вспомнить все, чему его учили. Надсадный хрип Фалькона прервал его мысли:
— Постарайся не убивать никого, иди к Кристаллу!
В следующее мгновение Элиота поглотил бой.
Фалькон трясся, как в лихорадке. Он чувствовал, что его разум охватывается огнем чужой воли. Но это была собственная, родная территория Фалькона, и Аристократ быстро понял бессилие этой попытки. Тут первый почувствовал, что теряет контроль над телом. Его рука помимо воли метнулась к тяжелому охотничьему ножу на поясе. Фалькон напряг все силы, но не смог остановить ее, а она уже занесла сталь над его грудью. Аристократ скупо улыбнулся.
Выбора не было, и Фалькон решился, наконец, на то, на что не решался никогда ранее. И решение это болью отозвалось во всем его теле.
Постепенно ему удалось остановить руку и, перебирая пальцами, перехватить нож. В таком скорченном положении он замер на несколько мгновений. Словно два человека боролись внутри его тела. От мастерства и опыта врага его спасала лишь сила собственной воли и память о людях, ради которых он должен жить.
Собрав все силы, он приготовился к последнему броску.
Почти без замаха, подавшись всем телом вперед, Фалькон метнул нож. Аристократ вздрогнул от толчка. Горячий бой Элиота прекратился вдруг, сразу, как обрывается тугая струна.
Извечная улыбка сошла с лица Аристократа, и он в недоумении посмотрел на свою грудь. Нож по рукоять вошел в его тело.
Лицо его посерело и исполнилось скорби.
— Почему?.. — отрывисто прохрипел он, спрашивая то ли у Фалькона, то ли в пустоту.
Тот в бессилии стоял полусогнувшись.
Слегка оправившись от опустошения, он поднял глаза:
— Что я наделал, — прошептал он в ужасе одними губами и неверной походкой пошел к трону.
Бой прекратился вечность назад. К воинам возвращалась их воля. Они держались за головы, вне себя от боли.
Немногие устояли на ногах. Большей частью они упали на колени или катались по полу. Элиот удивленно смотрел на своего наставника.
— Почему, — недоумевал Аристократ, — выигрывают в конечном итоге, с течением времени… всегда такие как ты?..
Он с грустью смотрел на Фалькона. Потом, схватившись за рукоять ножа обеими руками, выдернул его. Из раны фонтаном хлынула кровь на белоснежную одежду, чей свет неуловимо померк. Аристократ тяжело закашлялся.
— Почему? — продолжал он, протягивая нож дрожащими руками подошедшему Фалькону. Голос его порой срывался на хрип, вместе со звуками из его тела уходила жизнь. — Мы же, по таланту и дарованиям вам не уступаем, порой наоборот, и все наше отличие… мы живем на благо только себе… абсолютно. Вы — для других, а разве это… рационально, а люди зовут нас злом… Почему?
Фалькон склонился над ним. И видно было, что горе его не знает предела:
— Подожди, брат. Ты будешь жить, — бормотал он, поднимая Аристократа на руки и шатко направляясь к дверям.
— Не надо… брат, — прохрипел Аристократ, — я умираю… знать бы ответ… хотя вот… он… в вопросе… положи меня…
Видя, что глаза брата гаснут, Фалькон упал на колени и положил голову его себе на руки. Тот то ли закашлялся, то ли рассмеялся:
— Отец… будет недоволен… хотя он всегда… был недоволен… тобой… извини… брат… я не любил тебя… никогда.
Фалькон закрыл его остановившиеся глаза.
Потом тяжело поднялся и оглядел всех вокруг. Поражала горькая сухость в его взгляде, лице, фигуре. Он поднял руку, словно собираясь сделать какой-то жест, потом уронил ее, и хрипло бросил:
— По домам…
Аристократа не пришлось хоронить. Его тело исчезло, хотя когда, никто из присутствовавших не смог сказать определенно. Сразу же Фалькон повел Элиота домой.
Интересно, что из парка они в этот день так и не вышли. Вечером этого бесконечного дня, на привале, Фалькон попросил юношу достать Кристалл.
— Зачем, — изумился тот.
— Я научу тебя владеть им.
— Но, — удивился Элиот еще больше, — отец говорил, что на это уходят годы!
— Мальчик, — усмехнулся Фалькон, — я научу тебя главному — понимать, а остальное ты постигнешь сам.
На следующий день они прошли немного, но Элиот, вдруг, увидел в окружающих деревьях что-то знакомое. Сделав еще несколько шагов вперед, он чуть было не закричал от радости — это был лес его родины. Выйдя на опушку, он припустил было к замку, что был уже виден, но спокойный голос осек его:
— Я дальше не иду.
Элиот недоуменно оглянулся:
— Почему?
— Если я войду в твой замок, легко ли уйду потом?
Элиот глянул на фигуру, стоящую в невероятно густой тени дерева, и понял: убеждать бесполезно.
— Хорошо, — понурился он, — но ответь на два вопроса. Зачем в ту сторону мы шли так долго, а обратно — гораздо быстрее?
Фалькон без ответа легко скользнул к юноше, но продолжившая его руку сталь лишь зазвенела о клинок Элиота.
— Ты знаешь ответ, — сказал Фалькон, убирая оружие.
— Спасибо тебе. Я не могу даже выразить свою благодарность, — смешался Элиот, — ты столь многому меня научил…
— Не надо, — оборвал его Фалькон, — я научил тебя самому страшному из всех искусств человека — убивать.
С этими словами он полуобернулся в лес, собираясь уходить.
— Постой, — окликнул его юноша, — скажи, как тебя зовут?
— Друг, — ответил Фалькон через плечо, — я же показал тебе, как много миров во Вселенной. Прощай…
— Что же, здесь тебя будут называть «Фальконом», — едва слышно сказал себе Элиот, и крикнул уже пустому лесу, — Прощай!!!
Стрела
Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.
Сегодня таверна была полна как никогда раньше. И немудрено, за стенами ее бушевала гроза, да такая, каких уже давно не видели в городе Эльнере. Находясь на окраине города, таверна приютила и ремесленников, и мелких купцов, и заезжих крестьян, и простой уличный сброд.
Раньше в гуле голосов случайных собутыльников трудно было уловить что-то определенное, но вот уже несколько лет разговоры велись на одну тему — Барон Грегор.
Барон опять поднял налоги, Барон устраивает облавы, Барон сидит на шее и погоняет, Барон, Барон, Барон…
В городе несмотря на события последних лет было много приезжих и никто из посетителей не удивился, когда подсевший к одной из компаний человек долго и внимательно слушал разговоры и спросил, наконец:
— Ежели ваш барон разошелся не в меру, отчего не остановите его?
Сидевшие за столом дотошно оглядели новичка. Его рост и соответствующая очевидная сила внушали уважение, а открытое чистое лицо, обрамленное густыми волосами до плеч, схваченными серебряным обручем у лба, располагало к себе всякого.
Такому трудно было не поверить. Всю его фигуру окутывал свободный плащ, пропыленный не в одной дороге, казавшийся древнее своего владельца. Судя по всему, когда-то он имел темно-зеленый цвет.
— Как же, мы пытались, — пробасил дюжий крестьянин, раньше всех насладившийся видом пришедшего, — да разве тут сладишь? Поднялись наши выселки, а у Барона все солдаты как на подбор, железные. Бьют строем, что нож масло режет.
На глаза его накатило горе.
— Всех наших, и жен, и детей… и стариков… — продолжение фразы вместе с тягучей тоской большим красным носом крестьянина потонуло в обширной кружке хмельного варева.
Спустя мгновение оцепенение спало и с других соседей по столу:
— Как же, и мы с нашим кварталом…
— Мы с цехом…
— Так ведь у него солдат, что звезд на небе…
— Они же не щадят никого…
Минутное оживление вновь навеяло тоску и горестные воспоминания на говоривших. Головы поникли.
— Что же, тогда слушайте, — сказал незнакомец и откинулся на спинку стула, — как на свете бывает.
Далеко это было. Не за год и не за сто лет туда не добраться. А только в одной стране, цветущей, свободной, где всякому места хватало, объявился новый правитель. Очень крут он был на расправу. Запретил охоту в исконных землях, начал пашни у крестьян отбирать, их самих в ярмо впрягать. И пошло и поехало. И все бы ему ладно, да появился один человек, не согласный с ним. Прозвали того человека Робин Гуд…
Когда незнакомец закончил свой длинный рассказ, несколько мгновений над всей таверной висела тишина. Однако вскоре начавшийся гул одобрения прервался чистым ясным голосом:
— А не брешешь?
— Что же неправдой кажется? — спокойным глубоким своим голосом ответил, обернувшись, незнакомец.
— Да вот хотя бы. Ты говорил, что он в муху попадал за сотню шагов!
Незнакомец встал:
— Я слышу, дождь уже утих, пойдем.
За ним на улицу высыпала вся таверна.
Дождавшись, когда шум стихнет, он указал рукой на флюгер городской ратуши, ясно видный в чистом свете полной луны:
— Достаточно ли будет, если я отсюда попаду в глаз этого жестяного трубача на флюгере?
— У этого трубача действительно есть глаз, — удивился один пожилой мастеровой, — Но как ты увидел это отсюда?
Тот не ответил, он уже натягивал тетиву длинного лука, неизвестно откуда взявшийся в его руках. Тонко пропела тетива. Раздавшиеся в царившей тишине удивленные возгласы сменились восхищением. Однако затем слова, которые можно было услышать от все возрастающей толпы, привели бы в трепет любого солдата. Какой-то молодой еще, но бывалый, судя по его лицу и фигуре, человек в черном трико, выкрикнул пару коротких, но действенных фраз, и на руках был взнесен на большую бочку, во главу людей. В толпе замелькало оружие.
Весь город просыпался от мертвенного оцепенения.
Человек же, что рассказал о герое, отступил в тень и вскоре уже шагал по залитым лунным светом полям прочь от города.
А жестяного трубача вольного города Эльнере и по сей день пронзает стрела.
Солнце
Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.
Сияние молнии резко очертило фигуру в дверях. Входя, гость усмехнулся:
— Что-то у тебя, хозяин, не густо.
Поделиться книгой: