Помоги проекту - поделись книгой:
Программа торможения первого периода была закончена. Описывая огромную спираль, «Кассиопея» поглощала пространство, переходя с орбиты на орбиту.
Над астрономическим пультом мигали сигнальные неоновые лампы. Это означало, что в поле зрения локаторов попадали метеоры или далекие планеты. В ракетном корабле не были предусмотрены иллюминаторы. Объективы телевизионных камер, установленные на ВАПе, заменяли их.
Человек включил экран. На минуту мутная пелена, изрезанная темными полосами, заслонила его, но сервомоторы сменили объектив, и на стекле заиграли красно-оранжевые блики далекого и самого близкого соседа Земли — Марса. .
Человек не удержался. Он нажал кнопку вызова.
— Вольт! Иди сюда. Скорее, мы почти… у цели.
У него чуть не вырвалось
Человек отвел глаза от экрана. На пульте все еще лежал раскрытый на последней странице бортовой журнал. Две строчки записей были жирно подчеркнуты — старая земная привычка выделять главное.
«Мы побывали в трех разных звездных системах. И две планеты носили следы цивилизации». Только
— Можно войти?
Дверь плавно отъехала в сторону. На пороге рубки стоял Вольт. Нет, пожалуй, шестнадцать дать ему трудно, а вот четырнадцать- вполне. Невысокого роста, стройный, с хорошо развитой мускулатурой, — по раз заведенному порядку все члены экипажа три часа в день занимались специальной космической гимнастикой. Мальчик подошел к отцу.
— Помнишь, я тебе рассказывал о Марсе — соседе Земли?
— Прости, отец, ты рассказывал, что в этом районе встречаются густые метеорные потоки.
Между тем, мы не слышали пока ни одного сигнала от локаторов защиты… Не кажется тебе это странным?
Настроение было испорчено. Вместо радости прибытия он вдруг ощутил страх, как перед катастрофой.
Вольт продолжал:
— Кроме того, где загадочные спутники этой планеты? Ты о них тоже много говорил. Их должно быть два?.. Я не ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься…
Он еще раз сменил объектив. Теперь диск планеты занял снова весь экран и из-за его сверкающего края темным колобком выкатилось маленькое пятнышко.
— Если это Марс, то первым нас приветствует Деймос — его далекий спутник. По-древнегречески «Деймос» — «Ужас». А где же его брат «Страх»?
— Отец, почему у спутников этой планеты такие странные названия?
— Видишь ли, римляне называли Марсом бога войны А всякой войне обязательно сопутствуют страх и ужас…
Человек говорил задумчиво, не отрывая пристального взгляда от экрана. Мальчик внимательно смотрел на отца.
— А что такое «Бог», «Римляне» и «Война»?
Человек очнулся. Он взглянул на сына и ответил:
— Это старая и длинная история, Вольт. Как-нибудь я расскажу ее тебе. Но где же Фобос?..
Меняя объективы, он пытался рассмотреть красную планету. Второго спутника видно не было.
— Но ведь я не мог ошибиться. Это Марс?..
Некоторое время он внимательно разглядывал показания приборов, всматривался в изображение на экране. Потом выпрямился и торжественно сказал:
— Вот она, смотри!
Из левого угла экрана на смену красной планете выплыла небольшая голубая звездочка.
— Планета Земля?..
В вопросе Вольта проскользнули нотки заинтересованности. Отец кивнул головой. Он не мог говорить. Сколько биллионов километров осталось за кормой его корабля. Он побывал в трех разных звездных системах… И вернулся.
Мальчик еще раз внимательно посмотрел на отца. Внимательно и удивленно. Может быть, чуточку более внимательно, чем обычно…
— Твоя родина?..
— Моя и твоя! Ты же человек — сын Земли!
Чуть заметно Вольт пожал плечами. Отец
не заметил его жеста. Медленно тянулись бесконечные часы, пока голубая звездочка достигла центра экрана. И тогда, зажмурив на минуту глаза, человек включил большой телескоп.
А когда он открыл их снова, на холодном стекле экрана призрачным голубым светом мерцала странная планета, опоясанная широким светящимся кольцом.
Некоторое время он не верил глазам. Сатурновое кольцо? Этого не могло быть.
Человек вращал ручки верньеров, пытаясь рассмотреть контуры знакомых материков. Азия, Африка, Америка? Под пухлым облачным одеялом атмосферы плыли неотчетливый? пятна.
Неужели ошибка?.. Не доверяя Приборам, он сам вел прокладку обратного курса, вычислял поправки к программе…
Неужели он привел корабль в чужую звездную систему?..
Его напряженное лицо с крупными каплями пота на лбу отразилось в стекле экрана.
Кольцо? Откуда это кольцо?..
Нет, это была не Земля. Чужая планета чужой солнечной системы.
Шестьдесят часов работала электронная счетная машина, проверяя результаты его вычислений.
Шестьдесят часов человек не выходил из главной штурманской рубки.
Шестьдесят часов Вольт самостоятельно проводил программу торможения, снижая скорость.
«Кассиопея» заканчивала гигантскую спираль, приближаясь к ее центру, к странной голубой планете с круглым, как шайба, кольцом, перпендикулярным плоскости эклиптики.
И все-таки это была планета людей — Земля!
Та, с которой он стартовал тринадцать ракетных лет назад с экипажем из пяти человек и на которую возвращался один с десятилетним сыном.
Земля! Он понял это еще до того, как табулятор выбросил из своей пасти подтверждение — сводку результатов проверки, исписанную длинными столбцами цифр. Понял по волнению, которое испытывал, глядя на голубую планету, по слезам радости, которые не удавалось сдержать и которых он стыдился перед сыном. Понял тем шестым, десятым, черт возьми, чувством, чувством человека, тринадцать лет не видавшего родную планету и тринадцать лет сдерживавшего стремление переложить рули на обратный путь.
У Вольта не могло быть этого десятого чувства. Вольт родился в ракете, видел слишком много разных миров. И не видел одного- Земли. Впрочем, он сам сделал все, чтобы в душе мальчика не могла поселиться тоска по родной, но бесконечно далекой планете. Долгими сутками одиночества, когда только большие астрономические часы, включенные на Земле, говорили о том, что время не остановилось, человек начал рассказывать маленькому сыну сказки. В этих. сказках не было принцев, не было добрых злых волшебников. И все-таки они были прекрасны и поэтичны. В этих сказках жили крошечные, но могущественные частицы со звучными именами — гипероны и мезоны. Частицы дружили и враждовали друг с другом, живя в . мире удивительных законов. А еще он. рассказывал сказки про кометы и далекие звезды.
Сначала ему удавалось придумывать только самые простые истории, да и они давались, пожалуй, не очень легко. Первые сказки больше походили на запутанные до нелепости научно-популярные статьи. И все-таки мальчик слушал отца с широко раскрытыми глазами.
Постепенно истории становились сложнее, охватывая новые и новые области науки. Не раз бывало, что для ответа на вопросы мальчика человеку приходилось просматривать бесконечные фильмокопии, рыться в справочниках. Чтобы облегчить себе работу, он рано познакомил сына с основами высшей математики. И это дало совсем неожиданный результат. Математика, подкрепившая сказку неопровержимостью доказательств, навечно уложила полученные знания в кладовые памяти. А Вольт научился мыслить совершенно иными категориями. Вольт читал сложные математические выводы, как приключения. Он легко постигал те абстрактные образы, над которыми отцу приходилось напрягать мысль. Без видимого усилия усваивал сложнейшие понятия квантовой механики и теории относительности. Правда, за свои способности Вольт заплатил жизнерадостностью. Он редко радовался, еще реже улыбался и, пожалуй, совсем не умел смеяться.
Звякнул табулятор. На металлическую решетку упал бланк с цифрами. Ответ. Человек протянул руку, взял плотную картонную, карточку.
Ошибки в расчетах не было.
— Мы возвращаемся на Землю, Вольт, понимаешь?
Мальчик внимательно посмотрел на отца.
— Ты в этом убедился только сейчас?
— Да, конечно, вот результаты проверки, взгляни.
— А я был убежден, что ты знал об этом и раньше.
— Почему ты так думал?..
Вольт пожал плечами.
— Не знаю, мне так казалось. Мне казалось, что ты с самого начала был уверен в том, что эта планета, с которой вы стартовали…
— Это планета, на которой мы родились. Колыбель человечества.
— Я помню, ты мне рассказывал, что звезда Солнце имеет самую богатую биосферу. И что наиболее пригодна для существования органической жизни планета Земля.
Человеку стали неприятны слова сына, сказанные о Земле. О его Земле, родине, к которой он стремился все эти тяжелые годы.
— Подожди, дружок, а что ты знаешь о Земле вообще?
— Тебя интересуют ее астрономические данные?..
Они замолчали. Человек еще раз проверил скорость, показания контрольных приборов и, словно рассуждая вслух, произнес:
— Пожалуй, можно включать передатчик. Сигнал прибытия. Мы приближаемся к лунной орбите.
— Отец, а почему мы не включили передатчик вчера или десять суток назад? Мы могли бы получить пеленг.
— Нет, слишком велика была скорость «Кассиопеи», нас никто бы не понял. Понимаешь, по той же причине при полете на субсветовой скорости мы не могли пользоваться ни оптическими приборами, ни локаторами. Скорость радиоволн сравнима с нашей, и любая информация искажалась бы до неузнаваемости.
Он помолчал немного и добавил:
— А то, что за тринадцать лет нас не проткнул ни один метеорит, следует, пожалуй, отнести за счет твоей или моей счастливой судьбы.
Он разволновался и про себя отметил, что становится излишне словоохотливым. Но, не удержавшись, добавил:
— Будем считать, твоей.
И тут же пожалел о сказанном.
— А что такое «судьба»?..
Человек не ответил. Он включил передатчик. «ЗЕМЛЯ, ЗЕМЛЯ!» — понесся из контрольного динамика знакомый до боли голос. И сразу вспомнилось, как готовилась эта запись…
Они праздновали Новый год. Первый год, проведенный на борту «Кассиопеи». Ровно в двенадцать Марта неожиданно включила магнитофон. Она приготовила эту передачу сюрпризом. И с тех пор на каждой встрече Нового года после музыки государственных гимнов стран, представители которых были на борту космического корабля, голос Марты повторял:
«ЗЕМЛЯ, ЗЕМЛЯ! ГОВОРИТ «КАССИОПЕЯ», ПЕРВАЯ МЕЖЗВЁЗДНАЯ, СТАРТА ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОГО ГОДА. МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ. ПРОСИМ УКАЗАТЬ КАРАНТИННУЮ ОРБИТУ. ЭКИПАЖ КОРАБЛЯ…»
Дальше шло перечисление всех, стартовавших восемнадцатого августа. Это перечисление должно было явиться символом того, что они все вернутся обратно. Но прошел год, и им пришлось стереть с ленты имя Алексея. На его место добавилось, правда, имя Вольта, но ушли Пакстон, Летруа. А сутки назад, когда ему стало совершенно ясно, что они возвращаются на Землю, человек стер имя Марты. Остался только ее голос.
Ему предстояло еще подготовить Вольта к приземлению, к встрече с людьми. И это была задача не из легких.
— Отец, долго мы будем в карантине?
Поделиться книгой: