— А время смерти?
— Часов десять-одиннадцать вечера.
— И он лежал, получается, восемь часов… И какого черта ему вздумалось прыгать?
— Дети, — сказал Солонин.
Словно это все объясняло.
— А остальные ваши где?
— Из группы? По квартирам пошли. Меня оставили сторожем.
Берсенев поднялся.
Было пасмурно. Порывами налетал ветер и теребил застрявший в ветвях полиэтиленовый пакет. Пожилая чета ушла. Во двор задом, мигая, заезжала «скорая» — фургон без окон, с надписью на борту: «Специальная».
— Ну вот, — сказал эксперт, — сейчас погрузят, и я свободен.
— Куда его?
— В морг на Береговой.
— У вас связь сейчас с отделом есть? — спросил Берсенев.
— Да, — кивнул Солонин.
— Запросите, пожалуйста, похожие случаи.
— Дайте минуту.
Берсенев отошел от фургона, из кабины которого выбрались двое медиков в зеленой прорезиненной униформе, пожилой и молодой.
Судмедэксперт их знал, они поздоровались, обменялись короткими фразами. Прозвучала Береговая. Фургон раскрыл задние двери в темное нутро с железным полом и кожаными навесными лавками по бокам.
Молодой вытащил носилки, пожилой освободил из зажима черный пластиковый мешок.
Берсенев смотрел, как споро они работают: мешок раскрыл пасть, в один миг проглотил труп вместе с простыней и черным китом, вжикнув «молнией», плюхнулся на носилки. Ремни с замками стиснули ломкий пластик. Молодой подкатил носилки к фургону и под хруст сочленений вогнал их внутрь.
Потом они аккуратно, по разным пакетикам, собрали осколки визора, осколки черепа, мозговое вещество и ошметки кожи.
Эксперт подписал им какие-то бумаги, пожилой кивнул Берсеневу, прощаясь. Хлопнули дверцы. Фургон фыркнул, тронулся и медленно вывернул в узкую прореху между домами, к шоссе.
Эх, мальчишка, подумал Берсенев, глядя на пятно на асфальте, вот ты и оставил след в истории человечества. Только смоют его водой из шланга, и не понятно станет, жил ты, был ты или не было тебя вовсе.
Куда прыгнул?
В дыру.
— Александр Степанович, — подступил Солонин, — данные пришли. Наш случай — уже седьмой за полгода.
— Тоже падения с крыш?
— Может, я скину вам на визор? Там информация и по местам, и отчеты, и аналитика. Честное слово, вы бы сразу…
— Я понял. Ладно.
Берсенев потянул визор из внутреннего кармана пиджака.
— О, — уважительно кивнул Солонин, оценив модель, — у вас «модус-трио».
— Я не разбираюсь.
— Очень приличный аппарат.
— Подарок. А мутит все равно.
Берсенев со вздохом закинул фиксирующую резинку на затылок, закрыл глаза и опустил экран визора на лицо.
— Ага, вижу вас, Александр Степанович, — сказал в темноте, разлившейся под веками, эксперт, — идентифицирован, верифицирован, доступ получил, гружу…
— Грузите.
Берсенев открыл глаза.
Асфальт под ногами сделался четким, ярким, по краям поля зрения появились светлые полоски вызова меню и команд, сверху повисли иконки связи, подключения, почты и входящих сообщений. Стоило повести глазами, и всплыл контур мертвого мальчишки, запестрел пиктограммками пояснений и фамилиями оперативного наряда.
Берсенев тоже значился.
— Все, смотрите, — сказал Солонин.
— Сейчас.
Берсенев двинул глазными яблоками, вызывая чуть помигивающую, полупрозрачную иконку входящих писем. «Сводная по несчастным случаям, случаям суицида и смертям неустановленного характера, вызванным падением с высоты» — развернулся, затемнив асфальт, текст.
Надо же, подумалось, и такое есть. Или это автоматически сформированный отчет по запросу эксперта? Аналитика теперь машинная, определи границы поиска, введи ключевые слова, подожди несколько секунд, пользуйся.
Солонин заботливо выделил подходящие семь случаев из тридцати четырех. Или тоже не он, а опять же поисковая машина?
Анна Поспелова, двенадцать лет. Илья Шкатурский, семнадцать. Иван Разумов, пятнадцать. Сергей Лесных и Максим Титоренко, четырнадцать и пятнадцать. Владимир Пудов, девятнадцать. Ирина Вересень, семнадцать.
Все разбились, упав с крыши. Все были в визорах.
Адреса. Улицы разные. Школы разные. Пудов уже студент. Некоторые знакомы друг с другом, как Лесных и Титоренко, но общих связей не выявлено.
Перед глазами Береснева развернулась трехмерная карта с местами обнаружения трупов. Районы, высотки. В основном, высотки, Разумов, правда, прыгнул с четырехэтажки. Никакой четкой картины и видимой закономерности.
Приложенное видео содержало схваченный камерой наблюдения на соседнем доме короткий пролет Ильи Шкатурского. Черная тень на фоне крупнозернистого сиреневого неба, на секунду попавшая в объектив — вот и все.
Береснев переступил и едва не потерял равновесие — фоном, дыбясь, качнулся двор, тошнота подкатила к горлу.
— Осторожнее, — невидимый Солонин придержал его за рукав.
— Я же говорю, мутит.
Берсенев сдвинул визор на лоб, хапнул воздух ртом и сел на пенек спиленной, видимо, в прошлом году липы.
— Такое бывает, — сказал эксперт, проявляясь из цветного пятна. — Смотрите вниз, под ноги. Земля кружится?
— Качается на качелях.
— Погодите, у меня, кажется…
Солонин покопался в карманах легкого стильного пальто.
— Не надо, — вяло махнул рукой Берсенев, — пройдет. Наверное, недели две уже не надевал, с непривычки быстро вдарило.
— Вот.
Эксперт сунул в пальцы следователю желтоватую капсулу.
— Что это? — спросил Берсенев.
— Обычное средство от «морской» болезни, от укачивания. Для жены покупаю, у нее примерно как у вас. Но слабее.
— И помогает?
— Когда как. Чаще помогает.
— А запить? — поднял голову Берсенев.
— Можно так, — сказал Солонин. — Правда, горчит.
— Шесть дел, я посмотрел, уже сданы в архив. Ни одного намека на суицид, падения везде проходят как несчастный случай.
— Значит, здесь, вероятно, еще один.
Берсенев сунул капсулу в рот и кивнул.
— Это визоры. Я более чем уверен.
— Что — визоры? — спросил эксперт.
— Показывают свет, где темно, рисуют жидкое, где твердое, продолжают крышу там, где ее нет и быть не может.
— Ну, это полная ерунда.
— Почему?
— В визор встроен программный модуль, который оценивает потенциальную опасность дополненной среды для пользователя. Он просто вырубает ее, и визор в таком случае превращается в обычный прозрачный пластик. В очки, грубо говоря.
Берсенев хмыкнул.
— Эти визоры хакают все, кому не лень. Самопальных прошивок — на каждом торренте. Потом наберите еще: «Нелепая смерть из-за визора». Гарантирую, удивитесь количеству роликов. За десять тысяч уже по миру. Кстати, как у вас со временем?
Эксперт оглянулся на дом.
— Я бы группу подождал.
— Может, подниметесь вместе со мной на крышу?
— В сущности, я и сам хотел, — сказал Солонин. — Только ключей вроде нет.
— По пожарной. Дети, я думаю, забрались по пожарной. С площадки второго этажа.
— Ох, соблазняете. Давайте.
Они зашли в подъезд.
— Романтика, — сказал Берсенев.
— Ладно вам.
Выход на площадку пожарной лестницы находился в конце коридора. Дверь, короткий тамбур, еще одна дверь, запертая, но с отсутствующей нижней филенкой.
— Видите? — кивнул Берсенев.
Он присел и прополз наружу, на железный дырчатый лист, огороженный прутьями, с лестничным, тоже железным, уходящим вверх пролетом.
— Я не знаю, пролезу ли, — сказал Солонин, опустившись на корточки.
— У вас плечи уже, пройдете, — заверил его Берсенев.
— Ну, смотрите.
Судмедэксперт подобрал полы пальто. Сначала ладони, а затем и голова его, увенчанная визором, появилась снаружи. Раздался треск.
— Дьявол! — Солонин замер. — Я, кажется, что-то порвал.
— Пальто дорогое?
— Дорогое. Кашемир. Посмотрите, нигде не зацепилось? Не хочется дорывать.
— Сейчас.
Берсенев просунул руку над экспертом, ощупал верх дыры, повел в сторону и обнаружил тонкий гвоздь, зацепивший Солонину левое плечо.
— Нашел, — он выдавил гвоздь из кашемира и согнул его. — Теперь ползите.