Соседка (сборник)

– Нет, Миша, ты слышал, что он сказал, – запричитала эта баба. – А ну, скажи ему.

Миша что-то буркнул, не отрываясь от газеты, и я, не дождавшись его должной реакции, заснул.

11

Потом меня разбудил Тарбазан – подъезжали к Кургану, и он хотел проститься со мной. Я слез с полки, и был неприятно поражен тем, что на Валентинином месте сидит какой-то лысый мужичок и дует чай из стакана в поблескивающем подстаканнике.

– А где… Здесь была девушка… – растерянно спросил я его.

– Девушка? – переспросил мужичок, вытирая потную лысину носовым платком. – А нас проводница поменяла местами. Она в конце вагона…

Я проводил Тарбазана с Татьяной – помог им вынести вещи на перрон, где их уже встречала толпа радостно гомонящих родственников, обнял их на прощание, и вернулся в вагон.

Мне очень хотелось найти Валентину и объясниться с ней, понять, почему она так резко переменила свое отношение ко мне, зачем ушла из нашего купе. И если бы я увидел ее, непременно подсел бы к ней и завел этот разговор.

Но я не видел ее. Скорее всего, Валентина уже спала или делала вид, что спит – была уже ночь, и на полках в конце вагона, как и везде, лежали тела, накрытые простынями. Я не рискнул ходить между ними и искать Валентину.

И побрел к Валентине номер два.

– Ну, чего ты от нее хочешь? – с искренним недоумением сказала проводница, проникшаяся ко мне чуть ли не родственными чувствами. – Бывает с бабами такое. Ты ей понравился, она получила от тебя что хотела, и все. Ты всего лишь, как это правильно сказать, эпизод в ее жизни, мимолетный каприз. Все, забудь, и будь доволен, что она не только себя, но ведь и тебя, оголодавшего солдатика, ублажила. Что, не так, скажешь?

Я был вынужден согласиться: так. Значит, это было что-то вроде краткосрочного, даже стремительного такого романа, продолжения которого Валентина почему-то не захотела. Хотя я-то как раз был бы не против. Но насильно, как говорят, мил не будешь. И с этим придется смириться. Как и с тем, что ни черта я не понимаю в женщинах.

– Водки хочешь? – заботливо спросила Валентина номер два. – Я тебе даже бесплатно налью, выпей и успокойся, не лезь к ней, раз она сама этого больше не хочет.

Водки мне уже не хотелось. Я поблагодарил Валентину, покурил в тамбуре и снова вернулся в свое купе.

12

…Проснулся я от ощущения того, что кто-то целует меня. Я открыл глаза и в полумраке увидел перед собой ее лицо. Милое лицо моей Валентины.

– Все, я приехала, – шепотом сообщила она мне. – Спасибо тебе за все, мой мальчик. И прощай! Нет, нет, провожать меня не надо…

И ушла. Поезд, редко и мягко постукивая на стыках рельсов, уже останавливался, за окном в желтом свете станционных фонарей крупными хлопьями валил снег, сквозь который на приземистом здании вокзала с трудом можно было прочитать название станции – Шортанды.

Там жила Валя. Моя и не моя.

А я ей потом так и не написал…

Альбина

Альбина уезжала к себе домой в Абакан из Красноярска в самых расстроенных чувствах. Здесь она учится в универе, а сейчас на каникулах, и приезжала в Красноярск «оттянуться» на День города вместе со своим бой-френдом. А уезжала вот одна. Стасик, этот подонок, повелся на Эллку с биологического, и исчез с ней за сутки до отъезда. Конечно, Альбина могла бы его поискать и найти (наколку ей дали), и дать ему по роже, а этой плюгавой ботаничке выдрать ее жидкие космы. Но Альбина же гордая! И свалила домой одна.

Поезд ее был вечером. Подружки Альбину проводили, успокоили как могли. Да она и так была спокойна. Подумаешь, Стасик! Да захочет, у нее будет десяток таких стасиков. У Альбины вон и с фигурой все в порядке, и симпатишная-то она, и неглупая. А если и глупая, то ровно настолько, сколько полагается блондинке. Короче, пшел он!

На перроне Альбина еще попила коктейлей с провожающими ее однокурсницами Танькой и Гульмиркой, расцеловалась на прощание и поднялась в свой вагон. Нашла купе, в котором ей предстояло пилить до дому ночь и еще часть дня, и оказалась в нем одна. Вообще этот поезд, «Красноярск-Абакан», странный такой, в нем всего шесть вагонов, и они часто, как вот в тот день, бывают полупустыми.

Когда поезд набрал ход и вытянулся за город, Альбина пошла в туалет. И увидела, что кроме ее купе еще три были пустыми! По соседству с Альбиной также обосновался всего один пассажир. И она, когда проходила мимо, посмотрела на него (дверь купе была открыта). Это был немолодой уже дядечка, Альбина ему, наверное, сгодилась бы в дочери. Но такой симпатичный, что какое там в дочери… Густые, темно-русые, чуть тронутые сединой волосы, теплые ореховые глаза, ямочка на подбородке, немного самоуверенная улыбка, мускулистые руки, выпуклые грудные мышцы – он сидел в футболке. Ой, ой, влюбчивая Альбина тут же пропала!

Дядечка тоже заинтересованно посмотрел на девчонку, и у нее екнуло в груди и отозвалось тяжестью в низу живота. Черт, да она его захотела! Сразу и бесповоротно! Хмель у Альбины еще не выветрился и, вернувшись в купе, она мгновенно составила план обольщения соседа. Быстро выложила на столик прихваченный с собой кусок колбасы, хлеб, помидоры, и заглянула к соседу. «У вас не будет ножика, колбаски порезать?» – невинно спросила она, стоя в проходе. А перед этим сняла с себя ветровку и осталась в обтягивающей маечке. В ансамбле с мини-юбкой, Альбина знала, этот прикид действовал на мужиков убийственно.

«Конечно, конечно!» – заторопился он, выволок из-под лавки свою сумку и достал из нее складной нож. «Ой, – сказала Альбина, повертев нож в руке. – А как его открыть?».

В общем, сосед пришел к ней в купе, порезал все что она выложила на стол, и по его откровенным взглядам Альбина поняла, что он готов был и ее покрошить и слопать без соли… Ужинали они вместе, с его коньяком, выложенной Альбиной закуской и общей болтовней.

Звали мужчину Игорь, он ехал в санаторий «Туманный», это не доезжая пару часов до Абакана.

– Сердечко иногда пошаливает, – откровенничал Игорь, – вот и езжу раз в пару лет в «Туманный» подлечиться.

– А как же коньяк? – игриво спросила Альбина.

– Так я же понемногу, – с улыбкой ответил Игорь. – Да и врачи, как известно, по чуть-чуть рекомендуют.

И вдруг он быстро пересел к Альбине на диван, обнял ее и впился в ее губы. Сопротивления Игорь не получил, а совсем даже наоборот. Они закрылись в ее купе и под перестук колес занялись сексом. О, Игорь оказался молодцом – куда этому слабаку Стасику! Они с ним сделали это два раза, потом Игорь вспомнил, что оставил свое купе открытым и перенес вещи к Альбине. А перед этим сходил к проводнице и, приплатив ей, уговорил никого к ним не подсаживать.

Они снова закрылись, выпили еще коньяку, и Игорь (ну вот откуда у немолодого уже мужичка силы?) еще раз овладел Альбиной. Признаться, Альбина даже устала.

– Неужели на тебя так коньяк действует? – спросила она его.

– Нет, только ты! – прошептал Игорь, вновь увлекая гибкое тело девушки на себя. И это было уже четвертый раз! Альбине еще ни с кем не было так хорошо, как с Игорем.

Они расползлись по разным полкам только в третьем часу ночи. Игорь почти сразу захрапел, Альбина же еще долго не могла заснуть, все думала об этом коварном и ничтожном Стасике, о неожиданном своем вагонном и очень приятном приключении с Игорем, которое она квалифицировала для себя как месть этому ничтожеству Стасику, променявшему ее на эту облезлую Эллку.

Игорь признался, что был коммерсантом средней руки, разведенным, и намекал на возможность более серьезных отношений. «Может быть, может быть, – думала Альбина. – Но он ведь уже немолод, и я его почти совсем не знаю…»

Проснулась она от отчаянного стука в дверь. Открыла. Это была проводница.

Неприязненно посмотрев на Альбину, она сказала:

– Разбуди своего… соседа. Через двадцать минут Туманный.

Стерва, обзавидовалась, наверное, вся! Альбина же так кричала…

Альбина стала расталкивать Игоря (он лежал на боку лицом к стенке). Игорь не отзывался. Альбина качнула его сильней, и Игорь откинулся на спину. Глаза у него были открыты, но какие-то застекленевшие, а на лице застыла легкая недоумевающая улыбка. Он был мертв!

Они закричали одновременно – Альбина и проводница. Потом проводница побежала в свое служебное купе, стала что-то орать там по рации. Альбина стояла в проходе ни живая, ни мертвая, уткнувшись пылающим лбом в стекло. «Боже, это я его убила!» – только одна мысль сверлила ее сознание.

На вокзале поезд уже ждали скорая помощь, милицейская машина. В купе вошли майор милиции и врач. Пока врач осматривал Игоря, майор вполголоса расспрашивал Альбину, что да как.

– По всему – инфаркт, – сказал врач.

– Криминала, вы считаете, нет? – спросил его майор. – Может, ему чего подсыпала вот эта особа.

Он пренебрежительно кивнул в сторону Альбины.

– Да как вы смеете! – возмущенно сказала Альбина, потому что знала, что прямой вины в гибели Игоря нет и ничего ему она не подсыпала.

– Ну, вскрытие покажет, – сказал врач. – Хотя, на мой взгляд, он все же скончался от сердечной недостаточности. Вон губы какие синюшные.

– Так, а это что? – сказал майор, поднимая что-то с пола.

– Это? – хмыкнул врач, с прищуром рассматривая какую-то небольшую и, видимо, второпях разорванную упаковку. – Так это виагра! Вот она и отправила бедолагу на тот свет.

И он неприязненно посмотрел на Альбину. Та лишь передернула плечами. А-а, так вот почему Игорь был таким неистощимым! Как же она не догадалась и не остановила его. Может, это и спасло бы Игоря. То есть – Игоря Семеновича.

А теперь вот его, накрытого простыней, с большим трудом пронесли на носилках через коридор к выходу, а одна его рука, с дорогими часами на бледном запястье, безжизненно свисала через край носилок, и некому ее было поправить…

– Пойдем-ка, милая, с нами, все еще раз расскажешь в отделе, – тронул Альбину за плечо милиционер.

– Но мне домой надо, – растерянно пролепетала Альбина.

– Да будешь ты дома, сегодня же, – успокоил ее майор, рукой с растопыренными пальцами подталкивая к выходу из вагона под упругую попу…

История со счастливым концом

А хочу я вам, ребята, и в самом деле рассказать маленькую историю со счастливым концом, которая приключилась с одним сельским жителем в период недоразвитого социализма.

Это был передовой механизатор Иван Булыгин, с большим стажем пахотных и посевных работ и с сознанием, ясным и незамутненным, как слеза младенца.

Случилось так, что он рано овдовел. Многие труженицы сельского хозяйства, в том числе незамужние и разведенные доярки и птичницы, телятницы и свинарки и даже одна ветеринарная санитарка, не прочь были вновь изменить семейное положение трезвого и домовитого Ивана и взять его хозяйство в свои руки, включая доращивание и откорм несчастного осиротевшего ребенка, не то сына, не то дочери.

Но все они, после его супруги, незабвенной учительницы младших классов Екатерины Семеновны, женщины строгих нравов и чистюли, каких еще поискать, казались Ивану существами грубыми и несовершенными. Особенно не нравились ему их натруженные руки, шершавые и красные, а также то, как они ужасно ругаются.

Самого Ивана его покойная ныне супруга, первая интеллигентка на селе, хотя и не отучила от особенностей местного говора, и ей страшно резали слух его оканье и упорное выговаривание слова «пельмени» как «пилимени» и «исть» вместо «есть», ну и еще чего-то там глубоко деревенское, вековое.

Но зато она его отучила от сквернословия. А все подкатывающиеся к Ивану деревенские застоявшиеся красавицы матюкались так, что оскорбленные коровы и прочие общественные животные, за которыми они ухаживали, отвечали на это снижением продуктивности.

В общем, так Иван Булыгин и продолжал пахать и сеять и в одиночку растить чадо от любимой покойной жены. А как же здоровый мужик обходился без женской ласки, спросите вы? Конечно же, Иван тосковал по тесному общению с противоположным полом. Но он оставался однолюбом и всю свою нерастраченную сексуальную энергию сжигал на тяжелых полевых работах.

После того, как Иванов сын – да, сын таки, а не дочь, сейчас точно вспомнил, – закончил местную восьмилетку, Иван отвез его для повышения образовательного уровня в областной центр, который находился всего в пятнадцати километрах от их деревни.

Здесь сын продолжил учебу в одной из средних школ, расположенной рядом с домом, в которой жила двоюродная тетка Ивана, Серафима Григорьевна. Квартировал Иванов сын, естественно, у тетки. А Иван раз в неделю привозил им в коляске своего мотоцикла «Урал» свежие продукты из деревни – яички там, сметану, сало.

Вот так он однажды привез харчи для поддержания физических сил и мозговой деятельности своего наследника, и через пятнадцать минут выехал обратно – дольше задерживаться было нельзя, надо было на ночь свиньям корм запарить да коровке сенца задать.

И вот когда он выезжал из двора теткиного дома, то высветил фарой своего мотоцикла, как какой-то мордоворот, прижав к стене проездной арки молодую плачущую женщину, лениво хлещет ее по щекам.

Справедливое и честное естество Ивана не могло стерпеть такого вопиющего безобразия и он, остановив мотоцикл и сойдя с него, своими трудолюбивыми пудовыми кулаками поверг на асфальт того мордоворота. А женщине сказал:

– Иди домой! Он ишшо долго не встанет.

Женщина, вглядевшись в доброе открытое лицо Ивана, помотала головой и прошептала:

– Нет, домой я не хочу.

– Может, это… подвезти тебя куда?

Иван заглянул в ее темные большие глаза на бледном лице и растерялся: эти глаза от него явно чего-то ждали.

– Подвези, – сказала женщина и опустила вниз густые длинные ресницы. У Ивана впервые дрогнуло и заколотилось сердце: она! Та, что ему нужна!

– Подвези, – решительно повторила женщина и вновь подняла на Ивана свои чудные глаза. – Куда-нибудь. Лишь бы подальше отсюда.

– Ага, ясно! – также решительно и немного хрипло сказал Иван. – Ну дак это….Садись в коляску. К мине поедем, в деревню. Хозяйкой будешь. Ага?

– Ага, – впервые за эти несколько минут их общения улыбнулась симпатичная молодая женщина и ловко, как будто всегда только и ездила на мотоцикле «Урал» отечественного производства, влезла в коляску. – Трогай! Меня Вероникой зовут. А тебя?

– Иван Григорич я, – солидно сказал Иван. – Но тебе дозволяю звать меня Ваней.

А ты, значится, будешь просто Вера. Ага?

– Ага! – счастливо засмеялась просто Вера. – Да трогай давай! А то мой бывший вон зашевелился уже, сейчас встанет.

– Не встанет, – уверенно сказал Иван и дернул ногой в сапоге сорок шестого размера. Громко лязгнули зубы бывшего, и тот снова уронил голову на асфальт. А Иван повторно дернул ногой, и мотор «Урала» басовито фыркнул и уверенно завелся с одного рывка. И они поехали в деревню.

Свадьбу делать не стали, так как Веронике – виноват, просто Вере, – не хотелось никаких шумных застолий в компании незнакомых людей, а Ивану хватило и той, первой свадьбы.

Хозяйкой Вера оказалась так себе, и за домашней животиной по-прежнему ухаживал сам Иван. Правда, дома теперь стало чисто и ухожено, и на плите всегда стояла кастрюля с любимыми «пилименями» Ивана.

Да Ивану в первые недели от его новоявленной жены требовалось только одно. И его двуспальная пружинная кровать с никелированными шишечками по ночам натужно скрипела целыми часами. Но делал это трудолюбивый Иван только в одной известной и привычной ему миссионерской позе, без фантазии и выдумок.

И Вероника скоро заскучала. Ей, зрелой и опытной, уже кое-что повидавшей городской женщине, хотелось как-то разнообразить их отношения. Но Ивана вполне устраивала эта однообразная, как про себя уже с тихой ненавистью называла Вероника, долбежка. Или он просто ничего иного не знал.

Но однажды Вера все же решилась наставить своего сексуально безграмотного муженька на нужный ей путь. После очередного сеанса супружеского контакта она, поглаживая Ивана по его самому достойному месту, спросила с обворожительными нотками в голосе, на какие только была способна:

– Дорогой, а вот сейчас ты что бы хотел от меня? Ну, смелее, смелее!..

Иван, лежа на спине с закинутыми за голову мускулистыми руками, подумал и мечтательно произнес:

– Щас? Сделай-ка мине…

– Вон ты у меня, оказывается, какой шалун! – обрадовано погрозила ему пальчиком Вера. – Ну, так уж и быть.

И, сдернув с обалдевшего Ивана трусы в мелкую крапинку, сделала ему то, о чем он и подумать даже не мог. Хотя почему-то вовсе не сопротивлялся.

– Ты чё, дура? Я же хотел попросить, чтобы ты мине иишницу сделала! – придя в себя, сердито прогудел он. – Исть мне захотелось. А ты вона чё отмочила! Ой ты, какая…

И замахнулся на жену своей ручищей. Но огромная ладонь его не упала на голову зажмурившейся от страха Вероники, а зависнув на мгновение в воздухе, обхватила затылок и потащила в том направлении, где только что свершилась сексуальная революция в масштабах одной смешанной сельско-городской семьи.

– Нет уж! – поняв, чего опять от нее хочет раззадорившийся Иван, томно прошептала Вероника. – Теперь ты иди ко мне.

И схватила Ивана за оттопыренные уши…

Говорят, в этой деревне все теперь нет ладнее семьи Булыгиных. А в чем, спросите вы, мораль всей этой истории?

– Да какая мораль! У них там, говорят, сплошная аморальщина творится, прости господи! – злословят соседи, с завистью глядя на всегда счастливое с той поры лицо Ивана и довольное – его жены Веры.

А те и плевать на всех хотели. Главное, что им было хорошо вместе!..