Помоги проекту - поделись книгой:
Всю ребятню Дедилова, словно магнитом, к себе притягивали большие деревянные сараи, стоявшие за огородами, подальше от жилых домов. Они там стояли от греха и пожара подальше. В этих сараях происходило что-то таинственное и даже несколько зловещее. Над теми сараями круглый год курился дым и зимой, и летом там работали полуголые люди в больших кожаных фартуках. Они колдовали над раскаленными полосами металла, который освещал их сосредоточенные лица, придавая им еще большую серьезность и загадочность.
Ребят туда не пускали. Вернее им разрешали постоять в проеме дверей, а те, кому не хватало места, наблюдали за происходящим через щели в стенах. Каждый из ребят хотел участвовать в этом завораживающем процессе. Но взрослые были категоричны в своих отказах.
В этих сараях размещались кузницы. Посередине сарая стояла колода, а к ней была прикреплена наковальня. Рядом с наковальней стояла кадка с водой. У стены стоял выложенный из камня большой постамент, а на нем почти всегда костром горел древесный уголь. Чтобы он горел жарче к постаменту, он называется горн, была приделана интересная конструкция в виде двух досок положенных друг на друга и обитых по периметру кожей. Эта конструкция называется меха. Когда доски разводили и кожа между ними натягивалась, вовнутрь образовавшегося пространства входил воздух, а когда доски опять сводили, то воздух выходил из небольшого сопла. Струю воздуха направляют на огонь и он, получив свежего воздуха, горит жарче и быстрее нагревает полоску металла до нужной температуры. Тут же лежит необходимый мастеру инструмент: щипцы, разные молотки и приспособления. Мастера, которые там работали, называются кузнецами. Им помогают подмастерья, в основном это молотобойцы.
Кузнецами становились не какие-то специальные заезжие люди, а местные стрельцы, казаки, пушкари, у которых обнаруживался талант к этому нелегкому и красивому ремеслу.
Процесс ковки был таков. Кузнец клал кусок металла в горн, махами раздувал огонь и ждал, пока металл не нагреется до красного каления. Затем быстро брал его щипцами и клал на наковальню. Одной рукой держал щипцы, а в другой у него был небольшой молоток. Им он ударял в нужное место по раскаленному куску металла и тут же по этому месту бил большим молотом молотобоец. Так кузнец показывал, куда надо бить. Если бить молотом больше не нужно, то кузнец бил плашмя молотком по наковальне. Когда изделие было готово, то его бросали в кадку с водой, где оно быстро остывало, при этом закаливаясь, то есть становилось тверже.
Особенно ребятам нравилось, когда ковались сабельные клинки. Они уже знали, если у кузни стоит лошадь, значит сегодня будут ковать саблю. Потому что когда процесс ковки заканчивался, подмастерье хватал еще красный от температуры клинок, вскакивал на лошадь, поднимал его над головой и скакал в поле. Считалось, что клинки сабель так закаляются лучше всего. Это зрелище было особенно завораживающим в сумерках или в предгрозовую погоду и придавало процессу какой-то сказочный вид. А если еще подмастерье начинал им размахивать, оставляя в сумерках огненные дуги и кольца, то всем казалось, что это летит какой-то небесный воин с огненным мечем.
Шурка чаще других пропадал у кузни. Он тратил на это каждую свободную минуту. Хотя таких минут было немного. На нем много было обязанностей, особенно летом. Тут и воды натаскать, и дров наколоть, да и на поле, и на огороде. По дому много чего надо сделать подлатать, поправить, пристроить. Везде находилась работа для его мужских рук. Несмотря на свои восемь лет, он уже себя ощущал мужчиной в доме, но вот в кузню его не пускали, говорил мал еще. А ему так хотелось пробовать что-нибудь выковать. Когда раскаленный бесформенный кусок металла под ударами твоего молота, подчиняясь твоей воле, твоему мастерству, превращается в нужную вещь. Кузнецам тоже нравился это упрямый и смышленый паренек. Но раскаленный металл игрушка плохая. Чуть проморгаешь и калека на всю жизнь. Каждый кузнец может пересчитать свои ошибки, они остались шрамами на его теле. Поэтому до поры до времени они держали ребят на расстоянии от кузницы, где рядом с завораживающим зрелищем и увлекательным, но не легким, трудом таилась серьезная опасность.
Однажды он стоял в проеме ворот кузницы и наблюдал за работой, для него полубогов, кузнецов. Отблески пламени освещали серьезные и потные лица мастеров. Дядька Минай одной рукой в кожаной рукавице клещами поворачивал заготовку в огне, чтобы она лучше и равномерней прогрелась, а другой работал мехами и нагнетал воздух в горн. Он был один, его напарники уехали на дальние заставы в Дикое поле на тир месяца. Такая была у них у всех служба Государева. А если тебя по службе повысили до Сторожевого казака, то и все полгода в Диком поле наши границы сторожить будешь. Шурка не поверил своим ушам, когда услышал:
– Шурка!
– Да дядь Минай.
– Слетай ко мне до дому. Кваску принеси, а то в горле пересохло.
Шурка опрометью кинулся к дому дядьки Миная. Там ему дали корчагу, ну крынку, с квасом и он ее тут же принес в кузню. Дядька Минай взял крынку и стал жадно пить. Обращаясь к Шурке, сказал:
– А ты пока покачай меха.
Шурка не верил своему счастью. Он радостно схватился за палку – журавля, которая одним концом была прикреплена к мехам, переброшена через балку. Если тянешь один конец вниз, другой задирается наверх и поднимает меха, когда отпускаешь, меха сжимаются и струя свежего воздуха дует на огонь в горне. Отчего пламя разгорается еще ярче. То что у дядьки Миная получалось как бы само собой, без видимых усилий, у Шурки не получалось вовсе. Схватившись за палку и повиснув на ней всем своим небольшим весом, он ощутил, что меха тихо-тихо пошли вверх. Он спиной ощутил лукавую улыбку дядьки Миная и услышал его слова:
– Что не получается? Если ты так качать будешь, то огонь совсем погаснет. Дай-ка я.
Шурка смущенный и расстроенный отошел в сторону. Он готов был расплакаться, но тут услышал:
– Ты не убегай. Вон видишь, на сучке фартук висит. Примерь-ка.
Окрыленный Шурка бросился к стене, взял фартук, но он оказался ему очень велик. Тогда он, связав, укоротил шейный охват, вроде стало лучше, заодно одел и лежащие рядом рукавицы. Он ощутил на себе завистливые взгляды своих товарищей, стоявших снаружи. Сознавая, что это ему с рук не сойдет и за это счастье придется биться в неравном бою, Шурка решительно подошел к дядьке Минаю.
– Вот примерил. Все подошло.
– Совсем как кузнец, – сказал дядька Минай, доставая из огня раскаленную небольшую полоску металла.
– Давай добрый молодец, бери вон тот молоток и будешь бить, куда я покажу. Я ударю. Ты бей в тоже место что есть мочи.
– Ага.
Дядька Минай ударил, и металл промялся под его ударом. Шурка размахнулся и ударил изо всех сил, но почти попал, вернее промазал. Он тут же взмахнул молотом еще раз и ударил, теперь удар был точнее, но металл это почти не произвело никакого впечатления. Только искры разлетелись во все стороны. Одна из них попала Шурке на руку, но он боли не ощутил. Дядька Минай плеснул ему на руку водой.
– А со стороны все легко казалось? Вот и первая метка кузнеца на тебе. Осторожней надо. Молоток должен не под углом, а прямо бить. Вот каким трудом мы свой хлеб добываем. Понял?
Шурка согласно кивнул головой. – Ну ладно. Не боги горшки обжигают. Приноровишься. Давай не зевай, видишь металл остывает.
И они споро принялись за работу. Через некоторое время бесформенный кусок металла стал превращаться в ножик. Дядька Минай закончил его практически без помощи Шурки. Шурка так и стоял у наковальни в фартуке с молотком, изредка нанося удары по требованию своего наставника.
Когда нож был окончательно готов, дядька Минай бросил его в кадку с водой. В кадке все зашипело и облако горячего пара обдало Шурку. Шурка стоял обалдевший от всего увиденного и пережитого, главное – от участия в таков важном деле. Дядька Минай достал из кадки нож и протянул его Шурке.
– Вот, держи. Ручку сможешь сделать и на камне наточить?
Шурка, не веря своему счастью, согласно кивнул головой.
– Если не передумаешь, завтра приходи. Ну, беги, сорванец.
По городу уже прошла весть, что Шурка сам в кузне работает и около кузницы собралась стайка ребят. Шурка вышел из кузни как завороженный. Ребята его обступили, стали расспрашивать и рассматривать его ожег на руке, а главное, ножик. Драться не пришлось. Ему, конечно, завидовали, но не было среди его друзей озлобления и ожесточенности. .
Прошли годы. Шурка вырос и стал дядькой Шурой и главное хорошим кузнецом и его с семьей по царскому Указу в числе 30 семей Дедиловских кузнецов-самопальщиков перевезли в Тулу в Кузнечную слободу. Где он стал одним из главных кузнецов-оружейников. Он сковал много хорошего и надежного оружия для нашей русской армии. Но всю жизнь у него в кузнице висел на почетном месте тот первый его нож, который он сковал с дядькой Минаем. А шрам от того ожога затянулся, но иногда он становился заметен и дед Шура с удовольствием вспоминал тот свой первый урок кузнечного мастерства и дядьку Миная.
Ярмарка
В конце июня с вечера в Дедилов потянулись груженые и не груженые телеги. Всю ночь был слышен скрип колес, щелканье кнутов и крики возниц, мычание и блеяние, храп и ржание лошадей. Это собирался народ на ежегодную ярмарку. Кто чего продать, кто чего купить, да и просто среди народа потолкаться. На людей посмотреть и себя показать. Ребята заглядывались на девчат, особенно приезжих, девчата тоже не оставались в долгу и эти соревнования часто оканчивались драками между местными и приезжими парнями.
Дома у Василька давно уже готовились к ярмарке. Мать подбирала товар, который можно было подать, в основном это были ранние овощи и фрукты. Но у Василька и его старшего брата было свое дело на ярмарке. Они торговали квасом. Им торговали многие ребята из Дедилова, каждый старался приготовить свой неповторимый квас.
Затем в деревянных ведрах на коромысле таскали его по торговым рядам и продавали всем желающим. Василек с братом тоже таскали такие ведра на коромысле. Но потом Васильку это надоело и он стал думать, как кваса на ярмарку привезти больше, а таскать его было легче. Конечно, если бочку на телеге привезти, то напоишь всю округу. Но не всякий пойдет за квасом, ведь товар бросить надо. А тут конкуренты стаей вьются. А еще и за торговое место платить придется. И предложил Василек брату взять бочку поменьше и приспособить к ней колеса и ручки сделать и катать её по всей ярмарке. Сказано – сделано. Под руководством плотника соорудили они колеса и тележку, бочку на неё приспособили. Получилось очень даже ничего. Попробовали в ней воду из колодца возить, получилось. Но убрали ее подальше до ярмарки. А то конкуренты подсмотрят, тоже такую сделают и не будет никакой выгоды. Заранее заквасили большую бочку квасу, все как положено и солодом и с хреном, еще трав всяких добавили для аромату.
И вот рано утром Василек встал, брат уже хлопотал у бочки и приготовил два ковша. Они залили квас в бочку, закрыли его крышкой, повесили два ковша и двинулись на ярмарку. Там уже просыпался народ и начиналась торговля. Рядами стояли возы с зерном и различными крупами. В другом углу блеянье, мычание и ржание, в третьем кудахтанье и шипение. Там овощи да фрукты, мед да воск. Причем если принес старую колоду, то мед тебе дешевле отдадут. Везде порядок. В центре ярмарки площадь, на ней свои таланты показывают лицедеи всякие. Особой популярностью пользуется кукольный театр, где Петрушка совершает свои подвиги, восстанавливает справедливость и наказывает жадных и бессовестных под одобрительные выкрики зрителей. Петрушке рады и стар и млад. Там под дудочки и барабаны пляшут скоморохи. На это зрелище собрался свой зритель. В процессе выступления среди зрителей ходит девочка и в подол собирает подношения артистам. Постепенно народу становится все больше, а солнце греет все сильнее. И тут начинается время прохладительных напитков. Торговля в этот раз пошла хорошо. Не сходя с места, ребята продали половину бочки, а народ все подходил. Некоторые лоточники пристроились рядом, продавали свои ватрушки и пироги. Василек с братом их не гнал, а наоборот, лоточники отгоняли других настырных продавцов. Не было еще и полудня, как пришлось бежать домой и наполнять бочку. Квасу оставалось еще на один выезд. Продав вторую бочку, ребята решили отдохнуть, а оставшийся квас продать на следующий день. Они поделили выручку. Треть отдали матери, ну и оставшееся пополам. И с достоинством пошли по рядам, позволяя побаловать себя всякими мелкими удовольствиями. Там пирожок купят, здесь леденец. Из товара им больше всего было интересно посмотреть всякие кузнечные изделия. И чего там только не было. И ножи, и топоры, и пряжки на ремни, и колокольчики, но все это стоило очень дорого. Но Василий все деньги потратил на покупку ножа. Очень ему хотелось настоящий железный нож. Он уже утратил всякий интерес к ярмарке, но брат потянул его в птичьи ряды. Там наряду с гусями и утками продавали и певчих птиц, которые сидели в плетенных из ивового прута клетках. Василию их было жалко. Он привык птиц видеть на свободе и слушать на лугу или в кустах их веселые песни. Он сам любил волю и ему было неприятно, когда этой воли лишали какое-то вольнолюбивое создание. Он пошел в скотные ряды и с удовольствием посмотрел на лошадей. Особенно ему понравился молодой вороной жеребец, который все пытался освободиться от узды и не давал себя смотреть покупателям. Рядом продавали конскую упряжь, телеги и даже сани.
Ребятам также нравилось ходить по деревянным рядам, тут и кошёлки, и корзинки, и туески, и вёдра, и посуда всякая деревянная, и ложки простые и рописные, и чашки, но самым интересным были игрушки, тут фигурки из дерева, тут погремушки всякие и свистульки. Ребята смотрели на всё это как завороженные.
Гончары тоже привезли много интересного товара. Ну, горшки и сковородки само собой, и красные и белые и черные, но у них еще были глиняные яркие расписные свистульки, и всякие глиняные игрушки. Пока Василек любовался игрушками, у гончара с покупателем начался скандал. Покупатель купил дорогой горшок из белой глины, но нечаянно отколол кусочек и увидел, что горшок, только сверху белой глиной обмазан, а внутри такая же красная глина, а белые существенно дороже. Гончар быстро погасил скандал, вернув деньги покупателю и отдав горшок почти задаром, лишь бы люди не слышали о его мошенничестве. Налюбовавшись игрушками, Василий пошел дальше.
Дальше были суконные ряды. Тут продавали всякий материал и одежду. Тут он натолкнулся на мать:
– Василёк, подойди-ка сюда. Вот примерь.
И даёт Васе новую рубаху, красивую с вышивкой:
– Пусть будет у тебя выходная рубаха, а то всё бегаешь оборванцем.
– Да зачем она мне, зачем деньги тратить, мне и в этой хорошо, – запротестовал Вася.
– Поговори у меня ещё, – неожиданно строго сказала мать, – Вот, вроде впору. Ну ладно беги дальше. Нет, постой. Отнеси-ка покупки домой, что бы с ними не таскаться по базару.
Вася понял, что отвертеться не удастся, оставил тележку знакомым и покорно взял корзинку с вещами и побежал домой, чтобы быстрее вернуться назад на ярмарку. Вечерело, жара спала. Торговля потихоньку затихала, но начиналась другая ярмарочная жизнь. То там, то здесь слышалась музыка и песни. Взрослые все больше гуляли по корчмам и у своих возов, а молодёжь сбилась в одну большую компанию у костра. Здесь весело играли гудки, били барабаны и ещё какие-то инструменты. Но если бы и никто не играл, то молодёжь все равно веселилась бы и плясала и без музыки. Все расположились вокруг костра. Отблески пламени освещали радостные молодые лица девушек и парней. Вся молодёжь плясала. Каждый пытался показать свою удаль. Затем начались групповые танцы, типа нашей игры в Рыбки, где кавалер выбирал себе партнёршу и наоборот. Вот именно в этих танцах завязывались основные знакомства. Потихоньку от костра стали отходить парочки, кто отправлялся спать, а кто гулять дальше, но уже в более спокойной обстановке. А веселье не утихало. Вдруг в разгар танца музыканты, сидевшие на самом почетном месте, выкрикивали «Сучок» и все целовались. А затем танец продолжался с ещё более нарастающей энергией. Разгорячённые девушки картинно обмахивались платочками, а ребята всё старались в танце переплюнуть друг друга, показывая свою удаль.
Временами, все забывали про костёр и вспоминали только тогда, когда он почти загасал и становилось темно, тогда быстро подбрасывали новых дров и он разгорался с большей силой.
Уже под утро танцы и песни затихали, новый день приносил новые хлопоты, до обеда распродавали остатки товара, а с обеда уже начинали сворачиваться и разъезжаться по домам.
Опять к повседневным заботам от зари до зари. Но в душе все увозили ощущение праздника, хорошее настроение, весёлые воспоминания, а иногда и свою новую судьбу.
Война не мать родна
Как-то вечером Шурка, вихрастый паренек с выгоревшими волосами лет одиннадцати, с ребятами играл в футбол. Днем не до игр. Шла вторая половина июня. Нужно и сено косить, и полить и прополоть, скотину выгнать и убрать, а вечером у всей сельской ребятни выдавалась минутка заняться своими очень важными делами. Одно из первых – футбол. Самый неважный игрок назначался вратарем, но после фильма «Вратарь» – желающих быть вратарем заметно прибавилось. Одна задорная и воодушевляющая песня чего стоила:
А кто из ребят не хотел быть пограничником как в фильме «Джульбарс»? Правда Чапаев был и вне конкуренции. Каждый себя представлял на его месте, когда он летит в бурке, с шашкой в руке, на своем боевом коне и побеждает всех врагов.
Кино в селе Дедилово показывали, или как тогда говорили «крутили» у больницы. На стену вешали простынь, запускали движек, чтобы электричество для кинопроектора было, правда, он тарахтел как целая пулеметная рота, но его оттащат подальше, да еще как-нибудь за угол, ну вроде ничего, становилось слышно, о чем там в кино разговаривают.
Ну, так вот. Играем мы в футбол, вдруг к нам подбегает запыхавшийся наш друг Мотя. Он настолько запыхался, что из себя мог только выдавить:
– Ребята! Ребята! – на большее у него не хватало сил, мы столпились вокруг него, с нетерпением спрашивая:
– Ну что? Что?
– Война началась! Ура! – наконец выкрикнул он.
Мы все сразу представили, как мы одной левой побеждаем всех врагов и возвращаемся с победой домой героями. Забыв про футбол, все стали живо обсуждать эту радостную новость. Когда радостный и возбужденный Шурка вернулся домой, то увидел заплаканную мать. На его вопрос:
– Что случилось?
Мать ответила:
– Горе большое. Война сынок.
«Да какое же это горе?», – подумал про себя Шурка. Но вслух сказать это не рискнул.
Многих мужчин призвали в армию и Шуркиного отца тоже. Ему тоже хотелось на фронт. Но за другими заботами это желание как-то притупилось. Ему, вместе со старшим братом, приходилось выполнять работу взрослого мужчины не только дома, но и в колхозе. В июле его старший брат с другими старшеклассниками уехал, как сказали: «На окопы». Понятно – строить оборонительные рубежи. Только потом он узнал, что их увезли в Смоленскую область под город Дорогобуж. Там они попали в окружение, но все вернулись домой уставшие и повзрослевшие.
А так все шло, как шло раньше в мирное время. Только мужчины и молодежь собиралась на занятия. Они ходили с деревянными винтовками, учились штыковому бою, бросали гранаты, изучали оружие и технику, рыли окопы. Ребятам тоже хотелось заниматься вместе с ними, но им, на эти занятия, разрешали только смотреть издали.
Первого сентября 1941 г. открылась новая школа. Большая, белая, двухэтажная, кирпичная. Раньше здесь стояла церковь, ее разобрали и из этого кирпича построили школу. Они проучились в ней уже две недели, как однажды, сидя на уроке, он увидел, как к школе подъехали грузовые машины, в них залезли старшеклассники, в том числе и его старший брат Николай, и уехали. На перемене учительница отдала Шурке сумку брата и велела отнести домой. На вопрос «Куда они уехали?» Она негромко сказала: «Оборону от фашистов строить?» Все остальные школьники со следующего дня пошли не в классы, а на поля собирать урожай. Однажды, когда они собирали свеклу, над полем появился наш самолет и на него напали два немецких и начался воздушный бой. Все смотрели, как завороженные, как наш самолет, делая немыслимые маневры в воздухе, отбивался от фашистов. То и дело раздавались пулеметные очереди и на землю падали стреляные гильзы. Один немецкий самолет задымился, но тут вдруг наш самолет вспыхнул и упал на землю. Мы все побежали к месту падения, но взрослые нас туда не пустили, а через некоторое время подъехал грузовик, туда погрузили обломки самолета, погибшего летчика и увезли. Потом мы долго еще находили на этом месте мелкие обломки самолета и стреляные гильзы. Это было для нас большой ценностью.
Через неделю пришло письмо от брата. Он писал, что устроились хорошо. Разбили их на мужские и женские бригады, работают много, но весело. По дорогам тянулись в тыл бесконечные колонны беженцев, которых бесплатно кормили в столовой у Чайной, и бесконечные стада коров и овец. В сторону Тулы ехали машины с оружием, шли колонны солдат. В начале ноября стали слышны взрывы. Бои приближались к селу.
Дедилово готовилось к обороне. Саперы сожгли мост у Чайной, но мост у мельницы в сторону Жиловских выселок не хотел гореть, так его и бросили обгоревшим. Было слышно, как у села Панино идут бои. Тут на селе появились наши танки, небольшие юркие, выехали на дорогу в сторону Жилой, командир забрался на Покровку и в бинокль стал рассматривать местность, но его тут же обстреляли немецкие танки и ранили, его на танке повезли в госпиталь, который развернули в новой школе. Наша радость, при появлении танков, сменилась недоумением, а когда приехали два немецких танка и расстреляли наших четыре, а наши ни одного выстрела не сделали по ним. Тут мы вообще приуныли. Так эти разбитые танки и стояли еще долгое время на бугру у школы. Наши танкисты не погибли, их просто не было в танках, все ушли куда-то. Потом мы с этих танков долго еще пробку на поплавки срезали. Потом приехали наши пушки и от школы начали обстреливать немцев в Выселках, те отступили.
В нашем доме поселилось остатки взвода, а может и роты пехотинцев. На 10 человек у них было одна винтовка, пистолет и пулемёт, который они потеряли при отступлении. Пришел командир и сказал:
– К утру пулемета не будет, всех расстреляю.
Поделиться книгой: