Джинн из пивной банки

Да, когда-то она действительно была взята в плен во время стремительного набега, прямо в поле возле селения, где сеяла какие-то семена. Как многие другие молодые мужчины и женщины были пленены, чтобы сделать их своими рабами или продать подороже, или выкуп получить за них от родни побольше. Но за Эдит некому было дать выкуп, а рабыней она не стала только потому, что выторговала тогда у Регнера себе жизнь и нынешнее положение главного знатока земледелия чудесными семенами, которые – как пообещала – спасут десна и зубы его людей. Это были семена овощей и севок чеснока, который позже помог полностью избавиться от болезни десен всем жителям этого поселения, от цинги, которой страдали многие мореходы, находясь в морских просторах по несколько месяцев. Эта хрупкая на вид, но сильная духом, женщина научила поселенцев засевать огород, ухаживать за саженцами, собирать добрый урожай, среди которого на первом месте были лук и чеснок. Ведь люди, жившие только грабежами, не имели навыков земледелия, и пользовались только тем, что отбирали у других.

Регнер же, выбрав мирную жизнь, оценил знания и опыт Эдит, выделил ей небольшое жилище, а позже разрешил ей уйти, когда сама захочет. Но она вдруг заколебалась в своем решении покинуть это место. И только недавно женщина поняла, что ее приковали здесь стрелы, вернее, Ивер с его луком, и взгляд его, подобно выстрел, пронизывал ее сердце все глубже, оживляя и наполняя радостью. Сердце, утратившее жизнь после пережитой трагедии в родном селении, после споров мужчин – кому первому она достанется – вдруг почувствовало капельку живительной влаги, когда появился лучник. Он быстро оценил тогда положение Эдит и обманом увел ее из опасного общества воинов, делящих добычу. Ивер и сам в то время не знал, почему именно ее он так стремительно выбрал из нескольких женщин. Видимо, натренированные глаза лучника всегда смотрят в цель. И с тех пор Эдит находится под его прицелом, под его защитой. Женщина это знала всегда, чувствовала, а теперь – поверила.

Спустя время, разгоряченные еще после тренировок и наскоро умывшись, мужчины, а Мадс со сверстниками – после бани, шумно расселись за длинным деревянным столом. Одни женщины сновали с подносами, на которых лежали пышущие жаром куски мяса и рыбы, расставляли горшки с кашей, кувшины с пивом, с медовыми настойками и раскладывали душистый хлеб. Другие, отложившие на время свои вышивки и иные дела, располагались за соседним столом – не столь большим и не столь шумным.

Еда была простая, пахла вкусно, и Мадс с удовольствием поглощал мясо, предварительно разорвав его на кусочки руками. Вилок и ножей здесь не подавали. Затем он ел кашу деревянной ложкой вместе со всеми и, наконец, насытившись, икнул. Ивер, сидевший рядом, довольный аппетитом мальчишки, поставил перед ним кружку с напитком. И перевел взгляд на женский стол. За ним сидела Эдит, милая сердцу женщина, которая его пленила.

Мадс посмотрел в том же направлении и наткнулся на пристальный взгляд голубых глаз. Девушка, лет четырнадцати-пятнадцати, сидела рядом с Эдит, неотрывно наблюдая за молодым человеком. Ее светлые длинные волосы были перетянуты голубой шелковой лентой, которая еще больше подчеркивала цвет ее глаз. Нежно-розовые губы слегка растянулись в улыбке. Мадс еще долго бы пялился на красавицу, но вечерняя трапеза закончилась, со стола быстро убирались остатки еды, посуда, широкие скамьи сдвигались в сторону, освобождая проход. Люди покидали помещение. Ивер замедлил шаг, поджидая Эдит, надеясь на взаимность, но та прошла мимо – равнодушная и гордая. Зато голубоглазая озорница задержалась на секунду, чтобы метнуть еще один выразительный взгляд на Мадса и, хихикнув, выбежала. Ивер, однако, чувствовал себя спокойно и уверенно. Он уже знал, что делать, принял решение, и завтра оно свершится. Вот так!

Рано утром, только встало солнце, поселенцы оживились и, совершив необходимые утренние дела, вышли на ближайший луг, где уже все было готово к состязаниям: мишени из соломы и кожи, разметки, вертикальные столбы с движущимися мишенями. Все стрелы одной длины, связанные в пучки, стояли в колчанах оперением вверх, ожидая участников борьбы. Простые луки, длиной около пяти футов, тоже заняли свои места.

Лучники выстроились в ряд. Среди них стояла единственная девушка, на плечах которой была пушистая накидка из серебристого песцового меха. Ее темно-синяя туника подпоясана широким кожаным ремнем, унизанным синими камнями, а в промежутках между ними вырезаны замысловатые узоры. В светлые волосы вплетена темно-синяя лента. На тонком запястье извивался в виде змейки серебряный браслет с россыпью мелких белых и синих камушков. Стройные ноги обтягивала шнуровка тонкой кожаной обуви. Зрители отметили, что девушка тщательно подбирала себе наряд, желая показать достаток и еще больше подчеркнуть свою красоту и изящество. Ей хотелось произвести впечатление на окружающих. Удалось.

– Грета, Грета, Гре-е-е-та!!! – разносилось мужское многоголосое восхищение. Среди них был и голос Мадса. Он узнал в ней ту кокетку, которая вчера не сводила с него глаз. Сегодня он восхищался ею, губы повторяли ее имя, сначала тихо и несмело, потом все громче, вплетаясь в общий хор.

Уже взяв лук в руки, Ивер поискал глазами свою музу, оказалось, она стояла от него недалеко. Вот и хорошо.

– Моя победа посвящается тебе, Эдит, – тихо сказал Ивер, только для нее, и не важно, услышала ли она его слова.

Но, кажется, впервые женщина не отвела от него глаз, а также беззвучно прошептала ему:

– Я желаю тебе победы, любимый!

Или ему это только послышалось?

Выемку стрелы заняла тетива. Протрубил сигнал к началу состязаний, руки лучников вытянулись вперед, натянулись тетивы, луки изогнулись и стрелы, едва их наконечники коснулись напряженных пальцев, держащих лук, взметнулись, устремившись к своей цели. Первую стрелу все участники выпустили одновременно.

Когда все стрелы были использованы под беспрестанными воплями зрителей, подсчитали все попадания и промахи соперников, объявили, наконец, победителей соревнования. Первое место, небывалый случай, заняли два лучника – Ивер и его ученик. Их оценки совпали.

– Да, я талантливейший наставник, а Джеспер – мой талантливый ученик, – самодовольно подытожил результат Ивер.

Перед общим собранием выступил Регнер, поднял высоко руку, давая знак, что настал его черед говорить. После общих поздравительных речей он внимательно посмотрел на Ивера, который, как бы невзначай, подошел к Эдит совсем близко, и заговорил.

– Друзья, все знают Ивера, как лучшего лучника всей нашей местности. Нынешние соревнования показали нам, что он еще и наставник отличный. Все сегодня видели высокий уровень подготовки его учеников. И в награду за это я готов одарить тебя, Ивер!

Меткий лучник крепко обхватил своими пальцами тонкое запястье Эдит, как недавно обхватывал древко лука, быстро сделал шаг вперед, за ним она – машинально, растерянно.

– Для меня самый ценный и желанный дар – это Эдит. Позволь мне взять ее в жены, – громко, чтобы все услышали, провозгласил Ивер.

И только теперь посмотрел на любимую женщину. По ее щекам текли слезы и, желая их скрыть, она вдруг уткнулась в его плечо, даже не пытаясь освободить свою руку из захвата.

Казалось, Регнер не был удивлен заявлением Ивера, согласно кивнул головой, и также громко ответил:

– Я вижу, Эдит, что ты не против. Вы оба заслужили свое счастье. Готовьтесь к свадьбе.

Эдит подняла заплаканное лицо и улыбнулась, кивнула в знак одобрения, не в силах вымолвить и слова от неожиданно свалившегося на нее счастья. Женщина ждала его, надеялась, но не была уверена, что такое возможно. Ведь она бывшая пленница, англичанка, чужая. А теперь она станет законной женой самого лучшего мужчины, который с первой минуты их знакомства оберегал ее и, наконец, решился сказать о своей любви перед всем миром. Она теперь своя, и здесь ее дом. Народ возликовал. Чудесная пара, чудесные будут дети.

Давая людям вволю нашуметься, Регнер стоял среди поселенцев, среди своих верных людей, всматривался в их лица, сейчас радостные и смеющиеся, улыбка озарила его лицо. «Пусть будут все счастливы и любимы. Это так хорошо – жить среди счастливых людей», – подумалось Регнеру. И будто свалился с его плеч тяжкий груз прошлых горестей. Он громко рассмеялся, услышав чью-то остроумную шутку.

В течение всего состязания Мадс наблюдал за Гретой, умелой и быстрой лучницей, представляя ее амазонкой, эдакой воительницей, которую он видел когда-то в кино. Ему было приятно смотреть на точные, резкие движения ее красивого, сильного тела. И он размечтался убежать с ней, с амазонкой, из лагеря в луга, чтобы соревноваться только с ней в стрельбе из лука. А он, конечно, победит. Вот тогда он позволит себе ее поцеловать. Но позволят ли ему взять лук – это грозное оружие? Да он его и в руках никогда не держал. А зря. Ведь как приятно смотреть. Вот Грета приняла стойку, готовясь к очередной серии выстрелов. Она сосредоточилась, стараясь попасть точно в цель. Сейчас он, Мадс, развязал бы синюю ленту, расплел бы косу и пусть ее светлые, густые волосы раскинутся по спине мягкой волной. Восхитительно!

Так метались мысли в голове юноши, пока не объявили результат состязания. Грета оказалась на втором месте после двух победителей.

– Классно, молодец! – восхищенно воскликнул Мадс.

– Это ужасно! – возразила ему Грета. Сжав крепко губы, расталкивая, она протиснулась сквозь стену зрителей, и уже в нескольких футах от них в сердцах бросила лук на траву. С досадой и горечью оглянулась на веселящуюся толпу – и чему они радуются, если у нее поражение? Мадс, уловив ее настроение, тут же хотел подойти к ней, успокоить, погладить по голове, как когда-то успокаивал свою расстроенную чем-нибудь сестренку, но его опередил Айнер.

– Не годится так с оружием обращаться, оно может жизнь тебе спасти, – строго проговорил он, но тотчас по-отцовски приобнял ее за плечи, – война – это мужское дело, Грета.

– Мужское? – взвилась девушка, освобождаясь из рук Айнера и поднимая лук. – Если бы у Эдит было оружие, она не была бы в плену. Я хочу защитить себя.

– Тогда нападение было неожиданным и быстрым. И врагов было слишком много. Она не успела бы, – возразил Айнер. – И все равно эта женщина осталась сильной, даже без оружия. В ее душе не нашлось места для ненависти за причиненное ей горе. Она взялась за лечение своих врагов, зная целебные травы. Эдит образована, она из хорошей семьи, хоть и не богатой. Обучена вести хозяйство, заниматься огородом. Знаешь, Грета, сила женщины – в ее нежности и любви. Этим Эдит и защитила себя здесь. Она предложила Регнеру помощь.

– Знаю, – уже спокойнее произнесла девушка. – Она и отца моего избавила от слабости зубов, а ведь это его люди погубили семью англичанки.

– Правду говоря, ты все же сегодня многим парням утерла нос, – решил переменить тему Айнер. – А Джеспер, мой сын, победил, потому что хотел доказать, что сможет защитить тебя.

– Джеспер? – растерянно проговорила Грета, глядя в спину уже уходящего Айнера.

На лугу, месте состязаний, оставалось все меньше людей. Они расходились по своим делам, довольные событиями текущего дня.

4

Солнце, пробиваясь сквозь колышущуюся от ветра листву, маленькими солнечными зайчиками заигрывало с Мадсом, заставляя его время от времени закрывать глаза от попадавшего в них света. Да, недолго наш герой трудился в лесу на благо датского поселения. То ли от неумения держать орудие труда в руках, то ли, наоборот, по причине чрезмерной старательности, но ладони Мадса в первый же день покрылись волдырями, предвестниками трудовых мозолей. На второй день волдыри лопнули и причиняли боль терпевшему пока труженику. На третий день на его ладонях образовались кровавые раны такие, что от малейшего движения пальцами их сводило от боли. Мадсу оказали первую помощь, приложив какие-то травы для обезболивания, замотали кисти полосками ткани, и теперь он, устроившись на коряге недалеко от работников, ждал провожатого к местному лекарю.

Руками Мадс ничего не мог делать и от вынужденного безделья стал водить подошвой по траве, пока не почувствовал маленький бугорок. Подцепил носком – оказалась прошлогодняя шишка. Он начал передвигать ее между ступнями, накатывать подошвой одной ноги на носок другой и подбрасывать, тут же ловя подъемом ноги, и снова подбрасывать, стараясь не упустить на землю. Конечно, это не футбольный мяч, но развлечение становилось все азартнее. Ноги совершали привычные движения, и шишка взлетала до тех пор, пока вконец не рассыпалась. Мадс и не заметил, что за ним, вернее, за его игрой, наблюдает мальчишка лет восьми-девяти, тот самый посыльный, который выполнял соответствующие его возрасту поручения. Обычно он крутился среди корчевщиков, стараясь быть полезным, но старший брат, работающий здесь, на него покрикивал, чтоб не путался под ногами. А вот теперь он и пригодился: мальчишке велено сопроводить Мадса к лекарю, с этим он справится, путь недалекий.

Спустя некоторое время, пройдя часть пути лесом, ребята вышли к его опушке. На небольшой полянке, залитой солнцем, стоял, окруженный невысоким частоколом, странного вида низенький домик с крышей, скат ее с одной стороны был длиннее обычного и опускался почти до земли, краем как бы опираясь на толстые, около пяти футов высотой, столбики. Единственное маленькое окошечко с распахнутыми маленькими ставенками и приоткрытая низкая дверь с узорчатыми наличниками будто призывали в свои объятия пришедших. Это сказочное видение напоминало игрушечный домик, перед которым на скамейке сидел, нет, не гномик, а испещренный глубокими морщинами, будто иссохшая трава, старичок. У его ног растянулся, подставляя бока теплым солнечным лучам, волк. Услышав приближение людей, он поднялся на передние лапы, желая разглядеть не званых гостей, но с места не сдвинулся. Эти люди не были опасны – учуял, и носом уткнулся в ладони старика. Тот потрепал зверя по загривку, затем кивнул посыльному, давая понять, что можно войти на его территорию, чисто убранную и ухоженную. Подойдя к дому, Мадс почувствовал упоительный аромат трав, висевших под скатом крыши, связанных в пучки. Там же лежали дрова, сложенные в поленницы.

Старичок, невзирая на преклонные годы, живо встал и без всяких приветствий направился в дом. Мадсу пришлось наклониться, чтобы войти, но, оказавшись внутри строения и спустившись на несколько ступенек, предстал в довольно большом помещении с очагом, в котором едва тлели угольки. Земляной пол сплошь покрыт соломой, потолочные балки подняты высоко над головой, вдоль стен, выложенных деревом, стоит простая мебель: две длинные широкие скамьи, в одном дальнем углу – кровать, накрытая медвежьими шкурами, а в другом углу стоят два сундука с навесными замками. В центре помещения вкопаны четыре столба – опора для кровли, между ними – большой дощатый стол. Во главе стола – стул, более похожий на кресло, и тоже устланный шкурой. Под столом сдвинуты две скамьи – поуже, чем у стен. Свет пробивается сквозь окошко, которое теперь оказалось высоко. На полках размещены многочисленные горшки: большие и маленькие. Недалеко от входа, в нише, спрятаны от посторонних взглядов копье и лук со стрелами. Здесь, в землянке, было просторно, прохладно и, на удивление, уютно.

– Кэй, возьми с полки вон тот горшочек, – старик указал младшему посетителю на него. – Я еще приготовил твоему отцу мазь, она хорошо вытянет всю грязь из его раны от стрелы.

Мальчик вскочил на скамью, дотянулся до полки с горшком, затем понюхал.

– Фу, – шумно выдохнул Кэй, сморщив веснушчатый нос.

– От этой мази большая польза, твой отец быстро пойдет на поправку, – усаживаясь за столом, сказал старик, – а теперь оставь нас. Волк тебя не тронет.

– Знаю, – нехотя двинулся к выходу Кэй, ему так хотелось побыть еще в этом интересном месте.

Усадив Мадса напротив себя, старик пристально вглядывался, казалось, в каждую черточку его лица.

– Мое имя Рэндал. Я – лекарь. А кто ты? Как тебя зовут, юноша? – наконец спросил он на датском, затем немецком языках.

Мадсу хотелось говорить, задать множество вопросов, и получить на них ответы, но он себя здесь чувствовал не просто чужим, а космическим пришельцем. Но куда? К нему поселенцы относились, в основном, с каким-то суеверием, делали вид, что его не замечают, хотя Мадс понимал, что он под постоянным чьим-нибудь присмотром. И вот только теперь хоть один человек пытается с ним заговорить, ищет пути к общению. Мадс заволновался, даже потянулся вперед к старику.

– Скажи мне, где я? Как я здесь очутился? Сначала думал, что все это мне снится. Но оказалось, что… – сбивчиво торопился высказать свои вопросы юноша, разводя руками с перевязанными кистями, и с надеждой глядя на лекаря.

Старик тоже подался к Мадсу, накрывая его кисти своими, со вздувшимися от многолетней работы венами, успокаивая.

– Я пока не знаю твоего языка, но других много понимаю, которые приходилось когда-либо слышать. Может какой-то из них тебе знаком?

Рэндал произносил фразу за фразой, не торопясь, на разных языках. И вот, наконец, они, такие знакомые слова, теперь кажущиеся родными и близкими, прозвучали. Мадс будто ухватился за них, боясь сделать паузу, разорвать только что родившуюся связь. Его слова бурным потоком полились на старика, угрожая его захлестнуть. Тот замахал руками перед лицом Мадса, пытаясь остановить фонтан вопросов.

– Стоп, стоп! – наконец резко и громко произнес дед, приводя юношу в чувства от нахлынувшей бури эмоций.

– Ты англичанин? – удивленно спросил Рэндал. – Я знаю английский язык, но некоторые слова мне неизвестны.

– Нет, не англичанин. Я учился в английской школе.

– Это хорошо, что учился, – старик вытер пот со лба, все труднее дается ему такая работа. – А теперь займемся твоими руками.

Лекарь подошел к очагу, пошевелил угли, положил к ним несколько веток. Вскоре дымок тонкой струйкой потянулся к небольшому отверстию в потолке.

Через несколько минут на столе стоял сосуд с напитком и горшочек с мазью.

– Выпей, Мадс, этот отвар. Только не залпом, а маленькими глотками, и боль скоро уйдет.

Пока Рэндал занимался обработкой ран бывшего труженика, разговор между ними не прекращался ни на минуту. Обоим хотелось узнать как можно больше друг о друге. За вопросами следовали ответы и снова вопросы. И так – до бесконечности.

– Так тебе уже восемнадцать лет? А выглядишь не старше четырнадцати-пятнадцати. Мал ростом, худощав, лицо безволосое.

– Я забыл, как называется это, какое-то незначительное нарушение гормонального баланса.

– А так даже лучше, для всех – ты еще не возмужавший юноша. В поселении принято мальчиков обучать не только военному делу, но и всем другим работам: плотницкому, домашнему, в поле и в кузнице. Рыбалка и охота стоят, конечно, на первом месте. Но настоящее оружие юноша может носить, когда повзрослеет. Девочек их матери обучают своим премудростям: делать заготовки, вышивать, ткать.

– А как же состязания? Стреляли из настоящих луков. И Грета. Она же девушка.

– Да, мальчики когда-то становятся мужчинами. Но не у всех теперь такой сильный боевой дух, как был раньше. А Грета должна была родиться мальчишкой. Не любит она женской работы. И вышивки – не для нее. Скучно ей. Так что для жизни ей нужен сильный, надежный мужчина, который сможет взять над ней верх, в котором она увидит своего защитника. Тогда она, может быть, смягчится и станет хорошей женой.

– Красивая она! – улыбнулся Мадс, вспомнив ее озорство.

– Да, красавица, но родитель девушку балует. Мать ее умерла при родах и малыша с собой взяла. Алеф, отец Греты, погоревал недолго и решил, что надо возродить старые боевые традиции, собрал дружину из себе подобных, и занимается разбоем. Жаль только, что из каждого их похода кто-нибудь не возвращается. Теперь правители в Англии, да и в Шотландии сильные, защищают свои города крепостями, научились обороняться от набегов викингов. Нелегко их теперь побить, пограбить. Вот такие, как Регнер, и задумались о другом способе жизни, о получении прибыли не разбоем, а умом и хитростью, конечно.

Так проходили минуты, превращаясь в часы, а старик и юноша, найдя общий язык, все говорили и говорили, удивляя друг друга разными историями.

– Придется тебе с повязками побыть дня четыре, а там видно будет. Хорошо, что нет воспаления. Вот только чем тебя занять?

И тут, будто услышав вопрос, просунулся в узкую щель приоткрытой двери уже знакомый веснушчатый нос. Мальчик остановился в проеме, не решаясь войти без позволения. Он увидел, что их добрый лекарь разговаривал с чужаком, как со старым знакомым. Кэй даже рот открыл от удивления. В поселении к лекарю все относились с огромным уважением. Никто не знал точно, сколько ему лет, может восемьдесят, а может и все сто – так судачили. Он возвращал к жизни самых безнадежных больных. Теперь вот и отца его спас. Мать велела Кэю отнести кое-какую еду Рэндалу и рубашку, которую сама сшила.

– Вот, – протянул он сверток старику.

Рэндал довольно хмыкнул, примеряя нарядную обнову.

– Значит, дело пошло на поправку. А твоя мать Эрна – великая мастерица.

Увидев, что мальчуган замялся, подбодрил вопросом.

– Ну, что еще?

Кэй раскрыл ладонь, на ней лежала шишка. Протянул ее Мадсу.

– Что это? – ничего не понял старик.

– Я играл такой же в футбол, – пояснил Мадс, – но для чего он мне ее принес?

Лекарь на время стал переводчиком.

– Кэй хочет, чтобы ты и его научил так играть.

– Это просто, я покажу, – согласился юноша.

Троица вышла во двор. Волка не было видно.

– А волк?

– Он не опасен. Еще был щенком, когда я его в лесу подобрал, еле живого. Не знаю, что тогда случилось с ним, может охотники волчицу убили. Мне его стало жаль, принес домой и выходил. Я жил со своей большой семьей в Англии на окраине селения. Росли мои дети, рос с ними и Ульв, так я назвал волчонка. Он все время был с нами. Считается, что волка нельзя приручить. Мы этого и не делали. Он сам выбрал такую жизнь. Как-то напали на наше селение жестокие скандинавы, после погрома всех, кто моложе и крепче, погрузили на корабль. И когда он с нами, с рабами, отчалил от берега, Ульв прыгнул в море, в погоню. Его сначала хотели застрелить из лука. Но нашлись спорщики – сколько он продержится в воде. Корабль прошел около шести морских милей, а волк все плыл, пока силы не покинули его. Голова все реже показывалась над водой. Тогда викинги, видя упрямство и отвагу зверя, решили его спасти. Позже Ульва оставили на берегу – выживет или нет, никто не знал. Через несколько дней его обнаружили рядом с лагерем, где мы, пленные, трудились. Тут уж из суеверия, боясь возмездия каких-то духов, волка не тронули, оставили в покое. А однажды, обнаружив нас, спящими вместе, приписали и мне сверхъестественные силы. Шло время, мои хозяева сменяли один другого по разным причинам, пока я не оказался здесь, у отца Регнера, с Ульвом. Моя история была ему уже знакома.

Пока Рэндал вспоминал свое прошлое, Кэй терпеливо переминался с ноги на ногу. Он не знал английского языка, а так хотелось понять, о чем идет речь, и потом дома поведать об этом. Он вздохнул.

– А шишка-то для чего? – спохватился старик.

– Есть такая игра, во всем мире известная. Футбол называется. По-настоящему, это игра в мяч ногами. Только нужен кожаный мяч, а не шишка. Она быстро рассыпалась, я уже пробовал там, на вырубке, – Мадс махнул рукой в ту сторону, откуда не так давно пришел.

Но сейчас казалось, что прошло несколько лет, прожитых вместе с Рэндалом, так захватывающе он рассказывал о своей нелегкой жизни.

– Ты покажи, а мяч мы придумаем из чего сделать, – засверкали глаза старика азартом.

– Но я не знаю датского языка, как он меня поймет? – кивнул Мадс головой в сторону Кэя.

– Я помогу, – махнул рукой оживившийся дед. Ему никогда не приходилось играть ни в какие игры, а тем более с шишкой, в какой-то футбол.

И обучение началось. Три шишки трепались ногами троих мальчишек, одному из которых было то ли восемьдесят, то ли сто лет.

– Внутренней стороной стопы, она называется щечкой, удобно вести мяч, а шишку – не очень. Еще щечкой делают передачи, вот так, – Мадс продемонстрировал свои слова на деле.

– Наружная сторона стопы часто используется для поворотов, пасов, то есть передачи мяча в сторону от себя. А подъем стопы – для сильных ударов, особенно в ворота, – не останавливался юноша.

– Какие ворота? – оба ученика оторвали свои взгляды от тренировочных шишек, которые уже начали рассыпаться.

– В которые забивают гол, – поучал Мадс, умело работая ногами.

– Гол? – снова веселый дуэт приостановил свои старания.

– Да, и забивается он так, – Мадс, целясь в воображаемые ворота между деревьями, сильно ударил ногой по шишке и она, звонко стукнувшись о ствол, тут же рассыпалась вдребезги.

– Фух! – теперь Мадс вытер пот со лба.