Ленин. Самая правдивая биография Ильича

Ленин в рабочем кабинете. После прихода большевиков к власти его стали часто фотографировать

Тогда же, 26 октября, было объявлено о формировании нового правительства – Совета народных комиссаров (сокращенно – Совнаркома). Возглавил его Ленин. В коалицию с большевиками позднее согласились вступить левые эсеры. Для Ленина это имело большое значение, поскольку он понимал, что чем шире база нового правительства – тем оно будет устойчивее. Однако идее расширить коалицию за счет остальной части эсеров и меньшевиков, которая была выдвинута рядом представителей правого крыла большевистской партии (в том числе Каменевым), он решительно воспротивился. Итогом союза всех левых сил стала бы, по справедливому убеждению Ленина, коалиция, которая напоминала бы знаменитых крыловских персонажей – лебедя, рака и щуку. Ильич был готов принимать тех, кто разделял его взгляды, но не собирался идти на уступки в принципиальных вопросах. К началу ноября вопрос о создании коалиции с меньшевиками и эсерами был снят с повестки дня.

В первый состав Совнаркома вошли 15 человек. Многие из них были очень молоды – так, народному комиссару почт и телеграфов Авилову-Глебову только что исполнилось 30 лет. Опыта в той сфере, которой планировал руководить каждый из них, не было практически ни у кого. Как вспоминал впоследствии Анатолий Васильевич Луначарский, ставший в новом правительстве народным комиссаром просвещения, многие из его коллег попали на свои посты почти случайно. «Если окажутся негодными – сумеем переменить», – высказывался по этому поводу Ленин. И действительно, в первые месяцы существования Совнаркома кадровые перестановки в нем происходили практически постоянно.

В первые недели работы Совнарком под руководством Ленина буквально сыпал новыми законодательными актами. Был установлен восьмичасовой рабочий день на предприятиях, вводилось всеобщее бесплатное школьное образование, ликвидировались все национальные и религиозные привилегии и ограничения. 1 декабря для управления экономикой был создан Высший совет народного хозяйства, затем приняли декрет о национализации банков. Темп перемен был очень быстрым, однако многие элементы старой системы еще продолжали существовать. Многие предприятия продолжали оставаться в частной собственности (правда, на них был введен рабочий контроль), продолжала выходить оппозиционная пресса.

Отношение к инакомыслящим было с самого начала противоречивым. С одной стороны, декларировались всевозможные права и свободы. И не только декларировались – в Петрограде после революции работало множество общественных организаций самой различной направленности. Многих ярых врагов большевики отпускали под честное слово, что они не будут воевать против советской власти. «Их благородия» свое честное слово, разумеется, держать не планировали. Такая история, например, произошла с командующим 3-м конным корпусом генералом Петром Николаевичем Красновым. Отпущенный большевиками, он уехал на Дон, возглавил там Белое движение, воевал против красных всю Гражданскую войну, затем эмигрировал. Краснов так люто ненавидел большевиков, что в годы Великой Отечественной войны пошел в услужение к Гитлеру, а когда немецкие покровители капитулировали, сдался американцам. Те выдали его Советскому Союзу, где в январе 1947 года Петра Николаевича с подельниками наконец-то заслуженно повесили.

Но такое благодушие новая власть проявляла далеко не всегда – вернее, довольно быстро от него отвыкла. Ленин с самого начала говорил о новой стадии развития как о диктатуре пролетариата. Соответственно необходимость жестких авторитарных мер (пусть даже временных) никогда им не оспаривалась. В декабре 1917 года была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) во главе с Феликсом Дзержинским. Вскоре появится и знаменитое слово «чекист», которое у разных людей до сих пор вызывает совершенно противоположные чувства и ассоциации. «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться, но не сразу революция научается защищаться», – писал Ленин.

Первые месяцы существования молодого государства в советское время было принято характеризовать как «триумфальное шествие советской власти». На поверхности все выглядело замечательно – местные Советы получали в свои руки всю полноту власти, в городах и селах формировалось новое большевистское руководство. Практически повсюду это происходило бескровно. Только в Москве в последних числах октября – начале ноября 1917 года большевики встретили вооруженное сопротивление, которое, однако, было довольно быстро сломлено.

На практике все выглядело куда как плачевнее. В российской провинции, конечно, приветствовали и «Декрет о мире», и «Декрет о земле». Однако суть событий в Петрограде многие понимали не до конца. Кто-то считал, что ничего серьезного не произошло, другие полагали, что большевики долго не продержатся. В ситуации, когда система органов власти находилась в состоянии распада, переход формальных полномочий от одного номинального руководства к другому осуществлялся на бумаге легко. Установить из Петербурга реальный контроль над огромными пространствами России было куда тяжелее.

Эта проблема осложнялась тем, что ситуация с квалифицированными (да даже просто надежными и способными) кадрами у большевиков была катастрофической. Партия была достаточно большой в абсолютных цифрах (до 350 тысяч человек в октябре 1917 года), в масштабах огромной России это была капля в море. Как уже было сказано выше, даже назначение народных комиссаров носило в ряде случаев чуть ли не случайный характер. Что уж говорить, например, о представителях власти в каких-нибудь уездных городках? В реальной ситуации из Петрограда практически невозможно было контролировать, кто и как представляет большевиков в российской провинции. Многие районы страны, лишь номинально подчинявшиеся Временному правительству, столь же номинально подчинялись и новым властям. Кроме того, чтобы не допустить административного хаоса, повсеместно приходилось сохранять на своих постах чиновников «старого режима», которые, понятное дело, никаких нежных чувств к большевикам не испытывали. Лояльность многих из них была сомнительной, другие даже не считали нужным ее демонстрировать.

В этой ситуации Ленину вскоре пришлось принять решение, которое впоследствии имело весьма масштабные последствия – однако в той ситуации, судя по всему, альтернатив ему просто не было. В качестве инструмента контроля над происходящим в стране, укрепления и консолидации власти был выбран централизованный партийный аппарат. Фактически партийные органы стали дублировать (и даже подменять собой) органы государственной власти – ситуация, которая сохранится на семьдесят с лишним лет.

Но вернемся в ситуацию зимы 1917/18 года. В декабре после недолгих переговоров удалось заключить перемирие с немцами. Западные союзники, разумеется, пойти на переговоры отказались, и перемирие получилось сепаратным. Но массы простых людей с винтовками и без, требовавшие мира, это мало волновало. В их понимании война наконец-то закончилась. Развал армии, начавшийся и принявший необратимый характер еще при Временном правительстве, продолжал нарастать.

В январе 1918 года в Петрограде собрались депутаты Учредительного собрания. Этот орган по замыслу Временного правительства должен был принять принципиальные решения относительно государственного устройства России. После Октябрьской революции судьба Учредительного собрания оказалась под вопросом, однако большевики не стали ломать уже составленный план, и выборы были проведены в ноябре. В них приняло участие менее 50 % имевших право голоса. Результаты оказались неоднозначными: с одной стороны, левые партии получили явное большинство, с другой – большевики набрали лишь около четверти голосов. Из 707 избранных депутатов лишь 175 принадлежали к РСДРП(б). Еще 40 мандатов получили левые эсеры. Таким образом, большинства в «учредилке», как вскоре начали называть этот орган, у нового правительства не было.

Далеко не все депутаты в конечном итоге прибыли в Петербург. 5 января на первое заседание явилось лишь 410 человек, из них 155 большевиков и левых эсеров. Манифестации в поддержку Учредительного собрания (а по сути – против новой власти) были разогнаны по указанию Совнаркома. На самом заседании большевики представили написанный Лениным проект «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В соответствии с ней «Россия объявляется Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам». Кроме того, в тексте декларировалась поддержка основных мер, принятых Совнаркомом.

Как и ожидалось, большинство депутатов выступили категорически против принятия «Декларации». В знак протеста большевики покинули зал заседаний. В итоге собрание лишилось кворума, без которого было неправомочно принимать какие-либо решения. Превратившееся в арену бессмысленных словесных баталий, Учредительное собрание было закрыто Анатолием Железняковым, сказавшим знаменитую фразу: «Караул устал». Сделано это было вопреки распоряжению Ленина, который хотел, чтобы заседание сначала окончательно зашло в тупик. «Не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и свободно выпускать всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов» – такую инструкцию глава Совнаркома направил охране Таврического дворца. На следующий день Учредительное собрание было распущено. «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» принял несколько дней спустя Третий всероссийский съезд Советов. Большевики твердо удерживали власть и не собирались от нее отказываться.

Однако пора вернуться к главному герою нашей книги. Его судьба, конечно, была теперь теснее, чем когда-либо еще, связана с судьбой страны. Тем не менее подменять биографию Ленина рассказом о первых годах советской власти было бы неправильно. Для этого, в конце концов, существуют другие книги.

10 ноября 1917 года Ленин и Крупская поселились в небольшой квартирке в Смольном. Супруги мало общались друг с другом. Виной тому была не размолвка, а обилие работы у каждого из них. Надежда Константиновна еще весной 1917 года фактически перестала выполнять обязанности личного секретаря своего мужа. Теперь у нее был свой ответственный участок в Наркомате просвещения. Сама она впоследствии вспоминала: «Я целыми днями была на работе, сначала в Выборгском районе, потом в Наркомпросе. Ильич был порядочно-таки беспризорный. Желтышев носил Ильичу обед, хлеб, то, что полагалось по пайку. Мария Ильинична привозила иногда Ильичу из дому всякую пищу, но меня не бывало дома, регулярной заботы о его питании не было». Ленин же, будучи человеком увлеченным, пообедать часто забывал. В результате к нему немедленно вернулись бессонница и головные боли. Немолодой уже организм не прощал насилия над собой.

В конце декабря супругам удалось на несколько дней вырваться на отдых – в санаторий «Халила» неподалеку от деревни Усикиркко (сегодня это – поселок Поляны). Здесь им удалось погулять по лесу, подышать свежим зимним воздухом. Однако отдых оказался недолгим – всего пять дней. Дела тянули назад, в Петроград.

Иногда Ленин и Крупская ходили на прогулку по окрестностям Смольного, часто без всякой охраны. В то время еще немногие знали нового главу государства в лицо. Тем не менее с позиции сегодняшнего дня это было верхом безрассудства. Однако сто лет назад крупные государственные деятели нередко ходили по тем же улицам, что и простые смертные, не прибегая к огромному эскорту и многочисленным «секьюрити».

1 января такое легкомыслие чуть не стоило Ленину жизни. В этот день он выступал перед рабочими в Михайловском манеже. Когда митинг закончился и Ленин на автомобиле пустился в обратный путь, двое мужчин с тротуара открыли огонь. Сопровождавшая Ленина сестра Мария впоследствии так описывала произошедшее:

«Выйдя после митинга из манежа, мы сели в закрытый автомобиль и поехали в Смольный. Но не успели мы отъехать и нескольких десятков саженей, как сзади в кузов автомобиля, как горох, посыпались ружейные пули. «Стреляют», – сказала я. Это подтвердил и Платтен, который первым долгом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади) и отвел ее в сторону, но Ильич принялся уверять нас, что мы ошибаемся и что он не думает, чтобы это была стрельба. После выстрелов шофер ускорил ход, потом, завернув за угол, остановился и, открыв двери автомобиля, спросил: «Все живы?» – «Разве в самом деле стреляли?» – спросил его Ильич. «А то как же, – ответил шофер, – я думал – никого из вас уже и нет. Счастливо отделались. Если бы в шину попали, не уехать бы нам. Да и так ехать-то очень шибко нельзя было – туман, и то уж на риск ехали». Все кругом было действительно бело от густого питерского тумана. Доехав до Смольного, мы принялись обследовать машину. Оказалось, что кузов был продырявлен в нескольких местах пулями, некоторые из них пролетели навылет, пробив переднее стекло. Тут же мы обнаружили, что рука т. Платтена в крови. Пуля задела его, очевидно, когда он отводил голову Владимира Ильича, и содрала на пальце кожу. «Да, счастливо отделались», – говорили мы, поднимаясь по лестнице в кабинет Ленина».

Швейцарский социалист Фридрих Платтен в тот раз спас Ленину жизнь. Впрочем, покушение было организовано достаточно неумело, и впоследствии некоторые публицисты вообще усомнились в том, что это действительно была попытка убить Ленина (а не инсценировка). Однако причастные к покушению были некоторое время спустя установлены. Ни эта ситуация, ни раскрытый буквально пару недель спустя другой заговор (один из участников несостоявшегося покушения явился с повинной) не заставили Ленина более трепетно относиться к собственной безопасности. Он считал себя народным вождем и не собирался отгораживаться от народа.

Постепенно жизнь Ленина в Смольном входила в нормальную колею. Установился распорядок дня, увеличился штат помощников. У главы Совнаркома появился личный шофер, за порядком в квартире следила домработница. Ленин время от времени выступал перед широкой аудиторией на различных мероприятиях. Он любил принимать гостей – «ходоков» из различных регионов огромной страны. Общение с простыми людьми помогало ему понимать, что в действительности происходит в России, не терять связь с реальностью, что в тогдашней обстановке было бы смертельно опасно для молодой советской власти.

Большое внимание Ленин уделял организации работы Совнаркома. Он любил порядок и требовал того же от окружающих во время заседаний правительства. Время, отведенное на доклады, было строго ограниченным. Ленин не терпел долгих, пустых, бессодержательных выступлений. Резко отчитывал он и опаздывающих на заседания.

В начале 1918 года главным вопросом, стоявшим перед советской властью, был мир с немцами. Германия и Австро-Венгрия выдвинули тяжелые условия – Россия должна была расстаться со значительной частью своей территории на западе. В декабре Ленин даже собирал информацию по поводу того, готова ли армия продолжать сопротивление. Ответы, которые он получил с мест, были неутешительными. Вариантов не было: какими бы тяжелыми ни были условия немцев, их необходимо принимать.

Эта позиция вызвала серьезные разногласия среди большевистского руководства. Никто не хотел идти на столь большие уступки врагу. По сути, немцы обращались с Россией как со страной, потерпевшей полное поражение. У них были на то основания – однако многие из числа стоявших у руля не были готовы взять на себя ответственность за позорный мир.

«Несомненно, мир, который мы вынуждены заключать сейчас, – мир похабный, но если начнется война, то наше правительство будет сметено и мир будет заключен другим правительством», – настаивал Ленин. Он не меньше других хотел избежать подписания мира на германских условиях. Однако две предложенные альтернативы – «революционная война» Бухарина и «ни мира, ни войны» Троцкого не казались ему жизнеспособными.

Большевики в 1917 году твердо рассчитывали, что мировая война закончится мировой же революцией, что дело российских революционеров продолжат трудящиеся всех стран. Соответствующие призывы содержались и в ленинском «Декрете о мире». Многие считали, что без поддержки со стороны пролетариата других стран российская революция обречена на поражение, что построение социализма в одной стране невозможно. Однако месяц проходил за месяцем, а революция в Европе все не начиналась. Ленин не утратил веру в мировую революцию; однако он начинал понимать, что ее прихода, возможно, придется подождать. А пока главная задача – любой ценой сохранить власть. «Германия только еще беременна революцией, а у нас уже родился вполне здоровый ребенок – социалистическая республика, которого мы можем убить, начиная войну», – заявил он.

В Центральном комитете его точка зрения, однако, привлекла лишь немногих. На голосовании в середине января победило предложение Троцкого – армию демобилизовать и распустить по домам, но мира не заключать. Троцкий исходил из того, что германское командование не рискнет продолжить наступление в глубь России, в том числе из-за ненадежности своих солдат. Среди делегатов Третьего съезда Советов подавляющее большинство также выступали против заключения мира. Ленину пришлось подчиниться воле большинства – он был несомненным лидером, но не являлся единоличным правителем.

Как и следовало ожидать, попытка претворить в жизнь идею Троцкого закончилась сокрушительным провалом. Германские войска продолжили продвижение в глубь страны. Остатки старой армии и наспех сколоченные отряды Красной гвардии были не в состоянии их остановить. Уже через несколько дней после возобновления немецкого наступления Ленин был вынужден отправить телеграмму: «Ввиду создавшегося положения Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным подписать условия мира, предложенные в Брест-Литовске делегациями Четверного Союза. Совет Народных Комиссаров заявляет, что ответ на поставленные германским правительством точные условия будет дан немедленно». Немцы ужесточили свои условия и продолжили продвижение к Петрограду.

В эти дни Троцкий спросил Ленина, что делать, если немцы не остановятся. «Отступим дальше на восток, на Урал, – ответил Ленин, – заявляя о готовности подписать мир. Кузнецкий бассейн богат углем. Создадим Урало-Кузнецкую республику, опираясь на уральскую промышленность и на кузнецкий уголь. (…) Будем держаться. В случае нужды уйдем еще дальше на восток, за Урал. До Камчатки дойдем, но будем держаться. Международная обстановка будет меняться десятки раз, и мы из пределов Урало-Кузнецкой республики снова расширимся и вернемся в Москву и Петербург. А если мы ввяжемся сейчас без смысла в революционную войну и дадим вырезать цвет рабочего класса и нашей партии, тогда уж, конечно, никуда не вернемся».

23 февраля ЦК вновь обсуждал германский ультиматум. Из 15 членов руководящего органа партии только семеро во главе с Лениным высказались за принятие германских условий. «Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор советской власти через три недели», – жестко, в своей привычной манере заявил Ильич. Противников мира он клеймил всеми доступными способами: «Вы хуже курицы. Курица не решается перешагнуть через круг, начерченный вокруг нее мелом, но она может для своего оправдания хотя бы сказать, что этот круг начертала вокруг нее чужая рука. Но вы-то начертили вокруг себя собственной рукой формулу и теперь смотрите на нее, а не на действительность!» Тем не менее четверо членов ЦК по-прежнему выступали против, четверо воздержались. Однако технически большинство оказалось за сторонниками мира. 3 марта в Брест-Литовске «похабный мир» был подписан. «Если ты не сумеешь приспособиться, не расположен идти ползком на брюхе, в грязи, тогда ты не революционер, а болтун, и не потому я предлагаю так идти, что это мне нравится, а потому, что другой дороги нет, потому что история сложилась не так приятно», – отвечал Ленин своим критикам в рядах партии.

Несколько дней спустя чрезвычайный Четвертый съезд Советов ратифицировал его. «Страна мелкокрестьянская в своем составе, дезорганизованная войной, доведенная до неслыханного состояния, поставлена в необычайно тяжелое положение: армии нет у нас, а приходится продолжать жить рядом с хищником, который вооружен до зубов, который еще пока оставался и остается хищником и которого, конечно, агитацией насчет мира без аннексий и контрибуций пронять было нельзя», – аргументировал свое решение Ленин в выступлении перед съездом. С ним было сложно не согласиться.

Согласно Брестскому миру, Россия теряла территорию общей площадью 780 тысяч квадратных километров с населением 56 миллионов человек. Хуже того, это были наиболее развитые в промышленном отношении регионы страны. Слабым утешением было то, что значительную часть этих территорий (в частности Польшу и Финляндию) удержать в составе России не удалось бы в любом случае. Наиболее болезненной была потеря Украины, объявившей о своей независимости. Помимо территориальных потерь, Россия должна была выплатить крупную сумму денег и предоставить немцам экономические привилегии.

Впоследствии многие обвиняли Ленина (и обвиняют по сегодняшний день) в заключении позорного, невыгодного мира, в выводе страны из войны. Даже Владимир Путин, выступая два года назад на открытии памятника русским солдатам Первой мировой, высказался в том смысле, что большевики украли победу у страны. Однако даже такой убежденный противник большевиков, как Деникин, впоследствии признавал: на той стадии, на которой большевики пришли к власти, ничего исправить уже было нельзя. Если бы Временное правительство не было свергнуто, подписывать Брестский мир пришлось бы ему.

Кроме того, Ленин искренне верил, что заключенному миру суждена недолгая жизнь. «Некоторые определенно, как дети, думают: подписал договор, значит, продался сатане, пошел в ад. Это просто смешно, когда военная история говорит яснее ясного, что подписание договора при поражении есть средство собирания сил», – писал Ильич. Революция в Германии, убеждал он окружающих, неизбежна. «Да, тот мир, к которому мы пришли, непрочен в высшей степени, – заявлял он на Четвертом съезде Советов, – та передышка, которую мы получили, может быть сорвана каждый день и с запада, и с востока – и в этом нет сомнений. Наше международное положение такое критическое, что мы должны напрягать все силы, чтобы продержаться как можно дольше, пока зреет западная революция, зреющая гораздо медленнее, чем мы того ждали и желали, но несомненно зреющая». Ильич в конечном счете оказался прав; в том же году в Германии произойдет революция, и большевики смогут отказаться от условий Брестского мира.

Однако это очевидно на расстоянии. А тогда подписание Брестского мира вызвало глубокий кризис в правительстве и стране. Из состава Совета народных комиссаров вышли левые эсеры, и правительство (как окажется позднее, навсегда) превратилось в однопартийное. Со своих постов ушел также ряд ключевых фигур среди большевиков – противников подписания мирного договора, в том числе Николай Бухарин. Хуже того, Брестский мир вызвал массовое возмущение в стране. Таковы особенности человеческой психологии – многие из тех, кто еще вчера братался с немцами и дезертировал с фронта, теперь были недовольны тяжелыми условиями мира.

10 марта Ленин покинул Петроград. Было принято решение о переезде Совнаркома в Москву. Лежащей на поверхности причиной была сохранявшаяся, несмотря на подписание мира, угроза со стороны германских войск. Однако немцы пока что агрессивных намерений не демонстрировали, переваривая захваченное. Была и более глубинная причина – Москва все-таки находилась гораздо ближе к географическому центру России, чем расположенный на крайнем северо-западе Петроград. В условиях, когда система управления страной была расстроена и нуждалась в кропотливом восстановлении, расположение столицы тоже имело большое значение. Надежда Константиновна вспоминала впоследствии: «Наступление немцев, взятие ими Пскова показали, какой опасности подвергалось правительство, находившееся в Питере. В Финляндии разгоралась гражданская война. Решено было эвакуироваться в Москву. Это было необходимо и с точки зрения организационной. Надо было работать в центре хозяйственной и политической жизни страны».

В Москве Ленин, Крупская и Мария Ульянова сначала поселились в гостинице «Националь» у Охотного ряда. Здесь они оставались, пока в Кремле спешно готовили предназначенные для членов советского правительства помещения. Постоянное жилье – комфортабельная трехкомнатная квартира – было готово только к концу марта. Вселившись сюда, Ленин в первую очередь попросил привезти ему книги. Его личная библиотека, к слову, к концу жизни составляла около 10 тысяч томов, что уже само по себе говорит о многом. Чуть позднее в их семье появилась кошка. Ленин часто приходил с пушистой любимицей на заседания Совнаркома.

Режим дня Ильича остался прежним – вставал он относительно поздно, много времени уделял визитерам из различных регионов страны. Практически весь свой день он проводил в Кремле, лишь изредка выезжая в город для выступлений на различных мероприятиях, как правило, заводских митингах. Ленин не особенно любил Москву – для него она воплощала старую традиционную Русь, которую он хотел радикально преобразить.

Жил Ленин просто, избегая любой роскоши. Один из посетителей его квартиры в Кремле, академик Авербах, впоследствии вспоминал: «Он удовлетворился квартирой, в которой было ровно столько комнат, сколько нужно было только для жилья ему и ближайшим членам его семьи, (…) что же касается обстановки этой квартиры, то стоило только открыть дверь, чтобы сразу почувствовать себя в жилище нетребовательного, но истинно культурного человека, – все просто, чисто, опрятно, все на месте, без блеска, без шика, никаких предметов роскоши, никаких вещей неизвестного назначения, но зато есть все, что нужно работающей семье, живущей исключительно интеллектуальными интересами». Ленин неоднократно подчеркивал необходимость сокращения расходов на бюрократический аппарат – так, весной 1922 года он требовал уменьшить финансирование правительственного гаража.

Питался Ленин тоже скромно. Немецкая коммунистка Клара Цеткин, побывавшая у него в гостях в 1920 году, вспоминала: «Это был скромный ужин любого среднего советского служащего того времени. Он состоял из чая, черного хлеба, масла, сыра. Потом сестра должна была «в честь гостя» поискать, нет ли чего «сладкого», и, к счастью, нашлась небольшая банка с вареньем». Любой комфорт он отвергал. Его секретарь Лидия Фотиева рассказывала такую историю: «У него мерзли ноги в кабинете, и он попросил дать ему войлок под ноги. Войлок достали. (…) Но позже удалось достать шкуру белого медведя. Большую, роскошную шкуру расстелили под письменным столом и креслом и были рады: и красиво и тепло будет Владимиру Ильичу. Но, придя в кабинет и увидев эту обновку, Владимир Ильич рассердился. Он сказал: «В нашей разоренной, полунищей стране такая роскошь недопустима». Пришлось убрать шкуру и водворить на ее место войлок».

С окружающими Ленин держал себя просто, избегая всяческого пафоса. Он хотел подчеркнуть, что новая власть в отличие от старой не отделяет себя от народа. Кремлевские швейцары, служившие еще при царской власти, качали головами: «Не то! Благолепия не хватает. Ленин! Человек-то какой! Трепет вокруг должен быть, робость. А он со всеми как равный. Нет, не то».

Тем временем проблемы в стране нарастали. Приход к власти большевиков решил самые насущные задачи, но не обеспечил экономического подъема. Более того, в условиях неопределенности хаос в хозяйственной жизни усиливался. Рвались экономические связи, падало производство, не была решена продовольственная проблема. Решение Ленин видел в усилении централизации и контроля, в принятии более жестких мер в экономической политике. Социализм, писал Ленин в 1917 году, это учет и контроль. Если кто-то не хочет смириться с новым порядком, значит, его надо заставить. Ситуация не позволяет проявлять излишнюю мягкость, этому учит опыт других революций.

«Совет народных комиссаров предлагает Всероссийскому продовольственному совету и Комиссариату продовольствия усилить посылку не только комиссаров, но и многочисленных отрядов для самых революционных мер продвижения грузов, сбора и ссыпки хлеба и т. д., а также для беспощадной борьбы со спекулянтами вплоть до предложения местным Советам расстреливать изобличенных спекулянтов и саботажников на месте», – писал он в середине января 1918 года. Ленин понимал, что обеспечение городов продовольствием – первоочередная задача, от которой зависит будущее режима. Крестьянские волнения – это очень неприятно, но недовольство пролетариата больших городов – смертельная опасность.

В апреле 1918 года Ленин написал брошюру под названием «Очередные задачи советской власти». В ней он по-прежнему отстаивал необходимость жестких мер. «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов».

Вскоре было принято решение еще больше ужесточить контроль над поставками продовольствия. Ленин обвинял богатых крестьян в том, что они специально прячут хлеб (что в значительной степени было правдой). Называя их «врагами народа», он настаивал на принятии жестких мер. В деревне решением Совнаркома создавались комитеты бедноты (комбеды), задачей которых было совместно с прибывавшими из города комиссарами изымать излишки зерна у богачей. Большевиков нельзя было упрекнуть в установлении продовольственной диктатуры – в конечном счете знаменитая продразверстка была введена еще в 1916 году в надежде преодолеть продовольственный кризис. Однако теперь средства осуществления этой диктатуры становились все более и более жестокими.

В то же время Ленин не считал нужным форсировать коллективизацию крестьянской собственности. Весной 1919 года он писал в одной из своих телеграмм в провинцию: «Недопустимы какие бы то ни было меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке полей. Неисполнение этого будет караться со всей строгостью революционного закона». Ленинская политика была чужда прямолинейному догматизму.

К середине 1918 года над большевиками нависла новая смертельная угроза. После Октябрьской революции значительная часть инакомыслящих лишь внешне смирилась с произошедшим. Число недовольных продолжало расти. Разгон Учредительного собрания, подписание Брестского мира – все это множило ряды противников новой власти. К ним присоединялись и те, кто лелеял наивные мечты на немедленное улучшение ситуации в стране и в результате быстро разочаровался.

Разочарованными оказались и представители левого крыла большевиков во главе с Бухариным. Они требовали немедленной отмены любой частной собственности, национализации всех коммерческих предприятий, включая небольшие лавочки и мастерские. Естественно, национализировать следовало и крестьянские земельные наделы. Ленин прекрасно понимал абсурдность таких требований и гибельность любой попытки реализовать их в сложившихся условиях. Он выступал за национализацию только самых крупных и современных предприятий при сохранении значительного частного сектора в экономике. В годы Первой мировой войны на Ленина произвела большое впечатление германская модель управления экономикой – государство не отчуждало частную собственность, но эффективно регулировало хозяйственную жизнь страны. Нечто подобное – «государственный капитализм» – он хотел на данном этапе и для Советской России. Кроме того, Ленин настаивал на использовании «буржуазных специалистов» во всех сферах, в которых они могли быть полезны.

Ильич весной 1918 года явно недооценивал нависшую над новым режимом угрозу. После заключения Брестского мира, считал он, наконец-то можно вздохнуть спокойно. Жизнь, казалось Ленину, начинает входить в нормальное русло, на повестку дня встает «задача – организовать управление Россией». «Гражданская война стала фактом, – заявлял он. – В этой гражданской войне подавляющее большинство населения оказалось на нашей стороне, и вследствие этого победа далась нам необычайно легко».

Ленин заблуждался. Настоящая гражданская война была еще впереди, и победа в ней дастся большевикам чрезвычайно тяжело.

В мае 1918 года начался мятеж Чехословацкого корпуса. Корпус был сформирован еще до Октябрьской революции из военнопленных чехов – подданных Австро-Венгерской империи. Чехи не отличались лояльностью по отношению к своему законному монарху, и часть из них согласилась сражаться на стороне Антанты. Было решено направить их на Западный фронт через Сибирь и США. Весной 1918 года эшелоны Чехословацкого корпуса длинной нитью растянулись вдоль Транссибирской железной дороги. Попытка разоружить корпус со стороны большевиков привела к мятежу. Чехословацкие части быстро сломили сопротивление красных в сибирских городах и предоставили себя в распоряжение Комуча – Комитета членов Учредительного собрания, организованного в начале июня в Самаре и состоявшего в основном из эсеровских и меньшевистских депутатов. В Оренбурге набирало силу казачье восстание под руководством Красноярцева. На юге Краснов полностью взял под контроль Донскую область и стремительно наращивал силы, готовясь наступать на Центральную Россию.

Одновременно англичане высадились в северных портах. Сначала их цель была ограниченной – доставленное в 1917 году в Россию морем военное имущество, хранившееся на складах, не должно было достаться немцам. Однако аппетит приходит во время еды. Во Владивостоке летом 1918 года высадились японцы и американцы. Иностранная интервенция против Советской России началась.

Как будто этих проблем было мало, 6 июля левый эсер Яков Блюмкин застрелил германского посла в Москве Мирбаха. Тем самым он рассчитывал спровоцировать конфликт между Россией и Германией, который положит конец Брестскому миру. Добился он, однако, прямо противоположного. Ленину с большим трудом и ценой новых уступок немцам удалось уладить инцидент. Левые эсеры, которым удалось, используя внезапность, захватить в плен самого Дзержинского, были достаточно быстро разгромлены силами латышских стрелков. 7 июля руководство мятежников было арестовано. Однако нервозная атмосфера в Москве оставалась: в тот же день, 7 июля, по автомобилю, в котором ехал Ленин, открыл огонь решительно настроенный большевистский патруль. «Нельзя так, товарищи, зря палить из-за угла!» – заявил Ильич, когда инцидент был исчерпан.

В такой атмосфере решался вопрос о судьбе последнего российского царя. Как известно, Николай II вместе с семьей был расстрелян в Екатеринбурге 18 июля 1918 года. До сих пор историки спорят о том, какова была роль Ленина в этих событиях. Существует версия, что приказ о физической ликвидации последнего российского царя он отдал лично – «нельзя оставлять им живого знамени». Так это или нет неизвестно. Бесспорным фактом остается, что расстрел членов семьи Николая II был произведен по инициативе местных большевиков, которые действовали под сильным давлением народа, требовавшего расправы с царем и его родственниками, и в обстановке приближения к Екатеринбургу белых. Следует отметить, что шанс сложить голову на плахе считался своеобразным «профессиональным риском» европейских монархов как минимум с Английской революции XVII века. Кроме того, Николай II в отличие от миллионов безвинно погибших в результате Первой мировой и Гражданской войн в значительной степени сам являлся виновником тех событий, которые привели к его расстрелу. Поэтому особо выделять его «жертву» нет ровным счетом никаких оснований.

Число жертв тем временем росло с каждым днем. Как это бывает обычно в обстановке Гражданской войны, жестокость проявляли обе стороны. В августе Ленин писал пензенским большевикам: «Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. (…) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. (…) Сделать так, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков».

Подобные цитаты часто приводятся в качестве доказательства жестокости и бесчеловечности Ленина. На самом деле они доказывают, что Ильич умел быть жестоким в тех ситуациях, когда, на его взгляд, это было необходимо. В целом же для Ленина было характерно достаточно мягкое отношение к людям, даже к противникам. «Он вообще любил людей. Его любовь смотрела далеко вперед и сквозь тучи ненависти», – писал Максим Горький. Писателю нередко приходилось обращаться к Ленину с просьбой смягчить принятые чекистами меры в отношении того или иного деятеля. Как правило, вождь шел навстречу. «Нередко меня очень удивляла готовность Ленина помочь людям, которых он считал своими врагами, – вспоминал впоследствии Горький. – И для того, чтобы скрыть радость спасения человека, Ленин прикрывал радость иронией».

Однако Максим Горький – лицо заинтересованное. Что писали о Ленине люди, относившиеся к нему без малейшей симпатии? Предоставим слово Бердяеву: «Ленин проповедовал жестокую политику, но лично он не был жестоким человеком. Он не любил, когда ему жаловались на жестокости Чека, говорил, что это (…) в революции неизбежно. Но сам он, вероятно, не мог бы управлять Чека. В личной жизни у него было много благодушия».

Это благодушие заставляло его пренебрегать мерами предосторожности. 30 августа 1918 года Ленин выступил на двух митингах. Ситуация была тревожная, и младшая сестра просила его никуда не ездить. Еще в конце июня в Петрограде эсерами был убит один из лидеров большевиков Володарский, и было ясно, что на этом дело не кончится. «Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает», – телеграфировал Ленин на берега Невы.

Однако вождь революции никогда не проявлял трусости. Можно сказать, что в данном случае ему не хватило даже разумной осторожности; однако спрятаться в Кремле означало бы признать силу врагов. После второго выступления, когда Ленин направлялся к машине, прозвучало три выстрела. По официальной версии, стреляла эсерка Фанни Каплан. Сколько в реальности было участников покушения, остается загадкой по сегодняшний день. Сама Каплан была расстреляна 3 сентября и ничего не рассказала о своих помощниках.

Две из трех пуль попали в Ленина: одна в руку, другая – в шею. Это второе ранение было наиболее опасным. В выпущенном вечером того же дня бюллетене говорилось: «Констатировано 2 слепых огнестрельных ранения; одна пуля, войдя над левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого, вызвав кровоизлияние в плевру, и застряла в правой стороне шеи, выше правой ключицы; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области, имеются налицо явления внутреннего кровотечения».

Ленина немедленно отвезли в Кремль. Здесь ему оказали первую помощь. Прибывшие профессора Розанов и Минц успокоили Ильича: ранения не представляют смертельной опасности. Пули решили не извлекать, чтобы не проводить сложную и довольно опасную хирургическую операцию, однако врачи предписали полный покой. 25 сентября Ленина отвезли в Горки – бывшее имение Рейнботов в ближайших окрестностях Москвы. Во время отсутствия Ленина управление государством взял на себя председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета (формально – высшего законодательного и распорядительного органа в стране) Яков Свердлов. Именно он 5 сентября опубликовал знаменитое постановление «О красном терроре», которое должно было дать ответ на серию покушений на руководителей молодой республики. Гражданская война набирала обороты.

Сам Ленин одобрял «красный террор». Однажды он сказал Горькому: «Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас со всех сторон медведем лезет контрреволюция, а мы – что же? Не должны, не вправе бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дурачки. Мы знаем: то, чего мы хотим, никто не может сделать, кроме нас. Неужели вы допускаете, что, если б я был убежден в противном, я сидел бы здесь?»

В Горках Ленин отдыхал физически, но продолжал напряженную умственную деятельность. Ранения не позволяли ему писать самостоятельно, поэтому свои работы он диктовал секретарю Марии Володичевой. Уже в середине октября он вернулся в Кремль и приступил к напряженной работе. Отдыхал он разве что во время прогулок по центру Москвы, на которые часто брал с собой жену или младшую сестру. Эти прогулки вызывали недовольство его охраны – казалось, что Ленин понапрасну рискует собой. Изредка он с партийными товарищами ездил за город на охоту.

Зимой Надежда Константиновна, у которой обострилась базедова болезнь, поселилась в лесной школе в Сокольниках. Ленин периодически навещал ее. Одна из таких поездок 19 января обернулась весьма опасным приключением: автомобиль, в котором ехал глава государства, был остановлен бандитами. Отобрав у пассажиров все ценные вещи и документы и высадив их в сугроб, уголовники умчались на машине. Как выяснилось впоследствии, бандиты не поняли, кто перед ними, и лишь потом, внимательно рассмотрев захваченные документы, осознали, что могли бы запросить за Ленина большой выкуп. Однако было поздно: Дзержинский организовал масштабную операцию, и банду в конечном счете поймали.

К слову об автомобилях: в массовом сознании распространен стереотип, согласно которому Ленин все время катался на «Роллс-Ройсе». Иногда из этого делаются далеко идущие выводы о том, что вождь мирового пролетариата предпочитал роскошную жизнь. На самом деле, в начале ХХ века роскошью был любой автомобиль. Эра массового, конвейерного автомобилестроения еще только-только забрезжила в США, где в 1908 году началось производство машины «Форд-Т». В Европе же правили бал, по сути, большие автомобильные мастерские. Поэтому и российский автомобильный парк того времени был весьма разношерстным. Собственного автомобильного производства в стране практически не было – широко разрекламированный «Руссо-Балт» выпускался в Риге в мизерных объемах. После прихода к власти большевики использовали все, что осталось от «старого режима», представители которого особо не стесняли себя в расходах. Среди машин, на которых ездил Ленин, были и «Тюрка-Мери», и «Рено», и «Делонэ-Белльвиль», и, конечно же, «Роллс-Ройс». Уже значительно позднее, в 1920 году, в Англии закупили небольшую партию «Роллс-Ройсов» для правительственного гаража – машины были относительно дорогие, но надежные и уже хорошо изученные.

Зимой 1918/19 годов основные усилия Ленина были посвящены укреплению структур советской власти. Угроза со стороны белых нарастала. В ноябре 1918 года в Сибири верховным правителем России был провозглашен адмирал Колчак. В декабре колчаковские войска овладели Пермью. В январе под руководством Деникина были образованы Вооруженные силы Юга России. Деникину удалось сосредоточить в своих руках руководство белыми на Кубани, Дону и Северном Кавказе и договориться о получении помощи от стран Антанты. В Прибалтике красные начали терпеть поражения, а Юденич собирал силы для похода на Петроград.

В этих условиях необходима была жесткая централизация власти. Пользуясь своим огромным авторитетом, Ленин пресекал конфликты среди сподвижников (один из наиболее известных – конфликт Сталина и Троцкого), требовал сосредоточения усилий на главной задаче – сохранении советской власти и победе над белыми. Лидерство Ильича постепенно укреплялось. С ним спорили, не соглашались, но на этапе принятия решений ему все чаще удавалось провести в жизнь свою волю.

Примерно с середины 1918 года имя Ленина стало все шире использоваться и в советской пропаганде. Началось формирование «культа Ильича», который достигнет своего пика уже после его смерти. Сам Ленин относился к этому неодобрительно. Вскоре после своего ранения, вызвав Бонч-Бруевича, он отчитал сподвижника: «Это что такое? Как же вы могли допустить?.. Смотрите, что пишут в газетах!.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой, сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика… Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров… Так, чего доброго, доберутся до молебнов за мое здоровье… Ведь это ужасно!.. И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности отдельного человека, давно порешили с вопросом героев, а тут вдруг опять возвеличивание личности! Это никуда не годится. Я такой же, как и все». Не любил он и бурных оваций, и повышенного внимания со стороны публики. Однажды, придя на концерт Шаляпина, он был встречен ликованием зала – и вынужден был уйти, поскольку выступление оказалось почти сорвано.

Ленин по-прежнему надеялся на мировую революцию. В ноябре 1918 года свершилось то, о чем он говорил весной, – германская монархия пала. На фоне поражения в Первой мировой войне в Берлине началась революция, была провозглашена республика. Эти события позволили советскому руководству разорвать Брестский мир. На территориях, с которых отступали немецкие оккупационные войска, провозглашалась советская власть. Украина в начале 1919 года перешла под контроль красных. Дальше, однако, начались трения с властями бывших окраин Российской империи, а ныне независимых государств – республик Прибалтики и Польши. Отношения советской власти с местными националистами были двоякими. Поляки, финны и прибалты приветствовали распад Российской империи, благодаря которому они получили независимость – и в этом плане являлись однозначными противниками белых. Однако и к возможной большевизации своих стран местные элиты относились без энтузиазма, обращаясь за помощью к Германии или к Антанте.

Ленин с нетерпением ждал дальнейшего развития событий. Однако в Германии Ноябрьская революция оказалась весьма умеренной и не пошла дальше установления буржуазной республики. Восстание левых социал-демократов, идеологически близких большевикам, было разгромлено. Самим словом «большевизм» новые немецкие власти запугивали своих обывателей. Советские республики в Баварии, Словакии и Венгрии оказались недолговечными. В странах-победительницах и вовсе не было никаких предпосылок для успешной революции.

В начале марта 1919 года по инициативе Ленина был образован Третий Интернационал, более известный как Коминтерн. Выступая на Первом конгрессе новой организации, Ильич заявил: «Победа за нами, победа всемирной коммунистической революции обеспечена». Однако это были всего лишь мечты.

В марте 1919 года состоялся также Восьмой съезд РКП(б). На нем развернулись оживленные дискуссии по целому ряду вопросов: о проекте новой программы партии, о структуре партийного аппарата, об отношении к крестьянству… Ленин, как и всегда, много выступал, убеждал, доказывал. В результате в общем и целом его линия победила. В «аграрном вопросе» была сделана ставка на привлечение середняка. Еще в конце 1918 года комбеды были распущены как не принесшие существенной пользы. Ленин прекрасно понимал, что компромисс с крестьянством абсолютно необходим – масштабное восстание в российской деревне может стать последним гвоздем в крышку гроба советской власти. Поэтому, не прекращая борьбы с кулачеством, следовало привлечь на свою сторону большую часть тружеников села.

Была принята новая программа партии. Организационная структура самой партии (теперь она называлась Российская коммунистическая партия большевиков – РКП(б)) получила дальнейшее развитие – были созданы Политическое бюро (Политбюро) и Организационное бюро (Оргбюро) ЦК. Кроме того, провозглашалась необходимость немедленного большевистского контроля над всеми Советами на территории России. Существование нескольких «параллельных властей», административный хаос были недопустимы в новой системе. Точно так же было принято решение покончить с «пережитками добровольческих методов в строительстве Красной Армии, партизанщиной в войсках и формировать регулярную Рабоче-Крестьянскую Красную Армию с железной дисциплиной». Фактически Красная Армия превращалась из рабочего ополчения в профессиональные вооруженные силы. Несмотря на сопротивление части руководства партии, был взят курс на максимально широкое привлечение «военспецов» – офицеров царской армии, готовых служить новой власти. Таких нашлось немало: десятки тысяч российских офицеров, среди которых было немало генералов, пошли на службу к большевикам.

Здесь же, на Восьмом съезде партии, Ленин заявил, что впереди у советской власти – «самое тяжелое полугодие». Касались эти слова перспективы мировой революции. Она, как известно, не произошла, однако в конечном счете Ильич оказался прав: именно 1919 год стал самым трудным для молодого советского государства.

Большую часть территории бывшей Российской империи контролировали белые. Фактически под контролем Москвы осталась только часть европейской России, находившаяся «в кольце фронтов». Многие большевистские руководители в этот период находились на фронтах, принимая участие в руководстве операциями. Ленин оставался в Москве. Он не пытался изображать из себя военачальника, планировать военные операции, детально вникать в ход боевых действий. Фактически его вмешательство ограничивалось призывами удерживать те или иные крупные города и громить врагов советской власти. «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы» – типичный пример ленинских посланий 1919 года.

И в то же время вклад Ленина в казавшуюся временами невероятной победу красных трудно переоценить. Он делал главное – заставлял еще толком не сформировавшуюся, местами беспорядочную систему работать на максимуме и обеспечивать сосредоточение усилий на решающих участках. В апреле был остановлен, а летом отброшен за Урал адмирал Колчак, которого англичане и французы уже успели поздравить с успешным наступлением на большевиков. В октябре Красная Армия после долгой полосы неудач начала успешно теснить рвавшегося к Москве Деникина. В ноябре войска Юденича, чуть было не взявшего Петроград, были отброшены на эстонскую территорию, где местные власти разоружили их. Тогда же колчаковская армия оставила Омск – столицу адмирала. Восстания против Колчака полыхали по всей Сибири, а сам он был схвачен красными и расстрелян в феврале 1920 года. Вооруженные силы Юга России к весне 1920 года были разгромлены, а Деникин передал командование генералу Врангелю, продолжавшему удерживать Крым, и отбыл в эмиграцию.

Причины неудач белых, находившихся, казалось, на волосок от победы в первой половине 1919 года, хорошо известны. Здесь и несогласованность действий различных группировок, и партизанское движение в тылу, и недостаточно решительная поддержка со стороны стран Антанты, население которых устало от войны, и разногласия между сторонниками «единой и неделимой России» и лидерами национальных окраин. Маннергейм, к примеру, предлагал Колчаку двинуть финскую армию на Петроград при условии, что Верховный правитель России признает независимость Финляндии, но получил отказ.

Однако это все – только одна сторона медали. У белых было достаточно сил для того, чтобы разгромить красных, будь последние просто разбойничьей шайкой, как их рисовала антибольшевистская пропаганда. Однако и Красная Армия, и советское государство в целом стремительно развивались. При этом применялись весьма жесткие меры, но в той ситуации ничего другого Ленину и его сподвижникам не оставалось.

Большевикам приходилось бороться не только с белыми, но и с огромным количеством самых различных трудностей. В раздираемой Гражданской войной стране свирепствовали эпидемии. Они уносили жизни миллионов людей, включая первых лиц государства. В марте 1919 года умер от гриппа-«испанки» Яков Свердлов – правая рука Ильича. Тяжело болела и с трудом выкарабкалась Крупская. «Времена скверные: сыпняк, инфлюэнца, испанка, холера. Я только что встал и не выхожу. У Нади 39°, она просила Вас повидать. Сколько градусов у Вас?» – писал Ленин Инессе Арманд в первой половине 1920 года. Арманд оставалась ближайшей сподвижницей Ленина, лично преданной ему даже после окончания их романа. В сентябре 1920 года она умерла в Кисловодске от холеры – тяжелый удар для Ильича, возможно, еще сохранявшего в глубине души остатки нежных чувств к ней. «Я никогда ранее не видела подобной муки, – такое описание Ленина на похоронах Инессы оставила Анжелика Балабанова. – Никогда не видела человека, настолько полностью поглощенного горем, пытающегося оставить его себе, оградить его от внимания других, как если бы это сознание могло уменьшить интенсивность его чувства». Ленин и Крупская в дальнейшем заботились о детях Арманд, принимая живое участие в их судьбе. Дочь Инессы Варвара вспоминала: «После смерти моей матери Владимир Ильич и Надежда Константиновна взяли над нашей семьей шефство. Мы постоянно ходили к Надежде Константиновне. Иногда на 3–5 минут приходил Владимир Ильич. Он не садился, а быстро ходил по комнате, включался в наш общий разговор, даже если мы говорили о пустяках, оживляя его своей шуткой, расспросит немного и уходит работать. Иногда мы пили чай вместе».

В апреле 1920 года Ильичу исполнилось 50 лет. На торжествах, организованных в Москве, произносились в изобилии хвалебные речи. Ленин не любил лесть и явно смущался, слушая дифирамбы в свой адрес. Однако ничего другого ему не оставалось – в конечном счете он был правителем одного из самых крупных государств тогдашнего мира.

В этом статусе ему предстояло оставаться еще несколько лет.

Глава 9

Правитель

1920 год стал, по сути, последним годом Гражданской войны. В ноябре Красная Армия захватила Крым – последний крупный плацдарм белых в России. Главным противником Советской России в 1920 году являлась Польша. С момента образования независимого польского государства в конце 1918 года польские политики стремились воссоздать старую Речь Посполитую «от моря до моря». Им удалось получить значительную часть германской территории, с меньшим успехом они претендовали на некоторые районы Чехословакии. Однако главным направлением польской экспансии оставалась Россия. Пилсудский хотел не только присоединить значительную часть украинской и белорусской территорий, но и создать марионеточное украинское государство. Пока Красная Армия была занята главным образом борьбой с белыми, полякам удавалось практически беспрепятственно продвигаться на восток. Наивысшая точка их наступления была достигнута в начале мая 1920 года, когда польская кавалерия вступила в Киев.

Однако затем ситуация изменилась. Красным удалось, заперев Врангеля в Крыму, сосредоточить основные силы против поляков. Летом польская армия неудержимо и с возрастающей скоростью покатилась на запад. Из Варшавы в Лондон и Париж полетели просьбы о помощи. Западные союзники рассмотрели ситуацию и приняли решение о том, что победы большевиков, конечно, допускать нельзя, но воевать за польские амбиции никакого резона тоже нет. Была определена восточная граница территорий с преобладающим польским населением – так называемая «линия Керзона», названная так по имени британского министра иностранных дел. 11 июля лорд Керзон направил ультиматум советскому правительству, требуя остановиться на этой линии.

В советском руководстве развернулась непростая дискуссия. С одной стороны, нужно было добивать Врангеля в Крыму, экономика Советской России была истощена, а быстрое продвижение войск Тухачевского с открытыми флангами таило в себе опасность катастрофы. С другой, это был шанс разжечь европейскую революцию. Среди руководства РКП(б) существовали надежды на то, что польский пролетариат поддержит Красную Армию. А там уже недалеко до Германии, где достаточно горючего материала для революционного пожара, который охватит всю Европу. К слову, германское руководство, не питавшее к полякам никаких нежных чувств, в 1920 году заняло враждебную по отношению к ним позицию.

И Троцкий, и Сталин, и большевики польского происхождения выступали против форсированного марша на запад. Однако Ленин полагал, что наступление эры социализма в европейских странах является необходимой предпосылкой для выживания советской власти в России: «Мы всегда подчеркивали, что в одной стране нельзя совершить такое дело, как социалистическая революция». Революция должна двигаться вперед, иначе она погибнет – в этом Ленин был убежден непоколебимо. Его поддерживало также и левое крыло большевиков.

Ильич был настолько уверен в победе европейской революции, что начал дискуссию о государственном устройстве будущей Европы. Он предложил создание федерации равноправных советских республик. Этому плану решительно воспротивился Сталин, считавший необходимой группировку наций вокруг сильных центров. Так, Россия должна была стать такого рода центром на пространстве бывшей империи Романовых. Национальные окраины должны были войти в состав Советской России, сохранив определенные права (автономию). Следует отметить, что ранее подобные же идеи разделял и Ленин. «Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип одного государства», – писал он в 1913 году. Теперь, семь лет спустя, он считал необходимым пойти на уступки широко распространенному в Европе национализму.

«Пока существуют национальные и государственные различия между народами и странами – а эти различия будут держаться еще очень и очень долго даже после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе, – единство интернациональной тактики коммунистического рабочего движения всех стран требует не устранения разнообразия, не уничтожения национальных различий (это вздорная мечта для настоящего момента), а такого применения основных принципов коммунизма (советская власть и диктатура пролетариата), которое бы правильно видоизменяло эти принципы в частностях, правильно приспособляло, применяло их к национальным и национально-государственным различиям, – писал Ленин весной 1920 года. – Исследовать, изучить, отыскать, угадать, схватить национально-особенное, национально-специфическое в конкретных подходах каждой страны к разрешению единой интернациональной задачи, к победе над оппортунизмом и левым доктринерством внутри рабочего движения, к свержению буржуазии, к учреждению Советской республики и пролетарской диктатуры – вот в чем главная задача переживаемого всеми передовыми (и не только передовыми) странами исторического момента». Спор между Лениным и Сталиным вновь вспыхнет в 1922 году, когда речь зайдет о государственном устройстве новой России.

Во второй половине июля в Петрограде открылся Второй конгресс Коминтерна. В нем принимали участие 218 делегатов от 54 партий. Ленин был на нем центральной фигурой – в конечном счете он был главой единственной в мире коммунистической партии, находившейся у власти. Именно он сформулировал «Двадцать одно условие» – требования, которым должна была соответствовать партия, желающая вступить в Коммунистический интернационал. Фактически они означали унификацию коммунистических партий по образцу РКП(б), консолидацию мирового коммунистического движения. Советская Россия из страны, с которой просто началась мировая революция, превращалась в лидера и главу мирового коммунистического движения. На конгрессе Ленин заявил о том, что не только развитые капиталистические страны созрели для перехода к социализму; капиталистическую стадию можно просто «перепрыгнуть», поэтому в колониальных и зависимых странах тоже нужно стремиться к социалистической революции. Это было дальнейшее развитие ленинских идей, которые смущали ортодоксальных марксистов еще в 1917 году.

Пользуясь случаем, Ленин много общался с представителями разных европейских стран. Хорошее знание языков помогало ему в этом. Одна из участниц мероприятия вспоминала: «В 1920 году, когда происходил II конгресс Коминтерна, Владимир Ильич в своем выступлении подверг критике ошибки руководства Коммунистической партии Германии и линию итальянца Серрати. Пока речь шла о Германской коммунистической партии, Владимир Ильич говорил по-немецки, а потом, когда заговорил об ошибках Серрати, сразу же перешел на французский язык. Я была на этом заседании конгресса, которое происходило в Андреевском зале Кремлевского дворца. Вспоминаю тот гул, который прошел по залу. Иностранные товарищи не могли себе представить, что русский, который только что блестяще говорил по-немецки, так же свободно владеет французским языком».

Еще весной 1920 года Ленин написал брошюру, в которой изложил свои взгляды на задачи коммунистического движения. Необходимость принципиальности в главном и гибкости в тактических вопросах – вот основная идея работы, озаглавленной «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Ленин обрушивается с критикой на тех, кто считает нужным любой ценой придерживаться ортодоксии. «Победить более могущественного противника можно только при величайшем напряжении сил и при обязательном, самом тщательном, заботливом, осторожном, умелом использовании как всякой, хотя бы малейшей, «трещины» между врагами, всякой противоположности интересов между буржуазией разных стран, между разными группами или видами буржуазии внутри отдельных стран – так и всякой, хотя бы малейшей, возможности получить себе массового союзника, пусть даже временного, шаткого, непрочного, ненадежного, условного, – писал он. – Кто этого не понял, тот не понял ни грана в марксизме и в научном, современном, социализме вообще. Кто не доказал практически, на довольно значительном промежутке времени и в довольно разнообразных политических положениях, своего уменья применять эту истину на деле, тот не научился еще помогать революционному классу в его борьбе за освобождение всего трудящегося человечества от эксплуататоров. И сказанное относится одинаково к периоду до и после завоевания политической власти пролетариатом. Наша теория не догма, а руководство к действию – говорили Маркс и Энгельс».

В вопросе наступления в Польше победила ленинская точка зрения. В августе 1920 года войска Тухачевского стремительным броском вышли к Варшаве. Однако на этом их наступательный порыв иссяк. И самое главное – никакого массового восстания в Польше не произошло. Как вспоминал впоследствии один из участников тогдашних событий, «протянутой руки пролетариата не оказалось. Вероятно, более мощные руки польской буржуазии эту руку куда-то запрятали».

В этой ситуации быстро стали очевидными все опасности, которым подвергалась вырвавшаяся далеко вперед группировка Тухачевского. Решение о переброске сил с Львовского на Варшавское направление было принято слишком поздно (вопреки широко распространенной легенде никакой вины Сталина в этом не было). В конце августа ударная группировка Красной Армии под Варшавой была разгромлена. В октябре поляки вошли в Минск, однако этот успех был куплен дорогой ценой. 12 октября было подписано перемирие.

Спустя несколько месяцев, в марте 1921 года, в Риге стороны подписали окончательный мирный договор. Его можно было бы назвать «малым Брестом». Советско-польская граница в соответствии с этим договором прошла значительно восточнее «линии Керзона», в составе Польши оказались обширные территории с преобладающим украинским и белорусским населением. Однако возможности продолжать войну с Польшей, за спиной которой стояли Франция и США, у Советской России уже не было. И, самое главное, стало понятно, что мировая революция откладывается на неопределенный срок.

Выступая осенью 1920 года на партийной конференции, Ленин признал: решение о наступлении в Польше оказалось в конечном счете ошибкой. Однако ошибкой, которой невозможно было избежать: «Как можно голосовать против помощи советизации?» Тем не менее со стороны делегатов прозвучала резкая критика в адрес партийного руководства. Конференция вообще оказалась достаточно бурной, противоречия, которые ранее приглушались, теперь вылезли наружу в полном объеме. Сталин и Троцкий обменялись весьма жесткими репликами. «Товарищи, мне кажется, что некоторые сделанные в прениях заявления и даже некоторые речи стоит отметить только потому, что они явно выражали уже не только переутомление, но переутомление, доходящее до истеричности и дающее поэтому совсем лишнее», – пытался успокоить Ленин делегатов. Одновременно он говорил о том, что самое тяжелое уже позади и можно перейти от чрезвычайных мер к налаживанию нормальной жизни: «Даже в этом масштабе отчаянной усталости этот массовый масштаб усталости начинает уменьшаться, и начинается тот период, когда мы от обсуждения вопроса о корке хлеба сможем перейти к более высоким задачам, которые перед нами стоят и разрешением которых мы все безусловно займемся».

Вопреки распространенному мифу «военный коммунизм» времен Гражданской войны не был для Ленина идеальным устройством. В отличие от некоторых леваков он никогда не требовал форсированного, одномоментного перехода к социалистическому устройству страны. Более того, Ленин считал, что определенные элементы капиталистической системы можно поставить на службу молодому советскому государству. Поэтому, собственно, переход к Новой экономической политике (НЭП) в начале 1921 года не представлял собой никакого резкого поворота. Скорее это было возвращение к ситуации начала 1918 года.

Еще в феврале 1920 года Троцкий предлагал осуществить либерализацию хлебной торговли и отменить продразверстку. Тогда это предложение было отвергнуто. Момент, как считал Ленин, еще не созрел. Меньше чем через год он вернулся к этой идее. 18 февраля 1921 года на заседании Политбюро ЦК было принято решение о замене продовольственной разверстки продовольственным налогом. Он создавал материальные стимулы для крестьян увеличивать производство. Эта простая мера позволяла одним ударом снизить существовавшее в сельской местности недовольство советской властью, восстановить нормальный товарообмен между городом и деревней и уменьшить опасность голода. Тем не менее у многих руководителей партии она вызвала непонимание. Казалось, что после победы советской власти Ленин зачем-то делает шаг назад, к капитализму. Однако лидер большевиков был на верном пути. Как вспоминал впоследствии Радек, «меня в Ленине поражало то, что англичане называют «Коммон сенс», т. е. здравый смысл. (…) Когда Ленин решает большой вопрос, он не мыслит абстрактными историческими категориями, он не думает о земельной ренте, о прибавочной стоимости, об абсолютизме, о либерализме. Он думает о Собакевиче, о Гессене, о Сидоре из Тверской губернии и о рабочем с Путилова, о городовом на улице и думает о том, как данная мера повлияет на мужика Сидора и на рабочего Онуфрия, как носителей революции».