Рижский бальзам на русскую душу

  В коридоре он подождал выходящего следом Ярослава Дементьевича, поблагодарил за содействие, попрощался и пошел к выходу. Видеть никого не хотелось. Изменив своим привычкам, он предпочел не сбегать с третьего этажа по лестнице, а воспользоваться лифтом. Войдя в клетку, прочел объявление, приклеенное на стене. Плакат, написанный крупным шрифтом:БЕРЕГИТЕ ЛИФТ! – недвусмысленно объяснял, что лифт служит для удобства населения и сохранения здоровья. Михаил не возражал. Дети, увидевшие забавную надпись, не удержались бы и, вытащив шариковую ручку, поторопились дописать, внося предложение, что нужно сделать,  чтобы сберечь лифт. Агрегат, протарахтев, остановился на первом этаже. В фойе через стекло Михаил увидел подходящую к зданию старушку, которая, поднявшись по ступенькам и набросив лежащее на голове пуховое покрывало на плечи, превратилась в моложавую женщину. У открывшейся входной двери Михаил остановился и почтительно поклонился Марии Степановне, узнав в ней оппонента его диссертации и бывшую директрису института, которая, как ходили слухи, по предварительной договоренности без борьбы уступила директорское кресло своему учителю Виктору Ивановичу и перешла на должность руководителя отдела орошения. При смене власти видимо существовали какие-то подводные камни и переход осуществлялся не совсем плавно. Будучи аспирантом, Михаил не собирался вникать в подробности, но запомнил, что Виктор Иванович, вступив в должность, не совсем лестно отозвался о деятельности бывшей директрисы.

– Не понятно, как можно руководить институтом, не зная элементарных истин,– заявил новоиспеченный директор стоявшему рядом аспиранту.

     Михаил не сразу прореагировал. Прежде чем ответить, он покрутился, осматривая недавно отремонтированный кабинет директора.

– Она достойно справлялась с должностью,– возразил он своему руководителю.

– В кабинете нет даже портрета Ленина,– последовал уничтожающий аргумент.

    Других замечаний не последовало. Как говорится: без комментариев!  Есть аргументы, с которыми не поспоришь. . Это мы уже проходили. Кое-что Михаил уже прошел и набрал жизненный опыт. У него сработало чувство самосохранения. Он не собирался бежать по железнодорожным шпалам перед паровозом.

– Это существенно,– сказал Михаил неопределённо вместо того, чтобы высказаться более категорично.

   Стоя перед Марией Степановной, у него мелькнула мысль, что Виктору Ивановичу не следовало искать на стороне заместителей. Достаточно было утвердить свою ученицу в должности зама по науке. Тогда бы в нужную минуту он мог поменяться с ней местами и, сохранить за собой место заместителя директора, спокойно вести институт в прежнем направлении.Сделав длинную или короткую рокировку, , он во всяком случае остался бы работать в стенах института. Напрашивался вывод, что друзей следует ценить, а, не отворачиваясь, пинать ногами.

  Возникший вопрос:как Мария Степановна относится к увольнению Виктора Ивановича?– показался Михаилу каверзным и бестактным и он оставил его при себе, чтобы попробовать самому ответить на досуге. Получалось интересная ситуация: сам задаю вопросы и сам на них отвечаю. Впрочем, высказывание не было новым и укладывалось в понимание: задавать следует только такие вопросы, на которые есть ответы.

– Как жизнь в Прибалтике? Удаётся ли придумать что-либо новое и внедрить? – спросила Мария Степановна.

– Внедряя новые идеи, я провожу испытания на объектах,– сказал Михаил,– где отсутствует право на ошибку и невозможно внесение последующих изменений. Мне нельзя на ходу что-то изменять и выглядеть бледным перед заказчиком. Я работаю без предварительных исследований, топором, без создания излишеств. Топорная работа пока не подводила. Отсутствие должного лабораторного оборудования и стен института, тормозят принятие разумных предложений, а потребность выдать все, на что я способен и чему научился, присутствует.

– В нашем институте не все в порядке,– разочаровано сказала экс директор.

– Жизнь не стоит на месте,– пророчески произнес Михаил. Ему, находящемуся далеко от треволнений института, позволялось пофилософствовать.-Скульптору, высекающему шедевр, нужен камень, а не окружение.

   Марии Степановне показалось, что, имея власть, она распорядилась бы лучше, по-иному, не так, как существующая дирекция.

– Меняются кадры в институте,– сказала она,– и уходят – не худшие. Мне помнится, что вы и ваш друг Соловьев, создавали в течение каждого года больше изобретений, чем весь институт. Я помню время,– задумчиво продолжила свою мысль Мария Степановна,– когда проводились существенные исследования и достигались значимые результаты, осуществляемые ради совершенства, а не для обогащения. Сейчас меняется поколение, которое до начала производства работ желает знать, что оно с этого будет иметь. Мой внук спрашивает меня не о том, что я создала, а какую зарплату получаю. Удивительно.

   Экс королева поправила кофточку, провела рукой внизу, разглаживая простенькую юбку, эффектно развернулась и пошла к лифту. Михаил дождался пока она, превратившись в скромную сотрудницу, скроется за поворотом, чтобы попрощаться не только с ней, но и со всем институтом, и без промедления покинуть здание  института, переживающего трудные дни. Без сомнения институт, попавший в трудные для науки восьмидесятые годы, выправится и найдет достойное место среди других. У него появятся весомые достижения, но это будет потом, без участия Михаила, и это будут, уже не его достижения.

ДОМ НА БЕРЕГУ ОЗЕРА

  Директор управления Андрис Лиепиньш и его главный инженер Михаил Петров после завершения переговоров в Краславе возвращались в Ригу. Кратчайший путь лежал через Даугавпилс. сидящий за рулем Андрис, не доезжая до районного центра Даугавпилс, взял крен влево и направил потрепанную служебную «Волгу» в сторону литовской границы. Михаилу, которому пришлось достаточно много поколесить по районам республики, быстро сориентировался, что машина изменила намеченный курс. Вспомнился американский боевик, в котором герои кино, уходя от преследователей, помчались в сторону мексиканской границы.

– Успеть бы до мексиканской границы,– сказал он.

   Он  не задумывался, что выражается не совсем понятно. Упоминание слова «граница» связывалось с изменением намеченного маршрута. Андрис понял, что имеется ввиду.

– Сделаем небольшой крюк,– пояснил Андрис.–  Я давно не видел отчий дом, в котором вырос  и который стоит на берегу озера. Очень хочется посетить места, где вырос.  Если не решусь подъехать к дому, то хотя бы взгляну на него. Издали покажу мои бывшие владения.

    Желание взглянуть на дорогие сердцу места  у сидящего рядом пассажира не вызывало препятствий. Асфальтированное полотно, пролегающее через лес, вывело на открытое место. В крае голубых озер каждое озеро претендовало на своеобразие и выглядело одно лучше другого. Картины водной глади озер завораживали. По берегам, не требуя никакого ухода, росла сочная высокая зеленая трава. Медленно пролетавшие над водной гладью  птицы усиливали спокойствие и благодушие. Монотонность дорог расслабляла. Андрис вместе с усталостью почувствовал скуку от однообразного сидения за рулем и  решил поделиться назревавшими пертурбациями в республике, затрагивающими положение латвийцев.

– На днях наше министерство ликвидируется и  преобразуется в департамент, во главе которого  станет нынешний замминистра,– сказал он.– Мне предложена должность заместителя департамента. Приказ о переводе подписывается на днях. Тебя на освобождаемом месте в должности директора управления не оставят. Наша фирма присоединяется к производственному объединению. Объединение есть съедение небольших субъектов. Твои функции останутся прежними. Изменится только вывеска. Выбери  сам, как будет называться твоя  новая должность.

  Известие обескуражило Михаила. Следовало ее осмыслить  и, не спеша, отреагировать на сообщение. Потупив гнев, он продолжал сидеть с бесстрастным лицом. Это была привычка, выработанная  десятилетиями. Не имело смысла высказывать свою точку зрения. Неудовольствие только позабавило бы Андриса, не более, и ничего не изменило. Вполне разумным представлялось при смене власти занять место директора, но нет, так нет. Ничего не попишешь.

– Должность заместителя директора по научной работе мне подойдет,– после коротких раздумий сказал Михаил.– Я еще не имею записи в трудовой книжке «замдиректора по науке».

– Вот и договорились,– облегченно вздохнул Андрис.-Я думал, что новое известие ты воспримешь с негодованием. По деловым качествам и квалификации ты вполне соответствуешь должности директора, но дело совершенно в другом.

     Михаил предполагал, что причина, скорее всего в его национальности и не удержался задать бессмысленный, по своей сути, вопрос и выслушать объяснения.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты непродолжительное время живешь в Латвии и не знаком, с местными условиями. Многим не понятно, почему ты бросил научный институт в Москве и перебрался в Ригу.

   Вопрос показался интересным. Михаил понимал, что беспокоило Андриса, и что он хотел спросить еще. Показалось забавным продолжить дискуссию.

– Я перебрался в Ригу исключительно по семейным обстоятельствам,– объяснил Михаил.– Два года пробивал прибалтийский филиал от института, в котором работал. Надеялся, что проживая в Латвии, буду поддерживать связь с Научным Городком. Когда понял, что филиал не откроется, переехал сюда и не собираюсь возвращаться назад. Я, как шахматист, обратных ходов не делаю и не капризничаю, понимая, что назад пути нет.

– Не стоило переезжать в Латвию накануне объявления независимости страны. При квартирном обмене у тебя имелось полгода, чтобы передумать и возвратиться обратно в Россию.

– Что сделано, то сделано. Я принимаю обстоятельства такими, какими они приходят.

– Тебе трудно надеяться на рост карьеры в республике. Для тебя путь в государственные структуры закрыт. Остаются частные фирмы.

   -Ну, что ж?  Открою новую фирму. Я не пропаду при любой власти. Моя профессия вечна. Процессы метаболизма человека остановить нельзя. Предмет я знаю лучше других и считаю, что имею некоторые преимущества перед конкурентами, если не подменять дело политикой. Я расскажу тебе быль, похожую на притчу. Однажды мы, со своим руководителем Невыездным  прибыли в командировку в солнечный Узбекистан для внедрения новых разработок. Ранним утром заказчик, угостив дорогих гостей зеленым чаем, виноградом и сдобной лепешкой, проводил нас в проектный институт, где намечалось совещание. До встречи оставалось немного времени и проектировщики, собравшиеся в просторном зале, спонтанно столпились вокруг Семы. Сцена походила на картину «Ленин в Горках», в которой не усматривалось ничего удивительного. Когда шеф начинал говорить, остальные замолкали. В установившейся тишине один из проектировщиков высказал сожаление о том , чтопостроенные по его многочисленным проектам установки, зачастую не работают.

– В чем дело?–  поинтересовался он.

– Дело в том,– ответил Сема,– что в стране не хватает опытных технологов. В Союзе лично я, знаю только двух, достойных.

– Кто же они?– последовал вопрос.

– Я и Михаил Валерьянович,– ответил Сема».

  Он покрутил рукой у своей груди, представляя первого технолога, и следом указал на Михаила. Многие из присутствующих мгновенно поняли, что от скромности Семен Михайлович не умрет. К сожалению, его  уже нет  среди нас. Жители Научного Городка обнаружили его, умершего, за оградой кладбища. Сема не боялся мертвых. Он боялся живых. После его смерти из прогрессивных технологов в стране остался только один.

   Быль не воспринялась шуткой. В ней скрывалась правда, пусть не полная, но значительная. Многое поменялось с тех пор в восприятии, но кое-что осталось. Андрис и сам уже не раз убеждался, что Михаил способен создать нечто, что поднимало его в глазах заказчиков, и что его притча, с оговорками, правдива.

   Автомашина «Волга» въехала в безвестный поселок, в центре которого стояла  старенькая деревянная православная церквушка, напоминавшая маковку. Двое нищих охраняли с двух сторон входную открытую дверь, на которой висела табличка «Храм открыт». Лиепиньш  прочитал вслух надпись на двери и, подражая ржанию лошади, пренебрежительно хмыкнул, не раскрывая рта и раздувая ноздри.

– Храм открыт. Ха-ха-ха,– картинно засмеялся он,– убогое строение называется храмом. Храм, в котором  разрешается прихожанам только стоять. В нем отсутствует возможность присесть на скамьи старым прихожанам. Католические церкви в Риге, Краславе или Аглоне, не в пример православным  церквям, выглядят монументальными. У нас, заботясь о прихожанах, внутри помещений устанавливают скамейки.

     В его замечании сквозило неутолённое желание принизить само Православие и православные храмы. Михаил тоже успел прочитать табличку, висящую на двери, но не увидел в ней ничего забавного. Табличка как табличка и храм как храм. Переубеждать Андриса  казалось бесполезным занятием. Отсутствие скамеек увеличивало лишь вместимость здания, а зале для немощных старушек всегда находились две-три скамейки. Михаил не считал себя поборником религиозных течений, но в душе считал себя русским человеком и автоматически стоял за православие. Он не однажды заходил в православный храм и всегда испытывал успокоение. Стоя под сводами любой церкви, включая и католические, он испытывал похожие чувства. Ведь Бог един! Святое место притягивало людей для общения с Богом и не определялось формой и содержанием строения. По богатству и великолепию на первое место он ставил буддийские храмы. Его восхищал  храм Будды, находящийся в королевском дворце Таиланда, в котором божество, выполненное из нефрита, чтобы оно не простудилось в холодные зимние месяцы (при тридцати пяти градусной жаре!) укрывали покрывалами. Летом, когда температура в тропических широтах достигала предела, с статуи снимали укутывавшие покрывала.  В сравнении с буддийским храмом и расположенными перед ним фигурами полуживотных – полулюдей, скромная православная церквушка, стоявшая у дороги,  выполняла, как подобает,  свое предназначение. На дальних островах он видел еще более ветхие строения, именовавшиеся храмами,  выполнявшие свою миссию  вне зависимости от убранства.

– Внутреннее убранство маленькой деревянной церквушки контрастирует с его внешним видом.Внутри  очень уютно,– сказал Михаил, как будто был там, и добавил известную истину,–  Не все золото, что блестит. Строить и жить следует по средствам, а со временем можно создать и более монументальное строение.

    Андрису не понравилась Православная церквушка, но он постарался поскорее отвлечься от храма, стоявшего у дороги, который все равно, несмотря на усилия, не сдвинешь с места. Бороться с церковью не хватило бы сил. Намеки о житье по средствам будоражили его.Он не унимался.

– Что значит:жить по средствам?!– воскликнул он.– Покупать дешевую нефть и газ, значит постоянно зависеть от России, а мы сами хотим руководить страной. Со временем все равно придется покупать энергоресурсы по европейским ценам. Пусть прикроют трубы, по которым течет нефть, и мы скорее начнем ориентироваться на Запад.

   Переключение с православного храма на Россию для Андриса выглядело логичным. Везде мерещилась рука Москвы, о которой не подозревал Михаил. Для него, как потребителя, цены на нефть и газ, по которым приходилось расплачиваться,  выглядели смутными, не требующими внимания. Андриса же интересовали закупочные цены, и выживет ли страна самостоятельно. Коллеги, не одинаково воспринимая события, остались при своем мнении. Некоторое время они ехали, каждый думая о своем. По складу ума Михаил мог надолго, забыв о водителе, рассматривать проплывающие за окнами места и любоваться ими. Представилось, как было бы восхитительно, если бы из леса, вдруг, выбежала лисица и перебежала дорогу перед машиной. Вместо неё с правой стороны  появился лось, пробирающийся через чащу.  Двигаясь в  сторону асфальтового полотна, он остановился на приличном расстоянии от машины и, немного постояв, пошел назад, что тоже выглядело  замечательно. Попрощавшись с животным, Михаил продолжил беспечно смотреть  на дорогу, ожидая неизвестно чего. Объявление независимости Латвии не стерлось в  его сознании. Этот период по времени совпал с его возвращением из туристической поездки из Таиланда, где пришлось стать невольным свидетелем государственного переворота. Перед королевским дворцом  на перекрестке улиц  Бангкока стоял, выставленный  для устрашения танк, а вокруг люди  занимались своими повседневными делами. Специально подготовленная команда ворвалась во дворец. Столкновение продолжалось недолго. В результате,  в стране сменилась власть. Король умер, да здравствует король! В гостиницах  и государственных учреждениях заменили портреты руководителей страны. Переворот закончился. На мировых рынках и в столичных универмагах котировка товаров осталась прежней. Машина с туристами беспрепятственно пронеслась по городским улицам без задержки. Аэропорт функционировал в обычном режиме. Мысль о задержке рейса могла возникнуть только во взбалмошных умах вылетающих туристов, желающих остаться на несколько дней в Паттайе. Страна продолжала жить, как и прежде. В московском аэропорту на всякий случай страна откликнулись на переворот, закрытием зеленого коридора и проверкой багажа у возвращающихся пассажиров. Мало ли что?!

    Другое дело – переворот в России, прошедший в эти же дни, который  захлестнул общество. Его можно назвать кровавой революцией, поскольку последовал  передел собственности. Туристическая группа, состоявшая, преимущественно из русскоязычного населения, переезжая из Шереметьево 2 в Шереметьево, услышала по радио  о новом статусе Латвии и, восторженно принялапровозглашение независимости республики. На референдуме, прошедшем накануне большинство русских, проживающих в Латвии, выразили свое мнение о необходимости перемен. Михаил, отдавая должное латышам, вышедшим на баррикады и готовым ходить в своих латышских лаптях, но быть свободными, не совсем понимал, чему радуется русскоязычное население. Смотря на туристов, состоящих преимущественно из торгашей, он сделал вывод, что эта группа людей не пропадет. Их бизнес расширяется. Раздвигаются границы. Для него же границы ссужаются и неминуемо теряются наработанные связи и друзья, оставшиеся  за  появляющимися рубежами. В рядах туристов зазвучали призывные тосты, провозглашавшие свободу. Компания, салютуя пробками от шампанского,  кричала:

– Ура!

    Сладкое слово «свобода» будоражило людей. Михаил без тени уныния  присоединился к веселящейся компании, предполагая, что события следует воспринимать такими, какими они приходят. Он поднял бокал и предложил выпить за то, чтобы наши политики, устанавливая новые границы, не разъединили бы нас.

   Возглас Андриса:приехали,– возвратил Михаила к повседневности.

   Машина остановилась. Директор  нехотя открыл дверь и взобрался на пригорок, с которого открывалась широкая панорама окрестности. За ним, потягиваясь, последовал

Михаил и встал рядом. Обжитая холмистая местность, перемежаемая лесами и вспаханными полями, насколько хватало глаз, пересекалась вездесущими современными дорогами. У расплескавшейся глади озера, напоминавшем круглое блюдце, виднелась площадка, на которой стоял трехэтажный дом старинной постройки с соседствующими  хозяйскими амбарами. За ним располагались невзрачные строения  поселка, за которым виднелся лес. Между домами сновали люди, издали кажущиеся игрушечными. Сбоку располагалось поле. У движущегося по нему  трактора из трубы валились клубы дыма. На склоне противоположного берега озера стояла свиноводческая ферма.

– Это мой дом, в котором я вырос,– сказал Андрис, указывая на трехэтажный дом, расположенный у озера.– В детстве, не выходя из комнаты, я мог из окна забросить удочку и удить рыбу. Ближе я подъезжать не стану. Не хочу трепать себе нервы и вступать в бессмысленные переговоры. Отсюда прекрасно просматривается хозяйство. Жду, не дождусь, когда оформлю документы по национализации и узаконю свои права хозяина. Это мои владения:и дом, и лес, и озеро, и поля. Посмотри, что сделали нынешние управители, расположив на склоне берега озера свиную ферму. При сильном дожде навоз беспрепятственно стекает вниз и загрязняет воду. Пятым подвигом Геракла считается очищение им от навоза огромного скотного двора. Заранее выговорив у царя Авгея в виде оплаты десятую часть его скота, сын Зевса проделал отверстие в стенах помещения, где находился скот, и подвел туда речную воду. Вода промыла стойла и очистила помещения. Местный руководитель хозяйства несколько раз в году во время ливней повторяет подвиг Геракла, считая себя героем и бессребреником, не требуя оплаты за труд. Ему не надо отводить грязную воду в ближайшую реку. в стенах фермы предостаточно отверстий и роль водотока выполняют дожди. Первое, с чем я разберусь, так это с фермой, чтобы очистить воды озера, а затем займусь домом и архитектурой многочисленных построек, строящихся, как в Шанхае, без определенного плана. Просто – напросто я их уничтожу.

– Что будешь делать с людьми, живущими в твоем доме?– спросил Михаил.

– Выселю, другого решения не существует.

– Будешь выселять по национальному признаку или предоставишь льготные условия для латышей?

– Попрошу удалиться всех подряд без промедления. Здесь национальность не играет роли и отсутствуют исключения.

– Ты собираешься перебираться из Риги в  родные пенаты?

– Буду приезжать в хутор наездами на выходные дни и в отпуск, передав владения внукам. Главное –  восстановить хозяйство и установить надлежащий порядок.

    Андрис стоял на пригорке, обозревая окрестность. Михаил сидел рядом, не смея нарушить тишину. Ему, голи перекатной, даже не мечталось о возвращении владений. Он просто сидел, смотрел по сторонам, дышал свежим воздухом, думая, выпадет ли удача в следующий приезд вот так же безмятежно посидеть на вершине холма и разрешит ли ему объявившийся новоявленный хозяин бугорка присесть на этом месте?

   Спустя некоторое время, бывшие коллеги встретились вновь в центре Риги возле «Верманского сада». Андрис подкатил на «мерседесе» вплотную к цветочным киоскам. Поседевший подтянутый в элегантном костюме, любующийся собой, он увидел на тротуаре Михаила, выбирающего цветы.

– Ну, здравствуй,– поприветствовал он грозно.– Что ты ходишь по моей улице?

– С каких пор городская улица стала твоей? Ты ее приватизировал?

– На ней расположен мой офис.

  Михаил отложил покупку, посчитав, что цветы могут подождать, и переключился на серьезный разговор со старым знакомым, который успел посидеть за тот промежуток времени, в течение которого они не виделись. Появление седины у Андриса свидетельствовало  о быстротечности времени.

– Labdien, kungs,-сказал Михаил.

– Ты перешел на латышский язык?– с удивлением поинтересовался  Андрис.

– Знаю латышский язык в пределах, достаточных для сдачи экзамена на гражданство.

– Похвально, что стал гражданином страны, в которой живешь,– заключил Андрис, не переходя на латышский язык.  – Теперь ты можешь ответить, на какой улице живешь, что сделал и каковы твои устремления?

– С трудом, но могу.

– Начни говорить. Когда языковый барьер стерт, латыши обычно переходят на русский язык, поскольку не имеет значения, на каком языке ведется разговор.

   Коллеги остановились на тротуаре. Годы знакомства не прошли даром, откладывая отпечаток доверия и участия.

– Как департамент?– спросил Михаил.– Год назад я видел тебя по телевизору. В последнее время тебя не часто показывают на ТВ.

– Департамент создали и быстро сократили, передав его функции органам

самоуправления. Скоропалительные решения не всегда верны.

– Об органах самоуправления у меня смутные представления. Скажу больше: я не согласен со многими принимаемыми Сеймом решениями.

– А кто с ними согласен? Я не согласен тоже.

– Это уже позиция, с которой нельзя мириться. Если ты не доволен существующим порядком и готов к изменениям, выступи с новыми идеями. Тебе, как представителю

титульной нации, открыт путь в высшие органы власти. Мы знаем, что политику делают люди. Скажи, в какой партии состоишь, и я проголосую за твою кандидатуру в Сейм.

– Я состоял в одной партии,– сказал Андрис, намекая на КПСС,– и в другие партии пока не собираюсь. Меня, в принципе, все устраивает.

– Приватизировал свое имение?– спросил Михаил.– Мне очень понравится дом, стоящий на берегу озера. Представляю, как приятно проснуться ранним утром и увидеть через открытое окно солнце, лежащее на глади озера.

– Я приватизировал землю с постройками и выгодно продал имение иностранцу,– с тенью некоторого неудовольствия сказал Андрис.–  На вырученные деньги купил дом в поселке Марупе, граничащим с Ригой. Во дворе построил ангар и теперь, не покидая территорию, торгую трубами и сантехническим оборудованием. Забот хватает. У меня трое внуков. Одного отвези в детский сад, другого встреть из школы, а третьему покажи, как работает подъемник, и прокати на погрузчике  по складу. Расскажи лучше, как твои дела?

– Создал собственную фирму. По-прежнему занимаюсь очистными сооружениями и копаюсь в их реконструкциях. Иногда с трудом правда внедряю собственные разработки. Пока грех жаловаться на отсутствие заказов. Денег, правда, хватает ровно на столько, чтобы выжить и обеспечить семью.

   Беседующие коллеги неспешно подошли к цветочному киоску. Михаил выбрал пять белых роз, а Андрис остановился на замысловатом букете. Распрощавшись, они направились к своим машинам и, посигналив друг другу на прощанье, разъехались, чтобы спустя годы вновь случайно встретиться и дружески поприветствовать друг друга.

РЫБХОЗ

   Деловые переговоры в актовом зале рыболовецкой фирмы завершились. Перед обратной дорогой в Ригу член правления Вилис, являющийся начальником строительного управления, на правах старого приятеля пригласил участвовавшего в совещании Михаила выпить чашечку кофе и обсудить результаты. Их знакомство началось еще во  времена президентства Рональда  Рейгана, когда Вилис заявил, что он, как и американский президент, любит русские пословицы. Из немногих пословиц, произносимых чаще других, выделялась одна: «гусь  свинье – не товарищ», которая сопровождалась оглушительным хохотом. Остальные звучали своеобразно. Вначале произносилась первая часть пословицы и заканчивалась  второй частью, взятой из другой пословицы. В результате получалась околесица. Наиболее часто произносилась «винегретная» пословица: «Тише едешь, не выловишь рыбку из пруда». За ней, дуплетом, следовали две других: «Баба с возу, людей рассмешишь» и «Обжегшись на молоке, полезай в кузов». Чаще, забыв о содержании,  Вилис  нес  несусветную отсебятину, вкладывая  в содержание искаженный смысл. Лучше бы он не занимался шутовством.

   Нынешний председатель правления, будучи в прежние годы председателем рыболовецкого колхоза, был также хорошо знаком. Помнится,  в первый приезд  он дружелюбно знакомил  прибывших в командировку научных сотрудников с хозяйством, рассказывая о перспективах развития. Обходя цех копчения салаки, ему хватило ума и юмора понимающе улыбаться, видя, как Семен Михайлович, начал, вдруг, соревноваться с автоматом по обработке рыбы. Остановившись у проема, из которого выходила салака, прошедшая обработку  после копчения, Сема снял с прутьев несколько нанизанных рыбёшек и быстро съел их. Занятие понравилось ему. Плечом он отстранил стоявшую у автомата работницу и занял ее рабочее место. Салака шла на него, выползая из черного короба, а он, справляясь с потоком, поедал её. Долго выдержать заданный темп конвейера ему, однако, не удалось. Пришлось хватать очередную салаку и, надкусив, выбрасывать в отходы. Процедура вскоре стала неподвластной. Сема проиграл соревнование и с сожалением уступил место работнице. Это случилось в старое,  а значит доброе время, хотя бы потому, что раньше мы были молодыми.Нынешний председатель правления внешне не изменился, только стал несколько тяжеловесней. Его речь приобрела размеренность, и  вес вырос в буквальном и переносном  смысле, что соответствовало обладателю более половины акций рыбхоза. Его высказывание, произнесенное с трибуны правления о том, что национализм – есть патриотизм, никто не пропустил мимо ушей. Он верил в то, что говорил, и основная масса аудитории  поддерживала его. Интересно, дал бы он Сёме  в изменившихся условиях вдоволь поесть копченой салаки?

   Вилис и Михаил вышли из двухэтажного административного здания и направились к машинам. На стоянке стояли самые разнообразные автомобили, начиная от  нового джипа и кончая стареньким, старательно поддерживаемым на ходу, «жигулёнком». Во всяком случае,  «безлошадные» на совещании  отсутствовали. Михаил пропустил сорвавшуюся с места в карьер автомашину  марки «BMW», показавшую свои великолепные скоростные качества на старте, и последовал за ней. Через двести метров гонки закончились. Вилис нажал на тормоза и машина, со скрежетом, остановилась перед примыкающим к проезжей части дороги одноэтажным строением, за которым  располагалась база механизации со складами строительных материалов и техники. Войдя в контору, Вилис моментально перевоплотился  в настоящего хозяина. Сразу стало видно, что здесь   всё зависит только от него. В коридоре, попавшемуся на глаза прорабу, дал указание закончить строительство школьного баскетбольного зала до конца месяца и ни днём позже и оставить растущее в трех метрах от входа дерево, которое по строительным нормам подлежало ликвидации, нетронутым.  На секунду он  остановился возле секретарши перед  входом в свой кабинет.

– Бирута,– обратился к ней  Вилис,– собери завтра в десять часов совещание с повесткой дня: ремонт нашего офиса.

   Не дожидаясь ответа, дружески попросил  приготовить кофе, и, нажав ладонью на ручку двери, галантно пропустил гостя вперед.

– Председатель правления шутливо предупредил меня,– на ходу объяснил Вилис причину завтрашнего сбора специалистов, – что не появится в моих владениях до тех пор, пока  не закончится евро ремонт здания. Завтра  я объявляю аврал.

– Евро ремонт – это просто,– успокоил Михаил.– Я недавно закончил ремонт квартиры. Евро ремонт – это пластиковые окна и импортный санузел.

– У меня не квартира, а офис,– отпарировал Вилис.–  к тому же, евро ремонт – не только пластиковые окна и туалет, но и фасад, и крыша, и современная оргтехника. В целом, куча забот.

   Войдя в кабинет, Вилис дружелюбно указал на угол, в котором стояла пальма, а  под ней журнальный столик с двумя мягкими креслами, и  направился к рабочему столу, стоявшему в глубине комнаты. Облокотившись о стол, открыл портфель и вытащил из него бутылку водки.

– Что можно еще держать в портфеле среди важных бумаг? – пошутил Михаил.

– Выпьешь? – спросил Вилис.

   Вопрос не удивил Михаила. За долгие годы знакомства коллеги не раз засиживались за столом, отмечая сдачу объектов, и не раз навеселе провожали потом друг друга,