Помоги проекту - поделись книгой:
Если Андрей уверовал в сообщённую мною «нечестность» жены, то дальше просто: «тихий сыск по краям». При подтверждении — дыба, допрос, ряд казней. Двоих братьев-любовников-Кучковичей, известных мне по «морализаторскому сочинению» с псом-выжлятником, которое я цитировал князю Андрею в Янине — минимум.
Если мои слова для него — бред, то место Улиты — в княжьей постели, Ану — в ряду прочих наложниц. А моей голове — на плахе.
Кажется, есть только один путь, который приводит к летописному результату. Путь, при котором трио преобразуется в квартет.
В «музыканты» — нет. А вот в «святорусскую» элиту — вполне.
Четвёртый участник — епископ Ростовский Феодор, «бешеный Федя». Который находит каждому — его «правду»:
– (Улите) Дела твои блудливые — вскрылись. Андрей вернётся — на дыбе сдохнешь. Единственный путь тебе — в монастырь. Андрей — человек богобоязненный, черницу, покаявшуюся, мирское отринувшую, защищаемую покровом святым — не тронет.
– (Кучковичам) Сестрица ваша, утомившись делами мирскими, поживши без супруга своего, очистила душу свою молитвами святыми и решила отряхнуть прах мира тварного с ног своих, закрыться в обители святой. И получило на то моё архипасторское благословление. С коим вы согласные и сердечно приветствуете. Или вам, кобелям паскудным, под топор охота?!
– (Андрею) Супруга твоя молилась за тебя и за победы твои и, просветлённая ангелами божьими, дала обет — коли воссияет мечами твоими слава Пресвятой Богородицы, то примет она постриг и удалится от мира дольнего. Дабы истово молить Заступницу о возвеличивании веры православной и спасении души твоей.
Да, публично принесённый обет Богородице, принятие которого к исполнению подтверждается победами русского оружия, возвращением живыми и невредимыми мужа и сына, удостоверенный «представителем божьим в земли сей» — это «необоримо». А ещё: не — позорно, но — благолепно. Честь брошенного мужа не замарана, но, наоборот — изукрашена. Ибо из-под его руки, из его дома выходят такие праведницы, такие к божьему благу промысленницы. Стало быть, и сам, «хозяин» — к святому да доброму склонность имеет. Хотя, конечно, покамест в трудах и заботах, мирских и суетных, повседневно пребывает.
Это тебе не пункт из пятой «разводной статьи» — «… или сама покрадет…». Это — основательно, благопристойно и богоугодно. Отношение верующего к его богу сравнимо с торговлей. «Ты мне — я тебе». Ты мне — блага, я тебе — веру, молитвы, посты, постриг…
– Я тебе — пообещала, ты мне — сделала, с меня — оплата.
Что есть «Ветхий Завет»? — История о заключении договора между богом и народом. Потом народ из этой договорной кабалы пытался выскочить, а ГБ — его наказывал. Что форма штрафов и пеней, типа «истреблю всякого, мочащегося к стене» — несколько не соответствуют нашему представлению о справедливости «в споре хозяйствующих субъектов»… — это чисто наши проблемы.
И учтите: все оттенки той, «ветхозаветной» истории, со всеми попытками двоякого толкования, неоднозначности понимания, мошенническими увёртками, «добросовестными заблуждениями», «обычным правом», «здравым смыслом», форс-мажорами и просто разгильдяйством — у всех на слуху. Этим долбят каждый день по три раза: утром, в обед и вечером. Чаще, чем Гимн Советского Союза по радио.
Для искренне и истово верующего Боголюбского — даже мысли поломать такой «божественно ориентированный сговор» — не возникает. Воля господняя, благочестие, подвиг. Наоборот: хочется сподобиться и прикоснуться. К той, вдруг просветлённой и осиянной, душе.
– А где ж она?
– А тама. У меня в Ростове. Постится и молится. Царице Небесной, заступнице нашей.
Крыть — нечем. Можно, конечно, всё бросить, вскочить в лодку и ляп-ляп вёслами — побежать в Ростов. Но… а тут? А дела спешные государевы? А там? Поди, годовой карантин, монастырский Устав, местные свары-дрязги… Ни самому с экс поговорить, ни, тем более, оную к Манохе на беседу пригласить.
Вот был бы уже у Боголюбского свой женский монастырь под боком — сразу бы спросил:
– А почему не здесь? А ну-ка переведи сюда. Я тоже хочу… благочестия еёного восприять чуток.
Убежала бы она в Кучково — дружину бы послал. Это дела мирские, суетные.
– А! Итить ять! Злыдни! Воры! Изменники! Рубай их всех! В капусту.
Вынуть же инокиню из монастырского затвора против её и владыкиной воли… Нет, дружина, конечно, сбегает, Софочку притаранит. Правда, Владимирские гридни на такое дело… Но вокруг же полно половцев! Они ж — «поганые»! Кипчакам по женскому монастырю пройтись… Кто стоял — положат, кто лежал — растопырят. Прочих — закопают.
А вот что делать потом? Это ж грех, святотатство.
Помимо прямой ссоры с очень важным, сильным, близким по духу — «товарищ в борьбе», епископом Ростовским, помимо очевидного, потребного для того — личного отстранения от благодати и её носителя, от бога и его служителей, от матери-церкви и «царствия небесного», это ещё и дурной пример тем же ростовским боярам. Две узды — княжеская и епископская — едва удерживают их своеволие. Ослабнет одна — скинут и другую, боярство в разнос пойдёт. Тогда уже не десяток гридней посылать — войско на Ростов собирать придётся.
Да и с чего такой сыр-бор заводить?!
Явных улик «жонкиного нечестья» — нет. Скорее наоборот: постриг — свидетельство истинного о муже своём радения.
«Сменила платья дорогие парчовые — на рясу простую суконную, палаты княжеские — на келию убогую. Всё — веры православной нашей для, за-ради исполнения обета своего, во спасение от мечей басурманских мужа, даденного. А ведь кабы не было жертвы сей, кабы не благочестие княгинино, так, поди, и нас всех — нечестивцы поганые побили бы, порезали».
Это уже точка зрения людей из вернувшегося войска.
Зачем эти заботы Феодору? — Ну вы спросили! Из самого простого — есть вклад в монастырь. При поступлении — само собой. И позднее по ряду поводов — подарки. Известны и методики по добровольному увеличению размера даримого.
«Слеза даже прошибла Патапа Максимыча.
— Сторублевой мало! — подумал он. — Игумен человек понимающий. По крайности сторублевую с двумя четвертными надо вкладу положить…
— Две сотенных надо, да к Христову празднику муки с маслом на братию послать.
Когда же наконец стал отец Михаил поминать усопших родителей Чапурина и перебрал их чуть не до седьмого колена, Патап Максимыч, как баба, расплакался и решил на обитель три сотни серебром дать и каждый год мукой с краснораменских мельниц снабжать ее. Таким раем, таким богоблагодатным жительством показался ему Красноярский скит, что, не будь жены да дочерей, так хоть век бы свековать у отца Михаила…
— Вот благочестие-то!.. Вот они, земные ангелы, небесные же человеки… А я-то, окаянный, еще выругал их непригожими словами!.. Прости, господи, мое согрешение!».
Речь в этом отрывке из Мельникова-Печерского идёт о «богоблагодатном» ските, где «земные ангелы» и «небесные человеки» печатают фальшивые ассигнации крайне низкого качества.
Опять же — дело благое. Помочь «старому другу» решить неназываемую проблему. От чего ещё более усилится государева благосклонность к делам епископовым.
И, об чём «ни-ни!» — «посадить его на крючок» — прибрать к себе в хозяйство самого главного свидетеля самой главной проблемы Залесья — «ублюдочности», «нечестия» сыновей Андрея.
Причём сама проблема не озвучивается. Феодор не говорит, даже — не намекает на свою информированность в части похождений Улиты. Иначе, при сказанных явно словах, Андрей будет действовать иначе. И даже епископская шапка не спасёт от «плахи с топорами».
– Княгиня, в волнении об тебе, княже, пребывая, восхотела к господу нашему душою устремиться. И я, раб божий Феодор, тому устремлению благому — не воспрепятствовал. Ибо хотение то — во благо. И её душе, и твоей, и земле нашей. И всей вере православной. Ибо есть ли в юдоли нашей, скорбно слёзной, иной путь для души человеческой, лучший, нежели монашество?
Сходные фрагменты, разной степени экспрессии, логичности, литературности и императивности — постоянно звучат в здешних церквах и в теремах. Эта идея — есть истина несомненная и необсуждаемая.
Напомню для знатоков: со следующего века и на столетия предсмертное пострижение в монашество станет нормой для всей русской аристократии. Александр Невский — из ближайших примеров. Хоть на полчаса, а в клобук. Ибо, по всеобщему убеждению, предсмертный постриг даёт гарантию спасения. «Спасения» не от смерти — от посмертия.
Откуда Феодор мог узнать о «твой отец — не твой отец»? — Так все ж вокруг — православные! Истинно верующие и спасения душ своих грешных — непрестанно взыскующие. Для чего надобно покаяться.
Обрюхатить сестрицу и государыню, в очередь с братом… Грех зело страшен еси! Тут просто сотню Богородиц отчитать — не поможет. Тут надобно по святым местам пройтись, старцам поклониться, вклады богатые сделать, денег убогим да нищим раздать…
Мать Ивана Третьего, отравив свою невестку, немедленно покинула Москву и провела несколько последующих недель в достославных монастырях, замаливая грехи свои тяжкие. Получая отпущение и утешение. Отчего сии обители святые несколько… прибарахлились.
Согрешил — замарался. Покаялся — очистился. Покаяние, исповедь проводит священник. А уж тайна исповеди в нашей церкви… да ещё при таком архипастыре как «бешеный Федя».
Почему именно сейчас? — Не знаю. Есть детали, которых я не знаю, есть — которые знаю, но не понимаю. Например, оттенков отношений Софьи с её братьями-любовниками. Но есть вещи очевидные.
«Два медведя в одной берлоге — не уживаются» — русское народное наблюдение. Многократно и разнообразно проверенное.
Залесье становится тесным для двоих «медведей» — для Андрея и Феодора.
Бряхимовский поход подвёл черту под одним периодом жизни Боголюбского и начал новый. По диалектике: переход количества в качество. Скачок.
Первые годы своего княжения Андрей обустраивал свою землю. Строил крепости, города, церкви. Во Владимире, Ростове, Ярославле… Строил свой город — Боголюбово.
Строил людей и систему управления ими. Именно здесь, в Боголюбово, впервые на Руси прозвучит, в эпизоде убийства Боголюбского, уже всем понятное слово — «дворянин».
Теперь множество проектов — «Золотые ворота», храм Покрова на Нерли… — заканчиваются. Вятшие — смирились с его властью, вера Христова — укрепилась и распространилась. Тишь, гладь, божья благодать… Рутина. Для кавалерийского командира, для «Бешеного Китая» — тоска. И тут такой подарок! Вылазка эмира Ибрагима. Не выравнивание, юстирование, оптимизация государственного механизма, а — бой, поход, атака! То, что он знает и умеет, чем и занимался большую часть своей жизни.
Дело, которое он понимает. Которое его возвеличивает. И собственно победой, и благоволением Богородицы. Он — «правильный», он — первый, он — избранный. «Избранный» — не электоратом, не собранием нотаблей — самой Царицей Небесной! Об этом, о разрешении души своей от давних, тяжких и смутных сомнений, пел и плясал князь Андрей перед иконой на Бряхимовском полчище.
А зачем ему тогда второй? Равный? Ведь «бешеный Федя» тоже абсолютно уверен, что он — «избранный», что на нём «благодать божья почиёт». Единожды сказанная фраза о двух солнцах над Русью — царе и патриархе — в 17 веке приведёт Никона в монастырское заточение. На «Святой Руси» нет пока самодержавия, нет абсолютизма. Но вот конкретно в Залесье…
Боголюбского часто по разным поводам вспоминают как «отца-основателя», как предтечу будущих самодержцев — русских царей.
Изменение внутренних самооценок Андрея и Феодора неизбежно должно менять и отношения между ними. Да и объективно — они рвут один и тот же ресурс, одну и ту же землю, одних и тех же людей. Прежде Феодор бил язычников и Андрей ему помогал, Андрей «нагибал» бояр, и Феодор его поддерживал. Оба достигли поставленных целей: бояре — «нагнуты», язычники — выбиты.
«Бойтесь желаний — они исполняются».
Исполнились. Что дальше?
Цели достигнуты — нужны новые. А они — разные. Конфликт — неизбежен. И Феодор, как более эмоционально чувствительный, или более хитрый, или более агрессивный, или более «безбашенный» — ловит момент длительного отсутствия князя Андрея и его людей в Боголюбово. Удостоверившись в победоносном исходе Бряхимовского похода, осознав неизбежные последствия, делает первый шаг в начинающейся новой игре, в новых взаимоотношениях князя и епископа.
Княгиня принимает постриг.
Дальше — храповик: уход из мира сего однозначно означает расторжение прежних, земных уз и обязательств. Андрей опять — холостой. И тут же — снова женатый. Год «отстоя»-вдовства требуется после физической смерти супруги. А тут… виртуальная. В смысле — духовная. С последующим возрождением, но уже в рясе и с короткой причёской.
Народ, правда, этой разницы между реалом и виртуалом — не понимает. И, промеж себя, оценивает и описывает:
– У нашего-то… старичок-то — не ветхий, стоит аж до звона.
И детально уточняет: что стоит и где звенит. Отнюдь не про колоколенку у церкви Покрова Богородицы.
Духовенство уточняет литературно:
– И обуяла его похоть ненасытная.
«Каждый судит в меру своей распущенности» — широко распространённая мудрость.
Сплетники жужжат, но — не криминал. Не типично, но на «Святой Руси» бывало: Мономах как-то женился через пару-тройку месяцев после похорон предыдущей жены.
Похоже, только Феодор мог сделать эту историю. Сыграв на опережение, он убрал из поля зрения Андрея «главный раздражитель» — Улиту. Стимулы для княжеского сыска — ослабели, возможности — уменьшились.
«С глаз долой — из сердца вон» — давняя народная мудрость про ограниченность фокуса интереса у мужчин.
Тогда Ану — просто затычка во внезапно образовавшемся пустом месте. Какая-то княгиня должна быть — ну, пусть эта будет.
Подозреваю, что Феодор и здесь руку приложил. Не-не-не! Не в том смысле, как вы подумали! Не к телу её, но к душе.
Окрестил владыко Ростовский юную черкешенку… э-э-э… Виноват — ясыню. И поучал её закону божьему, и обычаям православным, и образу благолепному, что для новоявленной княгини Суздальской — не знаемо, но весьма важно. А уж девчонке в чужой земле, среди гяуров рыкающих, «беспартийной», одинокой — наставник добрый, как глоток воды студёной в пустыне выжженной.
Так Феденька и ещё одну паутинку сплёл, ещё петельку на самовольство князя Андрея накинул.
«Ночная кукушка — всех перекукует» — русское, народное, многократно проверенное опытным путём, наблюдение.
Феденьке того и надобно: насосавшийся, как пиявка болотная, власти, денег, людей, епископ Ростовский алкает всё большего.
Через год будет он выгонять причт Успенского собора во Владимире, придёт и закроет ворота храма. Врата главного храма Суздальской земли. Которому, по давней воле князя Андрея, идёт десятая часть доходов князя. И чтобы такие деньжищи — да мимо епископского носа?!
Вот тогда князь Андрей, глядя на столь явное безобразие, под конвоем отправит Феодора в Киев, к ненавидящему буйного епископа митрополиту с присными. Где и случатся с Феодором разные неприятности. Включая отрубание руки и головы. О чём я уже докладывал, и чему сам лично — в части указанной формы казни, но не описанному своеволию его и непотребствам изрекаемым — не верю.
А ведь до той поры многие злодейства — епископу с рук сходили. Ведь и людей сжигал заживо, и к воротам домов гвоздями приколачивал, и глаза выкалывал. Отнимал имения, разорял семейства. Только не долетали до князя Андрея народные стоны да плачи, гасли да слабели, терялись да забалтывались они в княжьем тереме, в Боголюбово. Княжескими слугами да приближёнными. Следовавшим не нуждам народным, но воле епископа Ростовского.
Конфликт придворных партий есть для государя — из важнейших источников получения достоверной информации. Пока слуги гадят друг другу на головы, из этого… помёта можно и правду узнать. А вот коли они спелись…
Однажды, в Париже, на балу у министра иностранных дел, аристократа и фрондёра Талейрана, появился вдруг министр дел внутренних, плебей и бюрократ Фуше. Часть гостей, услышав о прибытии такого гостя, мгновенно ретировались. Вспомнив внезапно, что они пребывают в «национальном розыске». Хозяин же ласково принял гостя и имел с ним дружескую беседу тет-а-тет прямо посреди многолюдного собрания.
И — всё.
И беседа была чисто светской — «Здоров ли твой скот? А как с видами на удой, приплод и урожай?» — и никаких особых действий министров не воспоследовало.
Но Наполеон, узнав об этом эпизоде, немедленно оставил армию и поскакал в Париж, загоняя лошадей. Если уж эта парочка осмелилась продемонстрировать «душевную приязнь», то никакое австрийское или прусское войско не сравнимо с возникшей опасностью — опасностью «согласия» в ближайшем окружении.
В Боголюбово одна «партия» давно уже была епископская. Кто — уверовавший, кто — прикормленный. Но прежде была то — одна сила. Теперь к ней и другие «партии» добавились. Коалиция, однако. Врут хором — синхронно и синфазно. Фиг просечёшь.
Вторая придворная партия — Кучковичи. Они епископову руку крепко держат. За то, что Улиту прибрал по-умному — в благодарность. За то, что Улита в Ростове живёт, как топор палаческий над их шеями висит — из опасения.
Третья партия, сперва — слабенькая, ничтожная, но быстро разросшаяся — княгинина. Тоже Феодору кланяется. Снова: за ласку да за наставления в первые дни, за венчание с князем — в благодарность. За силу властную, за страх свой пред главным шаманом православным — в опасение.
Хотя, как я подозреваю, у Ану есть ещё одно свойство. Видимое со стороны и важное для Андрея — она беременна. Была. Вспомним Фамусова:
По расчёту — уже. В середине марта. Должна была родить мальчика. Переходила малость.
25 марта, за 9 месяцев до Рождества Христова — Благовещенье Богородицы.
Поделиться книгой: