Опасная любовь. Засекреченный пикник

На одно уголовное дело у меня стало больше. С Леденцовым хотелось перекинуться парой слов на отстранённые темы, но утро у него горячее — к нему стекается информация о ночных происшествиях. На меня же по утрам частенько нападает тоскливая усталость. На свеженького, отдохнувшего… Причину я знал: самая интересная работа приедается.

Двадцать с лишком лет допросы, очные ставки, выезды на происшествия…

Дни, проведённые в камерах следственного изолятора… Дикие преступления, хамская молодёжь, глупые начальники…

Нет, следственную работу я любил, но хотелось дела выбирать.

Те, которые нравятся, — необычные и оригинальные. Например, связанные с мистикой.

Но такие возможны, если ты хозяин какого-нибудь частного сыскного агентства…

Почему я с утопленником заспешил? Ведь не криминал, а несчастный случай. Тут вся работа сводилась к опознанию личности, да глянуть бы акт вскрытия. Бывало, скончавшийся от гриппа имел на спине пулевое ранение.

Минут через сорок парень с пляжа был у меня. Он объявил с порога:

— Я же вам всё рассказал…

— А добавить?

— Что добавить?

— То, что ещё вспомнил.

— Ничего не вспомнил.

— Например, цвет её волос.

— Говорил уже, шляпа на ней развесистая. Ни волос не видно, ни лица.

— А какого она роста?

— Так не вставала.

К его памяти, зашоренной ежедневным пивом, лобовой подход не годился. А я не вспыхивал, потому что допрос пустяковый.

— Миша, детективы любишь?

— Люблю триллеры.

— Детективы же интереснее, в них загадка. А в триллерах бьют по морде да стреляют.

— Зато живенько.

Он ничего не видел, потому что на пляже не дрались и не стреляли. Росло — или уже выросло? — сериальное поколение. Выпивать, бить ногами, носиться на автомобилях и заниматься сексом учились у телевизора. На этого парня я не разозлился, но по спине пробежало раздражение.

— Миша, сыщик из тебя бы не вышел.

— Потому что я за ними не следил?

— Потому что окружающий мир тебе неинтересен.

— Что в них интересного: мужик клеит девку.

— Как ты узнал, что он её клеит? — спросил я, не зная точного смысла выражения «клеит».

— Что же ещё: она девчонка, а он мужик.

— Она купалась?

— Не, загорала.

— Одежду его видел?

— Лежала кучкой.

— И что в этой кучке?

— Только подтяжки заметил, синие.

— Миша у тебя острый глаз.

Улыбнулся он довольно. Затем нахмурил лоб, явно пробуя вспомнить что-то ещё. Я ждал. Надо было помочь:

— Миша, а куда эта одежда делась?

— Не видел. Когда я вылез из озёра, его уже тащили на берег.

— А где была девушка?

— Я её больше не видел.

— А слышал?

— Что слышал?

— Её крик, призыв на помощь, плач… Утонул же её знакомый.

— Ничего не слышал. Я не допрашивал, а тащил глубоко забитые проржавевшие гвозди. Нудно и неинтересно. И, в сущности, ни единой зацепки. У меня остался один вопрос:

— Миша, куда же делась его одежда?

— Наверное, она унесла.

— А украсть не могли?

— Некому, там дети в песочке играли.

— Всё, Миша, подпиши протокол.

Но он решил, что не всё. Вспомнив, даже засмеялся:

— Они кушали.

— Что кушали?

— Толстых коротких червей.

— В смысле?…

— В смысле, липких.

Ага, вот и зацепка для задания уголовному розыску: отыскать в городе девицу, которая ест толстых, коротких и липких червей.

О своём приключении Палладьев майору не доложил. Стыдуха. Что за опер, которого так просто свалить двумя чашками кофе? Но как объяснить начальнику, что на встречах с этой Мамадышкиной он не включал сыскные способности, потому что они как бы не требовались — криминалом и не пахло. Требовалось лишь расспросить о вкусах и привычках исчезнувшей подружки.

Теперь ситуация изменилась. Весь следующий день капитан плавал в каком-то умственном напряжении: что бы ни делал, память выхватывала сон на столе. Ему даже чудился запах выпитого кофе.

Наверняка Антонина что-то подсыпала. Зачем? Глянуть его карманы. Зачем? Проверить документы. Зачем? Убедиться, что он не мент. Зачем? Чтобы доверять. А что доверять? Теперь уже не знает, а почему она боится милиции? Это имеет отношение к пропавшей подруге или к тем чемоданам, которые она хотела отвезти в пригород? Что там, в пригороде?

Капитан понял, что ленивое изучение Антонины кончилось и начинается оперативная работа…

Он подъехал к остановке. Антонина уже стояла, но без всяких чемоданов и без эмоций. Кивнула, как старому полузабытому знакомому.

— Игорь, вылезай, тут рядом.

Её квартира, на окна которой он глаза просмотрел. Теперь вошёл в неё свободно, на правах хорошего приятеля. Капитан оценил предосторожность Антонины: привела домой, лишь убедившись, что он не из милиции. Опять-таки странно: ей же надо радоваться, что подругу ищут.

Двухкомнатная квартира произвела на капитана впечатление, только он не мог понять — какое. То ли пыльной, то ли давно не убираемой… Антонина хозяйкой здесь не смотрелась. И только на кухне, увидев отключённый холодильник, он догадался: квартира была нежилой.

Он нагрузился, как вьючное животное: две сумки и чемодан. Машина двинулась, капитану хотелось спросить, не переезжает ли она. Но для расспросов ещё рановато. Ей было в самый раз:

— Игорь, вчера отошёл?

— Дома взбодрился рюмашкой.

— Что значит быть холостым…

— А какая связь?

— Жена бы рюмашку не допустила.

Тема для разговора подворачивалась информационная. Главное, преждевременно не соскользнуть на пропавшую подругу.

— Антонина, а ты замужем была?

— Осчастливилась.

— Не повезло, что ли?

— У муженька было очень сильное биополе.

— В чём же оно выражалось?

— В хамстве да в пьянстве. Прокормить себя не мог, а пропить выходило. Когда-то был специалистом…

— Профессионализм не пропьёшь…

Капитан опасался, что привезёт сумки, выгрузит и она распрощается. Поэтому тянул время: ехал медленно, говорил тягуче. И вспомнил их давешний разговор о мужьях:

— Антонина, значит, теперь ты ждёшь мужчину с недвижимостью в Испании?

— Теперь я хочу быть иной.

— Умной, деловой, образованной? — предположил капитан, показывая тоном, что он шутит.

— Если баба одна, то мутота ей на хрена.

— Не врубился…

— Я хочу быть конкурентоспособной.

— Ага, — согласился Палладьев, не выясняя, в какой области и с кем намерена она конкурировать.

На затворницу Антонина не походила. Капитан счёл возникший у него вопрос уместным:

— Тоня, а мужчины?

— Одного на пару ночей.

И чёрная луковка её головы повернулась к нему. Чёрные ресницы трепетали на чёрных глазах. В груди капитана тоже что-то неприятное трепетнулось. Без сомнения, один мужик на пару ночей — это он. В оперативных целях капитану приходилось выступать в роли любовника. Но не так откровенно и не с такими женщинами. Не с Мамадышкиными. И Палладьев так газанул, что машина влетела в эту самую Широконосовку.

Капитан полагал, что своё завуалированное предложение она забыла. Но Антонина требовательно сопела с почти неуловимым посвистом, потому что нос был зажат щеками. Капитан нашёл промежуточное решение:

— Антонина, за грибами-то идём?

— Как и договорились.

— А куда?

— К Плескачёву озеру.

— Там болота, — вспомнил он, как на берегах этого озера брали банду Тольки Нуля, то есть Анатолия Нулевича.

— Год сухой, а там сыро, грибы есть.

Антонина показала на коттедж, сложенный из красного и белого кирпича в виде тортика. Капитан подъехал и выгрузился у металлической витиеватой ограды. Улыбнувшись, Антонина каким-то намекающим тоном воркнула:

— До воскресенья, до грибов.