И ты помнишь, не так ли, что изначального Верховного Судью – которым должен был стать Паш – торжественно осмеяли целым городом.
Sapienti sat[16].
РОБЕСПЬЕР (уже при первом открытии внезапно отложил буханку и нож. Стоит, выпрямившись, держа руки на столе; брови слегка нахмурены. Резко). Кто на сей раз?..
СЕН-ЖЮСТ. Никто не произносит имени. Стало быть…
Пьет, берет отрезанный ломоть, но не спускает глаз с друга.
РОБЕСПЬЕР (рывком убирает руки со стола, подходит к окну. Со всей искренностью, чуть погодя). Проклятая шайка! (Медленно возвращается к столу.) Да. То же самое сказал мне и парикмахер – даже выдавил из себя имя. (Останавливается.) Я не поверил… (Вполголоса, подавляя крик.) Уж не рехнулся ли этот хам?! Спасать свою шкуру ценой государственной катастрофы… (Падает в кресло. Шепотом.) Боже правый!..
СЕН-ЖЮСТ. Пей, а то остынет.
РОБЕСПЬЕР (рассматривает свой кофе, но не притрагивается к нему. Спокойно). Коль скоро эбертистам платит Дантон, то и впрямь ничего не попишешь. Придется пожертвовать четырьмя командирами, чтобы разоружить его.
Набрасывается на завтрак решительно, но без аппетита.
СЕН-ЖЮСТ. Максим, я обращаюсь к старому, непреклонному Робеспьеру: мы избавим общество от многого, если отправим Дантона вместе с Венсаном. Сейчас же.
РОБЕСПЬЕР (поворачиваясь всем корпусом). Дантон неприкосновенен, Сен-Жюст.
СЕН-ЖЮСТ. Человек, навлекший на Париж трехнедельный голод, должен погибнуть на эшафоте уже за одно это, если существует революционная справедливость.
РОБЕСПЬЕР (судорожно поджимает губы, поднимает одну бровь – очень тихо, тоном, едким, как серная кислота). Революционная справедливость!.. (Смотрит прямо перед собой, ссутулившись, как будто что-то давит ему на затылок. Внезапно осознает, что производит шокирующее впечатление, и овладевает собой.) Дантон неприкосновенен, потому что Дантон – Человек Десятого Августа. Случай – абсурдный, как и всегда – именно его избрал символом. Не для какой-то части населения – для целой Франции. Казнить его – значит отречься от самых основ Революции. (Вскакивает в волнении, граничащем с паникой. Нервно расхаживая по комнате.) Но это еще не все… Казнь Дантона привела бы к безвыходному положению… к череде логически неизбежных бедствий… в прямом смысле слова к самоубийству Республики!.. (Неожиданно останавливается. Стискивает руки; веки у него подергиваются.) К счастью, Дантон – в сущности – не опасен. (Садится.)
СЕН-ЖЮСТ (буквально не веря своим ушам). Что ты сказал?..
РОБЕСПЬЕР (ест и пьет). Дантон не опасен, так как интеллектуально он – ничтожество. В действии как таковом, каким бы кровожадным оно ни было, если оно не вдохновлено идеей, – угрозы не больше, чем в кулачке рассерженного ребенка, молотящем в стальную стену. Ни путчам Венсана, ни трусливым зверствам Дантона не поколебать Республики. Опасна лишь извращенная мысль, выраженная в заманчивых словах.
СЕН-ЖЮСТ. Дорогой мой: стало быть… Демулен?..
РОБЕСПЬЕР (окончательно утратив аппетит). Да… Демулен. (Пауза.) Уж этот-то умел подбросить Дантону идей, просто любо-дорого… как раз того сентиментального и сенсационного вздора, какой нужен для ослепления масс… Что за осел, Господи Боже! Талантливый несмышленыш!
СЕН-ЖЮСТ (резче). Роялисты уже не таясь преклоняются перед этим ренегатом Революции. Устраивают ему публичные овации… (Уже с угрозой.) Демулен отправится под нож, с твоего согласия… или без него.
РОБЕСПЬЕР (медленно поворачивает голову. Борьба двух воль на протяжении нескольких секунд). Нет. (Вновь напряженная пауза.) Мы не станем устраивать бессмысленной бойни, покуда есть более простой путь.
СЕН-ЖЮСТ (приглушенным голосом). Что ж, хотел бы я знать, каков он, этот твой более простой путь.
РОБЕСПЬЕР (встает, все в большем волнении. Через каждые несколько секунд его бьет дрожь. Обхватывает себя напряженными ладонями на уровне дельтовидных мышц, желая их согреть). В действительности речь лишь о том, чтобы заткнуть Камиллу рот. Для этого мы велим арестовать его издателя, Десенна. Седьмой номер не выйдет, а факт ареста нагонит на не в меру ретивых читателей «Старого кордельера» немного спасительного страху. Одновременно эбертисты пойдут под суд; если же Дантон и тогда не одумается, значит, он безумен. (Стиснув зубы, с дрожью.) Давай по крайней мере сохранять головы на плечах, Антуан, когда истерия страха охватывает одного за другим. И не дадим, Бога ради, превратить площадь Революции в скотобойню. Ибо в этом – симптом паники, овладевшей правительством, друг мой!
СЕН-ЖЮСТ (по глубоком размышлении). Знаешь, Максим… я вновь советую тебе призадуматься над теми двумя стихами, которые Камилл, говорят, в этом новом номере посвятил тебе: «Коли не знаешь, чего нынче требует время, и к фактам, что вопиют, глух остаешься… ineptus esse diceris»[17].
РОБЕСПЬЕР (развеселившись). Это он – говорит мне? Бесстыдство этого вундеркинда не знает пределов. Брррр! Но что это вдруг так похолодало? Подай-ка мне сюртук, будь добр!
СЕН-ЖЮСТ (подает). Что, тебе холодно?! (Стоит так близко, что ощущает ненормально высокую температуру тела.) Похоже, у тебя снова жар. Тебе бы лучше…
РОБЕСПЬЕР. Это ничего. Пройдет.
СЕН-ЖЮСТ. Пройдет! Ну что ж. Я справлюсь и сам. Колло не отважится мне перечить.
РОБЕСПЬЕР (надевает пальто и перчатки). Нет. Мое возвращение может обеспечить нам преимущество. (Слегка опирается о дверной косяк.) Четыре дня!..
СЕН-ЖЮСТ (мрачно). Ты бредишь?
РОБЕСПЬЕР (разражается смехом, что, впрочем, едва ли успокаивает его друга). Теперь уже нет, мой милый… я только что протрезвел.
СЕН-ЖЮСТ (выходит вслед за ним). Ну… дай-то Бог.
КАРТИНА 3У Дантона. Он спит на кушетке при свете лампы. Незнакомец в дорожном платье, цилиндр надвинут на глаза, лицо до самого носа скрыто воротником, бесшумно входит и останавливается у ног спящего.
ДАНТОН (просыпается; вполголоса). Это ты, Вестерман? Ну и?..
Незнакомец не двигается. Дантон приподнимается на локте, обеспокоенный.
Кто это?!.. (Проходит еще несколько секунд. Громко.) Кто здесь?!
НЕЗНАКОМЕЦ. Тише, C Three.
Дантон вскакивает на ноги. Подносит лампу к закрытому лицу гостя, но тот перехватывает его руку.
Извините: я не представляюсь.
Садится. Дантон стоит какое-то время ошеломленный; внезапно опомнившись, проверяет, заперты ли обе двери и не горит ли свет напротив.
ДАНТОН (задернув окно, присаживается на край кушетки). Ну?
НЕЗНАКОМЕЦ (протягивает плоский пакет и лист бумаги). Pi two, он же Twelve, шлет вам это за декрет от восемнадцатого нивоза. Распишитесь в квитанции, пожалуйста.
ДАНТОН (бросает еще один взгляд в окно; вскрывает пакет при свете лампы). Что… английские фунты?! А кто же мне их поменяет?
НЕЗНАКОМЕЦ. Это уж дело ваше. Надо было помешать аресту Перрего[18].
ДАНТОН (пропускает колкость мимо ушей, так как занят). Еще и квитанция в придачу! Да вас по дороге сто раз могут арестовать. Мой почерк знает вся Франция. Квитанции не дам.
НЕЗНАКОМЕЦ. Как хотите. В таком случае я должен вернуть эти десять тысяч фунтов тому, кто мне их доверил. Я, знаете ли, несколько щепетилен в вопросах бухгалтерии.
ДАНТОН (не обращая внимания на протянутую руку, швыряет пакет ему под ноги. Неловко встает). Прощайте.
Незнакомец поднимает и прячет пакет. Не двигается с места.
НЕЗНАКОМЕЦ. Это не все. C Three, министру известно ваше нынешнее положение. Не желая его ухудшать, он освобождает вас от обязательств. Central Office больше не будет принимать от вас ни рапортов, ни проектов.
Во время этой реплики Дантон внезапно подается в его сторону. С трудом овладевает собой. Выпрямляется и встает.
ДАНТОН (отворачивается и начинает расхаживать из стороны в сторону, заложив руки за спину. После короткой паузы). Проще говоря, Питт (предостерегающее шиканье Незнакомца) благодарит меня за услуги.
НЕЗНАКОМЕЦ. Не я это так назвал…
ДАНТОН (останавливается). …Потому что Питт где-то прослышал, будто акции мои падают; вот и дрожит, как бы и Дантон не попросил его сейчас о некоей взаимной услуге… столько их оказав-то ему! Успокойте Питта: Дантон не намерен покамест молить о посторонней помощи. Запомните хорошенько эти слова: не пройдет и трех дней, как Питт горькими слезами будет оплакивать свое легковерие. (Отходит; пауза.) Не так-то уж безопасно давать Дантону отставку. Питт научится отличать Дантона от своих лакеев и шпиков. Питт узнает, что соглашения, заключенные с Дантоном, – обязывают обе стороны. (Напыщенно садится.)
НЕЗНАКОМЕЦ. То-то и оно, C Three, что договор обязывает обе стороны. Поэтому если одна сторона деньги берет, а условий не выполняет…
ДАНТОН (перебивает). Я… это я-то не выполняю!! Не я ли полгода вожу за нос Комитет спасения, так что он воюет с ветряными мельницами, не может сделать и шагу вперед, а ваших маневров в упор не видит?! Не я ли создал, не я ли подстрекал, не я ли распространял «Старого кордельера»?!
НЕЗНАКОМЕЦ. Это все не входило в уговор; остается вопрос, для кого вы это делали? Уж точно ли для нас? Не для дома ли Орлеанского, нашего врага, которому Дантон пообещал корону?..
ДАНТОН (кидается к нему). Подлая кле…
Гость уклоняется с невероятной ловкостью. В мгновение ока он оказывается посреди комнаты.
НЕЗНАКОМЕЦ (снова подходит ближе, громко). А не то, может, для союз…
ДАНТОН (шипит). Тише ты, сукин сын!
НЕЗНАКОМЕЦ (стоит возле стола, край которого отделяет его от Дантона). Ага!.. (Снова вполголоса.) …для таинственного союзника на Востоке, с которым через Швейцарию ведутся переговоры о выдаче детей Людовика? (Краткая пауза.) А может, и попросту для себя самого… так как Республика в некотором роде перестает служить вам? (Отступает на шаг и останавливается.) Именно тем, Дантон, и надлежит тщательнее всего блюсти принципы верности, кто своей профессией избрал измену.
Дантон отвечает сокрушительной оплеухой. Незнакомец валится боком на стол; ценой неимоверного усилия ему удается не упасть на пол. Шляпа сползает с него; Дантон подносит свет к его лицу. Незнакомец спокойно выпрямляется.
Неуклюжая скотина, как и всегда, – если бы не моя расторопность, грохот поднялся бы на весь дом, сбежались бы соседи… (Идет прочь; от двери.) Одним словом, C Three: когда придется под покровом ночи бежать за границу, на помощь министра не рассчитывайте. (Несколько деланый смешок Дантона.) Для Central Office вас отныне не существует.
Открывает дверь и выходит, тихо затворив ее за собой. Дантон пытается совладать с возмущением, тяжело дыша. Наконец разражается недобрым смехом – передергивает плечами, поворачивается на каблуках и начинает искать подсвечник. Не найдя его, подходит к двери направо.
ДАНТОН (открывает двери и зовет). Луиза! Лу-и-за! (Торопливые, легкие шаги.)
ЛУИЗА (смутно различимая фигурка в белом). Что тебе нужно?
ДАНТОН. Зачем ты снова забрала у меня подсвечник? Мне нужен свет.
Луиза идет за светом; ставит свечи на стол и хочет уйти. Дантон неожиданно хватает ее за обе руки и привлекает к себе.
Луизон… прости меня. (Обнимает ее одной рукой.) Видишь ли, единственная моя… у меня столько забот в последние дни, столько тревог – подчас я взрываюсь, а потом раскаиваюсь. Не сердись на меня. (Хочет поцеловать ее.)
ЛУИЗА (вырывается). Я не сержусь, только оставь меня в покое.
ДАНТОН. Это еще что? Я извиняюсь за пустяк, будто за Бог весть какую обиду, а ты меня отталкиваешь, как зачумленного?! Нет уж, довольно этой вечной комедии! (Тесно прижимает ее к себе.)
ЛУИЗА (смотрит ему в глаза снизу вверх). Может, ударишь меня? Это один из твоих законов.
ДАНТОН (внезапно смягчается; с грустным смешком). Так тебе и надо бы, ей-богу… (Прижимает ее к себе уже не так грубо, а понежнее.) Чудо мое колючее: я знаю, что мерзок, как сам дьявол… (с некоторым усилием, неестественной скороговоркой) и знаю, что ты не любишь меня… но я не позор для тебя, единственная. Быть женой Дантона, дитя мое, это тебе не просто так – подожди еще три дня и увидишь, чего стоит этот твой гнусный муж… (Берет ее лицо в обе руки; тихо, с сильным чувством.) Луиза… я хочу видеть тебя госпожой целой Франции.
ЛУИЗА (вздрагивает, пораженная; в ее возгласе звучит нотка плебейского здравомыслия). Ты что ж это, с ума сошел?!
ДАНТОН. Что, боишься? Боишься рядом со мной?! Имей же мужество сойти с ума, да, и ты тоже! (Целует ее avec fougue[19].) Ну что – простила меня? (Она покорно пожимает плечами. Дантон протягивает левую руку за подсвечником.) Тогда иди сюда… давай погасим свет, чтобы ты меня не видела…
ЛУИЗА (холодная и неподвижная в его руках). Жорж… я так устала… мне все хуже и хуже, вот уже несколько дней… Жорж, прошу тебя, по… (спазм в горле заставляет ее прерваться, заканчивает, отвернувшись) пожалей меня!..
ДАНТОН (поддерживает ее очень бережно; обеспокоен). Детка моя дорогая, что же ты мне раньше не сказала? Ты и вправду выглядишь хуже… Луизон, милая моя, что с тобой?
