Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни

XXIX

Не сразу осознал я — как меня Жестоко провели! Когда? Не знаю! Во сне? В кошмаре? Тихо отдыхаю. Закончен путь? Иль часть пути? Но я Почти что сдался — и ловушка злая Открылась уж, забвением маня…

XXX

И вдруг — ожгло. И вдруг я понял — да! Вот место это! За двумя холмами, Что, как быки, сплетенные рогами, Сошлись в бою!., а дальше — скал чреда, Гора… Глупец, ты столько шел сюда! Ты звал, толкал, пинал себя годами!

XXXI

Что ж в сердце гор? Да — Башня, Боже мой! Покрытый мхами камень, окна слепы И — держит мир собою?! Как нелепо! Несет всю силу мощи временной? Над ней летят века во мгле ночной, Пронзает дрожь меня, как ветра вой!

XXXII

Как, не видать?! Ее укрыла ночь? Не верю! День уж занялся и сгинул, Закат лучи последние низринул На горы и холмы, и сумрак хлынул Мне в очи, что узрели беспорочь: 'Конец творенья — миру не помочь!

XXXIII

Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук, Он нарастает, как набат над битвой, Он полнит звоном, громом все вокруг, И имена товарищей забытых, Что шли со мной, мне называет вдруг. О, храбрецы! Потеряны, убиты!

XXXIV

Миг — и они восстали из могил, Пришли ко мне печальными холмами, И каждый — мой оплот, огонь и знамя! Я, их узнав, колени преклонил, Поднял свой верный рог — и протрубил Во имя их, погибших, падших, павших: 'Вот Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни!

Перевод — Нана Эристави

Чайлд Роланд к Тёмной Башне пришёл

I

Калека древний и седой — он лгал, И взгляд его наполнен злобой был, Когда он, объясняя путь, следил, Как я покорно лжи его внимал — Беззубый рот, кривившись, выдавал, Что в мыслях он меня похоронил.

II

Зачем его оставить здесь могли, Как если не сбивать с дороги тех, Дошедших до него? Быть может, смех Он сдерживал — и трещины земли Им были эпитафией в пыли, Когда он посылал на смерть их всех.

III

Его слова — мне дальше не пройти, Мне надо повернуть на этот тракт, Что уведет от Темной Башни в мрак… Я понял: предо мной — конец пути, И рядом цель, что я мечтал найти… Но смысл за годы обратился в прах,

IV

Как будто мое странствие во мгле, Мой поиск, длившийся так много лет, Сознанья тихо загасили свет — Так тает след дыханья на стекле. Лишь сердце бьется яростно во мне — И резонанс в ушах звенит в ответ —

V

Моей души потухшей слабый стон… Я — словно умирающий больной, Почти что труп, но все еще живой, Когда уже ушли друзья, и он Один, и ум туманом окружен — И слушает беседу за стеной.

VI

«А есть ли рядом кладбище?» «А где Мы проведем обряд?» «А сможем мы — Как хорошо, что снег сошел с зимы! — Все приготовить, например, к среде?» — Так говорят о всякой ерунде — И в ярости он рвется к ним из тьмы.

VII

Я долго странствовал. Я видел кровь, Пророчества, мечты, что не сбылись. Друзья мои в Отряде, что клялись Дойти до Башни — вновь, и вновь, и вновь Я видел их тела, и вся любовь Друг к другу не могла спасти… И ввысь

VIII

Глаза бездумно смотрят. Это мой Удел? И я свернул, не слыша слов, От в воздухе звенящих голосов, От зла калеки на дороге той — В кошмар, его указанный рукой — К закату из моих ужасных снов.

IX

Я обернулся шага через два — В последний раз увидеть путь назад — Но ни дороги, ни калеки — в ряд Стоит за мной засохшая трава, Что шелестит в безветрие едва, И не на чем остановить свой взгляд.

X

Итак, опять вперед! Я никогда Природы безнадежней не встречал — Всю пустошь молочай заполонял, Корявый, грязный куколь без стыда, Крадучись, тихо пробрался сюда И почву плодородную украл.

XI

Нужда, гримасы, ужаса печать — Удел этой страны. «Ну что ж, смотри — Или закрой глаза!» — слова земли, Что под ноги ложится умирать. Здесь некому и нечего терять — Лишь Страшный Суд проказу исцелит.

XII

Обугленный чертополох ко мне Тянул свои останки; рядом с ним, Без листьев, с стеблем жалобным одним, Дрожала полевица. По весне, Пожарища мрачней, в предсмертном сне Встречала пустошь солнца едкий дым.

XIII

Как вылезшие волосы редки, Травинки тонкие пронзают грязь — Запекшуюся кровь; не шевелясь, Стоит слепая лошадь. Чьи клыки На шкуре след прожгли? Кто васильки Гниющие вплел в гриву, веселясь?

XIV

Живая ли? Она давно мертва, Застыла плоть, и прахом стал скелет. Она не может жить — и все же нет! Вросла в копыта сорная трава, Глаза истлели — но она жива! На ней проклятье — миллиарды лет.

XV

И взор тогда я к сердцу обратил. Как перед битвой ищущий вина, Сознанье я освобождал от сна — Былых времен глоток придаст мне сил, Один глоток, вот все, что я просил — Чтоб разошлась видений пелена.

XVI

О, нет! Из топких памяти глубин Мне тихо Катберт улыбнулся вдруг. Мой самый верный, мой надежный друг! Твой смех всегда со мной. Но ряд картин Позорных лик затмил… Я вновь один — И снова замирает сердца стук.

XVII

И Джайлс пришел ко мне. Он, как свеча, Горел прозрачным пламенем. Он честь Всего превыше ставил. Но не счесть Предателей — и руки палача Нашли пергамент, а друзья, крича, Свершили сами горестную месть.

XVIII

Уж лучше настоящее мое, Ад, испускающий зеленый гной, Чем то, что стынет в мраке за спиной… Ни звука. Может, извернет свое Нутро старуха-ночь — и все зверье, Визжа и воя, бросится за мной?

XIX

Внезапно незаметная река Подкралась, заарканила мой путь. Движенья нет. Коричневая муть И пена покрывают берега. Наверно, дьявол моет здесь рога, На миг остановившись отдохнуть.

XX

Малютка ядовитая! Ольхи Стволы скривились, серы и мертвы. Самоубийцы-ивы, без листвы, Отчаялись замаливать грехи, Их корни безнадежны и сухи — Распороты здесь мирозданья швы.

XXI

О, все святые, как боялся я, Переходя речушку смерти вброд, На мертвеца наткнуться в пепле вод, Иль, опираясь на древко копья, С ним в омут провалиться! Да, моя Душа дрожала, исторгая пот!

XXII

Я рад был переправу завершить — В надежде, что увижу лучший край. Увы! На этом месте чей-то рай Пал под косой войны. Остались жить Лишь жабы в ядовитых лужах, сныть И в клетках — тени злых кошачьих стай.

XXIII

Да, то была арена битвы битв. Но что свело их здесь на страшный бой? И нет следов — ни мертвый, ни живой Не вышел из него. Ни плач молитв, Ни шелест времени незримых бритв Не нарушали здешний злой покой.

XXIV

И кто все механизмы обратил, Что в пыль затоптаны, на боль и ад? Кто направлял их, чей безумный взгляд Тела и души резать дал им сил? Кто их почистил, смазал, наточил — И бросил испускать кровавый смрад?

XXV

Я медленно, но верно шел вперед. Болота, камни, голая земля Безмолвная. Забытые, стоят Иссохшие деревья. Мой приход Не потревожит их. Лишь небосвод Мне бросит вслед свой равнодушный взгляд.

XXVI

Здесь — краски скрыты пятнами, и мох, Заплесневелый, ржавый, вековой, Разбитый, издыхающий, гнилой Клочками расстилается у ног. Там — дуб боролся за прощальный вздох, Но смерти проиграл неравный бой.

XXVII