Помоги проекту - поделись книгой:
«Нету его, в Чебоксары уехал!»
«Ой, как жалко!.. Я его обидел, наверно? Сердце болит. извиняться пришел – мировую творить, вот шайтан – водку принес, а пить не с кем, зря хозяин уехал в Чебоксары!»
У хозяйки-то душа оказалась мягкой. «Ладно, раз такое дело, выпьем с тобой!» Вот выпили они по стакану, по второму. и забылись. Онисим уже чужую хозяйку на скамейке тискает, а Онтон – давший слово, на печи волнуется и себя ругает: «Ну зачем я уехал?!»
Закончив анекдот, Пеньков заглядывает Беляеву в глаза:
– Это не ты в город ездил?
– У того Онтона какое отчество? – обиженно спрашивает Беляев.
– Не знаю.
– А я Антон Никитич. в Чебоксары не езжу. Однако тот Онтон оказался человеком слова. Слышь, сосед, давай-ко мы с тобой в работе потягаемся – кто больше выработки даст, вот и получится у нас соцсоревнование. Начальство рассудит – кто лучше работал.
Беляев приходит на Стрелку, как и все механизаторы, раньше, чем простые рабочие. Проведя техуход мотовозу, он вытирает замасленные ладони ветошью и, запустив двигатель, едет на заправку ГСМ к Пантелееву Михаилу Ивановичу.
Ровно в семь утра диспетчер Кубарев выходит на перрон и ударом в колокол подает сигнал отправления поездам.
Перрон опустел, но Антон, шедший к диспетчеру за путевым листом, неожиданно повстречался с начальником лесопункта Тебелевым и начальником узкоколейной дороги Шестовым. Завязался разговор по итогам вчерашнего партийного собрания.
– Антон Никитич, ты определился, с кем будешь соперничать? – спрашивает Тебелев.
Пожав плечами и глядя на начальника каким-то детским взглядом, Антон отвечал:
– Партийный должен бороться за нужное дело с партийным, я вызвал Григория Пенькова.
– А он что? – интересуется Шестов.
– Куда ему деваться, он сосед мой. Мы и на поляне соревнуемся – кто вперед картошку окучит.
Начальники довольно улыбаются, Шестов Николай Васильевич дружески похлопывает Антона по плечу – своего подчиненного, говорит Тебелеву:
– Знаю Антона Никитича много лет – такой не подведет: сказал, что железная дорога будет – значит будет. Он – человек слова!
В делянках, где лес спилили, железная дорога не нужна, ее следует разобрать на звенья, уложить на платформы и перевезти на новое место. В бригаде Беляева работают супруги Васильевы: Михаил Васильевич и Мария Григорьевна.
Мотовоз-путеукладчик медленно толкает состав вагонов и кран с металлической стрелой. Михал Василич готовится подать машинисту Беляеву сигнал остановки поезда. Антон, высунув голову из окна кабины, смотрит на Михаила. Наконец он видит круговое вращение рукой – сигнал подан. Вагоны, лязгнув тарелками буферов, останавливаются. Все собираются у крана.
Михал Василич нажимает кнопку управления электромотором – заработала лебедка. Над головами по стреле выдвигается мощная тележка – паук. Она опускается вниз и схватывает рельсы звена.
Мария большим гаечным ключом отвинчивает ржавые гайки, снимает увесистые накладки, соединяющие звенья рельсов, и складывает в ящик. Работу с железом полагается проводить в рукавицах, но на практике, особенно зимой, это не всегда удобно, ключ из рукавиц выскальзывает. Женщина, чтобы работа двигалась быстрей, работает голыми руками. Отчего впоследствии руки у Марии опухли, пальцы болят и не сгибаются от приобретенного заболевания – полиартрита.
При нажатии кнопки тележка легко поднимает чугунные рельсы со шпалами, задвигает и складирует на порожние вагоны.
В составе путеукладчика восемь вагонов, каждый вмещает по десять звеньев. При выгрузке на ровное место получается 640 метров железнодорожного пути. За путеукладчиком с лопатами, штопками и ломами идет бригада путейцев – выравнивают извилины дороги, подсыпают под шпалы песок.
Но перед тем как выложить звенья на землю, нужна ровная насыпь. Дорожным полотном занимается бульдозерист Григорий Пеньков. Родом он из деревни Круглово, одним словом – ветлугай, да и жена Мария Семеновна из этой же деревни.
Но и это не все – впереди Пенькова работает Лешка Шеин, расчищает для будущей дороги просеку от пней. Далеко слышен шум его бульдозера: замолкли птицы, белки в испуге побросали отливающие медью шишки.
Пеньков спешит, оглядывается – не подкатил ли поезд Беляева, он положит 640 метров дороги и опять сядет «на хвост». Если Григорий Пеньков не оторвется далеко вперед, у него шансов на победу не будет.
Пока Антон со своей бригадой разбирает старые пути да пока ремонтируют механику путеукладчика, у бульдозериста шанс увеличивается.
Григорий заваливает ямы песком, ровняет полотно. Работая в поте лица, Пеньков обнаружил бульдозер напарника в стороне с опущенным ножом. «Сачкует молодой, устал», – подумал Григорий. Выйдя из кабины узнать – в чем дело, он еще больше разозлился на поведение Лешки Шеина: парень развел костерок и в большой жестяной банке из-под повидла кипятил чаек, громко напевая:
Григорий ощутил благодатное тепло костерка. Сухие веточки осины навевают запах копченостей. Дымок, стелющийся низом, вызывает страшный аппетит, но Пенькову не до еды.
– И не стыдно тебе, комсомольцу, этакие песни распевать?
– А что тут такого? Бес-то чертовски находчив – вырвал из земли хрен, листья съел, а на хрен котелок одел, – оправдывается Шеин.
– А дым пошто из носу?
– Курил, наверно…
– Вот ты и есть – бес у костра! – возмущался Пеньков. – Сидишь тут, куришь, чаек кипятишь вместо того, чтобы пни корчевать. Почему не работаешь?
– Мотор заглох, ничего не могу поделать.
– Не могу поде-елать! – передразнивает Пеньков. – Айда, посмотрим!
После внешнего осмотра двигателя Григорий Василич обнаружил течь топлива, затянув ключом штуцер трубки, скомандовал: «Давай заводи!»
Лешка крутит ручку заводухи, но безрезультатно.
– Все понятно, – махнул рукой Григорий, – в систему трубок высокого давления попал воздух. На этом штуцере надо заменить медную шайбу. Есть шайба?..
Лешка долго копается в инструментном ящике и наконец признается: «Нету».
– Ничего у вас, молодых, нету, – бурчит Пеньков и идет к своему бульдозеру.
Вскоре на просеке, раздирая стальными гусеницами лесной ковер, вышитый корнями плодородной земли, с натужным ревом трудились оба бульдозера.
Человек, проживающий в дремучих лесах, порой скучает по просторам, смене пейзажей. В детстве Антошка жил в небольшой деревушке среди полей, там в золотистых колосьях пшеницы на горизонте купается солнце, а за песчаными перекатами бегут по волнам белые барашки великой Волги. Антон Никитич до сих пор помнит крик голодных чаек, прохладный ветер военных лет.
Конечно, жизнь в лесном поселке совсем иная, куда ни пойдешь, то елка, то сосна, потому волжские просторы Антону снятся часто. Однажды ему подарили репродукцию картины художника Репина – «Бурлаки на Волге».
Антон Никитич прикрепил ее на самом видном месте и с восхищением смотрит на песчаные перекаты, бирюзовую гладь реки, но вот люди-оборвыши, тянущие лямками баржу, у него в душе вызывают беспокойство. Он стоит перед «Бурлаками» со слезами – лямка Антону знакома, ватагой пацанов приходилось тянуть плуг на огородах.
Беляеву, не получившему должного образования, трудно понять тонкости замысла художника, он пошел в библиотеку и отыскал описание картины и узнал много интересного… По берегу Волги под палящим солнцем тянут против течения тяжелогруженую баржу одиннадцать бурлаков. Медленно движутся они, усталые и измученные. Ноги вязнут в глубоком песке, яркое солнце, освещая пустынное побережье, немилосердно палит их головы, а они шаг за шагом идут вперед и тянут свою лямку. Бесконечно длинна Волга-матушка, бесконечен и тяжелый путь этой ватаги.
Во главе бурлацкой ватаги шествует Канин – невысокого роста, широкоплечий богатырь с тряпицей на голове, которая, пряча волосы, открывает лоб человека-мыслителя, много передумавшего и выстрадавшего на своем веку. На лице и в глазах – выражение простодушия, доброты, печали. По правую руку от Канина, добродушно посмеиваясь и ворчливо подбадривая соседей, с огромной медвежьей силой тянет лямку нижегородский боец, богатырь-коренник; по левую руку – в исступлении наваливается на лямку всей тяжестью своего тела Илька-моряк, ожесточенно и иронически смотрящий исподлобья в упор. Следом за ними, меланхолично покуривая трубку и не утруждая себя чрезмерными усилиями, спокойно шагает длинный как жердь бурлак в шляпе. Несколько отступя от него, еле бредет истощенный и больной старик, жестом мучительного отчаяния стирающий рукавом пот со лба. В порыве боли, обиды и возмущения на короткий миг распрямляется молоденький паренек Ларька, пытаясь поправить лямку, к которой он никак не может приноровиться. Сзади него опытный спокойный старик-бурлак на ходу, не сбавляя лямки, достает кисет с табаком и деловито набивает им трубку. За стариком как-то егозливо и неуверенно, мелкими шажками идет солдат в сапогах и картузе. А рядом Грек, который гордо и упрямо выполняет свою работу, устремляя вдаль тоскующий взор. Шествие замыкает понуро и удрученно плетущийся бурлак, с трудом передвигающий непослушные ноги.
Образы бурлаков воплощают покорность судьбе, протест и озлобление, невозмутимость или простодушие. Показывая неимоверные усилия людей, исполняющих «службу» скотинную, Репин основное внимание уделяет раскрытию характеров бурлаков и их переживаний.
… Как-то воскресным днем Толька Васильков, известный как непредсказуемый шутник, проходя мимо дома Беляева и увидев хозяина с лопатой на грядках, предложил ему передохнуть.
– Отдохни, перегрелся ведь! – с присущим ему сарказмом крикнул Васильков.
– Вот с утра грядки копаю, – вытирая взмокший лоб, отвечал Антон, приглашая прохожего посидеть на крыльце и, сняв сапоги, повесил портянки на забор.
Его мозолистые ступни тут же облепили комары.
– У тебя, Никитич, комары-то крупнее наших – как воробьи! – комментирует Толька.
– Да-а, – улыбается Антон, – этого добра хватает, вчера мошкара налетела, дышать нечем было, так и бросил лопату.
– А у меня жена грядки копает. Я в этом деле как-то не того, – Васильков витиевато покрутил рукой.
– Чево тут сложного? Бери лопату – и того. земля весной мягкая!
День набирал силу. Солнце поднялось выше крыши сарая, в поселке звонко горланят петухи, а над болотом в поднебесье с бараньим блеянием танцуют брачные бекасы.
– Бекас – птица болотная, но считается пернатой дичью, на нее городские охотники охотятся, – со знанием дела говорит Антон.
– А чего в ней есть-то, коту мяса на глоток, – смеется Толька.
– Дело не в мясе, а в традиции, такой охотой раньше промышляли дворяне, а простой народ этого не понимал. Я бы на тетеревов сходил, да ружьеца нету.
Васильков вдруг замер, насторожился:
– Слышь, где-то колесо телеги скрипит?
Антон посмотрел в синь неба:
– Это не телега скрипит, а журавль курлычет, свою подругу ищет.
– Да, может быть, улетела она к какому-нибудь гусю, а может, это журавлиха ищет своего мужа? – умозаключает Васильков.
– В жизни всякое случается – чего гадать… если любит – далеко не улетит, а не любит – скатертью дорожка, счастливого полета. Ты, Толька, по делу что ли пришел?
– Коза не ночевала, вот хожу, смотрю – вторые сутки не доеной шляется.
– Вот-вот, и моя не ночевала, а в квартире трое «козлят», – ворчит Антон.
– Это ты о чем? О жене, что ли?
– Да я так, – и чтобы перевести неприятный разговор на другие рельсы, Беляев предлагает кое на что взглянуть.
Вынося «Бурлаков», он надеялся на взаимопонимание, что вместе с Васильковым они поплачутся по оборванцам, обездоленным людям. Но Толька, глянув на картину, громко захохотал:
– Ого-о, сколько пьяных! Гляди-гляди, вон тот – последний – уже готов, свою лямку в сторону потянул, счас упадет и уснет. А на барже в красной рубахе купец стоит и кричит: «Тяните, тяните веселей, я еще водочки налью!» А вот эти мужики, что впереди идут, – продолжал Толька, – нам с тобой не чета – богатыри, тянут, как кони, слева – который курчавый, верно бригадир, но тоже деньжат на одежонку не накопил. Лентяев в бригаде хватает – хотя бы этот длинный как жердь мужик – на нашего Кольку Сазанова похож, он баржу не тянет, потому что – не своя ноша.
Беляева коробило от рассуждений Василькова о бурлаках, он горячо объяснял:
– Ты что, белены объелся? Не пьяные они, а уставшие от рабского труда. Вот этот обросший мужик, – тычет пальцем в картину, – в Нижегородском цирке был чемпионом по борьбе, а когда постарел, его вышвырнули на улицу – он пошел в бурлаки. Второй – с бородой и умными глазами – гениальный мыслитель, вроде нашего Карла Маркса. А вот этот бурлак с крупным носом – грек, какими судьбами его на Волгу занесло?.. скучает он, все смотрит в сторону родины. Я тебе так скажу, Васильков, если правильно рассуждать, то на картине изображен шедевр назревающего пролетариата. Это ведь бурлаки сложили революционную песню – «Дубинушку», с которой в семнадцатом году разогнали буржуев, совершили революцию, установили рабоче-крестьянскую власть. Теперь у нас есть право на работу и право на отдых – живем хорошо, цены на продукты не повышают, все дешево. У тебя есть телевизор? – спрашивает Антон.
– Есть, – с готовностью отвечает Толька. – И велосипед есть!
– Ну, и какой тебе еще роскоши не хватает?..
– Не надо мне ничего, – отмахивается Васильков. – Ты уж прости, Никитич! Ошибся я – то не пьяные бредут берегом, а уставшие и голодные.
Коммунист Беляев довольно улыбается: «Оказывается, Толька мужик понятливый, но нуждается в постановке на правильный путь».
… Незаметно пришло время припозднившегося бабьего лета. На смену червонному сентябрю заступал месяц октябрь, пока такой же теплый и светлый, с сохранившимися ароматами грибов да рубиновой клюквой на шелковистых мхах болот. В ситцах березнячков и золотоствольных соснячках весь день слышится какая-то нежно-грустная мелодия прощания с сытым летом. На ум приходят стихи:
А по ночам мелодия прощания с летом звучит в посвистах сильных крыльев и гоготании перелетных птиц, покидающих родной край до следующей весны. Ночью лес надевает черную маску – становится страшновато. Вот в самую полночь в урочище вдруг тоскливо и дико запоют свою разбойную песню серые разбойники – волки, или чем-то разгневанный хозяин тайги рванет тишину своей глоткой так, что вздрогнут лоси, а большеглазая сова повертит кошачьей головкой и громко захохочет.
Но приходит утро, тяжелым малиновым шаром поднимется солнце, светом драгоценных камней засверкает холодная роса, а у рабочих начинается привычный трудовой день. У школьников в эту пору и сельчан, не занятых работой от зари до зари, есть возможность набрать боровичков и розовощеких волнушек. Рабочие же могут себе позволить вылазку за ценными дарами и пополнить семейный бюджет только по выходным дням.
Мария Григорьевна и на работе думает о детях – их трое. Нынче ребятишки пошли в школу в старой униформе, деньжат не хватило. Конечно, на клюкве она бы заработала на все. Завинчивает ли она гайки или отвинчивает, а все одну думу думает: есть у нее на примете одно болотечко – ягоды крупные, спелые – рубиновой россыпью переливаются. Кое-кто тоже приглядел это местечко, а Мария на ягоднике желает быть первой, но ради этого работу не бросишь.
Антон Никитич на крыше крана путеукладчика: что-то случилось с лебедкой. Осмотревшись, сообщает:
– Опять авария – в Царенка мать! Михал Василич, бери кувалду, лом и поднимайся наверх.
И вот уже двое мужчин ходят по конструкциям, сокрушенно качая головами, а Мария поглядывает в сторону болота.
– Миш, скоро вы там? – спрашивает.
– Пожалуй, не скоро, вон еще и подшипник на лебедке рассыпался. Трос запутался в узел.
– Миш, может мне сходить на болото?
– Пить что ли захотела?
– По клюкву!..
– Какая клюква – тут не до клюквы! – но, подумав, махнул рукой. – Ладно, иди уж!
Поделиться книгой: