Дамы клубничного возраста

Вот так, настоящая мужская логика. Если мужчины что-то сделают, то никогда в этом не признаются. Можно не только выпить килограмм, а и два и три. Нет предела совершенству.

Кстати, бабушка долго дулась на деда, что он ее обманул, что никакой он не смазчик, а экономист.

Они поженились, родили и вырастили троих детей, дождались внуков и правнуков. Им суждено было встретить золотую свадьбу. И лишь только потом, через год после этой золотой свадьбы, бабушки не стало. И я часто вспоминаю, когда они повздорят, бабушка сама себе говорит:

– И почему этот ГУМ тогда не сгорел?

А еще вспоминаю, как будучи маленькой, я однажды позвонила бабушке и попросила сквозь слезы:

– Баба, вызови тюрьму!

– Кого вызвать?

– Вызови тюрьму!

– Светочка, во-первых, вызывают не тюрьму, а милицию. И на кого ты решила ее вызывать?

– На родителей. Они мне не дают сырую сосиску.

Сосиску мне так и не дали, а бабушка долго всем рассказывала что этому ребенку(то есть мне) надо идти работать в соответствующие органы.

– Ей не надо ни суд, ни милиция, ей подавай сразу тюрьму!

В другой раз, когда я уже пошла в первый класс, то как-то посчастливилось получить в один день сразу три двойки. И я звоню бабушке(а трубку взял дед), и кричу:

– Деда, я получила целых три двойки!

– Света, это же очень плохо!

– Но деда, это же лучше чем ничего!

И опять же бабушка удивлялась моей гениальной фразе. И когда в семье шло не так как хотелось, бабушка часто говорила что ЭТО ЖЕ ЛУЧШЕ ЧЕМ НИЧЕГО!

Об ушедших говорят или хорошо, или вообще ничего не говорят. НИЧЕГО в данном случае – это пустое место. Это значит, что человека не помнят. А если его не помнят, значит не жил он вовсе.

А еще есть такая притча. Музыкант играет на скрипке. Вдруг у скрипки лопнула одна струна, но музыкант играет все равно. Лопнула вторая струна. Музыкант продолжает играть, но скрипка играет не так как ей нужно. Лопается третья струна. Музыкант пытается вытянуть из скрипки что-то наподобие мелодии, и тут лопается последняя струна. И лежит на земле забытый и заброшенный инструмент. Надо было не мучить скрипку, а поменять ей струны, а еще лучше играть на ней бережно. Но страшно, если сама скрипка потеряется или испортится. Конечно, можно купить другую, но дороже ведь была первая скрипка!

Так же будет дорога среди огромных жизненных дорог наша маленькая тропиночка, ведущая в детство. Не дайте ей заблудиться, берегите и убирайте ее, чтобы она не была похожа на забытую и заброшенную могилу, а была похожа на уютную тенистую аллейку, по которой так хочется пройти.

ХЛЕБ С МАЛИНОВЫМ ВАРЕНЬЕМ

Трагически погибшей Леночке Л. – подруге моего детства посвящаю.

Вот и осталось позади лето. А ты так и не насладилась яблочно-медовым запахом его последних дней, не отведала меда, который так вкусен после Спаса. Я долго смотрела на звездное небо, и пыталась угадать, какая же звезда твоя. И где она. А воспоминания уносили меня на землю. Помнишь, как мы с тобой отрезали огромный ломоть ситного хлеба и густо намазывали его малиновым вареньем? Больше всего любили горбушку. Я не знаю, почему именно ситного Хлеба и почему именно малиновым вареньем? Но мы точно знали, что варенья должно быть куда больше, чем хлеба. И оно текло на одежду, подбородок, текло на руки, на пол.

А может, ты помнишь, как мы любили набрать бутылку холодной воды и поливать ею голубей? А однажды облили соседскую кошку. Ох, как ругались соседи! А как мы до одури качались на качелях!

Это было в детстве. А потом оно кончилось. И мы разлетелись. Но все равно общались. Конечно, не так часто как в детстве. И кошек уже не поливали водой. Но все так же намазывали вареньем ситный хлеб.

Ты говорила, что я не такая.

– А какая? – спрашивала я.

– Белая ворона. Тебе будет очень трудно. Ты же не от мира сего.

– Если я живу в этом мире, значит я из него. Только по-другому смотрю на этот мир. Люблю оторваться от земли и посмотреть на нашу планету с высоты. Она ничуть не изменилась. Это мы стали суетливыми, прагматичными и растерянными. А планета круглая и напоминает то румяное яблоко, то цветастый бабушкин сарафан, то загадочную и непонятную женщину, то снежный шар. А потом я люблю вновь спуститься на землю. Не упасть, а спуститься и посмотреть уже на небеса, которые укрыты тяжелым сине-черным бархатом. А иногда приобретают бирюзовые оттенки или становятся кораллово-красными.

У тебя были грустные глаза женщины, прожившей жизнь. И мне казалось, что именно тебе было труднее.

В последний раз мы виделись несколько лет назад. Ты сказала, что купила машину, взяв кредит. Что в твоей семье каждый сам по себе. Что о детях пока не думаешь. И прошептала:

– Хорошо тебе.

Знаешь, белых ворон не любят, потому что боятся. Ведь ворона непременно должна быть черной. Потому что она от природы не такая как все. А как все?

А потом тебя не стало. Ты не справилась с управлением, и машина врезалась в дерево. Сказали, что возможно, ты просто уснула за рулем.

Мы все понимаем, что ушедшего надо отпускать. Умом я тебя отпустила, но сердцем никак. Одно дело, когда уходит человек, который долго и тяжело болел или прожил долгую жизнь. А другое дело, когда жизнь обрывается вот так, вдруг, в одну секунду. Хотя говорят, что Богу это для чего-то нужно. И можно получить сотни ответов на вопрос «Для чего?» Но не найдешь единственно нужного.

На небе много звезд, гораздо больше, чем людей на земле. И не все звезды имеют имена. Я хотела бы новую звезду назвать твоим именем. Мне так тебя не хватает!

Знаешь, что я сегодня сделала? Ну, конечно же: купила ситный хлеб, отрезала ломоть и густо намазала его вареньем. Малиновое варенье текло на лицо, на тарелку. Я ела поминальный ситный хлеб с малиновым вареньем.