Помоги проекту - поделись книгой:
Карта окрестностей Новодевичьего монастыря. Девичье поле. Университетские клиники. Начало XX века
Душевное устроение молодого пастыря, серьезное и глубокое, привлекало к нему сердца не только насельниц монастыря, но и персонал клиник Московского университета, и больных. Руководство людьми, ищущими его, требовало от священника прежде всего работы над собой, напряженных духовных трудов, чтения святоотеческих творений и горячей неослабной молитвы, укрепляющей, очищающей сердце. «Ибо молитва вообще как фимиам: хочешь облагоухать им другого, а между тем первее всего облагоухаешься сам»[20].
Общий вид клиник Московского университета
Ко Всемощному Помощнику подвизающихся Иисусу Христу обращался отец Сергий в молитве: «Многомилостиве Господи!…Собери расточенный мой ум, дабы всегда стремился он к Тебе, Создателю и Спасителю своему, сокруши разжженные стрелы лукавого, отрывающие меня от Тебя, угаси пламень помыслов, сильнее огня пожирающий меня во время молитвы, осени меня благодатию Пресвятого Духа Твоего, дабы до окончания моей грешной жизни Тебя Единого любить всем сердцем, всею душою, и мыслью, и всею крепостью…» И зосимовский старец Алексий (Соловьев) молился о своем духовном сыне, помогал советами и наставлениями.
Отец Сергий (справа) в саду Новодевичьего монастыря
Отец Сергий был счастлив в супружестве, он любил свою жену и был обрадован рождением сыновей – Бориса 22 мая 1899 года и Дмитрия 3 ноября 1900 года. Но лишь эти первые два года остались светлым и благополучным временем его семейной жизни. Вскоре горести тяжким крестом легли на его плечи. Приступив, беды следовали одна за другой, пока не разрушили вконец молодой семьи. Видимо, уготован был ему совсем другой жизненный путь.
Первой утратой была смерть сына. 18 июня 1901 года, прожив всего семь с половиной месяцев, младенец Дмитрий скончался[21]. Новые испытания не заставили себя ждать. Осенью следующего 1902 года супруги вместе с трехлетним Борисом были в гостях у родителей.
Собирались пить чай, а малыш, расшалившись, бегал из столовой в кухню и обратно. Его привлекал большой самовар на кухне, готовый вот-вот закипеть. Неловко повернувшись, ребенок задел кран, и струя кипятка обдала его. С тяжелыми ожогами младенца отвезли в клинику. Лишь год прошел после смерти младшего сына, и теперь жизнь старшего оказалась в опасности. Лечение шло тяжело, требовалась операция, мальчик слабел, и мать неотступно находилась при нем.
Младенец Борис. 1901 год
Врачи не ручались за исход операции, но без нее обойтись было нельзя. Отец Сергий сам отнес сына в операционную. Операция прошла благополучно, Борис быстро поправлялся, окруженный нежной заботой матери.
Наконец врачи разрешили взять его домой.
Но та же карета скорой помощи, которая привезла мальчика домой, менее чем через час повезла жену отца Сергия в клинику с приступом тяжелого почечного заболевания.
Ухаживая за сыном, Софья Дмитриевна простудилась, но скрывала от всех свое недомогание. Она прожила только сутки, умирала в полном сознании, благодарила мужа за любовь и счастье, горевала о сыне-сироте и будущей трудной участи священника вдовца.
Прощание продолжалось несколько часов, матушка слабела и угасала постепенно. Перед смертью ее исповедал и приобщил Святых Христовых Таин священник ближайшей к монастырю Седьмовселенской церкви отец Петр Терентьевич Некрасов. Софья Дмитриевна скончалась 17 декабря 1902 года[22]. Отпевание было совершено на третий день, 19 декабря, настоятелем Смоленского собора Новодевичьего монастыря протоиереем Николаем Матвеевичем Антушевым и безутешно скорбевшим мужем. Похоронили матушку возле церкви святителя Амвросия Медиоланского.
Отцу Сергию исполнилось только двадцать шесть лет. Он по-прежнему служил, трудился, не покладая рук, но горе словно оглушило его. С сердцем, переполненным скорбью, он часто приходил на могилу жены и горько плакал.
В несчастий своем он «прямо бросился к отцу Алексию и на груди его выплакал свое горе.
Отец Сергий у могилы жены
И всегда он говорил после, что всем обязан отцу Алексию»[23]. Зосимовский старец любил отца Сергия как родного сына и принял его с особой теплотою, ибо и сам овдовел в молодости и остался с малолетним сыном на руках. При воспоминании об отце Сергии старец часто говорил, что Господь ведет их сходными путями[24].
Однажды, когда приступ тоски по жене был особенно силен, старец предложил отцу Сергию встретиться с ним в Троицком соборе Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
После вечерней службы они остались в храме на ночь. Беседовали, молились… Перед чтением полунощницы отец Алексий открыл раку, чтобы приложиться к мощам Преподобного Сергия. Приложившись, отец Сергий долго стоял у изголовья Преподобного в сосредоточенном безмолвии, со слезами на глазах. Старец спросил его: «Сережа, что ты чувствовал, когда прикладывался к мощам?» – «Мне показалось, что я опустил лицо в цветущий куст роз… и радость пришла в душу». «Счастлив ты,
– ответил ему на это старец,
– ведь не многим дано пережить такое»[25]. Отец Сергий говорил, что в этот момент по молитвам старца от него отошла тоска.
Рака преподобного Сергия Радонежского
Со смертью жены окончилась, ушла безвозвратно недолгая пора счастливой семейной жизни молодого священника. Вдовство принесло с собой не только сердечную скорбь, но и новые проблемы. Одна из них была связана с продолжением служения. Отец Сергий был уже духовником многих насельниц Новодевичьего монастыря. Но поскольку по существовавшей в дореволюционные времена практике духовниками женских обителей назначались, как правило, женатые священники, неизвестно было, возможно ли ему оставаться на прежнем месте. Возникла мысль просить священноначалие о переводе из Новодевичьего монастыря. Но старец Алексий не благословил: «Оставайся в монастыре, лучше жить среди голубиц, чем среди волков»[26].
Насельницы монастыря с состраданием отнеслись к горю своего духовника, но особенное участие, помощь и поддержку оказала восьмидесятилетняя монахиня Евникия, наделенная Господом «редким по доброте и отзывчивости сердцем». «Незабвенны ее слезы, ее горячее сочувствие моему тяжкому горю, – вспоминал отец Сергий в слове на ее погребение. —
Незабвенны ее материнские уроки и предостережения мне, юному вдовцу, который должен быть по сану своему образцом для других в житии, вере, духе, любви и чистоте».
Тяжелая утрата усугубила строгость жизни и молитвенный подвиг молодого священника, обострила, расширила способность сострадания его отзывчивой души. Особая сердечность зосимовского старца Алексия передалась и его духовному сыну. По воспоминаниям современников, отец Сергий, всеми уважаемый за глубокую религиозность и чистоту жизни, находил слово утешения и вразумления для каждого, кто приходил к нему за советом и поддержкой.
Новое устройство его домашней жизни, заботы по хозяйству и воспитанию сына-сироты взяли на себя сестры. Они перебрались к брату в его небольшой домик близ Новодевичьего монастыря. Младшая – Прасковья – в то время служила учительницей в Сретенском 3-м женском начальном училище, а Екатерина вела домашнее хозяйство и своей неусыпной нежной заботой о мальчике заменила ему умершую маму. До конца дней она называла «Бобу» «детка дорогой».
В 1906 году скончался родитель отца Сергия диакон Павел Иванович Лебедев. Мария Павловна также переехала к сыну и просила его не принимать монашества при ее жизни. Отец Сергий и помыслить не мог снять с себя Богом данный крест попечения о немощных родных: младенце сыне, старенькой матери, незамужних больных сестрах – и остался вдовым священником до конца своих дней по слову Господа: «кто хочет по Мне идти, да… возьмет крест свой и по Мне грядет» (Мф.16, 24).
Помощь духовного отца придавала сил для совершения этого пути. По воспоминаниям О. И. Подобедовой, духовной дочери отца Сергия, жизнь священника стала «монашеством в миру: келейное правило, чтение святых отцов, богослужение и проповедь, сменяя одно другое, заполняли день». Непрестанная молитва о дорогой усопшей постепенно перешла в иноческое правило. «Молитва не прерывалась, после краткого сна она возобновлялась и ночью»: «Благая Матерь Всеблагого Бога, призри милостивым оком Твоим на молитву недостойного раба Твоего и даруй мне… тишину помыслов, постоянство мысли, ум целомудренный, трезвение души, смиренный образ мыслей, светолепное настроение духа, нрав благоразумный и мир душевный, который Господь даровал ученикам Своим… рассей облаки печали моей, мглу и смятение помыслов… расшири сердце мое духовным озарением, возвесели меня радостию и даруй, чтобы правыми путями заповедей Сына Твоего шел я верно и с неукоризненною совестию проходил непоползновенное житие…[27]»
Шли годы, с ними приходили новые утраты и скорби.
28 марта 1908 года монастырь проводил в последний путь свою 78-летнюю игумению Антонию (Каблукову), управлявшую обителью двадцать восемь лет[28]. Перед смертью она исповедалась у отца Сергия и причастилась Святых Христовых Таин. Чин погребения совершил епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов), похоронили мать Антонию под Смоленским собором.
14 марта 1909 года отец Сергий похоронил монахиню Веру; 27 июля 1911 года – дорогую духовную дочь и утешительницу монахиню Евникию. 5 мая 1912 года он погребал скончавшегося от легочной чахотки Георгия Шарова, тридцатипятилетнего сына монастырского диакона, а еще через три года напутствовал и хоронил его отца, диакона Василия Сименовича Шарова.
В 1912 году ушел за штат по болезни старейший клирик и настоятель Смоленской церкви протоиерей Николай Матвеевич Антушев, служивший на этом месте почти полвека: с 1863 года диаконом и с 1875 года – священником. Скончался он 30 января 1917 года.
15 апреля 1913 года, на второй день Пасхи, в Бозе почил кротчайший, любвеобильный и смиренный пастырь, священник Смоленской церкви Николай Иванович Вениаминов, служивший здесь с 1898 года. Исповедал и причащал его перед смертью отец Сергий[29].
Вид впоследствии уничтоженного некрополя Новодевичьего монастыря. Конец XIX века
Все это были люди, с которыми близко и многие годы связана была его жизнь. И сколько еще насельниц обители, престарелых и молодых, проводил в иной мир священник за эти годы! Им на смену приходили другие клирики и послушницы, все менялось, обновлялось, но оставались и становились все острее духовные нужды и скорби людей, с которыми они шли к своему пастырю. Круг духовных чад священника расширялся: к нему стали обращаться ученые, преподаватели и профессора клиник Московского университета.
В те же годы отец Сергий продолжал катехизаторскую и духовно-просветительную деятельность среди учащихся и народа, объем которой неуклонно возрастал. Дополнительно к прежней нагрузке с 1904-го по 1910 год по архипастырскому благословению священник вел беседы с работниками шелкокрутильни Щелкова[30]. Тогда же, начиная с 1904 года, в числе прочих клириков Новодевичьего монастыря он был включен в число проповедников, произносивших поучения в Князь-Владимирском храме при Епархиальном доме, а позже в кафедральном соборе Чудова монастыря. Отец Сергий, несомненно, обладал даром слова, по достоинству оцененному его слушателями. 20 апреля 1905 года епархиальным начальством он был награжден набедренником.
В 1910 году священник был приглашен в Ксениинский приют, открытый в 1897 году попечением Великой княгини Ксении Александровны и ее супруга Великого князя Александра Михайловича для «пятидесяти нищих девочек, с городскою при оном школою на сто приходящих учениц»[31]. Уже в начале 1900-х годов приют жил налаженной полноценной жизнью православного учебно-воспитательного заведения. По словам епископа Трифона (Туркестанова), возглавившего в день праздника соборную молитву учащих и учащихся, воспитанницы утешили гостя «прекрасным воодушевленным пением» и порадовали «успехами в науках и искусствах»[32]. Духовнические и преподавательские труды отца Сергия были скоро оценены: на следующий, 1911 год он был избран почетным членом Совета детских приютов и 6 мая того же года награжден скуфьею[33]. В течение нескольких лет отец Сергий сотрудничал также в Обществе содействия религиозно-нравственному и патриотическому воспитанию детей. За безвозмездные труды в этом Обществе он получил архипастырское благословение с внесением в формулярный список[34].
Репутация отца Сергия в кругу московского духовенства была столь высокой, что в 1913 году, в преддверии торжеств, посвященных трехсотлетию Дома Романовых, вместе с иеромонахом Иоакимом он был избран депутатом для принесения поздравлений Его Величеству[35]. В 1914 году ко дню рождения государя – 6 мая – отец Сергий был награжден камилавкой.
Через два месяца началась первая мировая война. Новодевичий монастырь принял самое непосредственное участие в постройке, затем в содержании лазарета Покровской общины. К трудам священнослужителей добавилось посещение и окормление раненых, сестры дежурили в лазарете и шили обмундирование.
Объем пастырских трудов отца Сергия с годами неизбежно расширялся, усиливался и сокровенный молитвенный подвиг. «Желаю Вам, отче святый, – писал ему в 1915 году епископ Макарий (Павлов), – внутренно продолжать работу над собою, чтобы по своим понятиям, образующимся на чтении Слова Божия, делать свое пастырское дело лучше и с усилием осуществлять в жизни истинный смысл учения Иисуса Христа».
Глубокое знание богослужебного устава, благоговейность служения священника были отмечены священноначалием, преподавшем священнику благословение Святейшего Синода с грамотою. Как пастырю уже опытному отцу Сергию доверялось обучение священнослужению молодых собратий, которые направляемы были после хиротонии для прохождения сорокоуста[36] в Новодевичий монастырь. Среди них были и будущие архиереи, в том числе архиепископ Филипп (Гумилевский), воспринявший у отца Сергия благоговейность священнослужения.
Самоотверженные усилия и отца Сергия, и многих преданных чад Русской Православной Церкви, положенные на созидание и укрепление христианских основ жизни общества, сохранение своего Отечества в мире и вере, посеяли добрые семена, которым еще предстояло взойти в другую эпоху. А в начале XX века пастырям приходилось трудиться, невзирая на зловещие признаки приближения всенародных бедствий. Тогда никакие усилия Церкви уже не могли их предотвратить, утишить «взбаламученное страстями человеческое море»[37], развенчать обольщение призраками свободы, равенства и братства, втянувшее русский народ в водоворот событий, разрушивших Россию, опустошивших Православную Русскую Церковь, принесших кровавые испытания ее чадам.
«Се Аз посылаю вас как агнцы посреде волков…» (Лк. 10,3)
Революция, ее первые последствия
Конец России как великой православной державы ознаменовал Февральский переворот.
С февраля 1917 года новые правители России двинулись по пути противостояния ведомой Христом Спасителем Церкви. Под шум всеобщего оживления и суеты Временным правительством был предпринят ряд решительных шагов по реформированию Церкви, в программу которого входила замена состава Святейшего Синода и части епископата. За полгода были смещены с кафедр двадцать видных иерархов, «старых», как наиболее консервативных. Первыми удалены были Санкт-Петербургский митрополит Питирим (Окнов) и Московский митрополит Макарий (Невский), уволенный «за преклонностью лет». Инициатором смещения был назначенный правительством обер-прокурор В. Н. Львов, объявивший Синоду, что считает себя облеченным «всеми прерогативами прежней царской власти в церковных делах»[38]. Под давлением обер-прокурора, поддержанного всеми членами Синода, 1 (14) апреля 1917 года 82-летний митрополит Макарий был вынужден подать прошение об увольнении на покой[39].
Москва. Демонстрация в поддержку Февральского переворота
В прошлом выдающийся алтайский миссионер, затем Томский архиепископ, он в 1912 году был переведен в Москву, согласно распространенному мнению, по рекомендации Распутина. Широкому кругу видных церковных деятелей, желавших «жить по-новому» сибирский архиерей представлялся не соответствующим кафедре древней столицы и «старомонархическим». В порядке реализации декларированных свобод он был устранен. Владыка тяжело переживал свое смещение и последовавшее принудительное поселение в Угрешском монастыре.
В годы правления митрополита Макария отцу Сергию доводилось сослужить Владыке, они были знакомы. И теперь с сердечным, истинно христианским состраданием отнесся священник к изгнанному престарелому архиерею, переведенному в Москву не по своей воле и уволенному против желания. В течение нескольких лет[40] он поддерживал общение с одиноким и больным Владыкой, утешал его и помогал материально. В ответ на одно из писем отца Сергия в 1920 году митрополит Макарий писал: «Возлюбленный о Господе отец Сергий, с большим утешением я прочитал Ваше сладкоречивое письмо. Оно истинно принесло печальному сердцу моему радость. А я только за несколько минут перед этим вздыхал, вопил: “Скучно жить! Грустно жить! Не с кем разделить мне мою грусть и скуку, наведенную или, вернее, наводимую событиями настоящего времени”. Вспоминаются слова Божественного Страдальца: “Прискорбна есть душа Моя даже до смерти!.. Побдите со Мною!”[41]. <…>
Митрополит Московский Макарий (Невский)
Приношу сердечную благодарность и прошу передать таковую всем сотворившим через Вас щедрую милостыню. <…>
Будьте снисходительны к немощи моей. Пишу мало, но сердечно благодарю и молитвенно благожелаю. Убогий митрополит Макарий (Невский)»[42].
Октябрьские события 1917 года завершили период «свобод», объявленных Временным правительством, утвердив неограниченную власть советов. Иерархия жизненных ценностей русского народа была разрушена, провозлашено ничего не значащим все, что в течение тысячи лет было достоянием, ценностью и святыней нации. Прошлое очернено и объявлено контрреволюционным, в особенности созидательная деятельность Церкви. Всего через три месяца после переворота, 23 января 1918 года, был обнародован Декрет Совнаркома «Об отделении Церкви от государства», поставивший ее практически вне закона. Все церковное имущество было объявлено государственной собственностью и подлежало изъятию.
Новодевичьему монастырю больше не принадлежали ни его земли, ни здания, ни святыни. В течение всего 1918 года игумения Леонида (Озерова) была вынуждена заниматься составлением, выверкой и исправлением двух пространных описей монастырского недвижимого имущества, которые вместе с финансовой отчетностью и метрическими книгами обители должны были быть переданы к 25 октября 1918 года в Организационно-учетное отделение Юридического отдела Московского совета рабочих и красноармейских депутатов (МСР и КД), а денежные суммы – в кассу Народного комиссариата юстиции к 13 ноября 1918 года. По требованию Отдела юстиции Моссовета 31 декабря 1918 года была изъята монастырская печать.
Больной Митрополит Макарий (Невский) в Угрешском монастыре
20 октября 1918 года по предложению Юридического отдела монастырь был осмотрен церковным отделом Комиссии по охране памятников на предмет учета и охраны церковных художественных и исторических ценностей, каких найдено было немало. Несмотря на очевидную культурную ценность монастыря, в его помещениях тогда же были размещены 200 курсантов школьно-инструкторских курсов Наркомата просвещения, которые прожили там год с октября 1918-го по 1 августа 1919 года, притом взятые ими вещи, в том числе часть мебели и посуды, «оказались частью поломанными, частью совершенно уничтоженными»[43]. В следующем году на место курсантов поселили 300 рабочих из Петрограда. В тот же период в монастыре была устроена лечебница для тифозных больных.
Насельницы Новодевичьего монастыря, лишаемые своих келий, устраивались, как могли, в ближайших домах и стремились сохранить главные святыни обители – ее церкви. 19 ноября 1918 года они составили «Обращение в Хамовнический Совет рабочих депутатов от граждан православного вероисповедания, желавших принять храмы и церковное имущество»[44] в свое ведение. В числе этих «граждан» были все члены семьи Лебедевых. Дело рассматривалось долго.
Новодевичий монастырь. Открытка начала XX в.
Поделиться книгой: