Насколько я в курсе того, что происходит в Голландии, в Бельгии, говорят, гораздо хуже, не говоря уже о Франции и Англии – понятно, что западные державы боятся нас. Возможно, не из-за нашего национал-социалистического строя и не только потому, что мы немцы. Нет, они боятся присущей нашей нации аккуратности и методичности, нашего чувства справедливости, эффективности нашей экономики, наших праздников, таких как 1 мая, которых они не знают. Они боятся нашего германского таланта к организации, боятся немецкой пропаганды; боятся, что их собственные народы сами восстанут ото сна и палками погонят прочь своих правителей или перетопят их, как собак. Вот чего боятся господа в Лондоне, Париже, Брюсселе и т. д. Но не волнуйтесь, джентльмены! Ваш час быстро приближается, и в любую минуту вы можете оказаться на дистанции соприкосновения с нами. С Германией все в порядке, у нее есть вермахт, во главе которого стоит наш дорогой любимый Адольф Гитлер! Мы найдем вас, я верю в это…
Суббота, 18 мая 1940 г
14.30. Огромная колонна солдат [пленных] приближается к нам с противоположного направления: бельгийцы и французы, около пятисот человек, держат путь в Берлин… О да, герр Даладье и Ко, мы представим вам наш небольшой счет. Жители Остмарка (то есть австрийцы), которых вы так жалели! Возможно, вы сможете лично выразить свои симпатии; я и мои товарищи будем рады принять их. Или, возможно, вы на всякий случай перебрались в Лондон? Ну, если вы только немного подождете, мы скоро будем и там…
…Я просто не могу объяснить, как возможно, что два народа, которые живут друг от друга на расстоянии всего нескольких миль, демонстрируют такие различия в культуре, образовании, организации и т. д. В Голландии все стало для нас очень приятным сюрпризом; в Бельгии все просто, как в Польше!
Воскресенье, 19 мая 1940 г
В лучах прекрасного весеннего солнца и в громе битвы на Западе ты, моя самая дорогая Хенни, празднуешь первую годовщину своего материнства. Я уверен, что в этот день ты подойдешь к кроватке нашей малышки и другими глазами посмотришь на нашу плоть и кровь, а дитя будет радостно и счастливо тебе улыбаться. Это мама. Сегодня она ничего не понимает, но позже поймет, что является частью тебя, узнает, что сможет обратиться к тебе с любой своей проблемой.
Так бывает с каждым. Даже когда человек уже стар и сед, он всегда с любовью относится к своей матери. Как много товарищей, которые отдали свои жизни в этой гигантской решающей битве (Entscheidungsschlaht), погибли со словом «Mutter» на губах… Я знаю и то, что на вас, матерях, в этой войне лежит особенная ответственность… Будьте непоколебимы в святой вере в правоту нашего дела, никогда не теряйте веры в нашего дорогого любимого фюрера, гордитесь тем, что ваши сыновья могут участвовать в этой величайшей в истории войне. Будьте счастливы, если вам будет позволено пожертвовать ими для Народа, Рейха и Фюрера. Будьте честны и правдивы, немецкие матери!
Вторник, 28 мая 1940 г
11.30. По радио мы услышали, что бельгийская армия сдается без всяких условий. Мои глаза наполнены влагой от радости и гордости за свершения нашего вермахта, от чувства уважения и благодарности к тем, кто пал. Теперь пришла очередь тех, кто больше всего виновен (французов и англичан). Мы идем к вам…
Понедельник, 10 июня 1940 г
По дороге нам встретилась машина, рядом с которой стоит одно из наших артиллерийских подразделений. В стороне лежит один из солдат, мертвый, с ножом в груди. Другой тяжело ранен, но пока жив. Он рассказал нам, что на них напали и нанесли удары ножами поднявшие мятеж пленные негры. В качестве возмездия мы отсчитали двадцать негров и расстреляли их на месте… Вечером мы узнали, что Италия объявила войну Франции и Англии…
Понедельник, 17 июня 1940 г
В городе Сен-Сож[39] к нам на очень хорошем немецком обратилась женщина, вероятно, еврейка! Она выразила восхищение тем, что мы совершили за последние три недели. Это действительно невероятно! Мы сами едва верим в то, что это сделали мы… В субботу 18 мая я уже написал тебе в письме свой совет, герр Даладье, которым может воспользоваться и сменивший тебя Рейно… Я не знал тогда, что пройдет едва пять недель, как в наших руках будет Париж, а твои армии будут полностью разгромлены. Но я твердо знал одно: в момент, когда твои армии будут сдаваться, тебе придется бежать далеко-далеко. Это я знал. Герр Рейно, вы получили сомнительную награду возглавить свой народ в этот самый исторический момент; вам принадлежит сомнительная заслуга ввергнуть два народа в состояние полного хаоса. Вам принадлежит сомнительная заслуга позорно предать свой народ и бежать.
Вы не сможете повернуть назад колесо истории, герр Рейно, но придет время, когда история поступит с вами по справедливости, так, как вы того заслуживаете… Пока мы шли вперед, до нас довели специальное обращение из ставки фюрера: маршал Петен ведет переговоры о перемирии. Он спрашивает у фюрера, какими будут наши условия. Мой бог! Мы не можем в это поверить… Я так безумно счастлив…
Понедельник, 24 июня 1940 г
В 23.50 я услышал специальное обращение (по радио) о том, что в 1.35 ночи (25 июня) все боевые действия должны быть прекращены. Война на Западе завершилась. Одержана одна из славнейших побед в истории Германии! Мы совершили это!
Вторник, 25 июня 1940 г
Первый день мира на Западе. Сегодня, скорее всего, продолжения наступления не будет. Машины, оружие, технику нужно привести в порядок… У меня до сих пор только одно желание: добраться до Англии… Мне вернули посылку для унтер-офицера Враза из 6-й роты (погибшего). Она хорошо упакована и прочно перевязана несколько раз шпагатом. Довольно тяжелая. Я долго внимательно рассматривал посылку, прежде чем написать на ней красным карандашом: «Пал за Великую Германию» (Gefallen für Grossdeutschland). Потом отправил посылку обратно его вдове. Что могло быть внутри ее? Может быть, печенье с изюмом, которое он любил. Может быть, яблоки. Несколько открыток из его прекрасной Штирии. Возможно, хорошие сигареты. Враз курил только по воскресеньям. А может, письмо, где она пишет, что беременна. Враз только недавно женился. Бедняга Враз. Бедняга? Нет, брат. Ты богат, сказочно богат. Ты отдал самое лучшее, прекрасное, драгоценное за свою Родину. Ты «пал за Великую Германию».
Пятница, 19 июля 1940 г
21.00. В моих ушах все еще стоит раскатистое «Хайль!». Я только что вышел из комнаты командира, где слушал речь фюрера.
Перед глазами я видел мундиры делегатов рейхстага цвета фельдграу, видел толпы из тысяч и тысяч человек, собравшихся перед зданием Кролль-оперы в Берлине, чтобы выразить свою горячую любовь фюреру и его окружению. Даже теперь я слышал слова, вылетавшие из каждых уст. Я сидел за столом, погрузившись в собственные мысли.
Речь увлекла меня, как и большинство немецкого народа… Если вспомнить о том, как прошли последние десять месяцев войны: разгром Польши, героическая битва за Нарвик, капитуляция Голландии и Бельгии, сокрушительное поражение Франции, то во все это просто невозможно поверить. Здесь имело место сочетание блестящей военной стратегии с самым мощным государственным умом. Нашему чудесному вермахту, выступившему как единое целое, была обеспечена абсолютная поддержка промышленности страны. Но превыше всего то, что теперь уже представляется очевидным: Всемогущий благословил нас в этой борьбе!
Мы знаем свою силу! Мы знаем, что на завершающем этапе этой борьбы нас ждет самая славная победа в истории. Мы ничего и никого не боимся. Ведь, в конце концов, фюрер объявил, что наша готовность к этому последнему этапу борьбы ни с чем не сравнима, запасы оружия и боеприпасов неизмеримы, наш тыл, бензин и другое горючее, неистощимые запасы сырья…
Но несмотря на это: фюрер вновь воззвал к разуму. Как солдат, как человек, как победитель! Он вновь дал Англии и миру возможность закончить эту бессмысленную битву. Что за человек!
Тем не менее я знаю, что будет дальше. Вы, мистер Черчилль, вновь отнесете это к слабости рейха. Вы проигнорируете последнее предложение или отмахнетесь от него жестом идиота. Возможно, вы даже не почувствуете результатов последних усилий; при последнем рассмотрении лишь английский народ прочувствует их, потому что они ощущаются только людьми, а не преступными руководителями.
Мы солдаты, и мы, как сказал фюрер, рождены для борьбы с Англией, нашим лукавым врагом! Это видно по всему, что я уже писал прежде. Мы намерены отомстить за все оскорбления и беды, которые она (Англия) обрушила на немецкий народ, особенно на наших солдат. Мы хотим отомстить за те насмешки, которыми она осыпала нашего фюрера, отомстить за убийства наших женщин и детей. Наконец, мы хотим добиться от нее признания нашего права на существование!
Дайте нам жить согласно нашей собственной свободной воле, мистер Черчилль, и тем самым вы спасете жизни миллионов людей. Вы убережете английский народ от бессмысленных гор трупов; вы спасете свою землю от еще большего опустошения, чем это случилось с Францией.
Герр Черчилль! Вот рука доброй воли, протянутая фюрером, сознающим всю глубину своей ответственности. Она подразумевает свободу начинать работать и восстанавливать разрушенное. Либо разрушение, нищету, нужду и разрушенную империю.
Однако в обоих случаях отныне и на все времена великий рейх станет еще крепче!
Выбирайте, мистер Черчилль!
Письмо к Хенни, записанное в дневнике:
Суббота, 1 февраля 1941 г
Завтра в 19.30 мы отправляемся из Вены с вокзала Банхоф-Штадлау. Уже в четвертый раз с тех пор, как началась моя армейская жизнь, я должен расстаться с тобой, не зная, когда я вернусь и вернусь ли… на этот раз все подругому, ведь ты ждешь нашего второго ребенка (Хайнц Петер родится 30 апреля 1941 г.).
Боже мой! Как я горжусь тобой. Как прекрасно знать, что я могу называть одну из лучших, храбрую и дорогую мне женщину своей. И как я счастлив и рад, что с нами наша малышка, наше маленькое солнышко…
Я оставляю тебя и Лорли, и все, что мне дорого, но мне не тяжело уезжать. Меня зовет мой долг, мой фюрер. Я рад и горд – не устаю это повторять, – что могу быть там, где немецкий мужчина может по-настоящему продемонстрировать свои истинные черты. И я знаю, что в этот период будет решаться наша судьба на ближайшие столетия. Я вверяю тебя Богу!
Суббота, 8 февраля 1941 г
Венгерское население настроено очень дружелюбно. В городе Темешвар (Тимишоара)[40] мне удалось купить салями, 8 марок за килограмм… По прибытии в Румынию сразу можно было почувствовать разницу в людях – неимоверно грязные, вонючие типы…
Воскресенье, 9 февраля 1941 г
Нам строго запрещено покупать товары и тому подобное и приходится быть настороже… В этом нет ничего страшного, потому что здесь по-настоящему дешево стоит только еда, а все остальное очень дорого. Венский шницель стоит 32 лея, яичница из одного яйца с ветчиной – 28 леев, пара сосисок с горчицей – 24 лея, бутылка вина – 50 леев и т. д. А костюм стоит от 6 до 8 тысяч леев… Здесь для нас просто сказочный курс обмена денег: за одну марку дают 80 леев (по официальному курсу – всего 50 леев).
Среда, 12 февраля 1941 г
Достаточно бросить лишь один взгляд на румынских солдат, чтобы сразу же вспомнить, как выглядели польские, бельгийские или французские солдаты. Очень-очень важно… Румынский солдат получает 60 леев в месяц…
Понедельник, 24 февраля 1941 г
В субботу наконец-то я неожиданно побывал в Бухаресте. Мы выехали на мотоцикле в 2 часа дня и были там к 5.00. Вскоре стемнело – Бухарест полностью затемнен, – но я успел заметить кое-что: огромный контраст между богатыми и бедными; красивейшие высотные здания рядом со старыми историческими постройками; шум и движение транспорта, какого я никогда и нигде больше не видел; недисциплинированные пешеходы, не обращающие ни малейшего внимания ни на многочисленных полицейских, изо всех сил дующих в свои свистки, ни на красный свет светофоров… Вечером я поел в прекрасном ресторане и заплатил 70 леев за свиную котлету с картошкой…
Вторник, 26 февраля 1941 г
Нам предстоит походным порядком выдвинуться в Болгарию…
Воскресенье, 2 марта 1941 г
В 12.00 мы проехали через мост на Дунае между Джурджу и Русе. В самом Русе, который расположен прямо на Дунае и является нашим первым болгарским городом, нас встретили очень сердечно. Болгарские солдаты энергично салютовали нам. Здесь очень хорошо видна разница между румынскими и болгарскими солдатами. Нам бросали цветы и сигареты, а люди постоянно кричали: «Хайль Гитлер!», «Ауф видерзеен», «Гуте райзе» и так далее. Дома украшали немецкие и болгарские флаги… И снова мы, солдаты, ощутили гордость и радость за то, что мы немцы. Это прекрасное чувство – быть немецким солдатом, видеть, как тебя вот так приветствуют. Пусть каждый из нас поймет, что мы можем по праву гордиться собой, гордиться тем, что весь мир смотрит на нас с восхищением. Камераден! Это то, как следует жить!
Понедельник, 3 марта 1941 г
10.00. Мы только что проехали Габрово. Никто не думал, что здешнее население будет настроено к нам настолько доброжелательно. Сигареты, книги, фрукты, дружеские крики «Зиг хайль», «Гуте райзе» и т. д. звучат здесь и там. Под Габрово находится завод, построенный в полном соответствии с нашим принципом «красоты в работе». Сияющие высокие окна, рабочие кварталы для рабочих, прекрасный парк и т. д. Безошибочно чувствуется наше влияние.
Вплоть до этого момента я могу заметить лишь то, что Румыния не идет ни в какое сравнение с Болгарией…
13 марта 1941 г
Некоторые, пусть и немногие, из солдат успели заразиться венерическими заболеваниями. Это, конечно, отвратительно не только для семейного мужчины, но и для холостяка. Как может тот, кто называет себя немецким солдатом, связываться с этими старыми созданиями в юбках, подметающими хвостом улицы, которые попадаются им по дороге? Ясно же, что вряд ли достойная женщина будет так себя вести. Очевидно, те, кто заработал себе болезнь, не осознают себя немцами, не думают о последствиях, которые они могут иметь для людей и, разумеется, для них самих. Противно!
15 марта 1941 г
Теперь нам предстоит наступление. Мы собираемся войти в Грецию…
Вторник, 1 апреля 1941 г
Условия для фольксдойче в Югославии становятся невыносимыми. Сегодня в Грац должны прибыть два поезда с немецкими беженцами. Рассказывают о людях, которых, как раньше в Польше, подвергают гонениям и т. д. Но, мои дорогие сербы, пару дней терпения, и мы придем…
4 апреля 1941 г
Сегодня днем мы получили приказ атаковать Югославию. Мы не сложим оружия до тех пор, пока югославское правительство в его нынешнем виде не будет сокрушено, пока об этом стаде убийц, положившем начало рекам крови, каких до этого не знала история, во время мировой войны, «не позаботятся»…
Пасха, воскресенье 13 апреля 1941 г
Нам только что сообщили о падении Белграда. Это означает конец правительства Югославии…
Понедельник, 14 апреля 1941 г
В 3.00 мы пересекли границу между Югославией и Грецией… К моему удивлению, я не видел [греческих] солдат сдающимися в плен, бредущими по оккупированной нами территории без оружия, как это было в Польше, Голландии, Бельгии, Франции и Югославии. Может быть, они более хорошие солдаты, чем все остальные?
18 апреля 1941 г
Мы обнаружили несколько тяжелораненых солдат. Они пролежали под дождем четыре дня. Англичане не перевязали никого из них; напротив, они положили их прямо там, где падали снаряды нашей артиллерии. Нашим умирающим товарищам давали воду пополам с бензином. Этот скандальный факт поведения англичан под Стена-Портас никогда не будет забыт.[41]
8 мая 1941 г
В 3.00 мы вновь пересекли границу между Грецией и Югославией. Я уезжаю из страны, которая не произвела на меня абсолютно никакого впечатления. Я был так разочарован. Мы так и не смогли увидеть из того, что в Европе считается старой Kulturland. Грязный и жирный народ и невозможно бедные глиняные домишки и здания повыше… Мы не были в настоящей Греции, в ее исторической части, но, наверное, и там не лучше.
Насколько я могу судить, за спиной этой нации не меньше чем две тысячи лет,[42] и она жива только своими вековыми (если не эпохальными) культурными традициями.
И вновь еще одна страна пала из-за вас, герр Черчилль, потому что вы ее выбрали в качестве плацдарма против непобедимого рейха. И так же, как вы поступили и с другими, вы бессовестно предали ее. Хорошо еще, что греки не решились устроить такую же кровавую бойню, как это произошло во Франции amp; Co. Но даже этих немногих вы обрекли на смерть, герр Черчилль. Когда однажды будет написана история величайших в мире военных преступников, вы, несомненно, будете иметь сомнительную честь занять среди них первое место.
Часть третья
Война против Советского Союза
Фридланд, Верхняя Силезия, 21 июня 1941 г
Сегодня мы выдвигаемся, несмотря на то что не успели получить все наши машины. Мы получили целую партию новых, а те, что еще не пришли, ожидаются сегодня. Я сомневаюсь в этом, но это должно сработать, ведь так бывает всегда.
Я еще не знаю, что происходит. Но чуть позже нам предстоит отправиться на Восток и, вполне вероятно, в Россию. Но для чего? Я не верю, что фюрер мог подписать пакт о ненападении только затем, чтобы два года спустя нарушить его. С другой стороны, нам приказали быть готовыми к атакам с воздуха, постоянно твердят о концентрации войск. И если Молотов действительно был удален и Сталин входит в сделку с Англией,[43] тогда, конечно, ясно, что нам придется его раздавить. Лично я думаю, что произойдет вот что: нам просто добровольно разрешат проделать наш марш. В любом случае мы узнаем об этом завтра или в течение пары дней.
Я пытался позвонить тебе вечером, но тебя не было дома.
22 июня 1941 г
Пришлось работать до без пяти минут 4.00 утра, и у меня едва хватило времени добежать до машины командира до нашего отъезда. Несколько жителей городка шли рядом с нами и стояли на улице, пока мы не выехали за его пределы. Многие наши товарищи получили цветы и даже любовные послания, и под огромное море вздымающихся рук в 4.15 мы покинули Фридланд.
Сегодня чудесный день, и легко убедиться в том, насколько полезно для здоровья выезжать с утра пораньше. Пока я пытался понять, что же происходит, в 6.00 мы узнали, что Германия, Румыния и Финляндия[44] с сегодняшнего дня находятся в состоянии войны с Россией.
Некоторые из нас просто раскрыли рты от изумления, некоторые восприняли новость невозмутимо, кто-то ужаснулся. Последних переполняли зловещие предчувствия, что это не может кончиться хорошо. Лично я считаю, что это хорошо, что мы идем на битву с врагом лицом к лицу, а не предпочитаем предоставить это нашим детям. И вот почему: в долгосрочной перспективе невозможно, чтобы два великих народа, проживающие рядом друг с другом, имеющие настолько различное мировоззрение, продолжали жить в мире и взаимопонимании.
Битва между коммунизмом, разложившим так много народов, и национал-социализмом должна произойти. И если сейчас мы способны победить, то лучше начать эту битву, чем отложить на потом. И фюрер знает, что делает. И наконец, я уверен, что все закончится хорошо.
Прямо в начале нашего пути радиатор машины запачкал воробей, и майор распорядился, чтобы мы не трогали эти пятна. Но если машину придется помыть, то придется смыть и птичье дерьмо. Как мы смеялись над ним! Он часто и громко рычит, наш шеф, но делает это беззлобно. И адъютант тоже широко известен своим резким характером, и только водитель, мокрый до самых ушей унтер-офицер из Штирии, испуганный и робкий, – он думает, что майор не человек! Но я все же расскажу ему, что к чему!
В Ченстохове и других крупных городах евреев собрали вместе в особых местах – как в нашем Юденгассе в Вене. Когда они выходят оттуда, то, независимо от того, мужчина это или женщина, они должны носить белую нарукавную повязку с синей звездой Давида на ней. И так должно быть во всем мире!
Насколько нам было видно из наших грузовиков, народ находился в основном в очень подавленном состоянии. По крайней мере, таким было общее впечатление при взгляде со стороны. Все ходили с поникшей головой. Огромные очереди за хлебом и молоком. Для поляков кончились хорошие времена![45]
В 13.45 мы прибыли в район Дембулина, примерно в 12 км от Козенице, и стали лагерем в лесу. Целый день было очень жарко, и нам уже очень хотелось пить. Здесь нет питьевой воды, только небольшой пруд, в котором нет желания даже помыться. Мы не получили никаких карт на сегодняшний дневной переход и на завтрашний тоже, поэтому нам пришлось подготовить карты с маршрутами для рот. Поздно вечером я получил полный набор карт территории России, десять огромных пакетов. Сколько работы! Что ж, я совсем не спал прошлой ночью, и этой ночью мне тоже не придется сомкнуть глаз.
Во второй половине дня мы получили маршруты движения на завтра. Нам придется встать рано утром и ускоренным маршем двигаться к точке рандеву с дивизией в Краснике. Начиная с этого момента нам придется двигаться с полным соблюдением мер светомаскировки. Красник находится недалеко от границы.
Среда, 25 июня 1941 г
Проводятся широкомасштабные приготовления к газовым атакам. Считается, в том числе и в высших эшелонах, что русские применят газы. Надеюсь, что фюрер не будет на этот раз настолько гуманным, чтобы не отдать приказ о немедленном возмездии. Я хорошо могу себе представить, что теперь, когда большевистский режим вот-вот будет сокрушен, они прибегнут к любым средствам, чтобы спасти себя.
Мы все еще ждем приказа на марш. Нас вовсе не радуют эти мирные (для нас) дни, во-первых, потому, что у нас нет злотых, а во-вторых, потому, что здесь все равно нечего купить – ни хлеба, ни вина, ни сигарет. Единственный способ достать сигареты – это обменять на них куриные яйца.
Пятница, 27 июня 1941 г
Наконец пришло наше время. Сегодня в 18.00 нам следует быть готовыми продолжить движение: в приказе говорится, что мы должны выступить в 21.00 и прибыть в район Замосць. Теперь эти чертовы ночные марши начнутся снова!
Два дня назад мы узнали, что был взят Минск,[46] а теперь пал и Дубно.[47] В самые первые дни было сбито более тысячи советских самолетов,[48] то есть четверть всего их боеспособного парка. Разве странно, что мы едва можем дождаться дня, когда вступим в бой? В конце концов, мы тоже хотим совершить что-нибудь значительное в этой нашей величайшей и важнейшей битве.
Наш отъезд был отложен, потому что движение по всем дорогам впереди нас застопорилось, но в 23.30 мы выступили и очень медленно движемся вперед. В городах и селениях все еще оставались следы боев 1939 г. Проезжая через Билгорай, мы убедились, что от него осталось лишь то, что когда-то называлось Билгораем.
Воскресенье, 29 июня 1941 г