— Помогите! — заполошно прокричала женщина, Илья ускорил шаг, обогнул высокие кусты черноплодки и выскочил на дорогу.
Там металась Яковлева, тощая, прямая, точно селедка, она то хватала мельтешащих рядом детей за руки и тянула их к себе, то отталкивала прочь. Мальчишка лет пяти испуганно ревел и не обращал внимания на старшую девочку, что пыталась его успокоить.
— Оля, Ванечку уведи! Да быстрее, быстрее! И Сереженьку спрячь, и Петеньку! Сука, сука рваная, да когда ж ты подохнешь, паскудина?
Яковлева оттолкнула совсем маленькую девочку от себя, та не удержалась, плюхнулась на асфальт и немедленно разревелась. Оля кинулась к ней, схватила на руки и упустила при этом ревущего Ванечку. Тот подбежал к матери, вцепился в ее юбку и заревел что было сил.
— Сука, гадина! — Яковлева прижала его к себе и прыгнула куда-то за ржавую «Тойоту», что стояла посреди дороги. Оттуда донеслись голоса и глухой звук удара. Илья прошел по дорожке вдоль дома и остановился у подъезда.
За машиной стояла девушка, высокая, со светлыми до плеч прямыми волосами. Спокойная, выше Яковлевой на голову, она сверху вниз глядела на бесновавшуюся перед ней тетку и орущего мальчишку.
— Детей моих убить хочешь! — Яковлева подпрыгнула на месте, девушка скривила губы и отошла немного назад. — Сама сдохнешь, сама, я тебе устрою!
— Закройся, дура, — бросила ей девушка, — кому ты нужна, крольчиха…
Яковлева осеклась, еще сильнее прижала ребенка к себе, обернулась. Увидела Илью, стащила с волос платок и завизжала на весь двор:
— Газом нас отравить хотела, смотрите, люди! Смерти нашей хочет, гадина, звоните в полицию!
— Это краской пахнет, курица. — Девушка мельком глянула на Илью и хотела отойти в сторону. Но Яковлева метнулась вбок и закрыла ей дорогу.
— Врешь, сука, врешь. Ты коляску у нас украла, велосипеды украла, ты моих детей ненавидишь, я тебе сейчас устрою… Алеша! Алешенька!
Илья хотел уйти, поднялся на крыльцо и едва успел убраться в сторону. Из подъезда вылетел Яковлев, в тех же белых одеждах, что был в церкви, с младенцем на руках, он ринулся к девушке. Яковлева проворно отскочила, собрала около себя всех детей и выпрямилась, победно глянула на девушку. Яковлев вихрем налетел на нее.
— Ну ты, мразь, сука конченая. Я тебе говорил — не лезь к нам, говорил? — рявкнул он ей в лицо, схватил ее за пояс джинсов, дернул на себя. Девушка отшатнулась, хотела оттолкнуть Яковлева, но тот ловко выставил перед собой младенца, прикрылся им. — Я же тебе башку расшибу, тварина, — уже тише проговорил звонарь, — или хребет сломаю. Еще раз сунешься к моим детям — убью, поняла?
Девушка улыбалась ему, но губы у нее дрожали. Она и рада была бы послать Яковлева куда подальше, но язык явно не слушался, и она предпочла промолчать. А Яковлевы не унимались, мужик тряс младенцем перед лицом у девушки, «селедка» кляла ту последними словами, дети ревели, только младенец молчал.
— Отвалите, придурки, — проговорила, наконец, девушка, — я все равно узнаю, куда делась хозяйка этой квартиры. Можете рожать, сколько угодно, вам это не поможет.
Яковлев плечом сдвинул жену вбок, толкнул девушку в грудь. Та оступилась, налетела на бортик и едва не упала на газон, но Яковлев держал ее за пояс, дернул на себя.
— Не твое дело, сука. Тоже без вести пропасть хочешь?
Девушка отвернулась, прикусила губу, и тут Илья не выдержал. Поставил пакет с продуктами на траву и, точно сомнамбула, двинул к машине. Дети увидели его, примолкли, Яковлева обернулась. Вблизи ее физиономия напоминала облезлое перепелиное яйцо, мелкое, все в пятнах, сморщенное, вытянутое, в точности по-мышиному. Дети были на нее очень похожи, даже самые маленькие: с такими же вытянутыми вперед мордочками, злобно-подозрительным прищуром и бесцветной растительностью на голове. Выделялись только старшая девочка и мальчик: оба высокие, тонкие, девочка напуганно-серьзная, а пацан хоть и младше ее, лет десяти по виду, но спокойный, внимательно следит за происходящим и не вмешивается. «Эти, наверное, приемные», — вспомнил Илья слова пожилой соседки.
Яковлева приоткрыла рот, показались мелкие тонкие зубы, волосы висели, как неживые, похожие на комки спутанных ниток, что Илья второй день таскал на помойку. Тетка толкнула мужа в спину, тот обернулся.
Они были примерно одного роста, только Яковлев поджарый и резкий, а Илья шире его в плечах и спокойнее. Яковлев оглядел Илью с головы до ног, сообразил, что весовые категории у них примерно одинаковые, повернулся к девушке:
— Повтори, что я тебе сказал…
Илья аккуратно перехватил ему запястье, чуть вывернул. Мужик мигом разжал пальцы и выставил перед собой младенца. Тот лениво водил глазами по сторонам и зевал, по белой ткани расползалось мокрое пятно, еще одно, поверх прежнего, не успевшего высохнуть.
— В чем дело? — Илья глядел Яковлеву в глаза, огромные, темные, чуть навыкате. Борода у того топорщилась самым зверским образом, пучок на затылке исчез, и кудри стояли дыбом. — Может, я могу помочь?
— Она моих детей убить хотела! — взвизгнула Яковлева и показала на девушку. Та поправляла одежду, руки у нее еле заметно подрагивали.
— Как? — Илья смотрел в бледное бешеное лицо женщины. Та заморгала голыми, почти без ресниц, веками, разинула рот.
— Газом! — ухнул Яковлев. — Полный подъезд газа напустила…
— Дебилы, — снова усмехнулась девушка, — мозги у вас в майонезе. Это краска, в соседнем подъезде кто-то ремонт делает.
— Это газ, ты сделала, чтоб мы умерли! — Яковлева кинулась к ней, Илья придержал тетку за рукав кружевной кофточки.
— Допустим, — он смотрел в бесцветные глаза озверевшей тетки, — а почему вы полицию не вызвали? И газовую службу? Газ был в подъезде?
— Да! — выкрикнул мальчишка, что недавно ревел, а теперь вытирал подолом рубашки мокрый нос. — Там плохо пахло, мама сказала, что мы сейчас все умрем…
— Да кому ты нужен. — Девушка выпрямилась и насмешливо глядела на святую семейку. Дети примолкли насупились, Яковлев дернулся к девушке, но остановился.
— Я правильно понимаю, что вы почувствовали в подъезде запах газа, причем такой, от которого можно задохнуться, поэтому вы пошли туда сами и потащили детей?
Илья поглядел на Яковлева, на его жену. Те переглянулись, тетка вытянула губы трубочкой, подошла к Илье вплотную и злобно глянула снизу вверх. Ее муж прижал к себе младенца, схватил за руку первого попавшегося ребенка, обхватил его за плечи.
— То есть вы хотели, чтобы ваши дети отравились газом? Если так, то я сейчас сам вызову полицию.
Стало очень тихо, слышалось недовольное сопение зареванного мальчишки и тихие голоса: дети перешептывались между собой, глядели то на Илью, то на родителей, то на девушку.
— Да что с них взять, с этой скотобазы. — Та прошла между оторопевшими Яковлевыми, брезгливо отодвинула с дороги беловолосую девочку, что с интересом наблюдала за происходящим. И не только она: с балконов и из окон на них смотрели соседи, Илья разглядел в окне пятого этажа знакомого старика, кто, давно овдовев, жил тут один. И Федоровну, которая мигом спряталась за штору, едва поняла, что Илья заметил ее. И еще человек пять или шесть, но их он не знал.
— Мозгов нет, одни инстинкты. — Девушка закинула сумку за плечо. — Удобно устроились. Сколько сейчас за рождение ребенка платят? А за двух, за трех?
Она улыбалась все шире, Яковлевы отступали. Первой в подъезд убежала Оля, увела за собой двух самых маленьких, следом, постоянно оглядываясь, с недовольно-высокомерной физиономией убралась прочь Яковлева. Она накинула на голову платок, прикрыв растрепанные волосы, прошла мимо девушки, горделиво расправив плечи. Яковлев с младенцем на руках шел последним. Косо глянул на Илью, но промолчал. Дверь подъезда закрылась, люди из окон исчезли, стало пусто и тихо.
— Спасибо. — Девушка остановилась напротив. — Я Настя. Думала, что мне конец.
Илья назвался, они смотрели друг на друга. Девушка, не стесняясь, рассмотрела его, подняла голову.
— Это соседи мои, чтобы их черти взяли. В одном подъезде живем, только я на третьем, а эти на четвертом. Сейчас они к себе уберутся, и я пойду. — Она прислушивалась к звукам, что доносились из подъезда. Илья тоже глянул вверх. — Вон их окна, слева.
Получалось, что Яковлевы жили у него за стенкой, только этажом ниже. Странно, но за те дни, что он тут прожил, ни разу их не слышал, при таком-то количестве.
— У них где-то хибара есть, то ли в деревне, то ли еще где, — девушка точно прочитала его мысли. — Они все лето там сидели, а вчера приперлись, в церковь им приспичило. Гинеколог-то наш праздничный звонарь, оказывается.
Говорила она зло и отрывисто, кривила губы, точно в насмешке, но это все было показное. Ей страшно, она очень боится, но старается не показывать виду, и этот страх скоро сыграет с ней плохую шутку.
— Чего? — малость обалдел Илья. — Кто? Гинеколог?
— Ага, — Настя поправила сбившиеся порывом ветра волосы, сжала их в кулак на затылке. — Эта свиноматка поросится дома, в комфортных условиях, а ее мужик-гинеколог принимает роды. В роддом им вера не позволяет, батюшка не благословил. А, может, бытовой сифилис или что-то в этом духе. Анализы-то сдавать и проверяться грех.
— А остальные дети в это время где? — оторопел Илья. Новость ошеломила, мягко говоря. — Все это видят, что ли?
— Черт его знает, — Настя плотнее застегнула плащ. Небо снова затянули тучи, и неожиданно резко похолодало. — Может, по норам сидят или маме с папой помогают.
Она снова улыбнулась, но до того неприятно, что и смотреть на нее не хотелось. А выглядела Настя вполне себе ничего: лет тридцати с небольшим, волосы, лицо, фигура — полный порядок, слегка накрашена и одета хорошо, даже стильно. Выглядит, точно московская барышня, а не провинциалка, неудивительно, что Яковлева на нее кидается. Ревнует, что ли?
И тут Илью осенило. Настя — высокая блондинка, сероглазая, с хорошей фигурой. Яркая, заметная девушка, мужики таких издалека видят. Истасканная Яковлева проигрывает ей по всем статьям, вот и бесится, выдумала газ какой-то, чтобы лишний раз привлечь к себе внимание мужа. Хотя и ей есть, чем крыть, как женщина она более востребована, чем Настя. Единственный козырь, зато убойный. «Девки спорили на даче, чей духовный мир богаче». Бывает, да.
— А чего ты их так: крольчиха, свиноматка, поросятся? — спросил Илья. — Завидуешь, что ли? Ты одна живешь или замужем, дети есть?
Настя перестала улыбаться, чуть прищурилась.
— А тебе какое дело? — спокойно проговорила она. — Ты кто вообще такой, откуда? И твоя семья где, жена, дети? Почему ты тут один?
«Мы расстались, на время», — Илья отвел взгляд. Смотрел, как собираются над головой тучи, и понял, что сегодня снова полночи не уснет, хорошо, если под утро отключится на пару часов. Утихший было кошмар, того гляди, разыграется с новой силой, и тогда останется одно: сесть на рельсах спиной к поезду и ждать. А у машиниста карма такая, знать, нагрешил в прошлой жизни, вот пусть и расплачивается.
— Дура ты, — беззлобно сказал он девушке, — ты даже не понимаешь, чего себя лишила. Это же счастье, глупая…
— А ты меня не учи, — оборвала его Настя, — за помощь спасибо. А насчет всего остального, думай, как тебе проще будет, мне на твое мнение плевать. Будем считать, что я несчастная, никому не нужная старая дева и поэтому по-черному завидую семейному счастью Яковлевых и плачу по ночам в подушку. Рыдаю от заката до рассвета. Будь здоров.
Она вошла в подъезд, хлопнула дверью. Илья подобрал свой пакет и пошел к себе. И едва оказался в квартире, хлынул такой ливень, что из виду исчезли и рябины вдоль дороги, и «Тойота», брошенная на самом ходу.
А заснул все же сам, без таблеток, что само по себе было событием. Правда, спал урывками, часто просыпался, но хоть немного, да удалось отдохнуть. Окончательно проснулся еще затемно, полежал, глядя в потолок, и вышел на балкон.
Дождь, полночи стучавший по подоконнику, закончился, улицу затянуло туманом. В серой дымке пропали дома, машины, деревья, и было очень тихо. Внизу раздался легкий шорох, мелькнула быстрая тень и моментально пропала. Приятно пахло сырой свежестью и почему-то тиной. Илья мигом вспомнил и перекрытую плотиной речку, и тихую поверхность озера, и лес по обоим его берегам. Все детство там, считай, провел, каждую тропинку знал, каждый овраг. Сон улетучился, Илья оделся и вышел из дома.
В серой дымке прошел вдоль дома, перебежал дорогу и оказался перед деревянными ступеньками, что вели в белесую бездну. Туман там сгустился основательный, клубы молочного цвета поднимались, точно пар из кастрюли, таинственно скользили в разные стороны под еле заметным ветерком. Илья постоял немного, вдохнул тяжелую сырую свежесть и пошел вниз, к заброшенному стадиону, что помещался в низине перед речкой.
Туман плотно затянул окрестности, Илья мало что видел и вокруг, и перед собой, шел по узкой асфальтовой тропке и только по ее поворотам догадывался, вернее, вспоминал местность. Взял чуть правее и обнаружил там ржавую мокрую ограду вдоль трибун, столбики и перильца, еще сохранившие на себе следы зеленой и желтой краски. Пошел дальше, глядя не только вперед, но под ноги, едва не подвернув ногу на очередной выбоине. Стадион был огромен, как и полагается футбольному полю, да еще и с множеством спортивных площадок поблизости. Построили его на осушенном болоте и долгое время поддерживали дренаж в должном порядке. С наступлением смутных времен систему забросили, та частично разрушилась, и теперь болото возвращалось на свое исконное место. Из низины отчетливо пахло тиной, на трибунах рос шиповник и молодые клены, дорожка заросла травой и сузилась до узкой тропки. Закончилась она парой ступенек, почти осыпавшихся, Илья вовремя углядел опасность и спрыгнул вбок, в поросль тонких березок. Прошел немного вниз по склону, скользя по мокрой траве, и только собрался вернуться на тропинку, как услышал голоса.
Навстречу ему шли двое, и сначала показалось, что они одного роста. Но потом Илья заметил, что один просто обогнал напарника и первым оказался на ступеньках. И что этот первый — ребенок, а следом идет его отец, Яковлев собственной персоной. Оба в резиновых сапогах с заправленными в них джинсами, в длинных куртках, причем мальчишка выглядел натурально, как гном в большом, не по размеру, дождевике. Отец обнимал сына за плечи, прикрывал его полой своей куртки от мелкой мороси, разлитой в воздухе. Послышались неясные голоса, потом Яковлевы подошли ближе, слова зазвучали отчетливее.
— Сережа, ты живешь у нас уже почти год и вчера снова ошибся. Что ты сделал не так? — Яковлев плотнее прижал мальчишку к себе. Тот повернулся к березкам, и Илья неплохо разглядел его: это оказался темноволосый, спокойный пацан с открытым веселым лицом.
— Я хотел помочь Елене Валерьевне…
— Нашей маме, — наставительно перебил его Яковлев, — твоей маме.
— Я хотел помочь маме, — повторил пацан и насупился.
Яковлев плотнее запахнул куртку, и мальчишка почти исчез из виду.
— Молодец. Но ты же помнишь, что надо делать в этих случаях, я тебе говорил. А ты что сделал?
— Я хотел вызвать ей «Скорую», врача, — раздался из тумана тихий детский голос. Илье показалось, что мальчишка сейчас заплачет.
— Нет, — физиономия Яковлева дернулась, он скривился, но могло и показаться, видимость была ни к черту. Парочка как раз поравнялась с Ильей, и он невольно пригнулся в березках: встречаться с Яковлевыми ему совершенно не хотелось. — Повтори, что мы должны делать?
— Когда мама кричит, катается по полу и у нее изо рта идет пена, мы должны молиться, — как по писаному выдал пацан. — Тогда бесы не смогут забрать ее душу.
Яковлев погладил его по волосам.
— Правильно. Ты же помнишь, что мы читали о врачах в писаниях святых отцов?
— Да. Верующему в создателя неба и земли идти к врачу из-за болезни — это грех неверия, — протараторил пацан. — Болезнь не есть кара, а испытание в вере для лучшего познания бога. И надо ждать исцеления от Господа.
— Правильно. — Яковлев сильнее прижал мальчишку к себе. — Болезни — это не просто так, а наказание за грехи, это расплата, они напоминают о покаянии. Когда мы здоровы, то все время куда-то спешим, забывая о боге и о вечности. А когда приходит болезнь, останавливаемся и начинаем вспоминать о боге, думать о нем, молиться и спасаем свою душу. А врачи лечат тело, боль проходит, и человек забывает о молитве. Значит, его душа окажется в аду. Ты хочешь, чтобы твоя мама попала в ад? Ты понимаешь, что через тебя рыкает дьявол, посылает ей искушения?
Мальчишка что-то отвечал, поднял голову и преданно поглядел на отца. Яковлевы прошли мимо, Илья выждал еще немного и вышел на дорожку. Постоял, прислушиваясь, но туман молчал, зато усилился ветер. Вокруг началось невнятное движение, в воздухе плавали белые клубы, растягивались на длинные нити и плавно исчезали. Стало немного светлее, Илья шел вдоль бортика и оказался на развилке. Слева темнели осины, уцелевшие на болотистом островке, справа начиналось футбольное поле, бескрайнее, точно море. Туда Илья не пошел, поднялся в горку и оказался на плотине. Когда-то маленькую речку в низине перегородили дамбой, и сверху по течению образовалось озеро. Часть берега приспособили под пляж, на другом лес остался нетронут. Сейчас в тумане грозно темнели островерхие елки, было там мрачно и жутко — это Илья знал по себе, помнил из детства, когда слонялся по лесу часами, лишь бы попозже заявиться домой и сразу лечь спать. Пошел по бетонным плитам к роднику, что бил из склона неподалеку, сделал несколько шагов и остановился. Показалось, точно внизу, у сетки забора кто-то то ли плачет, то ли глухо смеется. Подошел к краю, ничего сверху не разглядел, а звук усилился. И о смехе уже и речи не было, снизу доносился жуткий надрывный кашель и стоны, вдобавок неприятно шуршала трава, и слышались глухие звуки, точно от ударов.
«Что за черт?» — Илья напрасно вглядывался в редеющий туман. Тот уже почти разошелся над озером, в бетонные плиты берега плескали сердитые маленькие волны, а под горкой было так же мутно и серо. Шум повторился, Илья сбежал вниз, поскользнулся и съехал под горку, едва не влетел в сетку забора. Постоял, всматриваясь в полумрак, и осторожно пошел вдоль ограды. Впереди росли кусты, звук доносился оттуда, Илья остановился в паре шагов от них, осмотрелся. Ничего поблизости, что могло бы сойти за оружие, ни палки какой подходящей, ни камня. Хотя нет, в траве виднелось что-то продолговатое, Илья подошел, наклонился. Действительно, палка, точнее, трость для ходьбы, простая, с серой мягкой ручкой, на светлом пластике виден след подошвы ботинка. Палку почти втоптали во влажный грунт, и издалека она незаметна.
Кусты вдруг дрогнули, с веток и листьев брызнула вода, и снова раздался жуткий хрип, потом стон. Илья раздвинул ветки и увидел человека, тот лежал на боку спиной к забору и корчился, точно в судорогах. Илья повернул его на спину и отпрянул — лицо у того было бледно-синее, а губы, наоборот, красные, по подбородку текла кровь. Человек выгнулся на траве, на прокушенных губах показалась пена, глаза приоткрылись. Илья наклонился над ним, еще раз всмотрелся в показавшееся знакомым перекошенное гримасой лицо с небольшим старым шрамом на переносице. И вспомнил: этого человека он видел недавно в церковном дворе, тот еще пытался закурить. И одет так же, и тоже опирался на палку, что валяется сейчас неподалеку. И непонятно, что с ним случилось, то ли припадок вроде эпилепсии, то ли с сердцем плохо стало.
Человек снова выгнулся на траве, запрокинул голову, и Илья заметил у него на шее узкую темно-бордовую полосу, от кадыка она уходила вверх. И тут дошло, что мужику кто-то помог. Это не приступ вроде эпилепсии, не другой какой припадок, это агония, а человек умирает от удушья. Отошел, огляделся, в темпе соображая, как быть, и тут заметил в траве выше по склону что-то темное.
Мобильник, как оказалось, без сим-карты и аккумулятора: кто-то заботливо извлек все это, превратив недешевый смартфон в пластиковую коробочку. Илья пробежал немного вверх, заметил примятую траву и темный след на ней, точно тут тащили что-то тяжелое. Не тащили, конечно, а столкнули вниз, мужик покатился под склон и теперь умирает там. Стоны снова перешли в хрип, мужика вырвало, Илья вытащил свой мобильник и набрал «03». Наскоро объяснил ситуацию, рассказал, как проехать, потом взобрался на склон и стал ждать. Мужику он ничем помочь уже не мог, как и врачи, что через полчаса констатировали смерть. Трупом живо заинтересовалась полиция, патрульные прикатили почти одновременно с врачами и теперь ждали коллег. Из-за кустов виднелся край черного пластикового мешка, которым наспех накрыли покойника, Илья старался туда не смотреть. Кошмар повторялся заново, перед глазами все плыло, Илья прислонился спиной к березе и принялся смотреть на воду. От гипнотического движения волн малость подташнивало, голоса и звуки казались чересчур громкими, а прорвавшееся сквозь туман солнце больно резануло по глазам.
«Какого черта я тут делаю?» — Илья огляделся. «Скорая» давно уехала, у тела стояли эксперты, один что-то писал, второй снимал на камеру мобильника, третий переворачивал мертвеца. Потом тот, кто писал, взглянул вверх и махнул рукой. К Илье подошли двое полицаев, аккуратно взяли под руки.
— С нами придется проехать, — вежливо сказал один и подтолкнул Илью к машине, — вопросы к вам имеются.
Сил не было даже на то, чтобы послать сержанта куда подальше. В кино Илья видел, как злоумышленники перехватывают управление пассажирским лайнером и тот таранит высотку, отправляя в небытие сотни жизней. И чувство сейчас было в точности такое же, точно кто-то, что называется, в ручном режиме, повернул его жизнь, и та летит черт знает куда. Хотя почему черт знает куда, финал известен, яма в земле размером два на полтора, как говорила бабка, когда была в хорошем расположении духа.
— Значит, погулять вышли? В пять утра? — уточнил бодрый капитан. Он только что заступил на дежурство, был полон сил и служебного рвения.
— Да, в пять утра. У меня бессонница, я спать не могу. — Илья не удивлялся происходящему, не возмущался. Просто ждал, когда это закончится и его отпустят восвояси.
— Таблетки не помогают? — съязвил капитан и подмигнул Илье.
— Ты врач или мент? — огрызнулся тот. — Если есть что — предъявляй, если нет, то я пойду.
— Посиди пока, подумай. — Капитан достал какой-то бланк и принялся вдумчиво заполнять его, не обращая на Илью внимания.
Думал ровно трое суток среди голых стен СИЗО. Капитан свято чтил УПК, и Илья оказался на свободе едва ли не минута в минуту после своего задержания. Мысль была только одна — поскорее добраться до душа, до горячей воды. Илья почти бежал к дому, кивнул Федоровне, что попалась навстречу с мешком мусора, влетел к себе. Из ванной вышел через час с лишним и еле дополз до дивана, отключился махом, точно после кросса по пересеченке, а очнулся от резкой трели. Мобильник валялся на полу, Илья нашел трубку и спросонья не понял, кто это звонит. Но ответил хриплым со сна голосом.
— Старший следователь дознания лейтенант Макаров беспокоит, — буркнули в ухо.
Ну вот, началось. Так и знал — Илья скривился, сел на край дивана. От приоткрытого окна полз холодок, и сидеть вот так было неуютно.
— Лейтенант, — оборвал звонившего Илья, — ну решили же все. Что еще нужно? Вам что — коллеги по смене не передали?
Макаров негромко кашлянул, помолчал и пробубнил монотонно, точно давно и прочно вызубренный текст:
— Нашли тело предположительно вашей жены. Вы можете приехать на опознание?
От слов лейтенанта веяло вовсе уж смертной тоской, сердце сдавило, точно клещами. Притихший было кошмар возвращался, и деться от него некуда, все начинается сначала. Первым порывом было нажать отбой, но Илья заставил себя ответить. Договорились на завтра, Макаров назвал адрес, Илья все записал и уже хотел прощаться, когда Макаров спросил:
— Вы понимаете, что вам завтра предстоит?
Видимо, голос и тон Ильи показались лейтенанту подозрительными.
— Разумеется, — спокойно отозвался Илья. — Я должен приехать в морг и опознать свою жену. У меня только один вопрос: предположительно — это как?
Макаров чем-то пошуршал, пробормотал что-то невнятное, Илья ждал. Потом раздалось: