Помоги проекту - поделись книгой:
Он целуют её щеку и выходит. Я стою в коридоре и наблюдаю, стараясь оставаться в тени.
– Вуайерист.
Я только вышел из ванной, говорю.
– Не оправдывайся, пойдём вниз, я брошу шмотки сестры в машинку. У меня хорошие новости.
Хорошие новости от Дэла. При всём надуманном уважении, ожидать подобного от него не приходится. Хотя и в Сахаре шёл снег. В феврале семьдесят девятого.
Каталина прекрасна. Ее главное достоинство – молчание. Она не осудит тебя и не станет упрекать. По крайней мере, вслух. Как та Венера с картины, она ничего не говорит, но все её тело несёт определенное сообщение. Аттитюд. Я хочу трахать Венеру. И видеть на её затылке сестру Дэла.
Эти потухшие глаза.
Парить в тусклом луче, засаживая всё глубже и ритмичнее, вдыхая ароматы пепла. Вознестись над невзгодами.
У кармы жуткое похмелье.
За все мои проступки я получаю возможность левитировать. Вселенская несправедливость, божий просчёт, как угодно. Но суть заключается в том, что "хорошо" и "плохо" поменялись местами.
Дэл включил стиральную машину и повернулся ко мне:
– Так вот, друг мой, новость номер раз: один из детских домов скупает практически все мои изделия. Не правда ли здорово? Виварий сам нашел меня.
Что ты имеешь…
– Не перебивай. Вторая новость: Каталина кое-что шепнула мне на ухо.
Это же… прекрасно.
– Нет, друг, это хреново. Еще в лечебнице она сказала что-то вроде "наконец-то я умру", и потом вновь замолчала.
Я потерял точку опоры. С какой стороны тогда это – хорошая новость?
– Для тебя – хорошая. Отчаявшиеся девушки – самые доступные. Но знай, парень, если с ней что-нибудь случится, я лично вырву твою мошонку к ебеням и пожарю на углях миссис Бальмонт. Через час будь в гостиной.
Дэл широко, по-отечески улыбнулся, хлопнул меня по плечу и удалился. Что обычно чувствует мужчина, когда с ним разговаривают в подобном тоне? Злость, отвращение, гнев? А я на секунду испугался. Я хочу сказать, что представил, как по мне проезжает дерьмовый минивэн Версо со всей его системой сидений Изи-Флэт-Севен. И клянусь честью Дороти Бальмонт, что почувствовал, как в мою сторону повеяло холодом из того саркофага, в который так беззаботно заглядывает Купидон.
7
С глазу на глаз. В упор. Знаешь, что сказал Дэл, когда усадил нас с Каталиной друг напротив друга?
– Ну всё, ребят, я вас покидаю. У меня много дел. Веселитесь.
Поцеловал сестру и удалился. А я теперь должен развлекаться в компании немой девушки. Вокруг эти раскрашенные глиняные поросята, стеклянные орхидеи, пластмассовые сундучки и глаза моей любовницы. Что обычно делают в таких ситуациях? Шутят? Начинают разговор с какой-нибудь пик-ап уловки? Да, именно. Но не тогда, когда целью является неодушевленный предмет, который я обязан поиметь в соответствии с условиями, прописанными в контракте.
Ты никогда не думал, что у господа-твоего-бога тоже есть жёлтая повязка?
Чтобы его видели. Распознавали в толпе божков.
Я мог бы с лёгкостью поднять Каталину и перенести в любое другое место. Это называется перестановкой мебели. Предметы меняют свои координаты в зависимости от желания хозяев. Наглядный пример материализации мысли. Сестра Дэла очень органично смотрелась бы на новой кровати. Совершенно голой. И чем дольше я смотрю в её глаза, тем отчаяннее мне хочется сорвать с неё одежду. Почему мужчины любят резиновых кукол? Власть. Силиконовые влагалища, голова которых никогда не болит, а рот открыт не ради порицания. Эластичные рты, которые не роняют пустые слова.
Ты представляешь, как твой спаситель поправляет свою повязку, берёт трость и шагает в направлении автобана?
Фейерверк противотуманных фар.
Но зрачок не сужается.
– Не хочешь чего-нибудь выпить? Я принесу чай, посиди здесь.
Проходя мимо Каталины, я кладу руку ей на плечо. Тактильная информация. Располагает любого собеседника. Но в этот момент она хватает мою руку и тянет к себе. Горячий воздух на губах. Два аквамариновых бездны в закрытый мирок, светящихся в лучах восходящего солнца. Одна бровь едва приподнята. Спонтанная немая сцена. Каталина будто просит помолчать вместе с ней, не предлагать ей чаи, не ходить никуда. Молчать за компанию. Каждый раз, когда она вдыхает, набирает полные легкие, мне кажется, она вот-вот что-нибудь скажет. А я стою, согнувшись пополам, и считаю выдохи.
Пять. Шесть. Семь.
Как тот старик на автобане отсчитывает шаги. Или внедорожники, уходящие от столкновения. Вечно не может везти.
Каталина потянула сильнее. Я сел рядом, но мою руку она не отпустила. Кубиты тактильной информации. На расстоянии пальца начинаешь воспринимать человека органолептически. Её запах играет со мной. Я сижу в филармонии. Ноты листьев фиалки, калабрийского бергамота и розы стремятся к обертонам. Весь классицизм разбивается о лоу-питч итальянского бергамота, сандала и ванили. Теноровый регистр жасмина и абрикоса ослепляет меня. Я не вижу лица Каталины, но понимаю, что мне хочется её поцеловать.
Сорок три, сорок четыре.
Говорю ей, что хочу её поцеловать. Декларация о намерениях.
Она молчит. Наверное, я жду слишком многого от первой встречи. Но по-другому я не могу, спроси у всех этих исповедальных потаскух.
Говорят, что люди с голубыми глазами более чувствительны к боли, чем все остальные.
Я просто сижу рядом.
Тысяча. Две.
Мы просидели три часа, глядя друг на друга. Я не роняю ни слова, а только встаю и включаю музыку, но спешно возвращаюсь обратно. Старик Синатра и его "Незнакомцы в ночи". Каталина провожает меня взглядом, следит за каждым моим действием. Я хочу сказать, что впервые с того момента, как я увидел сестру Дэла во дворе, что-то в её лице говорило о заинтересованности, участии в жизни. Она не просто отрез
Ты прекрасно понимаешь, что всегда найдётся лихач, который собьёт калеку, не остановившись при этом ни на секунду. Трость упадёт на асфальт. Повязка окропится маджентой.
Всё это время напряженного молчания с Каталиной меня не покидает мысль, что я не хочу говорить. Я ничего не хочу. Мне нравится то, как она смотрит. Как её ладонь мокнет на моей. В этом есть какое-то таинство: проводить время с морально изуродованным человеком. Тебя не отпускает ощущение, что ты сможешь его спасти, сделать то, чего не смогли сделать другие. Профессионалы. Родные. Есть шанс выстрогать из немого полена изящную Мальвину. Вся эта беспомощность играет тебе на руку. Ты никогда не заснёшь спокойно, покуда есть человек, которого ты в силах спасти. А потом уже трахнуть. Но сначала помочь.
Азарт. Восторг. Экзальтация. В такие моменты хочется быть героем, избавлять людей от невзгод, всех людей.
Всех, кому плохо.
Всех, кому хуже, чем тебе.
И вот она, моя любовница, молчаливая заготовка, которую когда-нибудь я познакомлю с миссис Бальмонт. Со своей "матерью". В отношениях с фиктивной гражданской женой – Аннет – появится липовая интрижка. У Мадлен – мачеха. Такая, о которой она мечтала. Красивая и добрая.
В мире искусственных фантазий проблемы – соответствующие.
Надувные матери и бутафорские мужья.
Всё ради одного – памяти.
Когда-то тебя научили сосать грудь, делать единственное глотательное движение, уважать отца, делиться секретами с сестрой. Но этого не стало. И ты – всего лишь ты. Не сын Анджелы или брат Мелиссы.
Яне выдерживаю и спрашиваю Каталину, зачем она сказала Дэлу, что скоро умрёт?
А Фрэнк поёт нам: "Начиная с этой ночи, мы всегда будем вместе".
Я повторяю вопрос.
"Любовь с первого взгляда, любовь на века".
В конечном итоге, разгоряченный желанием спасти Каталину – спасти от самой себя, я перехожу на крик. Почему?
За неё отвечает Синатра: "Незнакомцы в ночи, два одиноких человека".
– Для первого свидания ты чересчур возбуждён, не находишь? – в дверях появился Дэл, в руках он держит пакеты с покупками.
Я говорю, мол, не знаю, что на меня нашло.
– Ладно, ладно. Не извиняйся. И вообще, думаю, тебе пора домой, я позвоню в течение часа, нужно будет поговорить.
Я повернулся лицом к Каталине. Она по-прежнему смотрит на меня. Я сказал, что рад знакомству и что скоро мы увидимся.
– Ну, всё, выметайся, Казанова! – улыбнувшись, предложил Дэл. Вроде как по-братски на этот раз.
Долгая дорога домой. Мимо уставших одноэтажек, вдоль неспящей дороги, по которой шагает создатель. Поправляя свою желтую повязку, постукивая тростью. Ещё секунда – и он лежит, не видя карету скорой помощи, красно-синие вспышки, протоколы и зевак, собравшихся поглазеть на сломленное тело. Видел ли он всё это когда-то? Я не знаю. Но думаю, что создать подобное мог лишь слепой. Слепой, который, должно быть, проделал тот же фокус, что и со своим сыном.
Посыпал дождь.
8
Вернувшись домой к миссис Бальмонт, я сразу же поднялся к себе, закрыл дверь и лёг на просторную двуспальную кровать. Все разговоры – завтра.
Немота заразна.
Даже беседу с Дэлом, о которой он заикнулся, можно отложить до утра. Всё это сейчас не имеет значения. Нужно понять, что делать с Каталиной, что я скажу завтра "маме". Стук капель о подоконник успокаивает. Город гаснет с закатом. Сегодня же он засыпает, завернувшись в тучи. Одежда впитала аромат духов моей любовницы. Роза, фиалка, бергамот. Немота заразна, роза, фиалка…
Я становлюсь тяжелее. Кофта поглощает дождь – тяжёлый, тяжёлый дождь. Он ломает мой череп и заливает краевые извилины. Происходящее не может быть неправдой. Земля-магнит притягивает к себе с невероятной силой. В шаге от дома я замер. Над головой – всё то же свечение, пепел ложится на плечи, попадает мне в рот. Ваниль.
Каждый пятый день – избиение. Каждый десятый – изнасилование.
Так отец боролся с зависимостью мамы. Так отец боролся с дочерью-шлюхой.
Семья – это паутина, которую вьют несколько человек, чтобы когда-нибудь в неё попасться. Ты видел, как капли ложатся на ниточки? Это произведение искусства. Старый слепой самозванец не в силах создать подобное. Это исключение.
Некоторые пауки живут более тридцати лет.
Некоторые отцы – чуть более тридцати.
Он был типичным пауком-птицеедом. Сыграйте перед ним на скрипке, и он обязательно выползет. Просто потому, что паутина колеблется. Что-то не так. Или добыча.
Остаётся сделать шаг, протянуть сухую конечность, повернуть ручку. Вдохнуть поглубже и замереть. Вопли сестры всплывают, будто я слышал их вчера.
– Папа, мне очень больно!
– Заткнись, сука. В следующий раз ты подумаешь о том, как папа отреагирует. Еще один уёбок между твоих ног, и клянусь богом, ты, мразь, будешь визжать ещё громче.
Анальное проникновение без смазки по рассказам Мелиссы похоже на ожог. Только горит твоя прямая кишка. Так, словно в задницу запихивают огромный футбольный мяч; ты уже не можешь терпеть, а усилия всё жестче. Она кричала, но никогда не плакала. За неё это делал я.
Скулил, как последний недоносок, запираясь в чулан, в котором вечно воняло грязным бельём и влажным деревом. Он кончал прямо в неё, закуривал и открывал бутылку пива. Дело сделано.
В свои четырнадцать лет Мелисса была мечтой любого мужчины. Юная, упругая и опытная.
В свои девять я был знатоком анальных фрикций.
И я должен открыть дверь. Это на уровне инстинкта. Разум не имеет над тобой власти, откуда-то изнутри идёт это непреодолимое желание. Хруст механизма. Паук разделывается со своей жертвой.
Каталина. Под моим отцом. Его футболка устлана кровавыми пятнами. Восемь ножевых ранений, нанесенных собственной дочерью. Восемь ножевых ранений, сделавших этот мир чуть светлее. Восемь дыр, о которых никто не знал. И Каталина – она уставилась на меня как тогда, в гостиной. Её тело сотрясается от мощных толчков. Желудок выталкивает содержимое, дрожь, дождь…
Я проснулся оттого, что стало трудно дышать. Рвота перекрыла дыхательные пути. Привкус страха. Так пахнет волнение – мочой, кислотой и непереваренным сэндвичем. Писк автоответчика. Видимо, звонил Дэл.
"Приятель, я не знаю в чём тут дело, но когда Каталина ложилась спать, она улыбнулась мне. Такими темпами ты получишь не только мою сестру, но и меня. Жду завтра вечером. И бери трубку, когда тебе звонят, придурок".
Она улыбнулась. Но ещ ё вчера была рада смерти. Следовательно, всё хреново.
Семь часов утра.
Город просыпается в объятиях тумана.
Дороти Бальмонт преспокойно спит, обняв потёртый фотоальбом, а на тумбочке стоит синий контейнер с бумажными салфетками. Ничего не меняется, если никто не хочет что-либо менять. Жизнь застывает в точке кармического воздаяния. Окна твоего дома превращаются в картины, ведь изображение остаётся прежним. Не нужно покупать репродукции, копии картин Ван Гога или Моне. Окно отлично подойдёт в качестве украшения любого интерьера. Хочешь пейзажной атрибутики – отправляйтесь за город. Индустриальное искусство – промзона.
Географический детерминизм определяет степень твоей свободы.
Кофе. Две чашки кофе.
Сужаются кровеносные сосуды. Печень выбрасывает в кровь уйму глюкозы.
Расслабляются дыхательные пути. Мобилизация.
– Сынок!
Дороти. Должно быть, включенный телевизор выдал меня.
Поделиться книгой: