Тролли тоже плачут (СИ)

— Понимаете, господин… — начал посетитель.

Но Мастерс его прервал.

— Рон. Для друзей я просто Рон, — он по-мальчишески обаятельно улыбнулся.

Клиент, кажется, усомнился в своих дружеских отношениях с оборотнем, но спорить не стал.

— Рон. Так вот, у меня… Как бы вам это сказать…

— Нет, давайте не так! — блондин тихонько хлопнул ладонями по крышке стола. — Я вижу, вы дварф дела. Так что у вас за бизнес, мастер Горк?

Коренастый и широкоплечий, как все истинные представители своей расы, клиент неуверенно повёл шеей, будто накрахмаленный воротничок рубашки его душил. Видимо, разговоров про бизнес он не ожидал. Но когда это дварфы отказывались своё дело обсудить?

— Да кожевник я. Кожевенная мастерская у меня. И дед, и отец кожи мяли, а теперь вот и я, — охотно ответил посетитель, явно своим промыслом гордясь. — Прибыль с неё, конечно, невеликая, но не буду гневить Семерых. В последние-то года дела у меня в гору пошли. Кожи мои теперь сам мастер Корхан закупает. Чтобы, значить, из них обувку для лордов и леди шить. Так что, не бедствую. Даже расширяться планировал. Уже и землицы в самый раз за мастерской прикупил, и с каменщиками договор наладил. Но, понимаешь, пакостить мне кто-то стал!

Дварф в сердцах шлёпнул красной, как варёный рак, ладонью себя по коленке.

— Как именно пакостить? — заинтересованно спросил Мастерс, налегая грудью на стол.

— Да, чего уж там… — Горх недовольно сопнул носом и, застеснявшись, махнул рукой, — ссыть мне кто-то в чаны с кожами.

— Что, простите? — опешил Рон.

— Ссыть, — пояснил кожевенник зло, — ну, мочится!

Каро уронила перо и полезла его доставать под кресло. Чувствуя, как лицо краска заливает. Наверное, вполне способная поспорить насыщенностью с лапами дварфа. А вот Алекс в своём углу лишь шевельнулся и опять замер неподвижной тенью.

— А это вы как, простите, определили? — осторожно спросил Мастерс.

Девушке тоже показалось, что настала пора идти верёвки искать. А то мало ли чего можно ждать от помешанного кожевника! Главное, продержаться до подхода его родственников. Ну, не могли же они невменяемого одного отпустить. А если он сбежал, то, наверное, близкие скоро спохватятся? Если, конечно, клиент прямо тут, в конторе, с ума не сошёл. Что все-таки выглядело маловероятным.

— Да чего там определять-то? — горько махнул рукой Горк. — Мы ведь мочевину используем. Добавляем, значит, чтобы кожа мягчее была. Но ежели её, кожу то есть, потом не промыть хорошенько, то и красить нельзя. Все едино получится такого зеленовато-жёлтого цвета. Поэтому у нас все строго. А тут смотрим — ну что за притча. Вся кожа в красильных чанах как твой гной, уж простите. Сменили, промыли, а наутро — опять! Я так уже двадцати шкур лишился! Убытки — ладно, но ведь кто-то свой пакостит! Главное, непонятно, за что? Вроде никому дорожку не переходил, не ругался… Хоть руки на себя накладывай.

— Погодите руки-то накладывать. Давайте сначала разберёмся, кто у вас там пакостит, — предложил Рон.

— Прошу прощения, — Каро подняла перо вверх, привлекая к себе внимание по колледжевской привычке, — а вы какие красители используете?

— А тебе зачем, девонька? — подозрительно прищурился дварф.

— Ну, уж точно не для того, чтобы заняться кожевенным делом, — фыркнула теург. — Просто некоторые растительные отвары и настои могут менять цвет, реагируя на изменение потоков, например, на проклятье. Ива, крушина…

— Ну, да, — неуверенно кивнул посетитель, — есть и ива, и крушина. Куда ж без них-то? Да только не мог меня проклясть никто, девонька. У меня по всей мастерской обереги развешаны.

Каро снова хмыкнула не слишком уважительно, но промолчала. Она ни минуты не сомневалась, что у этого дяденьки дела в гору пошли. Но вряд ли настолько, чтобы увешать всю мастерскую обережными амулетами. Ему и на один-то копить и копить — не накопишься. И дело не в их номинальной стоимости.

Оберег-то и сама Каро могла сделать и зарядить без большого труда. Да только если бы девушка на такое решилась, то, скорее всего, всю свою молодость и большую часть зрелости провела на каторге. Лицензией на продажу защитных и противосглазных амулетов во всём Элизии имели только корпорация Крууза и «Тонгир и партнёры». А эти ребята за соблюдением деловых интересов следили строго. Но, естественно, даже они не могли помешать торговать подделками. А что? И не обереги это вовсе, а амулетики «на счастье». И энергии в них никакой.

— Хорошо, мастер Горх, мы поняли суть вашей проблемы, — поднялся в своём углу Алекс. — Но, прежде чем решать, возьмёмся ли мы за ваше дело, нам нужно осмотреть место… пакостничания. Все же, есть вероятность, что это просто не слишком умная шутка, а не злой умысел.

Дварф закивал, как деревянный болванчик, приоткрыв рот и разве что слюни не пуская. В общем-то, Каро примерно такой реакции на альва и ожидала. По её глубокому убеждению, во время встречи с клиентом управляющего вообще из кладовки выпускать не стоило. Не любит народ Высших. И боится.

Без всяких на то оснований, понятно.

Глава вторая

Без точности догадки не обидны.

Каро терпеть не могла кебы. Почему-то все наёмные экипажи в Элизии воняли потом и табачным перегаром, словно в них с утра до вечера возили портовых грузчиков. Да к тому же коммерческие коляски страдали хроническим отсутствием рессор. Поэтому от поездки оставалось стойкое ощущение, что внутренности упорно взбивали венчиком. Но добираться из одного конца Элизия в другой на своих двоих — это слишком долго. Конки же в кварталы кожевников не ходили.

В общем, минусы поездки можно перечислять до бесконечности. Но и плюс, хоть и один-единственный, всё же имелся. В распоряжении Каро отвели целый диван и ни с кем толкаться локтями ей не приходилось. Господин Мастерс с господином Курой заняли сиденья напротив, демонстрируя собственную сомнительную воспитанность.

Медик, старательно делающий вид, будто в кэбе он находится в гордом одиночестве, молчал, глядя в окно. Правда, что можно рассмотреть за стеклом, покрытым напластованием гари, копоти и грязи, теург так и не поняла. Зато Рон никак не мог прекратить словоизвергаться, хотя Каро уже об этом и открытым текстом просила. От его пространных рассуждений о чудесах женской логики, ботаники и свойствах мочевины у девушки начала голова побаливать.

— Так, может, поделишься всё же, что тебе там за кошмары снятся? — поинтересовался Мастерс, резко переключившись с темы последовательности дамских рассуждений.

Госпожа Курой, слушающая его вполуха, аж вздрогнула от неожиданности.

— Что в словах: «Это не твоё дело» — тебе непонятно? — раздражённо прошипела Каро. — Ты только намекни, я объясню.

— А дело моё непременно, надо понимать, собачье? Только приличные барышни так не выражаются? — очаровательно улыбнулся блондин. — Для повышения информированности сотрудников агентства сообщаю: оно скорее кошачье. Дело, в смысле.

Девушка в ответ только хмыкнула нечто неопределённое. По её мнению, перекидываться этот «специалист» должен был как минимум в медведя. По крайней мере, габариты его скорее гризли соответствовали, нежели какой-нибудь кошке.

— Но, так или иначе, ты неправа, детка. Нам работать вместе. И я должен знать, что за тараканчики бегают в этой очаровательной головке.

— Детки у тебя в постели, — гавкнула теург, забывая, что она, вообще-то, воспитанная молодая дама и холоднокровный специалист.

— Ну, так давай устраним эту не состыковку. Но неужели по ночам тебе являюсь я? — Рон поиграл бровями, как опереточный злодей.

Каро сложила руки на груди, и мрачно уставилась в своё окно, наконец, осознав, что так привлекает внимание медика — отсутствие физиономий спутников. А вот разглядеть пейзаж за стеклом действительно ни малейшей возможности не имелось. Только смутные силуэты зданий да грязноватые потки дождя.

Понятно, такие виды настроения не повышали. А госпожа Курой и без того злилась. Кто её вообще за язык тянул? Ляпнула с дури про эти кошмары. Теперь ведь Мастерс не отвяжется.

— Каро, рассуди сама, — неожиданно серьёзно заговорил блондин, — нам с тобой работать. Я вообще никогда в напарниках женщин не имел, а у нас всякое случается. Мы же не только верных неверных мужей отслеживаем. Я должен знать, что от тебя ожидать. Что тебя может напугать, вывести из себя, понимаешь?

Девушка мысленно посоветовала отправиться красавчику к Седьмому. Прихватив с собой этот участливо-понимающий тон. Хотя, честно говоря, у неё даже и злость-то схлынула. А руки сами собой опустились, ладони легли на колени.

Такие резоны Каро прекрасно понимала.

— Рон, мы вряд ли окажемся в ситуации, когда мои страхи смогут нам помешать, — голосок, к вящему неудовольствию девушки, у неё звучал почти просительно. — Давай оставим мои фобии при мне, а? Если что, я тебя предупрежу, правда.

— Нет, но…

— Линкор «Отважный», — перебил Яте, даже головы в их сторону не повернув.

Серая, тяжёлая, как свинец вода расходится из-под стального брюха широким клином. Корабль гудит, вибрирует огромным телом. От запаха мазута тошнит. Ледяной ветер хлещет по лицу, как мокрым полотенцем. Сечёт мелким, колким снегом, перемешанным с дождём. Но даже он не может справиться с мерзкой, змеёй вползающей внутрь, вонью. Рядом кто-то плачет, захлёбываясь слезами — до икоты. Каро не оборачивается.

Вцепившись в перекладины, прижавшись к ним лбом — они холодные даже череп ломит — девочка смотрит на остров. Он удаляется, становясь всё меньше и меньше, словно там, на другом конце клина расходящихся волн, под водой скрыто чудовище, пожирающее маленький чёрный холмик. Каро не может различить ни домов, ни даже деревьев. И не только потому, что остров уже слишком далеко. Его, как шапкой, накрыла пелена дыма, прорезанного щелями огненных всполохов.

Чьи-то сильные руки цапают девочку поперёк тела, стараясь отодрать от поручней. Пальцы, и так не до конца обхватывающие стальные трубы, соскальзывают с мёрзлого металла. Но Каро цепляется, изо всех сил цепляется. И молчит. Как приклеенная, смотрит на удаляющийся остров.

— Лайдл крассайс батч, — рычат над ней.

«Маленькая косоглазая тварь» — тегга понимает, её учили.

Она молчит.

Большие и жёсткие руки её отпускают. Но девочка этого и не замечает. Только опять прижимается лбом к ледяным поручням.

Там, на острове, бесшумно вырастает столб огня. Огромный, до неба, до низких, ватных туч. Он увеличивается, будто вспухает изнутри. Столб рождает почти белые, только в центре вспыхивающие ослепительно-оранжевым, кольца. Они ширятся, надеваясь на шапку дыма, как колечки в детской пирамидке, пока на месте острова не оказывается пылающая чаша.

— Райкинг даймон[6]… — выдыхают над макушкой тегги.

Она молчит.

— Да, у меня «восточный синдром», — слишком высоким, почти срывающимся голосом, отчеканила Каро, рассматривая собственные ладони, лежащие на коленях. — Хочешь сказать, господин, что я неполноценна? Можешь отправляться с таким мнением прямо к Седьмому, уважаемый! Или это неожиданное проявление дружелюбия? Мол, мы с тобой одной крови и у нас на двоих один кошмар? Ах, ну точно, ты же тоже с Куро! Значит, и тебя эвакуировали на «Отважном». Тогда: иди ты один, персонально! Я не принимаю никаких «общих» трагедий!

— Здесь говорят на элизийском, — скучающим тоном, так и не удосужившись даже повернуться к девушке, сообщил Курой. — Обычно такие сны появляются вследствие длительного стресса. И это действительно только сны. На психическое состояние влияют точно так же, как любой другой кошмар. Реакция зависит от конкретного индивида. Откат от Первого Солнца. Привязка негативной эмоции к увиденному.

— Не было никакого Первого Солнца! — буркнула Каро, грызя себя за вспышку. Оставалось только молить всех Семерых разом, чтобы Мастерс язык тегов не понимал. — Восточные острова находятся в изоляции. Их уничтожение противоречило бы миролюбивой политике королевы.

— Естественно, — невозмутимо кивнул Яте.

— А вот мне вообще сны не снятся, никакие, — встрял Рон.

— Это проявление внутреннего зверя, — мило улыбнулась теург, сливая собственное раздражение, — животным сны не снятся.

Мастерс, кажется, обиделся. Но, по крайней мере, вопрос о кошмарах закрыли.

* * *

Даже самую захудалую мастерскую кожевенника можно без труда найти по запаху. Если, конечно, она стоит в гордом одиночестве. Но поскольку Элизий выгородил для этого «ароматного» производства сразу несколько кварталов, то воняли тут, кажется, даже камни. Каро мерещилось, что и вялый осенний дождь пахнет гнилым мясом, кислой кожей, прогорклым жиром и той самой мочевиной. Вопроса, как тут жили исконные обитатели, не возникало. Как говорится: «Не своё — не пахнет». Но вот почему вокруг квартала не было демаркационной линии, для теурга так и осталось загадкой. За что же соседям-то такое счастье?

Мастерская господина Горха находилась сразу за его домом. Или, скорее, на заднем дворе добротного, сложенного из неотёсанных каменных блоков здания. Надёжного, как замок, но скучного, словно манная каша. Всю усадьбу окружал высокий забор, склоченный из плотно подогнанных друг к другу досок.

Рядом с воротами, которые тоже навевали ассоциации с крепостью, имелась небольшая калитка. Но и её преодолеть оказалось непросто. У дорожки, ведущей от входа, за сетчатым ограждением бесновались четыре здоровых пса. Учуяв Рона, и без того далеко не мирные собачки, взбесились окончательно. Правда, оборотень в долгу не остался: оскалился и зашипел как пробитый шланг.

— Ну и зачем ты их бесишь? — поинтересовалась госпожа Курой.

— Они меня не любят, — обиженно отозвался Мастерс.

Кажется, даже губу надул.

— Может, если бы ты на них поменьше шипел, они тебя больше любили?

— Детка, почаще говори эту фразу у зеркала. И твоя личная жизнь быстро наладится! — посоветовал девушке эксперт по личной жизни.

— Ещё раз назовёшь меня деткой, и разладится твоя! — пообещала Каро.

У дома детективов встретила дочь господина Горха. Сам мастер, представив прибывших, моментально слинял, промычав что-то про неотложные дела. Видимо, сложившаяся ситуация настолько его угнетала, что дварф предпочёл побыстрее скинуть неприятности на плечи доченьки.

Теург на это ничего не сказала, но мысленную галочку поставила: типично мужское поведение — спрятать голову под одеяло и сделать вид, будто ничего не происходит. А пока убеждаешь в этом сам себя, женщина всё быстренько разрулит.

А юная метресса Горх Курой не понравилась сразу. Нет, это была вполне миловидная дварфочка. Невысокая, примерно одного с Каро роста. Стройная, но с такими стратегическими выпуклостями, о каких девушка и мечтать не смела. Две пшеничные косы, каждая толщиной с руку теурга, перекинуты на выдающуюся вперёд, как киль у корабля, грудь. На круглом личике сияли огромные, густо-синие глаза. Пухлые губки живо напоминали дорогую фарфоровую куклу.

Но Каро не понравилась её неестественная бледность, которая бы больше леди, чем молодой дварфийке, подошла. И чёрные круги под глазами, словно она страдает бессонницей, настораживали. Да и вела себя метресса Горх странно. Отвечала, улыбалась, двигалась словно притормаживая и будто не поспевая за реальностью.

Правда, это не мешало ей вовсю кокетничать с Роном, который распустил перед ней хвост. Пока детективы шли по мощёной дорожке от дома к мастерской, парочка настолько сблизилась, что хозяйская дочка позволила оборотню приобнять себя за талию. И убрать лапу, которая стремительно съезжала всё ниже, заставили только взгляды мастеров, встречающих гостей у построек. Трое взрослых дварфов и двое юношей, работающих, видимо, подмастерьями, молча пообещали Мастерсу долгую и счастливую жизнь.

Рон обещания понял и решил вести себя прилично. То есть, ограничился многозначительным перемигиванием. Дварфочка млела и, как подозревала Каро, уже придумывала имена их общим с оборотнем внукам.

Ну а пока отдельные личности обеспечивали себе приключения, тегам досталась сомнительная честь поработать. Гидом в осмотре мастерской вызвался один из подмастерьев. Остальные предпочли сторожить нововлюблённую парочку. Курой такие предосторожности показались лишними. Ну не ждали же они, что блондин немедленно лишит дварфийку девичьей чести?

С другой стороны, много ли она про оборотня знала?

Вся мастерская состояла из четырёх больших навесов: столбы, на них стропила, а на стропилах крыша из дранки — и никаких тебе стен. Под навесами стояли огромные чугунные чаны с мало аппетитным содержимым. Подойдя, Каро всё же не выдержала и ткнулась носом в платок, потому что дышать стало совершенно невозможно. Вонь буквально въедалась в кожу.

Подмастерье подвёл детективов к посудине, в которой, как показалось теургу, плавали в гное куски разлагающегося тела. Но девушка ошиблась. Оказалось, что никакая это не расчленёнка, а всего лишь те самые испорченные кожи. Яте, ничуть не смущаясь, поставил на землю свой раздутый саквояж, натянул перчатки, доходившие ему до локтя, и стал поочерёдно набирать жижу в стеклянные колбы.

Каро, едва сумев подавить вполне естественный рефлекс, оставила его химичить и прошла чуть дальше.

На грубо отёсанном столбе, подпирающем крышу навеса, действительно висел амулет, который даже и не пытался походить на оберег. Так, кусочек меха, не без изящества расшитый цветным бисером. Штуковина вполне могла послужить украшением, если бы не ужасные, кажется, петушиные, перья.

Естественно, энергии в нём и на искру не набралось.

Девушка достала из ридикюля прозрачную друзу необработанного горного хрусталя на дешёвой бронзовой цепочке. Внимательно его осмотрела, сняла невидимый волосок и кротко смиренно вздохнула. Конечно, алмаз и золото являются гораздо более мощными линзами. Но на них госпожа Курой, к сожалению, пока не заработала. Приходилось пользоваться тем, что есть.

А работы тут хватало. Чёрные следы, похожие на тени от невидимых канатов, тянулись вдоль всех дорожек, петляли между чанов, переходили из-под одного навеса под другой. Распутать их было нереально. Более плотные и насыщенные тени перекрывали почти стёршиеся, истаявшие. Свежие, явно сегодняшние, и старые, недельной давности, скрещивались между собой, превращаясь в клубок змей. Тот, на ком лежало проклятье, ходил тут ежедневно. И ходил много.

Честно говоря, Каро удивило уже то, что он вообще ещё ходил. По словам клиента, краска изменила цвет первый раз аж четыре дня назад. А проклятье сработали на совесть: мощное, концентрированное и очень злобное. Даже смерти можно желать по-разному. Тот, кто вливал свою энергию в это плетение, не просто ненавидел проклятого. Он его уничтожить хотел, стереть в порошок, своими зубами порвать.

— Н-да, жалко парня… — буркнула себе под нос теург.

В том, что проклятый мужчина, она нисколько не сомневалась. Так ненавидеть умеют только женщины.

* * *

Пристрастия оборотня постоянством не отличались. Когда Курой вернулась к дому, дварфочка, подзабытая и оттого надутая, стояла в сторонке. А Мастерс боролся на руках с одним из подмастерьев. Выглядело это, конечно, несколько странновато. Дварф был раза в два ниже Рона да и в плечах поуже. Но, тем не менее победа оборотня очевидной не выглядела. На лбу блондина проступили бисерины пота, а обнажённое предплечье обвивали толстые, вздувшиеся вены. Но оба противника довольно скалились, не в силах продавить ладони друг друга.

— А я пакостника нашего нашла! — шепнула Каро в подрагивающее ухо оборотня.

Естественно, девушка ожидала, что он вздрогнет от неожиданности. И, конечно, проиграет. Теург даже ладони уже приготовила, чтобы аплодировать дварфу. Но её ожидало жестокое разочарование. Красавчик только осклабился ещё шире.

— Да? Молодец какая! — похвалил он. — И кто же у нас тут пакостничает?

— А протеже твоя. Красотка с косами.

Оборотень протянул противнику поверх сцепленных пальцев левую руку, предлагая ничью. Дварф с удовольствием пожал протянутую ладонь. Теперь стало заметно, что удерживать Мастерса ему тоже было нелегко.