И прости нам грехи наши

Когда подали поезд и Кирилл, мысленно попрощавшись с гостеприимной Варшавой, взялся за поручни, Стеф придержал его за рукав.

– Не гневысь, отец родной. Может, передумаешь и залышышся. Все так файно складывается. Я майже певен в успиху. А на счет диамантового кольца я пожартував. И так прорвемся.

Где-то в глубине сознания у Кирилла на миг возникло недовольство собственным прагматизмом.

«Может быть, правильно поступает этот настырный очкарик, ради любви пустившийся во все тяжкие, не думая о последствиях? – Спросил он себя. – Может все-таки стоит остаться и не жалеть это ничтожное кольцо? Тем более что Стеф знает одного очень порядочного ювелира, готового дать настоящую цену. После чего они опять будут на коне».

Но, это чувство длилось только одно короткое мгновение. «Пусть мудрость будет твоей сестрой, а разум братом твоим» – вспомнил Кирилл слова из самой главной Книги, когда-либо написанной людьми.

Он тыльной стороной поднес ладонь к губам, дохнул на бриллиантовое кольцо, потер его о рукав шерстяной куртки и полюбовался игрой самоцвета.

– Все нормально было в бане, только не было воды. Ты извини дружище, но кажется нам с тобой не по пути.

Кирилл пожал сухую, холодную ладонь Стефа и с удовольствием услышал, как прилично одетый, солидный господин в белых лайковых перчатках и с бабочкой, похожий на польского киноактера Збигнева Цибульского, поднимающийся впереди него, зацепившись толстым чемоданом, виртуозно выругался на русском языке и выплюнул на пол тамбура жевательную резинку.

– Шкандаль, – с укоризной бросил ему вслед Стефан.

«Скорее всего, тоже дипломат», – подумал Кирилл и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.

* * *

Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал.

Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от «Чезаре Пачотти», делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Кирилл обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом.

«С таким франтом можно и высшем обществе показаться», – усмехнулся он.

Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазиди деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а после этого пообещал включить счетчик.

– Я сейчас без наличных, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.

Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:

– Греческий Гобсек, если вы будете таким жорстоким, я вызову вас на дуэль. Вы имеете дело со Стефаном Радзевиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.

– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф и бросил его в урну.

Грек отвел Кирилла в сторону и недовольно проворчал:

– Что у тебя общего с этим безумным дуэлянтом?

Реставратор ненадолго пропал, а дней через десять вернулся и привез полтора десятка игровых автоматов третьего поколения. «Одноруких бандитов» временно складировали у Кирилла в прихожей. И он каждое утро испытывал неудобство, протискиваясь к двери в их узком лабиринте.

Пристроить автоматы в дело так, чтоб они давали прибыль, не удалось, и было решено их продать. Покупателей подыскал Апазиди, с условием, что после сделки Стеф погасит долг.

Автоматы «уплыли» в неизвестном направлении, а вместо денег продавец получил чек, срок действия которого истекал через два дня. Дело было под вечер в пятницу, банки уже закрылись и Кирилл понял, что Стеф не получит ничего. После продолжительных переговоров, выступавший гарантом сделки, Грек, согласился принять чек, с условием, что в половину его стоимости войдет долг Стефа, а вторую половину негоциант обещал отдать через месяц.

Рассчитался Апазиди только осенью. Вместо денег Стеф получил на руки целый грузовик подтаявших леденцов, петушков на палочках, «подушечек» и карамелек. Из разорванного картонного ящика Стеф недовольно выловил оплывшего розового петушка на палочке. Как будто, он был причиной его неудачи, мысленно отождествив петушка с Апазиди, художник с ненавистью откусил ему голову, уронил под ноги и растоптал.

Реализовать конфеты в розничной сети не взялся никто и Стеф отвез их в Высокополье. Будущая теща замесила на них брагу и целую зиму гнала самогон на продажу. Дело затянулось до весны. На реализации стоял не просыхающий ни на минуту тещин кум. И потому Стеф не получил ни копейки.

Кирилл полностью разуверился в деловых качествах Стефа и, когда реставратор предложил ехать в Среднюю Азию за ядами и затем переправлять их за кордон, благоразумно отказался.

* * *

Через полгода Стеф потерял свой заграничный лоск и артистический вид. Последними «ушли» золотые швейцарские часы. И только, слегка подтоптанные, со сношенными каблуками, и потускневшими пряжками «Пачотти» и сандаловый стек свидетельствовали о его былом финансовом могуществе и процветании.

Но Стеф не упал духом, а только спустился на грешную землю и чуть сбавил обороты. На занятые у Кирилла деньги он привез из Невиномыска устройство по изготовлению сладкой сахарной ваты, снял на окраине гараж, закупил сахар, и ночи напролет колдовал над ее изготовлением.

Злополучная вата упорно не хотела получаться съедобной на вид, сбивалась комками и напоминала клочья мыльной пены после стирки. Но энтузиаст не делал и шагу назад. Он был уверен в успехе.

Несколько раз кулинар с коробком от телевизора через плечо, полным до отказа восточными сладостями, выходил на привокзальную площадь, но расторговаться так и не смог. Слегка разуверившись в успехе, новоявленный кондитер прекратил производство и стал раздавать вату даром, но дело все равно почему-то шло туго.

Выручил коробейника одинокий бомж, слонявшийся в поисках пропитания. Когда Стеф вручил ему злополучный ящик, тот радостно утащил его к себе под мост и пропировал с бродягами целые сутки.

Художник продал оставшийся сахар и у него на руках опять появились приличные деньги. А Кириллу вместо долга он доставил замысловатое устройство по изготовлению ваты. Заимодавец поставил его в прихожей на то место, где когда-то стояли «Однорукие бандиты» и каждое утро, спотыкаясь о бочкообразный цилиндр, вспоминал Стефа добрым словом.

* * *

Эта небольшая неудача Стефа не обескуражила. На вырученные от продажи сахара деньги художник дал объявление в газете и в опустевшем гараже открыл приемный пункт старых швейных машинок фирмы «Зингер». В объявлении указывалось, что принимаются машинки до 1917-го года выпуска, в любом состоянии.

– Наконец-то ты взялся за стоящее дело, – похвалил его Кирилл, заглядывая в полутемный гараж, – наверно, хочешь организовать швейный кооператив? Молодец. «Аляски» сейчас с руками отрывают.

– Сам шей свои «Аляски», – фыркнул Стеф. – А я, если улыбнется удача, получу куш не менее десяти тысяч долларов и поеду в Калининград искать Янтарную комнату. А, может, махну за Урал и отыщу пропавшее золото Колчака. Лишь бы сейчас хватило начального капитала. Если хочешь, могу взять в долю.

– Не вижу ничего общего между десяткой «зелени» и этим зингеровским хламом, – указал Кирилл на груду швейных машинок и с сомнением покачал головой, – тебе самому придется искать Янтарную комнату и откапывать Колчаковский клад.

– Ты всегда видел не дальше своего носа, – усмехнулся Стеф и нехотя покрутил привод швейной машинки, – поэтому, никогда не будешь по-настоящему богат. Нет у тебя полета мысли. Но, так уж и быть, открою тебе секрет моего теперешнего бизнеса. В своё время немецкий предприниматель Зингер, стремясь завоевать российский рынок, выпустил в России партию швейных машинок, в которых приводной вал был изготовлен из платины. На сегодняшний день цена этой детали десять штук баксов. Информация из самого достоверного источника. Мне уже понесли, потому что я не жадничаю, как некоторые, и даю хорошую цену. Я уверен в успехе. Это только вопрос времени.

Стеф продержался около месяца. Когда у него закончились деньги, гараж наполовину был завален разобранными швейными машинками. Но долгожданная удача ему так и не улыбнулась. В пасмурный, ненастный понедельник швейных дел мастер прекратил приём и отвез все свое богатство в приемный пункт металлолома.

После этого неудачливый предприниматель залег на дно и нигде не показывался. Хотя, изредка, его видели в центральном супермаркете на рекламных акциях, пробующим рекламируемую дешевую продукцию.

За вечер он обходил все лотки и, сытым покидал супермаркет, не потратив ни копейки. Бесплатная дегустация не пошла Стефану впрок. Как-то раз он отравился просроченным йогуртом, его долго тошнило и болело в животе.

* * *

Кирилл уже начал о нем забывать, но не тут-то было. Как то под вечер, Стеф, одетый в комнатные тапочки на босую ногу, в майку навыворот и твидовое пальто, заявился без приглашения. Гость недовольно оглядел сиротливо стоявшее в прихожей устройство по изготовлению сахарной ваты, уселся на кухне, поставил чайник и принялся за забытую в холодильнике половинку «Киевского» торта.

– А, где же «Пачотти» и тросточка? – сухо поинтересовался Кирилл.

– Трость я в ломбард отнес. Кстати, дали неплохо. А «Пачотти» в ремонте. Подошвы протерлись. Разве макаронники могут что-нибудь путное сделать, кроме спагетти и пиццы? В «Пачотти» только мазурку на паркете танцевать. Не для наших они дорог. Дались тебе эти «Пачотти» – возмутился гость, доедая торт.

– Недолго музыка играла, недолго шляхтич танцевал, – заметил Кирилл и поинтересовался. – А ты танцуешь мазурку?

– Приходилось. – ответил Стефан. – в нашем роду все хорошо танцевали. А Альбина танцевать не умеет. Но для меня это не главное. Я её научу.

Стеф поднялся со стула, шаркая тапочками, вальсируя, приблизился к холодильнику и выудил из него пачку сливочного масла и литровую банку с медом.

– А, теперь, не перебивай и дай сказать по существу, старик, – заявил танцор безапелляционно, разрезая вдоль белый батон, – нужна твоя поддержка. У меня колоссальная идея. Если все срастется, будем сказочно богаты.

– Я по горло сыт твоими идеями, и не поеду ни за Урал, ни в Прибалтику. Ты можешь обойтись без меня? Что-то мы последнее время стали друг другу противеть, – недовольно проворчал Кирилл. – Надо нам пореже встречаться.

Несмотря на такой холодный ответ, Стеф толстым слоем намазал хлеб маслом и медом, откусил большой ломоть, не спеша прожевал и вторично поставил чайник.

– Когда дело выгорит, может, мы с тобой больше и не увидимся, если я так тебе не по душе. Поеду в Монте-Карло и рвану там куш посерьезнее. Я, кажется, разгадал секрет «Блек Джека».

– А что ты там будешь ставить? Пальто, очки и тапочки? – Усмехнулся Кирилл.

– Я же сказал, рванем куш совместно и в разные стороны, Я в Монте-Карло ловить за хвост птицу удачи, а ты мухоморничай тут в своем болоте. Да, не дрейфь, стариган, тебе и делать ничего не надо. Найди только золотой николаевский четвертак в идеальном состоянии, не старше 1898го года и хорошего домушника. А, дальше, моя забота.

– Давай по порядку, зачем тебе золотые двадцать пять рублей?

Стеф налил очередную чашку чая, сыпнул сахара без меры, добавил столовую ложку меда, размешал и, сделав большой глоток, поперхнулся.

– Ты ешь не спеша, – порекомендовал Кирилл и постучал его по спине.

– Не попрекай куском, я же у тебя в гостях. Я после разгрузочного дня. Мог бы чего-нибудь и посвежее предложить, кроме просроченного торта. Хочешь, чтобы я еще раз отравился, – гость с укором ткнул пальцем в синий штемпель на крышке пустой коробки от торта, – я заметил, что с годами у людей портится характер, и они игнорируют правила хорошего тона. Если бы ты жил в девятнадцатом веке, тебя никогда бы не приняли в светское общество.

– Весьма возможно, – усмехнулся Кирилл, – но это меня не сильно бы и огорчило.

– Другого ответа я от тебя не ожидал. У тебя ни капли голубой крови.

Стеф высокомерно отодвинул на середину стола недоеденный батон, и напевая полонез «Огинского», горделиво поднялся со стула.

– Помнишь, я когда-то золотом промышлял?

– Ну и что из этого? – спросил Кирилл.

– А дело в том, что я золото одному богатому клиенту сплавлял. Он из судейских. Служит судьей в апелляционном суде. Такого не грех и потревожить. По виду, матерый взяточник, руку по локоть откусит. Живодер редкий. Но с деньгами этот прохвост с сумасшедшими. И все в золото переводит. Золотые монеты собирает. У него мания на коллекцию из шести «николашек» золотых. Хочет собрать до кучи напятерку, семь с полтиной, червонец, двенадцать с полтиной, пятнадцать и четвертак. К такой коллекции, если монеты в идеальном состоянии, в Европе смело ноль «пририсовать» можно. У этого жирного гуся четвертака не хватает, для полного счастья.

– Я достану тебе золотой империал, а дальше что? – спросил Кирилл.

– А, дальше все проще пареной репы. У меня знакомый в институте Низких частот. Мы эту монету облучаем изотопами, и она на счетчик Гейгера отзывается. Я её продам этому Тяпкину-Ляпкину, а он её к своим монетам добавит. Так мы на его тайник выйдем. А там добра немерено. Не удивлюсь, если там окажется и царская золотая мясорубка с платиновыми ножами работы самого Фаберже. Был слух о её существовании в нашем городе. Мелькала она а горизонте. Возможно, он её перехватил. Вот тут и понадобится домушник. Но, такой, чтобы при надобности, мог и сейф вскрыть. Я этого гуся давно вычисляю. Живет один, на Набережной. В его отсутствие мы к нему с Гейгером и наведаемся.

– Лишь бы там не оказалось платиновой швейной машинки, – заметил Кирилл – тяжело будет тащить. А, монету ты можешь у Апазиди перехватить на время, но лучше купить или выменять. Потому, как комбинация эта не стопроцентная. Четвертак может уплыть из рук с концами.

– Да не каркай ты раньше времени, – возмутился Стеф, – от тебя доброго слова не дождешься. А к Апазидию я ни ногой. Этот жирный крокодил меня обманул за автоматы. После этого я его на дух не переношу. Ну, ничего, еще подавится. Не все коту масленица, будет ему и Великий пост. В общем, монета это твоя забота.

– Ладно, я подумаю, – согласился Кирилл, – позвони через месяц.

– Месяц ждать не буду, – отрубил Стеф. – Неделя тебе сроку.

Через десять дней Кирилл вручил Стефу золотую монету и свел с домушником по прозвищу Чистодел.

– Послезавтра монетка будет готова и будет пищать, как резаный поросенок, – радостно сказал Стеф и достал счетчик Гейгера.

Через три дня, после того, как Стеф продал монету в нужные руки, они с домушником с утра караулили на Набережной. Дождавшись, когда Ляпкин-Тяпкин подался по своим судебным делам, вскрыли три замка и оказались в квартире.

Стеф сразу же включил счетчик и стал обследовать комнаты, кухню, санузел, кладовки и антресоли. Но счетчик Гейгера так и не сработал. То ли батарейки сели, а может, золото было в другом месте.

Обстановка в квартире была спартанская и прихватить было нечего. Отсутствовала и золотая мясорубка. Стеф выдвинул ящик кухонного стола и с огорчением обнаружил отсутствие платиновых ножей.

– А судья оказался хитрее чем я думал, – проворчал себе под нос Стефан. – Придется уходить с пустыми руками.

Но неугомонный кладоискатель все-таки отыскал где-то в углу старинную напольную вазу, инкрустированную серебром.

– С шелудивой овцы хоть шерсти клок, – пробормотал Стеф себе под нос. Он снял с плечиков висевшую в платяном шкафу судейскую мантию и завернул в нее находку.

В прихожей Стеф жестом остановил Чистодела и восторженно прошептал:

– Есть! Я так и знал!!! Если хочешь что-то надежно спрятать, положи это на самом видном месте.

Стеф поставил сверток на пол и начал лихорадочно разворачивать вазу, не отрывая руки от выпуклого места на мантии.

– Наконец-то и мне улыбнулась удача, – прошептал он скороговоркой, извлекая из пришитого во внутренней части мантии потайного кармана, цилиндрический, продолговатый сверток.

Стеф оценивающе взвесил на ладони добычу, полуутвердительно и полувопросительно, глядя в глаза Чистоделу, предположил:

– Скорее всего это золотой червячный вал от царской мясорубки?! А, могут быть и монеты.

– Да разворачивай ты быстрее, не томи душу, – свистящим шепотом произнес домушник, – а то погорим не за понюх табаку.

Дрожащими руками Стеф сорвал упаковку и замер от удивления.

На его ладони лежал свернутый в рулон порнографический журнал.

Стеф положил «сокровище» на журнальный столик, наспех завернул вазу в мантию и проскользнул на лестничную клетку. Тут его постигла еще одна неудача. Когда он спускался по лестнице, ваза выскользнула из потных Стефовых рук и разбилась вдребезги.

* * *

После этого шляхтич пропал больше чем на год и появился только в конце следующей осени. На вид он был мрачнее грозовой тучи.

– Что ты такой озабоченный? – Поинтересовался Кирилл.

– Не знаю с чего и начать, – чуть слышно произнес Стефан, переминаясь с ноги на ногу. – Я к тебе по очень важному делу. Вопрос жизни или смерти. Мне нужны пятьдесят тысяч долларов.

– Ты обратился не по адресу, – не задумываясь, сухо ответил Кирилл, – у меня таких денег нет. А, если бы и были, я бы тебе не дал.