Помоги проекту - поделись книгой:
И в это хозяйство везти нанотёлочек из Дании–Голландии? Да куры смеяться будут, не говоря о коровах. А такое случается. Интернет полнится историями, вроде «трупы элитных американских коров плавают в реках», «хождение по му-у-укам», «коровий концлагерь». Начинать надо с простого: с кормов, содержания, рационов, компьютерного учёта. Наша руководительница на прошлой работе этими мерами подняла удойность почти вдвое.
Вот когда все простые меры будут исчерпаны, когда трудящиеся научатся уважать свою работу, а руководители подлинно руководить – тогда можно привозить что-то необыкновенное. Вообще главное в современном сельском хозяйстве – руководители. Есть хороший руководитель – дело идёт. Найти такого – очень небанальная задача, пока это штучные люди. Дальнейший подъём сельского хозяйства, на мой взгляд, упирается не в деньги, а в управление. Надо браться за восстановление преемственности руководителей хозяйств. Советские давно разбежались или вымерли. Эффективным животноводам далеко за 60. Так что начинать надо не с коров, а с людей.
Судьба „бунтующего капитала“
Судьба „бунтующего капитала“
Политика / Настоящее прошлое / Век Революции
Жукова Людмила
Промышленник Савва Морозов финансировал революционное движение и отстаивал интересы рабочих
Теги: Февральская революция
От 1905 года – к 1917-му
Рассуждая о причинах русской революции, по сути, начавшейся ещё в 1905 году, как правило, забывают о роли купцов и промышленников – важнейшем государствообразующем сословии России. Кем были эти люди? Как складывались их отношения с властью?
Ярчайший представитель сословия – Савва Морозов – не дожил до 17-го, погиб трагически и таинственно в 1905-м. Его называли в российском обществе «купецким воеводой» – за то, что сплотил промышленников и торговцев в требовании к власти допустить их к участию в управлении страной; «социальным феноменом» – за щедрую помощь большевикам и резкие требования к правительству об улучшении условий труда и быта рабочих, всеобщее обучение, равноправие; «лидером бунтующего капитала» – за протест против иностранного засилья в русской промышленности и банковском деле.
«Мы, купцы, торговые люди, веками Россию на своих плечах несли и теперь несём. Мы – фундамент жизни закладываем. Сами вместо кирпичей ложимся… Теперь нам этажи строить! Позвольте нам свободы действий!» В этих эмоциональных словах литературного героя М. Горького, миллионщика Маякина, списанного с Саввы Морозова, содержится высокая оценка роли своего сословия, но ещё и недовольство его бесправным положением. В чём же, собственно, суть претензий к власти?
Купцов, «выбившихся в люди» преимущественно из крестьян, ремесленников, мещан, власть не жаловала. Даже купцы 1-й гильдии (как правило, миллионеры, владельцы заводов, приисков, рудников, банков) не могли по существующим установлениям быть назначенными губернатором, министром, членом Государственного совета при императоре и даже председателем губернского земства. Могли лишь занимать выборные должности – градоначальника или гласных в думах. А на торжественных приёмах государь прежде шёл в залу, где его ожидало дворянство, а уж после – где томилось с дарами почтенное купечество.
Не им, фактическим столпам хозяйственной жизни страны, предоставлялась «зелёная улица», а иностранцам: на нефтяных промыслах в Баку – братьям Нобелям, Ротшильду и др., в строительстве первых малых электростанций – Сименсу, Гальске, Шуккерту, в угольной промышленности Донбасса или на золотых приисках Сибири – немецким бизнесменам...
Великий энциклопедист и радетель за Россию Дмитрий Менделеев с тревогой предупреждал: «Всякий, проживший 60–70-е годы, чувствовал, что страна не богатела, что надвигается что-то неладное. Корень зла был экономический и связанный с ошибочною торгово-промышленной политикой, выражающейся в необдуманном таможенном тарифе (благоприятствующем импорту в Россию. – Л.Ж. ). Крепостная, в сущности, экономическая зависимость миллионов русского народа от русских помещиков уничтожилась, вместо неё наступила экономическая зависимость всего народа от иностранных капиталистов…»
Купец 1-й гильдии Павел Бурышкин, издавший в эмиграции фундаментальный труд по истории третьего сословия «Москва купеческая», вспоминал: «Неприязнь между «аристократами крови» и «аристократами капитала» к концу ХIХ века переросла в хроническую вражду. Весьма сильно сказывалась в торгово-промышленных кругах Москвы непопулярность царской семьи». Попытки купцов перебежать к дворянам резко осуждались. П. Рябушинский, выходец из упрямых староверов (как и многие в сословии), запустил крылатый призыв: «Не надо гоняться за званием выродившегося дворянина!» Но у «выродившихся дворян», как будто бы упразднённых реформой 1861 г., власть осталась, к буржуазии не перешла.
Действия предпринимателей в России регламентировались государством весьма сурово. Учреждённые ещё Петром Великим коллегии (министерства) имели право разрешать или запрещать строительство заводов, фабрик, открытие рудников, контролировать производство и даже сбыт товаров. Держали административную и судебную власть над заводчиками и рабочими. Но мздой и подношениями вскоре стало возможно «порешать» любой вопрос.
Чтобы открыть в селе Родники при знаменитой фабрике, выпускающей ткань цвета хаки для обмундирования армии, техническое училище, владелец её, Николай Красильщиков, письменно убеждал чиновников Костромского губернского присутствия «в большей продуктивности труда грамотных рабочих сравнительно с неграмотными…», что «поспособствует улучшению материального положения рабочих, а следовательно, посодействуют общему прогрессу промышленности страны».
Засилье иностранного капитала в России, тащившего за собой в Россию своих инженеров, техников, мастеров, вызывало гневный протест Саввы Морозова, внука крепостного крестьянина. На открытии знаменитой Всероссийской промышленной Нижегородской ярмарки 1896 г. в присутствии министра финансов Витте «купецкий воевода» произнёс речь: «Богато наделённой русской земле и щедро одарённому русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа… Россия, благодаря своим естественным богатствам, благодаря исключительной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости своего рабочего может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы».
О «редкой выносливости» русского рабочего Савва Тимофеевич знал не понаслышке – знаменитая первая массовая рабочая стачка на фабрике его отца вошла в историю под названием «Морозовской», как протест против непосильных штрафов, оставлявших рабочему иногда лишь копейки на «харчи». На выпускника Московского университета 23-летнего сына фабриканта Савву Морозова произвёл огромное впечатление суд над арестованными зачинщиками, на котором старый отец, услышав крики из зала: «Изверг! Кровопийца!» – упал навзничь. Присяжные вынесли оправдательный приговор, а молодой Савва Тимофеевич, войдя после смерти отца в совет директоров, начал с того, что отменил штрафы, установил английское более производительное оборудование, начал ратовать за производство отечественного, создал систему обучения квалифицированных кадров. Эти меры позволили поднять и прибыли, и заработки рабочим, строить школы, больницы, библиотеки, театры, здания с паровым отоплением, где впервые для рабочих обустраивалось пусть и небольшое, но всё-таки отдельное жильё. На трудных участках производства снижал рабочий день, по некоторым сведениям – до 9 часов. Выстроил первую в России фабричную электростанцию. И до самого 1905 бунтарского года не было больше стачек на фабриках Саввы Тимофеевича, открыто заявлявшего, что он поддерживает стачки с экономическими требованиями рабочих, потому что «они справедливы».
Действительно, не каждый мог вынести трудовой день по 14–16 часов, да на скудных харчах, чаще всего – один хлеб. И за средний нищенский заработок по стране в месяц: мужчинам – 15 рублей, женщинам, работавшим рядом, – половину от этого, малышне от 10–12 лет – лишь четверть. Такая не знавшая счастливого детства поросль и стала мощной протестной силой трёх русских революций.
1904 г. в обществе называли «петиционным». Не только учёные-экономисты, но и сами капиталисты писали коллективные петиции-письма о необходимости изменений в рабочем вопросе царю и в правительство, под которыми стояли подписи Морозова, Коновалова, Рябушинских, Крестовниковых, даже братьев Нобелей и др. Но ответом им стало 9 января, когда идущий к царю с петицией и иконами рабочий люд был встречен по приказу премьера Витте (царская семья была отправлена за город) огнём. «Кровавое воскресенье» (в эмигрантской литературе – «красное воскресенье») – общепризнанный день начала Первой русской революции, Савва Тимофеевич прокомментировал пророчески: «Революция обеспечена. Годы пропаганды не дали бы того, что достигнуто в один день. Позволив убивать себя, люди приобрели право убивать завтра».
Савва Морозов, которого многие односословцы видели будущим министром промышленности, через месяц после страшного события – 9 февраля 1905 г. – составил в адрес Комитета министров «Программную записку» по решению рабочего вопроса: нужны законы, регулирующие взаимоотношения хозяев и рабочих, ограничивающие рабочий день, понуждающие решать социальные вопросы. Не побоялся сказать «об оковах, наложенных на свободный голос страны, лишённой возможности говорить о своих нуждах Верховному носителю власти…»
Но много ли купцов-бунтарей следует идеям Саввы Морозова? Иван Сытин, в одиночку начавший гигантское дело ликвидации неграмотности в царской России, в первые годы советской власти отдал свои издательство и типографию народу, остался в нём, уже в Госиздате, работать консультантом «за бесплатно», и с удовлетворением писал для потомков: «Дело, которому отдал много сил в жизни, получило хорошее развитие – книга при новой власти надёжно пошла в народ».
Николай Второв, называемый в мировой прессе «олигархом по-русски», сын начинавшего «мальчиком» в купеческой лавке Александра Второва. Оба сознательно боролись с иностранным засильем, скупая предприятия у зарубежных капиталистов. Успели к Первой мировой войне построить завод «Электросталь», несколько оборонных и организовать пошив обмундирования для парада в Берлине царской армии в надежде на победу: шлемы-будённовки, гимнастёрки и шинели с красными-синими «петлями-разговорами», кожаные куртки и брюки для мотоциклистов и лётчиков. Его, безвременно и нелепо погибшего в 1918-м, хоронили в общем горе и вся московская буржуазия, и стройные ряды рабочих с его заводов. Причём электростальцы высоко держали красный транспарант с надписью: «Великому организатору промышленности».
Братья Шустовы, представители семьи, противопоставившей пьянству образ «культурного пития», выпускающие множество «пользительных» наливок, настоек, создавшие русский коньяк (заводы в Армении, Одессе, Молдавии), продолжили в советское время научную работу в той же отрасли. Можно назвать ещё десятки, а по стране – сотни фамилий…
Но по поводу роли в будущей революции большинства своих сотоварищей по сословию Савва Морозов не обольщался: «Политиканствующий купец нарождается у нас. Не спеша и очень неумело, он ворочает рычагами своих миллионов и ждёт, что изгнившая власть Романовых свалится в руки ему, как перезревшая девка. Когда у нас вспыхнет революция, буржуазия не найдёт в себе сил для сопротивления, и её сметут, как мусор…»
…Во всех трёх составах Временного правительства, ставшего во главе страны после Февраля, «министров-капиталистов» – единицы, хватит пальцев одной руки, чтобы посчитать: Гучков, Коновалов, Терещенко, Никитин… Третья революция – трудового народа – становилась неизбежной.
Если они победят
Если они победят
Политика / Настоящее прошлое / Пункт сбора макулатуры
Кузьмина Вера
Что только не продают в книжных магазинах
Теги: Февральская революция , литературный процесс , литературная премия
Под впечатлением от прочитанного
Столетие сразу двух русских революций для издателей – хлебный сезон. Юбилейных новинок – немерено. Лучшее из лучшего приходится даже помечать специальными наклейками, чтобы далёкие от современных литературных тенденций граждане не блуждали в потёмках, а сразу несли в кассу избранное. И не кем-нибудь избранное, а жюри престижнейших литературных конкурсов.
В общем, под обложкой с огромной пометкой «финалист премии» я ожидала что-то не менее сильное, чем «Хождение по мукам» или «Тихий Дон». Но внутри оказалось вот это:
«Нормы, которыми регулировалась жизнь якутских родов, были ему неизвестны, хотя при его утопических идеалах он нашёл бы немало привлекательного в том, например, что удачливый охотник обязан разделить добычу со всеми родственниками, так же должен поступить хозяин с мясом забитого быка, лошади или оленя».
Нет, это не реферат в третьеразрядном вузе. И не наспех написанная монография, которую не успели вычитать. Это предлагается нам в качестве большой литературы: Леонид Юзефович, «Зимняя дорога». На четырёхстах страницах таким же суконным языком справочника рассказывается про генерала Пепеляева и анархиста Стродта. Зачем? Ну, хотя бы вот за этим:
«Казалось, подтверждаются мысли Потанина о разнице между сибирским мужиком и его собратом из центральных губерний. На вопрос, почему в России крестьянин не восстал, а в Сибири восстал, ответ был готов: потому, что… он свободен, меньше заражён суевериями…»
Ну и, конечно, во всей красе: бело-зелёное знамя Сибири, сибирские погоны, Сибирская автономия – ради которой стоит договариваться хоть с белыми, хоть с красными. Областничество – казалось бы, давно и прочно закопанное в политической могиле – тщательно отряхивается, подкрашивается и презентуется нам в качестве «национального бестселлера». Нет-нет, ничего личного. Всё, естественно, только с благими намерениями изучить историю и быт родной страны. Ну вот, например, знаете ли вы, как
«Никогда не видел, чтобы в новом книжном кто-нибудь покупал не школьные учебники, а, скажем, Пушкина или там Чехова…».
Герой произведения «Светом и жаром» в своём маленьком российском городке видит книги в основном на свалке. Где ж ещё. Ну, или в сараях: из них выстраивают перегородку, отделяющую мотоцикл от свиньи. Дурацкий вымысел? Рассказ попал в сборник, который так и называется: «Большая книга победителей». Своего рода хрестоматия, без пяти минут – живые классики. И, разумеется, за Юрием Буйдой следует наше всё и везде – Дмитрий Быков:
«Верховный комиссар Кругловки, кавалер ордена Святой Варвары с мечами, бывший министр обороны республиканского правительства, оттеснённый на периферию интригами присланного из Москвы политолога Чувылина, почётный реставратор Военно-исторического общества и прочая, прочая, прочая, – Василий Иванович Смирнов-Шахтёрский не был чужд литературе»
Если кто не понял, намёк в «Жалобной книге» – на Игоря Стрелкова. Понятно и чем персонаж может заниматься – только с маниакальным упорством расстреливать людей. И не просто расстреливать. Он их ещё заставляет предсмертные слова писать. А кто не напишет – тех травит собаками. А как иначе, у них в Кругловке нравы такие. Суровые. Быков – он-то знает.
И Сергей Беляков знает:
«На камне, который «лежал у дороги в «Московский край» – у Саур-могилы – была надпись: «Проклят, проклят, проклят кто будет отбирать у запорожцев землю».
Это – уже Большая История – «нон-фикшн». (То бишь на нашем варварском наречии – непридуманное, документальное.) Таким лучшим «документальным» и стала «Тень Мазепы» Сергея Белякова. 800 страниц объяснений, чем украинцы отличаются от русских. Видно – даже с самолёта. «Кончаются белые, зелёные, сумбурные деревни, и начинаются голые, деревянные, пополам разделённые дороги»,
Хоть черепа пока не меряют, и на том спасибо. Впрочем, такие сложности и не нужны. Код рукопожатности очень прост. Веришь, что даже с самолёта можно увидеть отличие «свободолюбивого украинца (сибиряка, казака, «креативного класса» – нужное подчеркнуть) от суеверного, злобного ватника с рабским менталитетом? Свой. Считаешь такие цитаты полным бредом? Поздравляю, ты ватник, колорад, путинский анчоус. И не понять тебе никогда выдающейся современной культуры.
Кстати, именно поэтому с таким восторгом приняли «Авиатора» Евгения Водолазкина. Он, естественно, тоже получил заслуженную премию. А как иначе? Всё, что положено для БСЛП (большого современного литературного произведения), – в наличии имеется. Сталинские лагеря – есть. Зверства – сколько угодно. «Россиякоторуюмыпотеряли» – наличествует. Жуткое настоящее – одна штука. Войны, правда, нет. Герой, как заснул в 37-м под ножом сталинского хирурга-изувера, проводившего медицинские опыты на людях, так всю войну и проспал. Только в конце 90-х проснулся. От этой странной сборной солянки наш креативный класс просто млеет. А как иначе! Это ж почти про них! Представить себя на большой войне большой страны наш креакл не может. Никак. Где-то в глубине души точно знает: не герой он ни разу. Матросовых и Космодемьянских может только осмеивать. Зато вообразить себя эдаким дореволюционным барином в вольтеровском кресле, который пеняет горничной: «Опять кофе простыл!» – сколько угодно. Жертвой тоже легко себя представить. Правда, тут важное уточнение. Если барином – всегда хочется именно побыть, то жертвой себя надо именно вообразить. Не вставая с означенного кресла. Ну, то есть – чтобы не лично сами «люди со светлыми лицами» в лагерях мучились. А
Большой литературы, конечно, из этого не получится. «Белая гвардия», «Пётр Первый», даже «Двенадцать стульев» могут появиться только в Большой стране. У писателя – с большим интересом к любому, даже маленькому человеку. Но в маленьких и уютных «Жан-Жаках» могут зарождаться только «большие книги». Потому, что тут главенствует единственный интерес – к себе любимым. К своим мелким, если не мелочным, проблемкам. Именно он – в основе больших связей и больших знакомств, больших дифирамбов книгам-победителям. Пока тираж у них у всех – всего шесть тысяч экземпляров. Но не дай бог – действительно победят.
От редакции. Предлагаем читателям присылать свои впечатления от прочитанного для публикации в рубрике «Пункт приёма макулатуры». Промышленность нуждается в наращивании заготовок вторсырья, да и книжным магазинам будет полезно узнать, что из ими рекламируемого встречено публикой с раздражением и недоумением.
От многосоюзия – к единому сообществу писателей
От многосоюзия – к единому сообществу писателей
Литература / Литература / Навстречу съезду
Зайцев Георгий
Здание СП СССР помнит многое...
Теги: литературный процесс
СП России необходимы структурные перемены и обновление
Ещё за неделю до публикации в «ЛГ» «Обращения» к писателям России я получил от коллег из регионов письма. В них они рассказали о проекте «Обращения», который надо было подписать, а также спросили, почему я, находясь в оппозиции к И. Переверзину, а через него и к В.Н. Ганичеву, это письмо не подписал.
Я им рассказал по телефону о том, что позвонил одному товарищу из «Литгазеты» и высказал свою точку зрения на это «Обращение». Во-первых, мне показалось, что оргкомитет создаётся не в недрах СП России, а как оргструктура нового союза. Как подтвердили комментарии и отзывы на статью, многие так и поняли.
Во-вторых, я считал, что к В.Н. Ганичеву должен был обратиться ближний круг писателей: А. Проханов, В. Костров, С. Есин, В. Бондаренко и другие, но не с открытым письмом и с открытым забралом, а с товарищеским предложением отойти от активных дел, создав оргкомитет по проведению съезда. Причём отойти от дел, оставаясь почётным председателем СП России. А вот в случае его отказа прислушаться к друзьям – тогда уж выпалить из крупного калибра снарядом «Ультиматум»…
Не случилось. И сослагательного наклонения в этой истории уже быть не может. Поэтому хочу, делая анализ, оценивая работу руководящих органов нашего Союза, не заниматься критиканством или даже критикой, а высказать свои соображения о реконструировании (я подчёркиваю это слово) деятельности СП, а не просто введения в состав его руководящих органов новых людей, в том числе и первого лица. То есть, как говорят, влить новое вино в старые мехи для создания новой союзописательской реальности, которая позволит поднять роль писателя в социуме России, войти в элитарный круг общения и взаимодействия с властью.
Эта идея – не грёзы о Союзе писателей СССР. Ниже постараюсь «разжевать» её. А пока начну с кадров, ибо, как говорил генералиссимус: «Кадры решают всё!» Да, решают всё, но не определяют генеральную линию, не называют главные идеи крупных реформ, а всего лишь являются реализаторами этой линии. Нужны генераторы идей!
Вот почему я отношусь к дискуссии – а кто может возглавить наш Союз? – несколько скептически. Прошёл слух, что Валерий Николаевич сказал близкому человеку: «Я готов уйти хоть завтра, только чтобы председателем не был Юрий Поляков». На сайте МСПС тут же возникла перепечатка из «Русского воскресения» с параноидальными нападками И. Переверзина на Юрия Полякова. Причём вся фактура этого интервью по срокам и датам абсолютно лживая. Ну, например, «Я собрал бюро МЛФ и уволил Полякова с должности Председателя Президиума МЛФ». Ну, во-первых, Переверзин не мог собрать бюро, так как, став председателем МЛФ на 3-й конференции в 2004 году, Поляков немедленно уволил Переверзина с должности директора МЛФ за грубые нарушения финансовой дисциплины. А ушёл Юрий с председательского поста через полтора года по собственному желанию, чтобы не разрываться между МЛФ и «ЛГ», передав полномочия сопредседателю Ф. Кузнецову, а тот, поверив лживому раскаянию, вернул Переверзина на пост директора, о чём жалел до последнего часа, считая это самой своей большой ошибкой в жизни. Кстати, будучи председателем, Поляков работал безвозмездно, поскольку свою зарплату в 500 долларов отдавал бывшему председателю МЛФ В. Огневу, испытывавшему материальные трудности. Для сравнения: Куняев и Переверзин, возглавив МЛФ, положили себе, по утверждению переверзинского окружения, оклады в пять тысяч долларов, не говоря о прочих льготах и преференциях. Дачу Поляков построил за свой счёт, а Куняев и Переверзин получили дачи бесплатно, и за счёт Литфонда отремонтировали их. Я был в ту пору членом бюро Президиума МЛФ и за точность фактов, а вернее за их опровержение, отвечаю.
Ну и никак не могу согласиться с тем, что Поляков «рвётся в председатели СП». Наоборот, С. Куняев яростно лоббирует на этот пост как раз «крепкого хозяйственника» Переверзина, фигуранта многих уголовных дел. Написал я всё это не в защиту Полякова. Отнюдь. Просто задумался, а кто кому больше нужен: Поляков Союзу или Союз знаменитому романисту, драматургу и публицисту, члену Совета по культуре при Президенте РФ, члену Общественной палаты? Поляков получает приличные гонорары за свой именно литературный труд.
Мне кажется, для него это будет нырянием в некую прорубь, из которой трудно выбраться. Хотя Поляков в деловом рейтинге стоит, конечно, выше Ганичева и Переверзина. Но, будучи человеком ответственным и уже не молодым, он вряд ли отложит в сторону рукописи, договоры, замыслы и откажется от «ЛГ», где проработал 16 лет, ради того, чтобы вычищать авгиевы конюшни, оставленные предшественниками.
Почему у меня такой скепсис? Я частично уже на этот вопрос ответил. Нужны не только новые кадры и председатель, но и новая политико-экономическая, социальная стратегия всего писательского сообщества, основанная на тесном взаимодействии с различными уровнями власти как здесь, в Москве, так и на местах. А иногда и конфронтация с ними.
Первое, что требуется – это смелость и умение убедить власть оказывать бюджетную, политическую, где-то даже пиар-поддержку Союзу, и не только нашему. Об объединении союзов речь не веду, зная, что руководители других союзов получают неплохие зарплаты, имеют хороший престижный рейтинг, удовлетворяющий их амбиции. В обстановке «многосоюзия» надавить на власть для изменения ситуации и роли писателей и их союзов – очень сложно. Каждый – в своей лодке и гребёт, как ему выгодно. И ведь ничего не поделаешь! Тем более когда «литруки» научились манипулировать мнением своих членов, причём напринимав в союзы пишущих людей – журналистов, документалистов, пиарщиков, но не писателей, а порой просто писак.
Так что же делать-то? Готовя предложения в высокие инстанции, я вдруг понял: ну вот изъяло государство (вернуло) у Международного литфонда дачи в Переделкине. А как управлять этой собственностью? Придут чиновники и – конец всему! И я предложил администрации Президента и Росимуществу создать управляющую компанию, состоящую из Межсоюзного совета писателей – законодательного органа и дирекции – органа исполнительного, ведь в посёлке проживают писатели – члены всех крупных союзов. Вот освободилась, скажем, чья-то дача. Кто будет определять, кому её дать? Чиновники не владеют никакой информацией. Справедливости не будет! И только с участием писателей могут приниматься объективные решения. Пока что эта идея не нашла поддержки у большого начальства, так как утверждается, что нет аналогии в российской жизни. Но ведь возможно решить это указом президента.
Позже я экстраполировал ситуацию в Переделкине на нашу общероссийскую и пришёл вот к какому выводу: нам нужен единый общеписательский орган – Федеральный межсоюзный совет писателей России. Он будет состоять из 25–30 литераторов, поровну делегированных каждым союзом писателей. Далее избираются председатель, секретарь и аппарат в два-три человека. Хорошо бы, конечно, чтобы этот состав и его руководитель были легитимизированы Кремлём, Минкультом, а затем и Минюстом. Высокие инстанции «нет» нам не сказали.
Кто не согласен, объясню: ну вот изымет государство из незаконного и недобросовестного владения собственность литфондов. И что? Передать её госорганам на продажу? Отдать по кусочкам союзам писателей? Необходимо собрать всю огромную собственность в один кулак, в её современное рыночное использование. Она, я примерно прикинул, будет приносить 450–500 миллионов рублей. В этих условиях можно хорошо материально помогать писателям, а также издавать гонорарные книги.
Но даже эта финансово-экономическая функция будет не главной. Главное, что будет действовать орган, принятый властью и разговаривающий с ней от имени всех писателей России.
О чём должна идти речь? Во-первых, о законодательно утверждённой профессии писатель. Сегодня ни в одном законе слово «писатель» не употребляется. Следующая цель – добиваться, чтобы деятельность писателя входила в его трудовой стаж и без отчислений в Пенсионный фонд. Он же ведь трудится дома, за рабочим столом и за роман, который писал 3–4 года, получит один раз гонорар. Один год ему для пенсии зачтут, а вот другие 2–3 и не подумают. То же самое с медицинским страхованием, с оплачиваемыми отпусками, с социальными путёвками в пансионаты и дома отдыха.
Этот же межсоюзный совет будет выдвигать писателей на высокие премии, награды, гранты, творческие пособия, раскручивать новых авторов.
При всём при этом союзы писателей никак и ничем не ущемляются. Они могут подавать любые предложения сами, сохраняя при этом нынешние свои функции и возможности. На самом деле это будет орган вместо обещанного президентом В.В. Путиным Фонда поддержки литературы. Другая крупная реформа должна произойти в подчинённости литературных фондов. И Российский, и Международный литфонды, захваченные Переверзиным, должны быть структурными подразделениями Федерального межсоюзного совета писателей России. Ну, никак их не поделить между несколькими союзами!
И тут главное – пробить, продавить пусть небольшое бюджетное финансирование общероссийских писательских проектов.
Нужно будет создавать и межсоюзные советы в областях и республиках, так как, если повысится статус нового органа, безусловно, будет повышено и внимание местных властей и элит к писательской деятельности. А уж если будет принято постановление Госдумы или указ Президента РФ о поддержке, льготах и социальной роли писателей, то, я уверен, что, скажем, Рамзан Кадыров утроит внимание к литераторам, хотя и сейчас оно более высокое, чем в других регионах.
Федеральный межсоюзный писательский совет должен будет войти в состав учредителей местных литературных премий. Это поднимет их статус и роль.
Обязательно нужно буквально выгрызать у власти Положение о перечислении в Литфонд России ну хотя бы всего одного процента от реализации книг русских, советских классиков, современных писателей – членов различных союзов писателей. В советское время в Литфонд СССР направлялось 10 процентов от суммы начисленных писателям в издательствах гонораров. Вот это была поддержка! Я же предлагаю всего лишь процент с издательского оборота. Как директор издательского дома, могу сказать, что это экономически ни капельки не ущемит нашу фирму, а вот Литфонду, писателям поможет сильно, ведь издательств в России более семи тысяч.
Есть у меня ещё одна, пожалуй, крамольная идея – сделать одну из литературных газет (только не «Общеписательскую») и какой-то «толстый» литературный журнал органами Федерального межсоюзного совета писателей. Уверен, статусность этих изданий позволит увеличивать сбор тиражей, да и повышать их эстетический и художественный рейтинг.
А в отношении съезда СП России хотел бы, конечно, чтобы он прошёл демократично, с тайным голосованием и широким участием без права голоса московских писателей (им ведь не надо платить командировочные и покупать билет). Конечно, оргкомитет должен внести изменения в Устав союза в соответствии с Законом об общественных объединениях.
Пишу статью, звонит И.И. Сабило из Санкт-Петербурга. Оказывается, там озабочены – кто будет председателем Союза писателей России?
Первое имя, которое я ему назвал, – это Сергей Шаргунов. И услышал: «Он же депутат!» «Ну и что, – отвечаю, – можно избрать его председателем на общественных началах с сохранением депутатского статуса». Можно также убедить В.В. Володина, председателя Госдумы РФ (там сейчас строгая дисциплина), предоставить Сергею более мягкий заседательский режим. Но в этом случае будет налажена связь власти и союзов, да и рейтинг и Сергея, и писательского сообщества в Думе и в государстве только возрастёт...
Есть Юрий Поляков и Юрий Козлов, Константин Скворцов. Но они постарше Сергея. Я за более молодых, по себе знаю: азарт, энергия с возрастом не увеличиваются. Кого-то ещё назвать не могу, просто не знаю.
И я верю, что Межсоюзный совет поможет сблизить писателей из разных союзов, «излечить» раскол в нашем Союзе, возникший из-за поддержки В. Ганичевым, С. Куняевым И. Переверзина.
Поделиться книгой: