Капитан вышел и открыл даме дверцу. Она села, не спрашивая о цене. С пробками час езды. Чем дольше, тем лучше: Палладьев не был уверен, что выйдет полезный информационный разговор. В крайнем случае, он извинится, предъявит удостоверение и опросит её в открытую.
Проехав квартал, Палладьев спросил:
— Музыку включить?
— Нет.
— Не душно?
— Нет.
— Трясёт?
— Нет.
Капитан чуть было не усмехнулся: её и с предъявленным удостоверением не разговоришь. Скорыми взглядами он хотел выловить её взгляд, но в профиль это не получалось. Она сидела прямо, сложив руки на коленях и не сняв с плеча сумку, из которой торчали цветочки.
— Чего еле ползёшь? — заговорила она сама.
— Машина старая.
— По автомобилю судят о личности.
— А не по одёжке? — вспомнил капитан пословицу.
— В секонд-хенде дешёвого тряпья навалом.
— Ну а если у личности нет автомобиля?
— Тогда нет и личности.
Капитан повеселел. Разговор сразу пошёл наваристый, в смысле получения информации. Эта Антонина зубаста, что выгоднее, чем молчаливая нюня.
— Пардон, но похоже, что у тебя машины нет никакой.
— Женщине машина не нужна — её должен возить мужчина.
— Пардон вторично, но твой мужчина тебя не везёт.
— А разве ты не мужчина?
— Но ведь не твой? — искренне удивился оперативник.
— Все вы такие: сразу в кусты, — засмеялась она оригинальным смехом, в котором слышался лёгкий посвист.
Она что, женщина без комплексов? Или прикольная — почему бы не познакомиться со случайным попутчиком? Ему оставалось лишь поддержать этот свободный разговор.
— Почему же в кусты… Как тебя звать?
— Допустим, Антонина.
— А я, допустим, Игорь, — не стал он таиться по пустяку.
— Ну, а дальше?
— Что дальше?
— Краткую биографию.
— Зачем она тебе? — удивился капитан, теряя инициативу.
— Ты же ко мне клеишься?
— Я тебя везу, — буркнул он.
Во мраке салона её гладкие волосы блестели, будто покрытые чёрным лаком. Голова к макушке заметно сужалась и походила на гигантскую луковицу. Антонина вдруг хихикнула:
— А ко мне не приклеиться.
— Почему же? — спросил капитан с долей раздражения, что на оперативной работе глупо.
— Ищу мужчину, у которого есть недвижимость в Испании.
— У меня вот движимость, и бегает не в Испании, а в России.
Они уже въехали в Широконосовку, которая чётких границ не имела — место бывшей деревни. В центре шестнадцатиэтажки, а по краям, среди деревьев, нагловато краснели новенькие кирпичные коттеджи. Палладьев притушил скорость, ожидая команды. Она сказала почти задумчиво:
— Вообще-то машина штука удобная.
— Если не ломается, — согласился он.
— Мне вот надо в Выборг, а на электричке неудобно.
Капитан понял, что их хрупкий контакт может лопнуть, если она попросит везти её в Выборг. Он откажется: другие дела есть, майор ждёт, бензин кончается.
— А что в Выборге?
— Сходить в замок на турнир. В зале горит камин, рыцари в доспехах пьют водку, но в забралах…
— Только не сегодня. Мы приехали?
— Да.
Она вышла из машины. Капитан тоже выскочил, сообразив, что с нею уходит сплетённая им ниточка. Оборвётся — и вся эта поездка станет пустой. Он попробовал ухватить её, ниточку:
— Антонина, на чём же поедешь обратно?
Она засмеялась неприятно, с чуть заметным посвистом, словно кого-то подманивала. Капитан хотел рассмотреть её глаза, но не удавалось — она слишком мелко и часто моргала. Соринки?
— Говоришь, Игорь?
— Точно.
— Игорь, а ты не мент?
Он поёжился якобы от возмущения, но поёжился от недоумения. Где же он прокололся? Шло всё так гладко… Не слишком ли прямо он ломился? Поскольку уже ёжился, то теперь капитан поморщился:
— Антонина, тебя утрясло?
— А почему ты решил, что я должна возвращаться?
— Кошёлки с продуктами нет, в сумке цветочки… Значит, не домой, а в гости, — скоротечно выдумал Палладьев.
— Глаз у тебя намётанный…
— Работаю охранником. Сутки дежурю, трое дома.
— Сколько с меня?
Она распахнула сумку, из которой поникли цветы. Мысль капитана завертелась флюгером: сейчас она расплатится и уйдёт. Источник информации… Возможно, что никакой она не источник. Но Палладьев приучил себя начатое доделывать.
— Антонина, ты про Выборг говорила… Можно договориться.
— Лучше отвези мне чемодан и две сумки с тряпками.
— Когда, откуда и куда? — воспрял капитан.
— Давай в субботу. Часикам к десяти подъезжай к той остановке, где сегодня меня взял. Так сколько с меня?
— В субботу и расплатишься.
Есть люди, которым не спится, если на ночь не посмотрят телесериал. Я не усну, если перед сном не почитаю. Эдак часика полтора какую-нибудь газету, толстенную, как месячная подшивка. Сплетни, выдаваемые за новости, никому не нужные, кроме бездельников. Утром спроси меня, о чём читал, — не расскажу. Не потому, что не помню, а потому, что прочитанное при солнце исчезает, как лунный свет с наступлением дня.
И не высыпаюсь. Поэтому утром дома выпиваю чашку кофе, а в своём кабинете вторую, лишь переступив порог.
С утра мой порог переступил и Леденцов. Я насторожился. В такую рань майор без дела не заглядывал. Спросил я провокационно:
— Боря, кофейку?
— После трупа.
— Какого трупа?
— Свежего.
— У тебя в машине, что ли?
— Нет, рядышком, в парке.
Дальше спрашивать бессмысленно — происшествие. Свеженький труп, не свеженький… Надо ехать. Нищему собраться — только подпоясаться. Хочу сказать, что мне собраться — только взять следственный портфель. У входа в прокуратуру ждала полностью укомплектованная машина: судмедэксперт, криминалист, оперативник. Мы с майором её доукомплектовали.
В трёх кварталах от прокуратуры был парк районного масштаба. Значительную его часть занимал водоём. Купаться в нём запрещалось, но кто теперь следует запретам?
— Почему сам поехал? — спросил я майора, имея в виду, что он всё-таки начальник оперативно-розыскной части уголовного розыска.
— Мой отдел зовётся убойным.
— А тут убийство?
— Сейчас глянем…
Оттеснив толпу, мы подошли к воде. На месте происшествия много трудностей, и, прежде всего, боишься что-то упустить. Какой-нибудь след: отпечаток, окурок, мазок, спичку… Здесь, похоже, упускать было нечего.
Труп мужчины в плавках лежал на берегу, почти касаясь пятками кромки воды. Я начал составлять протокол осмотра. Поза тела, кожные покровы, зрачки, трупное окоченение… Никаких видимых телесных повреждений — это для следователя главное. Мне и писать нечего: не фиксировать же многочисленные фантики да картонные стаканчики от мороженого, которыми усыпан пляж. Зато я тщательнейшим образом расписал плавки: материал, цвет и качество синих полосок.
— Дора Мироновна, ваше мнение? — спросил я судмедэксперта.
— Захлебнулся. Видите, белая пена из носа и рта? Первый признак. Ну, и бледность кожных покровов, рот широко открыт… Акт вскрытия через неделю.
Торопиться она не станет, потому что не убийство. Да и мне это вскрытие не к спеху, поскольку сперва надо установить, кто утонул.
Майор подвёл парня из толпы:
— Вот он видел.
— Что видел?
— Как этот мужик лез в воду, — сообщил парень.
— Ну и как?
— Шатался во все стороны.
— Он был пьян? — обратился я к судмедэксперту. Она нагнулась и долго нюхала, почти касаясь носом губ покойника.
— Алкогольный запах отсутствует.
— Дора Мироновна, ну у вас и работка, — заметил Леденцов так, словно его работа была чище.
— Майор, Авиценна рекомендовал врачам пробовать на вкус мочу больных.
— Никогда бы не стал работать у этого Авиценны, — буркнул майор.
— До купания его видел? — спросил я парня.
— Авиценну? — удивился тот вопросу.
— Утопшего.