Помоги проекту - поделись книгой:
Князь напевал кондак праздника, наблюдал за омыванием иконы, и, волнуясь об исходе родов у молоденькой княгини, послал ей воду от иконы:
«Она же вкуси воды тоя и роди детя здраво, и сама бысть здрава томъ часе молитвами Святыа Богородица»
После чего основное моё утверждение в Янине, чем я его и «сдвинул», выглядит для Андрея — «диавольским обманом». А сам я — «злодеем искушённым и закоренелым». Коего надобно… адекватно. Эпохе средневековой и винам воровским.
Э-эх, давненько не гуляли по телу моему белому — веники горящие!
Больше скажу — никогда. И начинать — не хочется. А у Манохи там ещё много чего есть…
Так. Стоп. Хватит умственным мазохизмом заниматься! Нефиг представлять себе… например — перебитие суставов конечностей. Моих, факеншит, рук и ног!
Спокойно. «Ещё не вечер».
А сбежать нельзя — «позади Москва». Тьфу, блин! Всеволжск.
Глава 399
Мы пришли к Боголюбову уже под утро. Ночка была… та ещё. Нет, с направлением ветра я угадал. За Ярополчем Клязьма развернулась прямо на север. И мы, так это лихо, перебрасывая гики, ловя ноки и крепя фалы, короткими галсами… Как большие!
Два раза сели на мель. Только снялись, в суетне и горячке некорректно выполнили поворот фордевинд. С полным ветром! Вместо нормальной двухшаговки! Поторопились… Чуть не поубивало. Капитан у нас стал после этого — «сильно отсендиным». Посылали его… Пришлось унять ребят — опыта у всех мало. Но у него — больше всех. Нечего ребёнка так лаять.
От устья Тезы река вернулась к преимущественно широтному направлению. Ветер нам вполне подходит. Луна светит. И мы огромным белым бесшумным призраком… в десять метров ростом… по ночной реке… Сколько влюблённых парней после той нашей ночной пробежки — на берегах штаны отстирывало…
В полной темноте проскочили устье Нерли. Умно князь Андрей храм поставил: самого устья и не видать в темноте. А храм Покрова — как огонь маячный — столбом белым.
Наконец, пришвартовались. Дальше, вроде бы, селение какое-то. Слободы Боголюбовские?
Прикол в том, что я не знаю — где тут что. Даже — где моего Лазаря подворье.
Команду — отдыхать. С Салманом — иначе нельзя, запинают прохожие малолеток. Николай с приказчиком — со мной. Войдём в город — пойдут искать Лазаря. И мы с Суханом — князю кланяться.
О-ох… Как-то оно…
«Двум смертям — не бывать, а одной — не миновать» — верю. Но вот нынче… мне и одной… по ноздри.
Хорошее место Богородица князю Андрею указало: обрывистое плоскогорье на левом берегу Клязьмы в 10 верстах от Владимира. Река прижимается к одной стороне этой возвышенности. Ниже, до устья Нерли — низкие, мокрые луга, выше — аналогично. С третьей, напольной стороны — рвы метров в 5–7 глубины и валы такой же высоты. Поверху — пятиметровые дубовые стены.
Это — пока. После вокняжения в Киеве, «приняв шапку Мономаха», Великий Князь сильно перестроит свой город, ставший столицей «Святой Руси». Деревянные стены будут заменены белокаменными, как нынче стоит сам замок — детинец.
«Град белокаменный» — это не с Москвы, это — отсюда.
Хорошо Роман Бердов пишет, прям про меня:
Я б… «умчался прочь». Быстренько и без всяких смущений. Тут и «распятый» придорожным указателем — ни к чему, тут «пальцы в растопырку» — без надобности. Но — нельзя.
Факеншит же уелбантуренный! Как же я сам себя в такую западню загнал?! Ведь всё хотел как лучше… а получилось — как всегда.
«Благими намерениями вымощена дорога в ад». В моём случае — под Манохин кнут.
И здоровый же городок это Боголюбово! Немногим меньше Владимира. Понятно же: где власть — там и деньги. А народ на денюжку — как мухи на…
Без приключений не обошлось: идя в темноте по реке, мы проскочили столицу. Мда. А что поделаешь? Подсветки нет, звёзды на башнях не сияют, стражники не тормозят. Хрень какая-то тёмная по краю холма чернеет. Пока разглядел да сообразил…
Не, «так жить нельзя», надо мне у себя какой-нибудь… «фарос» уелбантурить. Не в смысле, где первый и он же — последний президент, а по-Александрийски: 120–130 метров высотой. Чтобы вёрст на 50–80 видать было. Чтобы всякие… — мимо не проскакивали.
Причаливая выше города, впёрлись в какие-то кусты. Швербот с поднятыми шверцами и рулём может и на крыльцо въехать. Вода-то высоко стоит. Тут у них… где-то… типа пристани должно быть. Рассветёт — погляжу. А пока скинули сходни на берег и выбрались на луг.
Мокрый тёмный луг. Ночь. Половодье. Чернеет что-то слева. Доброе село? Сунгирево селище? — Пригород какой-то. Ну и ладно. А мы вправо приняли. Так по лугу и потопали. «В общем направлении на…».
По китайски «Na» — завод, «Huj» — свет. Делегация из России приезжает на завод светотехнических приборов в Сычуани, все мужики немедленно выскакивают из автобуса и бегут фотографироваться к логотипу фирмы.
– Наконец-то! Мы добрались!
– Куда?!
– Туда! Куда нас всех всю жизнь посылали!
На Клязьме — не Китай. Но по моим ощущениям… «Правильным путём идёте, товарищи».
Хорошо — далеко обходить не пришлось. С луга полезли по дороге в горку и вышли к западным воротам. Другие — северные ворота — с середины напольной стороны. А сами стены — километра в полтора длиной. Для сравнения: у Суздаля деревянные стены — 1.4 км. Есть ещё и восточные — «пристанские». Но мы мимо них в темноте проскочили.
Ворота городские закрыты, но уже светает. У ворот народ толпится, поджидает-разговаривает: когда ж эти сони ленивые — пузень через ремезень чесать перестанут, народ христианский — в город пустят?
– Эй, воротники, люди добрые, а что ж вы честнОму народу воротцы-то не распахиваете?
– Не велено. Пока солнце не взошло — не положено.
Факеншит! Ворота — западные. Поставлены низко — в устье оврага, по которому дорога идёт. А солнце, как известно, встаёт на востоке.
– Эй, дядя, а сколь стоит сгонять вашего младшенького на верхотуру, на башенку? Чтобы глянул малец — взошло уже солнце ясное, аль ещё поспать можно?
– Э… ну…
– Двух ногат хватит? Тебе одну — за слово, другую ему — за ножками шевеление да на восток поглядение.
Пустили. Сделал народу русскому облегчение. И не дорого.
А городок-то не прост. В середине — два оврага, один — на юго-восток, другой — на юго-запад. По ним, в глубине — улицы идут. Интересно как сделано: в нижних концах оврагов — городская стена и ворота. Ворота зовут «мокрыми». Восточные — «Пристанские» или «Волжские», западные — «Луговые» или «Владимирские».
За «Луговыми» — луг под стенкой возвышенности, на которой стоит город. За лугом — поселение и пристань. За «Пристанскими» — только пристань. В ограниченном береговыми обрывами пространстве. Пока половодье — подойти только с воды. Под стрелы со стен на обрывах. Да и когда вода спадёт — бегать под обрывом по узкому пляжику… Это мы в Янине проходили.
С севера — «Северные» или «Сухие». Там и рвы, и валы в полный профиль. Посередине городка, где все три дороги от трёх ворот сходятся, деревянный мост через общий исток оврагов. Чуть что — поставил стражу или спалил. И три четверти горожан к последней четверти, где княжеское подворье — фиг доберутся.
Мы идём с запада вверх по оврагу до этого моста. Поднимаемся наверх, на главную улицу городка. Она ведёт прямо, от северных ворот, через мост, к детинцу, по биссектрисе четвертушки круга, которую и образует плоская возвышенность, на которой стоит Боголюбово. Но к княжескому двору по прямой — не пройти. В конце улицы — площадь и поворот под прямым углом.
Множество средневековых городов строится концентрически: главный — сидит в самой серёдке. Другой подход: самый главный — на самом защищённым краю. Так и у Андрея: двор посажен на локальный выступ берегового обрыва. С двух сторон — Клязьма. С третьей, прямо под стенами княжеского двора — юго-восточный овраг. В самом его глубоком месте. И только с запада — площадь, ворота, церковь.
«…стены дворца на значительном протяжении одновременно являлись и крепостными стенами княжеского двора, т. е. двор фактически представлял собой не огороженную территорию, а укрепленный комплекс зданий… Во времена Боголюбского по аналогичным принципам строились многие немецкие и североитальянские „бурги“…»
Перебирая сочинения маститых историков о городах русских, о раскопанных 1300 селищах, раз за разом натыкался на фразы: «исключая Боголюбово», «если не считать Боголюбовский замок».
Уникально. Почему? Рельеф — типичен. А вот постройка… О масонах от Барбароссы — я уже… Их трудов здесь немало.
Масоны — да, мастера, умельцы. Но должен быть человек, который захотел, сделал выбор в их пользу, а не своих, по византийскому канону выученных. Этих масонов притащил, кормил-обеспечивал, хотя — «еретики второго рода», одобрил их проект — уникальный, «нерусский». «Проект», который потом — постоянно «исключая» из всего остального в те века на «Святой Руси» построенного. Принять вот такой результат, жить в нём.
Дело не только во власти, в деньгах, но и в решимости — «хочу сделать новое», прежде на «Святой Руси» — невиданное.
Позвать масонов могли многие, а Боголюбо сделать — посмел только один — князь Андрей.
На площади слева — стена самого замка. Тут уже ворота открыты, пока дошли — солнышко встало.
Вот это да! Белокаменный город!
«Град обречённый». Грады. Белый, коричневые, серые, зелёные, красные… Две трети русских городов будут уничтожены в Бытыевом нашествии. Половину из них — более не отстроят. Боголюбову повезёт, жизнь, всё-таки, вернётся.
О! Вот же…! А эти ворота я когда-то видел! В 21 веке. Но не такими. А рядом, в стык с воротами — церковь. Храм Рождества Богородицы.
«И постави ей храм на реце Клязме, две церкви каменны во имя святыя Богородица».
Вот эта — первая. Кажется, вообще первая каменная постройка в этих местах. Ворота пристраивали уже позже, без связки стен. Арка с надвратным переходом «приложена» к стене церкви.
Второй храм из цитаты — свеженький, прошлого года освящения — Покрова на Нерли.
С другой стороны ворот — лестничная башня. Пока маленькая, в один ярус. Потом-то и второй поставят. Уж не в этом ли помещении его и убьют? «Круглым в плане и имеющим спиралевидную систему сводов над винтовой лестницей». Это та самая лестница, под которой он прятался?
Боголюбского — убьют свои. Город сожгут монголы Батыя. Потом будут громить разные рязанцы и татары, перестраивать всякие епископы и наркомы. Будет женский Боголюбский монастырь Рождества Богородицы. А вот эта башенка сохранится. На неё посадят сверху высоченную звонницу с шатровой крышей.
Между церковью и башней поверху стен над воротами — каменный переход. По нему, не выходя во двор, будет приходить ночами князь Андрей в запертую церковь. Будет сам зажигать малые лампады и молиться в одиночестве перед своей чудотворной иконой.
– Смилуйся Царица Небесная! Сделай чудо — дай мне сил! Дабы унять русский народ, дабы погасить крамолы да неурядицы, дабы устроить «Святую Русь» разумно да праведно.
Ну, дядя, ты и сказанул! На такие чудеса и у Пресвятой Девы силов не достанет.
Интересно: и в башне, и в переходе, и в церкви — наружу, на запад — щелевые окна-бойницы. Говорят — стрельницы. А во двор, на восток — нормальные, «гражданские», трёхчастные.
Западный фасад храма входят в комплекс укреплений княжеского двора. Делать из церкви ДОТ — постоянная манера в Средневековье. И на Востоке, и на Западе. Про непробиваемую мечеть в Булгаре Великом я уже…
И — белые стены! С востока, с восходящего солнца — аж сияют! Древние египтяне любили показывать иноземцам свои пирамиды. За десятки вёрст видели путешественники стоящие над пустыней вертикальные столбы света, отражаемого полированными плитами обшивки гробниц фараонов.
Но там-то — юг, там люди к яркому свету — привычные. А здесь, в мягком освещении Руси Залесской, где и ярких-то красок нет, где всё спокойное, приглушённое… Это сияние — как чудо небесное!
То-то Даниил Заточник говорит о Боголюбове, как о символе счастья:
«Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое».
А поковырять? Это «счастье»… Мне ж интересно…
«…стены Боголюбовского детинца сложены в полубутовой технике из крупных блоков белого камня на известковом растворе с примесью древесного угля. Блоки обработаны несколько более грубо, чем стеновые камни домонгольских храмов Северо-Восточной Руси, но все равно достаточно „чисто“.
…сооружение белокаменных укреплений заняло три строительных сезона».
Мда… Шустро работали предки. И качественно. Восемь веков прошло, а не только археологам осталось — поковырять, но и туристам — посмотреть.
Надо Альфу рассказать. Насчёт «примеси древесного угля». Уголь у меня «реакторы» дают — путь попробуют. Фигня! Надо скорее на цемент переходить. Опять не так! Портланд делать — не потяну. Там такая энерговооружённость нужна! Роман-цемент? Глину с известью? Или с гипсом как-то замутить…?
Стоп. Прежде всего — надо вернуться. Отсюда. Живым.
Как у хоббита: «Туда и обратно». У меня — пока «туда». Не выйдешь, пока не войдёшь. Сделай шаг, Ванюша. Первый шаг «туда», чтобы была хоть надежда на «обратно».
Все на меня смотрят: у ворот между церковью и башенкой — стража стоит. Ну что, прото-турист Ванечка, понесли головушку плешивую под топор занесённый?
«Це ще треба подивитися».
Терпёж — не мой конёк. Посему — расцепляем зубы:
– Господин десятник княжьей дружины, мне надлежит быть к господину светлому князю Суждальскому, Андрею свет Юрьевичу. Спешно. Я — Иван сын Акимов, Воевода Всеволжский. Он меня ждёт.
Ни слова неправды. Ждёт. Аж от злобы трусится. Я так предполагаю.
Согласно «Указу о высылке со ссылкой…» мне на Русь являться нельзя. Кроме как по призыву Суждальского князя Андрея Юрьевича. Призыв был? — Чувствую, что был. И — не простой, а — матерный. «Серденько моё так вещует».
Поделиться книгой: