Рижский бальзам на русскую душу

– Почему же нет? – вопросом на вопрос ответил Михаил.– Я за рулем, но пятьдесят граммов водки при наличии закуски могу себе позволить. Надеюсь, что пройдет некоторое время, прежде чем мы разойдёмся.

   Из того же портфеля Вилис достал аккуратно завернутую в плотную  прозрачную бумагу копчёную скумбрию. Осторожно развернув масляную бумагу,  положил содержимое на ладонь руки  и понёс угощение к столику, удерживая двумя пальцами второй руки бутылку за горлышко, как фокусник.

– С закуской ты можешь позволить себе и сто граммов,– сказал, улыбаясь, Вилис.– Перед дальней дорогой следует подкрепиться и немного расслабиться. Не останавливаться же тебе в придорожном кафе в поисках чашки кофе?

   Михаил согласился. Не имело никакого смысла обсуждать результаты планерки, оказавшиеся для него плачевными. Не о чем говорить, когда всё сказано. Лучше не тормошить тему, по которой принято решение, не нуждающееся в комментариях. Вилис подошёл к журнальному столику и локтем сдвинул в сторону лежащие на нем проспекты и газеты и на их место поставил бутылку водки и приготовленную закуску. Вытер воображаемый пот со лба и  сел в  свободное кресло. Открылась входная дверь и на пороге появилась Бирута с подносом в руках, на котором стояли кофейник и тарелка со сдобными булочками.  Бутылка на столе, ставшая нормой при подписании договора или встрече друзей, не смутила её. Понимающе улыбнувшись, она склонилась над журнальным столиком, расставила предметы по местам, как подсказывала ей её женское чутьё  и бесшумно удалилась. Вскоре она вернулась снова, принеся нож, рюмки и белое блюдо под рыбу. Вилису не давал покоя предстоящий ремонт офиса и реконструкция помещений.

– Это еще  «совдеповский» стол,– Вилис указал на свой рабочий стол,– заменю его в ближайшую неделю, чтобы отрапортовать, что процесс перестройки начался. Грядут большие перемены,– размышлял он сам с собой, приоткрывая великую тайну.

– Я бы не стал связывать замену стола с предстоящими переменами,– отметил Михаил. – Чем тебе не нравится стол, изготовленный в Вентспилсе?

– Я не говорю о столе, а говорю об изменении умонастроений. Ты заметил, как члены правления единодушно проголосовали за замену действующей водоочистной станции на западную установку?

– Как не заметить?

– Эта станция лет пятнадцать назад внедрялась нашим институтом, как последнее слово в науке.  Она могла еще десяток лет существовать без дополнительных капитальных вложений. Удивительно другое,  как  ты, почти друг, мог первым поднять руку за её ликвидацию?

– Решение принято еще до начала обсуждения,– пояснил Вилис.–  и оно правильное.  Ты видишь айсберг и не замечаешь того, что находится под водой. Всех подкупает более компактная европейская установка, работающая в автоматическом режиме и занимающая меньше места. Западные фирмы рвутся на новый рынок, продавая сооружения за полцены. Нас  это устраивает.

   Вилис откупорил бутылку. После первой рюмки, повертевшись в кресле, спросил:

– Какие у тебя планы?

  Михаил задумался о планах, стоявших перед ним в ближайшие десять лет. Он размышлял над тем, что делать дальше. Под пальмой, решение не приходило. Не дождавшись быстрого ответа, Вилис конкретизировал вопрос.

    -У нас вечером по программе намечается финская баня, в которой собирается старая компания. Я приглашаю тебя остаться до утра. У меня прекрасный голос, а ты еще не слышал, как я пою. Будет весело. Мы повеселимся и споем песни.

  Секрета не было, что Латвия славится хорами. Михаил нередко замечал, как какой-нибудь юноша, живущий на хуторе, готов прошагать полтора километра до ближайшего селения, чтобы попеть в хоре. Для него не было секретом, что если собираются два латыша, то хор готов, а если трое, то образуются, как минимум, две политические партии.

– Общность согревает людей,– откликнулся Михаил.

– Во время застолья, – сказал Вилис, –  наши песни, знакомые с малолетства, льются одна за другой. Я не раз участвовал в русских застольях и не не видел того, к чему привык с детства. Почему?

– Ничего удивительного. Латвия славится хорами. Русские тоже любят петь, выпить и закусить. Для  многих из них: гулять, значит пить. А когда выпьешь, песни льются сами собой. У нас тоже много застольных песен. Часто поются лирические песни. Многоголосье вашего застолья не может сравниться  с романсом, проникновенным исполнением певца и задушевностью песни.  Иногда исполняются арии, которые не всем по силам. Есть песни, которые следует петь, а есть такие, которые лучше слушать. Сольные арии отличаются от хорового исполнения. В этом видимо и отличие.

– Сегодня вечером, я надеюсь, мы выясним эти отличия. У тебя найдутся достойные оппоненты.

– Я за рулём и остаться не смогу.

– Наличие машины не может служить причиной отказа,– засмеялся Вилис,– оставь её  под  окнами офиса до завтрашнего утра. Пусть  себе стоит. Никто её не тронет. Когда проспишься, поедешь домой.

– Завтра у меня намечена серьёзная встреча в Риге, где мое присутствие крайне необходимо. К тому же, какой смысл оставаться, если в финской бане подбирается сугубо латышская компания?  Я в ней, с моим знанием латышского языка, буду чувствовать себя, не совсем уютно.

– Латыши знают русский язык. Объясни, почему русские не могут выучить латышский язык?–  спросил Вилис.– Латыши пришли к осознанию своей нации и хотят, чтобы с ними говорили на родном языке. В этом принципиальность  каждого истинного латыша.

   Михаил относил себя к любознательным людям и, разумеется,  не мог пройти мимо словосочетания «истинный латыш».

– Что, в твоем понимании означает истинный латыш?– спросил он.– Разве бывают чистые и не чистые?

– Каждый истинный латыш озабочен тремя приобретениями. Вначале приобретается машина.

– Насколько я помню, ты всегда пользовался собственным автомобилем и не зависел от общественного транспорта,– вставил Михаил.– Менялись марки, но ты всегда был на коне. По первому признаку тебя можно отнести к истинным латышам. Что во-вторых?

– Во-вторых, приобретается участок земли. Каждый латыш по своей природе крестьянин и у него тяга, заложенная предками, к хутору.

– Ты владеешь шестью сотками земли, на которой выращиваются прекрасные овощи и фрукты. Я всегда восторгаюсь твоими яблоками.

– После национализации мне возвращены  пятьдесят гектаров земли, положенные  по наследству. Я стал хозяином

   При переходе к третьему определению истинного латыша, Вилис немного замялся. Таинственная улыбка проскользнула по его лицу.

– Что «в третьих»,  не скажу,– потупившись, сказал он.

– Почему?– удивлено произнес Михаил, предчувствуя не доброе. Останавливаться  он не собирался и продолжил.– Если сказал А и В, то скажи и С.

– Я лучше расскажу о значении открыток, лежащих у меня на столе.

   Он расправил плечи после сиденья в мягком кресле и, встав, направился к рабочему месту. Мужчина комплекции за сто килограммов возвращался, пританцовывая, как озорной мальчишка, с изобличающими документами. Михаил узнал, лежавший на столе знакомый набор открыток, который  не раз  рассматривал скуки ради. Он не находил в нем ничего вопиющего. Теперь, наблюдая за коллегой, понял, что от него ускользал скрытый смысл. Вилис вытащил из пачки верхнюю открытку, на которой изображалось растущее дерево с наклоненным стволом, сук которой располагался почти параллельно земле.

   – Дерево с наклонённым стволом,-прочитал Вилис название на обороте открытки  и перевернул фото.– На этом суку, используемому как виселицу,  в годы войны вешали коммунистов,–  пояснил он.

– Подумать только! – неопределённо высказался Михаил.– И это мне рассказывает бывший коммунист. Не боишься сам угодить на сук?

– Я? Нет!

 Михаил взял в руки фотографию дерева с наклонённым стволом, стараясь определить её местонахождение. После недолгих раздумий он узнал дерево, стоявшее вблизи мэрии на аллее, ведущей в парк.

– Чего только не придумают местные фотографы,– сказал он.– Перейдём к следующей фотографии.

– Фотограф ничего не придумывал, выполняя заказ,– сказал Вилис.– Местные люди знают истинное предназначение сука.

  Он достал следующую открытку, на которой был изображён, врытый в землю, низкий, бетонный блиндаж с узким, решётчатым металлическим окном, расположенным чуть выше земли.

– Мы сохраняем и показываем туристам блиндаж, включенный в туристические карты, как памятник архитектуры. На самом деле,– Вилис перешел на заговорщицкий  шепот,–  это тюрьма, где содержались красноармейцы, перед вынесением приговора. Мы следим за его сохранностью и периодически меняем железные прутья решётки. Вдруг тюрьма еще пригодится?

– Мой отец служил красноармейцем и был комиссован по ранению, до того, как советские войска вступили в Прибалтику. При стечении обстоятельств он мог  бы попасть в приготовленную тобой тюрьму.

– Никто его не просил освобождать нас.

– На одни и те же вещи у нас разные точки зрения,– сказал Михаил.– Давай взглянем на следующий приготовленный тобой  фото пасквиль.

 На третьей открытке изображался один из въездов в посёлок, на котором, по обе стороны асфальтированной дороги, виднелась, ничем не примечательная зелёная изгородь, в виде аккуратно подстриженных кустарников.

– В годы войны,– пояснил Вилис,– на всех въездах в поселок висели таблички с надписью «Judenfrei!». Произнесенное слово на немецком языке означало «Свободно от евреев!». Сейчас у нас в посёлке семь еврейских семей и все они находятся под учётом. В одной из них живет писаная красавица, моя бывшая любовница,– с гордостью произнес Вилис.

– При стечении обстоятельств, если бы прозвучала команда убрать ее, ты пожалел бы бывшую любовницу и спас?

  Вилис отрицательно покачал головой.

– Когда дается команда, приказ следует выполнять, а не обсуждать его.

– Обидно за тебя и жалко женщину.

    На очередной фотографии был изображен памятник, сооруженный из камня. На постаменте стоял упитанный средних лет мужчина с открытым лицом, одетый в рыбацкую робу с откинутым за спину капюшоном. Михаил, ожидая очередного подвоха, попытался разгадать тайну, но, отбросив мыслимые и немыслимые предположения, стал ждать, когда заговорит собеседник. Вилис перевернул открытку и на обороте прочитал название:Рыбак.

– Рыбак, как рыбак,– прокомментировал Михаил.

– Памятник открыт в честь столетия В. И. Ленина. Тогда все носились с памятниками Ленину, устанавливаемыми в каждом селении. К нам, в рыболовецкий колхоз, тоже пришла депеша. Взяв под козырёк, мы отрапортовали:

– Будет сделано!

   Быстро возвели фундамент и начали думать, что делать дальше. Одна умная голова предложила соорудить памятник не вождю мирового пролетариата, а труженику – рыбаку. Понадобился прототип  и те, кто принимал решение, остановились на муже  нашей бухгалтерши Лены. В бумагах рыболовецкого колхоза строящийся памятник  числился под названием «Ленин муж». В отсылаемых в центр отчётах, слово муж  не упоминалось. Прибывший на открытие памятника высокопоставленный партийный чиновник вышел из себя, увидев памятник рыбаку, но, будучи по крови своим, правильно оценил обстановку. Поразмыслив, он по нашему совету решил оставить в покое монумент в том виде, как он есть. Не уничтожать же памятник, у которого есть реальный прототип. Ведь памятник становится настоящим памятником, объяснили ему, когда ставится не человеку, а делу. Чиновник, первый раз в жизни, как он говорил, увидел лучший памятник, посвящённый делу вождя. Приблизительно с таким обоснованием он и отбыл в столицу.

– Колись дальше,– предложил Михаил, перейдя на милицейский жаргон.

   На следующей фотографии он увидел вход в кинотеатр, перед которым валялся ствол пушки.

– И где здесь заложена бомба?– спросил Михаил.

– Более двухсот лет наш посёлок живёт мирно, без войны,– сказал Вилис.– Потому он благоухает весной от цветения фруктовых деревьев и утопает в цветах в парках, садах, аллеях. Последние военные действия в нашем районе проходили давно, в начале девятнадцатого века, когда отступали наполеоновские войска.

  Чем дольше слушал Михаил, тем больше удивлялся.

– Что ты говоришь? Ты живёшь вне исторических событий, утверждая, будто не было войны в сороковых годах нашего столетия, не существовало «Курземского котла» и воюющие стороны не несли ужасные потери.

– Э..,– пренебрежительно сказал Вилис,– историки врут. После взятия Риги, советские войска двинулись на Кенигсберг. В Курземе  никаких военных действий не происходило.  В нашем поселке разгуливали немецкие солдаты, которые, когда потребовалось, по приказу своего командования, сели на прибывшие корабли и отправились на заранее подготовленные позиции, чтобы с оружием в руках встретить Красную Армию в самой Германии. Я очевидец событий, происходивших в так называемом «Курземском котле», где не разорвался ни один снаряд. Квартировавшие у нас в доме немцы вели себя с нами вежливо и перед Рождеством даже угощали нас новогодней армейской выпечкой . Не важно, что она была не из белой муки. Понятно, что идёт война и трудности неизбежны.  А потом пришли вы, появившись  неизвестно зачем.

– Появились, потому что Гитлер развязал войну! Ты, видимо, сознательно игнорируешь зверства нацистов?

– Мы  как-нибудь сами разберёмся вовсём  без вашей помощи и руки Москвы. Нам не нужен в Латвии русский дух. Скажи, что такое русский дух, о котором так много пишут? Недавно мой сын спросил меня: что следует понимать, под упоминаемым в сказках, русским духом? Вспомни, ответил я, что говорит баба-яга, влетевшая на метле в избу, стоявшую на курьих ножках. Она кричит: – Фу, фу, русским духом пахнет!

– Это, объяснил я,– русский богатырь в ожидании бабы-яги испугался и испортил воздух.

– Ты живёшь с русскими людьми бок о бок не один десяток лет и мог бы оценить их силу духа, смелость, жертвенность и бесшабашность. Многие умы при восстановлении России  бьются над тем, как сохранить дух предков. Никакие физические упражнения не помогут человеку, если сломлен дух. Говорят, что в здоровом теле здоровый дух. В действительности  все наоборот: при сильном духе здоровое тело. А сыну своему скажи, чтобы он слушал не тебя, а более внимательно вслушивался в сказки. Послушай, что говорит Пушкин:

    Там, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей.

    Там чудеса… Там русский дух, там Русью пахнет....

   Вспомни и Михаила Кутузова,  былинного полководца, провозгласившего после Бородинского сражения, что дух наш не сломлен.

  Вместо ответа Вилис взялся за бутылку и наполнил рюмки. Михаил пригубил и поставил рюмку на место. Коллеги посидели некоторое время, думая о своём.

– Очень жаль, что ты  не останешься и не попадёшь вечером в финскую баню,– сделал Вилис неожиданный вывод.– Нам есть, о чём поговорить. Выпив, мы иногда с друзьями играем в интересную игру. Мой коллега Имантс играет роль Гитлера, второй друг Валдис, выступает в роли Геббельса, а я, учитывая мою комплекцию и пухлое лицо, играю роль Мартина Бормана. Напившись, Имантс порой воссоздаёт жуткое зрелище, которое похлеще первых советских экранизаций фюрера. Свернув шею в сторону, он из-под чёрной чёлки, падающей на глаза, фальцетом начинает кричать на стоящего перед ним человека, которого невольно пробирают мурашки. Его перебивает Валдис. Стеклянные глаза, худощавое телосложение и бесконечный, угрожающий монолог выводят из равновесия любого допрашиваемого. Я, выступая в роли Бормана, хранителя золотого запаса партии, немногословен и воспринимаю происходящие события, как бы со стороны.  В самый неподходящий момент я могу ткнуть жертву в живот  и снова превратиться в мумию, следящую за событиями. Моя секретарша Бирута исполняет роль надсмотрщицы. Ты не увидишь её такой, какой привык  видеть . В финской бане она язва и стерва, беспрекословно выполняющая мои указания. Нам явно не хватает тебя в финской бане. Ты мог бы подыграть нам и развеселить компанию. Не важно, что ты плохо знаешь латышский. Это даже лучше и естественней. Тебя пытать, одно удовольствие. Ты выступишь в роли русского партизана, говорящего только на русском языке. Не бойся, сильно бить тебя мы не будем,– успокоил он.

– Только попробуйте. Быстро получите в ответ.

– Ты будешь сопротивляться? Отлично. С буянами мы справимся и за сопротивление накажем. Свяжем и начнём снова пытать,  не обращая внимания на причиненную боль.

– Когда-то ведь развяжете. Что тогда?

– Не волнуйся,  до крайностей дело не дойдёт. Мы знаем рамки игры и не перейдём дозволенную.границу

  Валдис задумался над развитием сценария. Достал пачку сигарет, закурил и выпил очередную рюмку водки. Глаза его заблестели.

– У нас найдется, о чем  спросить тебя,– сказал он, развивая сюжет.– Я догадываюсь, что на самом деле, ты не партизан, а вымуштрованный шпион, что еще опаснее. Иначе быть не может. Зачем ты перебрался из России в Латвию буквально перед провозглашением независимости республики? Ох, уж эти шпионы! Их целью является разузнать наши национальные секреты  и, незаметно сообщить о них куда следует.

– Ты следишь за моими перемещениями и знаешь о времени моего приезда в Латвию на постоянное место жительства?

– У нас только достоверные данные,– ухмыльнулся  Вилис.– Ты приехал в рыбацкий посёлок, чтобы уточнить его местонахождение,  определить численность населения  и выявить подходы к  цеху по переработке рыбы, как важного пищевого объекта для захватчиков.  Также  весьма интересно для тебя наличие  других производственных мощностей.  Заодно, тебе, наверняка, поручено  выведать наилучшие места для высадки вражеских кораблей с моря.

  Его нога непроизвольно поднялась и разрезала воздух.

– В этот момент, находясь в бане, следует удар ногой в живот. Правильно я понял жест? – спросил Михаил.–  Пока не поздно, мне следует уносить ноги.

– Отвечай! Зачем ты приехал? Мы не можем отпустить тебя, пока не выясним детали,– изображая разгневанного человека, забавлялся Вилис.– В шпионских кинофильмах показывают, как при обмене на границе, возвращаясь в свою страну, встречаются два шпиона и долго, изучая друг друга, смотрят в глаза. Крупный план, без слов, говорит о многом. С каким драпающим  из Латвии полковником ты обменял квартиру? Что ты чувствовал, при переезде, через границу? Кто был тот, второй, покидающий Латвию? Драпающий чекист?

– Я не менял страны, переезжая из России в Латвию. Тогда это была одна страна. Переезд выглядел будничным. Моим обменщиком был молодой филолог, защитивший в МГУ диссертацию по философии Канта. Философ, говорящий в Латвии о Канте на русском языке, предчувствовал возможные неудобства. В один момент он мог превратиться из образованного и уважаемого человека в пыль, лежащую под ногами.

– С этим предстоит еще разобраться,– сказал Вилис.

   Для убеждённости он перешёл на немецкий язык. Создалась сцена полного недопонимания между допрашиваемым и человеком, ведущим допрос. Михаил вслушивался в слова, безуспешно пытаясь что-то понять. Непонятные слова отвлекли его, но не могли заставить забыться.  Речь Вилиса не усыпила Михаила. В ней слышались грубые слова, крики и зловещая угроза. Спустя несколько минут, Вилису надоело бессмысленно махать руками в воздухе, и он снова превратился в улыбающегося друга, радушного хозяина, сидящего под комнатной пальмой. Разлив водку, Вилис протянул рюмку с водкой:

– Прозит,– сказал он,– у нас говорят «прозит», когда все сказано.

    По его тону стало понятно, что Вилис уже возвратился из  финской бани, где проходил допрос, в свой кабинет.

– Приятно сознавать, что беседа в «финской бане» закончилась,– сказал Михаил.

  Однако, беседа еще не закончилась.

– Как, интересно, ты воспринял латышей в свой первый приезд в Латвию?– спросил Вилис.

– Я увидел живущих в городе людей,– мирно ответил Михаил,–  крепко связанных с землёй, на которой обязательно трудится кто-то из родственников. Отсюда жизнестойкость нации, прекрасно чувствующей себя привольно в большом городе и на природе.

– А как ты оценил наших мужчин?

– Увидел рослых крепких мужчин и причислил их к спортивной нации.

– А что ты скажешь о женщинах, на которых ты, конечно же,  не мог не обратить внимания?

– Я увидел, что женщины ценят себя. Многие из них считают, что в мужьях имеют не совсем то, что могли бы иметь. Отсюда стремление утвердить себя на стороне. Отметил в некоторых  женщинах и крестьянскую жилку, которая,  несмотря на  диеты, проявляется к 50 годам.

   Вилис мысленно опять переместился в финскую баню.