Помоги проекту - поделись книгой:
Принципиальных отличий эта модель от модели германского глобального господства не обнаруживает. На роль, отводимую Гитлером немцам, Черчилль выводил англосаксов. Это и указывал Сталин по «горячим следам» Фултонской речи в интервью «Правде». И этот ответ столь же актуален в 2016 году, как он был актуален семьдесят лет назад: «Следует отметить, что г. Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит г. Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира.
По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война. Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство».[229]
В логике Кеннана и Черчилля противниками в глобальной борьбе были, с одной стороны, русские, с другой, англоговорящие народы. Чтобы победить Россию, ее, по этой логике, следовало децивилизовать.
Но сторонники децивилизования России были и среди коммунистической элиты. Вряд ли всех следует зачислять, как это иногда делается, в агентов влияния. Агенты влияния, безусловно, были. Но были и те, кто стоял на космополитических позициях и считал необходимым очистить коммунистическую идею от национальных примесей. Поскольку же реально выстроенная Империя опиралась на фундамент российской цивилизации, децивилизование объективно вело к гибели СССР. Первым таким децивилизатором в постсталинский период выступил Хрущев, вторым – Горбачев. Остановимся далее на соответствующих аспектах их политической деятельности.
Конфликт интересов внутри правящей элиты в постсталинский период проходил по трем линиям. Н. С. Хрущев не являлся политиком цезарианского типа. Он не агрегировал интересы, а действовал в логике конфликта. Победа Н. С. Хрущева была победой стоящих за ним элитаристских групп.
Первый разлом – между партийной и государственной вертикалями власти.
Преклонявшийся перед сталинским гением В. М. Молотов считал главной ошибкой И. В. Сталина то, что тот не подготовил преемника. Очевидного номинанта на эту роль не существовало. После смерти вождя началась жесточайшая борьба в его бывшем ближайшем окружении за «сталинское наследство». Н. С. Хрущев включился в эту борьбу в череде многих. При этом его шансы на успех, если исходить из оценки политического веса вероятных конкурентов, были минимальны. Занимаемые им на момент смерти И. В. Сталина посты первого секретаря Московского областного комитета партии и одного из десяти секретарей ЦК КПСС не давали серьезных оснований для претензий на власть. В иерархических перечнях лидеров советского государства по случаю официальных приемов на начало 1953 г. фамилии Н. С. Хрущева отводилась только восьмая строчка. Летом 1953 г. – уже пятая, но все же не первая[230].
Утверждение Н. С. Хрущева в качестве первого секретаря, безусловно, повышало его статус, но не означало первенства в советском политическом истэблишменте. Важнейшие постановления подписывались сначала председателем Совета Министров – Г. М. Маленковым, а только затем первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым. Такой же порядок подписей существовал и в сталинские годы. Власть правительства считалась, таким образом, выше власти Центрального Комитета. Характерно, что после устранения в 1955 г. Г. М. Маленкова очередность подписей изменилась, обозначив переход верховных властных полномочий в руки партии.
За кулисами советского режима велась острая борьба между государственной и партийной властными вертикалями. В сталинский период в условиях чисток «ленинской гвардии» центр тяжести был перенесен в сторону государства. Занятие И. В. Сталиным с мая 1941 г. поста председателя Совета Народных Комиссаров окончательно оформило произошедшую трансформацию. Партийный съезд не созывался беспрецедентно длительный период – с 1939 по 1952 гг. Количество членов и кандидатов в члены партии сократилось за вторую половину 1930-х гг. вдвое. Для сравнения, за хрущевское десятилетие количество членов КПСС возросло сразу на 69 %.
Тезис Л. П. Берии в ответ на предложение о разграничении функций высших государственных и партийных органов – «Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой» – означал для Н. С. Хрущева закрепление на второстепенных ролях[231]. Шансы на личный успех появлялись у него при возвращении верховной власти в стране в руки партии. Его основные реформы и политические шаги диктовались именно этой стратегией – максимального ослабления структур государства и максимального усиления структур партии. Этим объясняется, в частности, абсурдная, с точки зрения управленческой логики, политика ликвидации министерств. В ходе создания совнархозов было, как известно, ликвидировано 141 союзное, союзно-республиканское и республиканское министерство. Разделение Н. С. Хрущевым партийных организаций на промышленные и сельскохозяйственные также исходило из идеи руководства партией экономикой.
Разоблачение «культа личности» также вписывалось в план хрущевских властных устремлений. Пафос осуждения сталинизма соединялся с продвижением идеи о негативных последствиях утраты партийного контроля. Резонансное разоблачение нужно было также для демонстрации Н. С. Хрущевым своего лидерства, захвата идеологической инициативы. В действительности процесс реабилитации был запущен не Н. С. Хрущевым, а Л. П. Берией. К XX съезду было амнистировано уже 80 % политзаключенных. Мотивы заботы о судьбе осужденных имели, таким образом, для Н. С. Хрущева второстепенное значение.
Второй разлом – между правым и левым идеологическими уклонами.
Проводимая в сталинские годы борьба с «правым» и «левым уклоном» отнюдь не являлась войной со сфабрикованными конспирологическими фантомами. Внутри партии действительно сформировались группы, выдвигавшие альтернативные подходы к дальнейшему развитию страны. Победа над условно левой оппозицией в лице Л. Д. Троцкого и правой – в лице Н. И. Бухарина не означала полного искоренения связываемых с ними концептов. Под их влиянием оказался определенный круг лиц в ближайшем сталинском окружении. После смерти И. В. Сталина левая и правая альтернативы вновь заявили о себе. Бухаринское направление («правый уклон») было представлено Г. М. Маленковым. Маленковская программа, предполагавшая возрождение нэповских принципов управления экономикой, была ориентирована на преимущественное развитие легкой промышленности и сферы обслуживания населения. Не случайно она была заклеймена Н. С. Хрущевым как «отрыжка правого уклона».
Хрущевская модель развития основывалась на троцкистских (если называть вещи своими именами) идеологических принципах. Сам Н. С. Хрущев выступал одно время в начале своей партийной карьеры как убежденный и активный троцкист. Троцкистское прошлое ставилось ему в вину Л. М. Кагановичем во время заговора антипартийной группы в 1957 г. Н. С. Хрущев говорил, что это было ошибкой молодости (если тридцатилетний возраст можно считать молодостью). Но, по-видимому, он по своим воззрениям так и остался в рамках троцкистской идеологической платформы. Все реформаторские шаги Н. С. Хрущева целиком вписываются в схему хрестоматийного троцкизма. Еще при жизни И. В. Сталина он выступил с программой создания агрогородов, за что подвергся сталинской отповеди. Наступление на приусадебные хозяйства, ликвидация частной промысловой кооперации, укрупнение колхозов и ликвидация «неперспективных» малонаселенных деревень, возрождение воинствующего безбожия, «дебюрократизация», осуществляемая путем демонтажа государственно-управленческих структур, дерусификация в национальных республиках, леворадикальная риторика во внешнеполитических апелляциях – все эти составляющие хрущевской политики были как будто списаны с заветов Л. Д. Троцкого. Характерен в этом отношении вывод, сделанный видным биографом Л. Д. Троцкого Исааком Дойчером, который в 1963 г. констатировал: «Эпигоны Сталина начали ликвидацию сталинизма и тем самым выполнили… часть политического завещания Троцкого»[232].
Третий разлом – между русофильской и национал-сепаратистской группировками.
Латентный конфликт возник по линии противопоставления русско ориентированной и автохтонной элитаристскими группировками в союзных и автономных республиках. Первые были связаны с центростремительными устремлениями, вторые – с плохо скрываемым этническим сепаратизмом. При И. В. Сталине, начиная с середины 1930-х гг., возобладал идеологический крен, связанный с восстановлением русских цивилизационно-ценностных накоплений (в частности, православия) и государствообразующей ролью русского народа. Сразу же после его смерти тенденция изменилась. Еще Л. П. Берия инициировал курс «коренизации» состава высших управленческих органов в союзных и автономных республиках.
Н. С. Хрущевым бериевский курс был продолжен. Вновь первостепенное значение приобрело понятие «пролетарский интернационализм», тогда как этноним «русский» фактически исчез из официального лексикона. По инициативе Н. С. Хрущева была отменена обязательность обучения школьников русскому языку, отнесенному к разряду факультативных предметов. Ряд населенных преимущественно русскими территорий передавались союзным и автономным республикам: Крым – Украине, несколько районов – новообразованным Чечено-Ингушской и Калмыцкой АССР. С помощью таких подарков Н. С. Хрущев заручался поддержкой национальных элит. Ободренное происходящими изменениями поднимало голос и открыто заявляло о себе националистическое подполье. В 1959 г. в Прибалтике дело дошло до демонстраций с призывом выхода из СССР и изгнания «русских оккупантов». Погрому подверглась восстановившаяся было за предшествующие два десятилетия Русская Православная Церковь. На уровне высшей власти формировались региональные и этнические группировки. В ЦК представительство работавших на Украине достигло небывалой цифры – 33,9 % – исторический максимум коэффициента клановости. Хрущевский период явился, таким образом, периодом реванша антигосударственнических сил в партийной элите.
Нельзя между тем говорить, что Н. С. Хрущев не имел никакой социальной опоры. Опору его составляла партийная элита, не желавшая более жить в состоянии перманентной мобилизации. Поддерживала Н. С. Хрущева и часть интеллигенции, получившая свободу слова (главным образом, свободу критики сталинизма). Позиции народа и элитаристских групп в отношении к хрущевской оттепели, таким образом, существенно разошлись. Но в этом и заключалась непрочность хрущевского режима. Когда пришло время, элита достаточно легко отстранила Н. С. Хрущева от власти. Поддержки от народа первому секретарю ждать не приходилось.
О троцкистских взглядах Н. С. Хрущева свидетельствовали многие, посвященные в расклад сил в советском политическом истэблишменте. Л. М. Каганович свидетельствовал, что троцкизм Хрущева был хорошо известен: «Я его выдвигал. Я считал его способным. Но он был троцкист. И я доложил Сталину, что он был троцкистом. Я говорил, когда выбирали его в МК. Сталин спрашивает: «А сейчас как?» Я говорю: «Он борется с троцкистами. Активно выступает. Искренно борется». Сталин тогда: «Вы выступите на конференции от имени ЦК, что ЦК ему доверяет». Так и было. – Этот эпизод я слышал в таком виде, – говорю я. – Уже после «антипартийной группы» Хрущев выступал и сказал примерно так: «Каганович хотел меня уничтожить. Когда меня выдвигали в МК, в последний момент Каганович встал и сказал: «Товарищ Сталин! Хрущев был троцкистом». А Сталин говорит: «Товарищ Каганович, мы об этом знаем». – Серьезно? – Да, так рассказывают. – Я пишу Сталину записку, кого я выдвигаю. И вот Хрущева выдвигаю. А он был троцкистом. Я должен выступать на конференции. Он подошел ко мне со слезами: «Как мне быть? Говорить ли мне на конференции, не говорить?» Я говорю: «Я посоветуюсь со Сталиным». Сталин сказал: «Ну, хорошо, он был троцкистом. Пусть выступит, расскажет. Потом ты выступишь и скажешь: ЦК знает это и доверяет ему…» Так и было сделано».[233]
Как троцкиста клеймил Н. С. Хрущева лидер албанских коммунистов Энвер Ходжа. Он писал о троцкистской ревизии, осуществленной в СССР при Хрущеве. По оценке Ходжа, широкая троцкистская группа существовала и в Советском Союзе, и в мировом коммунистическом движении.[234] А вот уже фрагмент воспоминаний еще одного посвященного человека, начальника 5-го управления и первого заместителя председателя КГБ Ф. Д. Бобкова: «Мое представление о Хрущеве… У меня был один очень хороший знакомый. Он был пожилой уже человек, был постарше меня лет на 20, заведовал кафедрой философии в одном из московских институтов. Старый большевик. И вот был у нас с ним такой разговор. Хрущева брали первым секретарем Московского горкома партии с Украины. Это 1951 год. Именно в это время шел у нас с ним разговор. Он мне говорит: «Что происходит? Ведь я с Хрущевым вместе голосовал за троцкистскую резолюцию в 1921 году. Меня тогда исключили из партии. И до сих пор не восстановили. Хрущев после меня еще трижды голосовал за троцкистскую резолюцию. А сейчас он член Политбюро. Как это возможно?» Почему Хрущев сохранился? Я думаю, потому, что Хрущев вместе с женой Сталина Надеждой Аллилуевой учился в Промышленной академии. Они дружили с ней. Хрущев бывал на обедах у Сталина. Надежда приглашала. Когда она застрелилась, то у Сталина, возможно, осталось в памяти чувство к Хрущеву как к близкому для Надежды человеку. И Хрущев не был тронут во всех этих троцкистских делах. Вот такое у меня ощущение. Я почему об этом говорю? Потому что, если вникнуть в то, что делал Хрущев, когда он пришел к власти, то это, в общем-то, троцкистский вариант. Первое. Это очень активная работа по ликвидации колхозов. Укрупнение колхозов. Превращение колхозов в совхозы. Это то, что было у троцкистов: сельские жители должны пройти через «рабочий котел». Хрущев очень активно начал этим заниматься. В результате индивидуальный скот был весь вырезан. Приусадебные участки все были отобраны. И люди остались ни с чем. Если раньше колхознику трудно было жить на трудодень, то ему помогала хотя бы своя картошка и овощи. А в данном случае он и этого лишился. Ему стали давать какие-то 20 рублей в месяц. Это деревня. Теперь возьмите партию. Он разделил ее на рабочую и сельскую. Фактически это была ликвидация единой компартии: партия промышленная и партии сельская. Две партии. Это сразу столкнуло людей. Эти шаги, которые предпринимал Хрущев, отдавали троцкистским духом… Как повел себя Хрущев в международной политике? Ведь столкновение Сталина с троцкизмом произошло на какой почве? Когда Сталин встал во главе партии (а перед этим он не раз просил убрать его, освободить от должности генерального секретаря, но его не освобождали), когда он увидел, что на него возложена такая ответственность, он какой вопрос выдвинул? Вопрос о строительстве социализма в одной отдельно взятой стране. А что это значило? Это был отказ от троцкистской идеи о мировой, перманентной революции. Первое столкновение с троцкизмом произошло на этой почве. А когда пришел Хрущев, то в своей внешней политике он, по сути дела, стал реализовывать идею мировой революции. Соцстраны – это одно дело. Но он стал брать шире. Африка, Азия, Латинская Америка. Колбасы не хватало, а мы строили стадионы в Индонезии, вооружали бесплатно разные страны. Зачем? Если бы эти деньги вкладывались в нужды нашего народа, нам жилось бы значительно лучше. Мы много раз об этом ставили вопрос. Особенно сложная ситуация сложилась, когда Хрущев разорвал отношения с Китаем в 1956 году. Это была стратегическая, тяжелая ошибка. Но это – троцкизм».[235] Троцкизм же в цивилизационном плане подразумевал борьбу с российскими цивилизационно-ценностными накоплениями, а соответственно, и демонтаж выстраиваемой на этом фундаменте имперской государственности.
Одержав победу в войне, советский народ был готов к новым великим свершениям. Казалось, еще одно усилие и торжество СССР приобретет планетарный характер. Политическая и идейная инициатива принадлежала на тот момент Советскому Союзу, тогда как Запад являлся обороняющейся, сдающей шаг за шагом свои позиции стороной. Уровень пассионарности находился на максимальной высоте. Народ ждал нового призыва к штурму очередных высот. В этом отношении хрущевская оттепель совершенно не соответствовала народным ожиданиям. Вместо штурма новых высот народу была предложена рефлексия о правильности предшествующего пути развития, сомнения в прежних вождях и совершенных под их руководством подвигах. В результате пассионарный заряд был выхолощен, а оттепель плавно перешла в рутину.
Весьма индикативным показателем, иллюстрирующим реакцию народа на происходящие в стране изменения, являются данные демографии. Находясь в психологически комфортных условиях, человек живет сам и воспроизводится через потомство. Утрата же смысла существования напрямую ведет к падению рождаемости и росту смертности. Именно это и произошло в период оттепели.
Общий коэффициент рождаемости (число родившихся на 1 тыс. чел. населения) находился в сталинские послевоенные годы примерно на одном уровне, варьируя в диапазоне от 25 до 27 %. За период хрущевской оттепели он снизился с 25,3 до 16,9 %. Это, наряду с обвалом 1990-х гг., было самым стремительным падением репродуктивности населения за всю демографическую историю России. Характерно, что после ухода Н. С. Хрущева падение прекратилось, и показатели рождаемости стабилизировались.
Весь послевоенный период показатели смертности в СССР устойчиво снижались. Переломным стал 1960 г., когда кривая смертности вновь пошла вверх. Резко возросло количество самоубийств. Советские граждане своими жизнями ответили на тот психологический урон, который нанесло им хрущевское реформирование. В результате годовой прирост численности населения упал с 1,6 % в 1953 г. до 1,1 % в 1964 г.
Хрущевские годы ознаменовались одним из наиболее масштабных наступлений на религию. В постановлениях ЦК «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» (1954 г.) и «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» (1958 г.) давался сигнал к развертыванию атеистической агитации. Ее аргументация, как правило, носила вульгаризированный характер: «Гагарин в космос летал, Бога не видел». Усилились гонения на духовенство. За религиозные убеждения в период 1961–1964 гг. в места лишения свободы было направлено 1234 человека. Хрущев лично грозился показать по телевизору последнего попа. За хрущевское десятилетие количество церковных приходов сократилось с 20 тыс. до 8 тыс., были закрыты 31 монастырь и 5 семинарий. Церкви закрывались под предлогом их открытия по разрешению немецких оккупационных властей, близкого расположения от школы, помехи для транспорта и т. п. Вновь, как и в 1920-е гг., уничтожаются иконы, церковная утварь, богослужебные книги. Под предлогом реставрации власти закрыли на неопределенный срок одну из главных святынь православия – Киево-Печерскую лавру. Среди снесенных в этот период в Москве православных церквей – Благовещенья (1697 г.), Тихвинская (1746 г.), Иоакима и Анны (XVII–XVIII вв.), Николая Чудотворца (XVII–XVIII вв.), Преображения (XVIII в.).
Время Н. С. Хрущева – это период системного надлома государственности. Чтобы убедиться в этом, целесообразно обратиться к цифрам статистики. На первом этапе хрущевского правления статистические показатели сохраняли в целом динамику сталинского периода. Сказывался эффект инерции созданной до 1953 года системы. К концу 1950-х гг. прежние потенциалы оказались исчерпаны. Вернее, они были подорваны такими разрушительными мерами, как упразднение министерств. По авторитетному свидетельству председателя Госплана СССР В. Н. Новикова: «Государственная машина… продолжала работать и двигаться в основном вперед независимо от того, кто где сидел… и если бы тогда «там» вообще никого не было, страна продолжала бы существовать и развиваться по линии, намеченной ранее»[236]. Перелом в направлении системного снижения фактически всех показателей фиксируется с начала 1960-х гг.
По данным статистических расчетов, годовой прирост валового внутреннего продукта, составлявший в 1953 г. 10,8 %, а в 1960 г. – 10,6 %, упал до 7 %. Это было первое за всю советскую историю, за исключением военных лет, столь масштабное снижение темпов роста экономики.
Снизился с 11 % в 1952 г. до 8,7 % в 1964 г. годовой прирост основных фондов. Показатели валового промышленного производства упали с 12,3 до 7,6 %. Ввод новых предприятий в сфере промышленности сократился за первую половину 1960-х гг., по сравнению с предшествующим пятилетием, с 4,8 тыс. до 2,8 тыс. объектов.
Именно в хрущевские годы начался процесс переориентации страны на рельсы сырьевого развития. Если в 1950 г. доля топлива и электроэнергии составляла лишь 3,9 % советского экспорта, то в 1960 г. – 16,2 %. Позже будет значительно больше, но соответствующий вектор был избран в хрущевский период.
Именно при Н. С. Хрущеве осуществлялось строительство одного из крупнейших в мире нефтепроводов «Дружба», обеспечивавшего поступление нефти в Европу. Советские нефтяные поставки шли по ценам, значительно ниже установленных на мировом рынке. Популярностью пользовалась шутка: «Мы отдаем нефть по «Дружбе», которая улетает в трубу».
В стагнирующем состоянии, несмотря на все капиталовложения, находилось сельское хозяйство. Каждый второй год хрущевского периода давал отрицательные показатели по отношению к предыдущему по объемам сельскохозяйственного производства. Особо провальным в плане сбора зерновых оказался, в частности, 1963 г. Определенный прирост сбора зерна дали распаханные целинные земли. В то же время на традиционных посевных площадях, находящихся, главным образом, в РСФСР, производство зерна упало с 80,9 до 73,1 млн. тонн.
Непоправимый удар по русской деревне нанесла хрущевская политика укрупнения колхозных хозяйств путем их слияния. Если в 1945 г. насчитывалось 222 тыс. колхозов, в 1953 – 124 тыс., то к моменту смещения Хрущева – лишь 38 тыс. Механическое укрупнение населенных пунктов приводило к гибели сотен тысяч небольших сел и деревень, нанося удар по историческим традициям быта крестьянства. Усилилось наступление на личные приусадебные хозяйства, приведшее к сокращению его доли в товарной продукции животноводства с 50 до 19 %.
Снижались показатели не только в экономической сфере. Уменьшилось число существовавших в СССР вузов (почти на 100 учреждений) и средних специальных заведений. Сократилось количество массовых библиотек и музеев.
Посредством денежной реформы, при которой старые деньги менялись на новые в пропорции 10:1, а цены не имели пропорционального сокращения, существенно снизились реальные доходы населения. В 1962 г., под девизом увеличения инвестиций в аграрный сектор, были повышены розничные цены на важнейшие сельскохозяйственные товары. Стоимость масла увеличилась на 50 %, мяса на 25–40 %. После многолетнего регулярного снижения цен их рост шокировал общественность. Протестная демонстрация в Новочеркасске закончилась ее расстрелом.
Отражением социальной эрозии стал резкий рост разводов и числа уголовных преступлений. Вопреки распространенному стереотипу, общее число осужденных в СССР за хрущевский период принципиально не уменьшилось. В отдельные годы показатели сталинских времен даже перекрывались. Так, в 1952 г. общее число осужденных составляло 969334 человека, а в 1958 г. – 1078882 человека. Продолжали при Н. С. Хрущеве сажать и за инакомыслие.
При И. В. Сталине СССР достиг апогея своего геополитического влияния. Коммунистическая революция в Китае склоняла чашу весов в соперничестве с Западом на сторону советского альянса. Без КНР Москва такого рода перспектив уже не имела. В этом отношении произошедшее при Н. С. Хрущеве размежевание с Китаем было не просто стратегической ошибкой, а провалом самого советского проекта. Естественно, Запад всячески провоцировал такое размежевание. Н. С. Хрущев легко попался в расставленные для него ловушки.
Хрущевский суд над И. В. Сталиным должен был быть отменен уже хотя бы по тем соображениям, что он подрывал сложившуюся союзническую модель советско-китайских отношений. Одновременно с Китаем от СССР, протестуя против курса десталинизации, отпала Албания. Во многих странах начался массовый выход из коммунистических партий. СССР перестал играть роль основного носителя идеологического мейнстрима. Отчасти эта миссия перешла к маоистскому Китаю, отчасти к Кубе. Романтический образ советского социализма после учиненного Кремлем самобичевания померк в глазах пассионарной части мировой общественности. Образчик хрущевских высказываний о Мао Цзэдуне: «Наверное, здесь мама виновата. Если мама ума не дала, никто не добавит, даже школа…»[237]
Внешняя политика Н. С. Хрущева представляла собой череду уступок и экзальтированных конфронтационных выходок. Сданы были, в частности, позиции СССР по Австрии, откуда советские войска были выведены без каких-либо условий. На переговорах с японской правительственной делегацией Н. С. Хрущев заявил о готовности СССР передать три острова Курильской гряды Японии в обмен на подписание той мирного договора. Таким образом, был создан опасный и длительный в последующей истории дипломатический прецедент. Отдать часть государственной территории для Н. С. Хрущева было вполне допустимо.
Череда провалов по всем направлениям объективно предопределяла необходимость хрущевской отставки. Многие из этих провалов являлись следствием самодурства и непрофессионализма (необразованности) первого секретаря. Сам Н. С. Хрущев поговаривал о своей возможной отставке. Особенно резонансным стал продовольственный кризис. Росло отторжение народа от власти, разочарование в советской идеологии. А у Н. С. Хрущева между тем вызревали новые революционные идеи. Так, им планировалось осуществить перенос Сельскохозяйственной академии из Москвы в деревню, «поближе к практике». Ставился вопрос о расформировании Академии наук СССР. Высказывались идеи о тотальном сокращении военной техники – танков, артиллерии, вертолетов, не соотносившихся, по мысли Н. С. Хрущева, с реалиями ядерной войны.
Политическая элита, состоявшая из бывших фронтовиков, еще была способна мыслить и чувствовать в государственных категориях. Принятое Октябрьским Пленумом единогласное решение об отстранении Н. С. Хрущева, не исключая личных амбиций отдельных участников заговора, было продиктовано стремлением спасения государства. Характерно, что в народе по поводу свержения государственного лидера не было зафиксировано ни единой протестной акции. Народ и политическая элита в неприятии фигуры Н. С. Хрущева обрели на некоторое время былое единение. Это был шанс восстановления советского проекта. Но шанс был упущен.
Анонимная эпиграмма на свержение Н. С. Хрущева:
Историческая роль Н. С. Хрущева заключалась в частичном разрушении и дезавуировании советского проекта. На момент его прихода к власти СССР находился в апогее своего могущества. С начала 1960-х гг. был установлен тренд деградации по многим основным параметрам жизнеобеспечения. Хрущевские эпигоны смогли лишь на время сдержать динамику деградационных процессов, но не изменить сам тренд. Главное – не удавалось восстановить веру и энтузиазм народа.
Но СССР все еще являлся Империей и государством-цивилизацией. Российская цивилизационная основа существенно эрозировала, но все еще позволяла воспроизводить имперскую идеократическую государственность.
Советскому Союзу к началу 1980-х годов принадлежал статус одной из двух сверхдержав. В глобальном противостоянии он имел все возможности одержать победу. СССР обладал планетарной идеологией, мощнейшими вооруженными силами и крупнейшим ВПК, экономической самодостаточностью, общегосударственными институтами мобилизации, лучшей системой образования, подчиненной решению задач национальной безопасности первоклассной наукой, значимыми квалификационными потенциалами населения, духовноориентированной культурой. Однако при всех этих преимуществах он потерпел поражение. В выявлении его причин историки все чаще называют фактор «предательства элит».
За год до начала перестройки видный американский экономист, один из разработчиков теории конвергенции Дж.-К. Гэлбрейт писал: «Русская система сдает экзамен, поскольку, в отличие от западной промышленности, она полностью использует человеческие ресурсы».[239] Представление об устойчивости модели СССР разделяли многие ведущие советологи, такие, как С. Биалер из Колумбийского университета. «Советского Союза, – утверждал он в 1982 г., – ни сейчас, ни в ближайшие десять лет не коснется настоящий кризис системы, потому что он является гордым властелином огромных неиспользованных ресурсов, которые могут обеспечить ему политическую и общественную стабильность и позволить пережить даже самые большие трудности».[240] Не верил в возможность скорого распада Советского Союза даже такой опытный стратег американской внешней политики как Г. Киссинджер. По прошествии многих лет он признавался, что так и не понял рациональных побудительных мотивов, заставивших М. С. Горбачева идти по пути государственной дезинтеграции.[241] О непредопределенности исхода геополитической борьбы свидетельствовала и Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании: «Благодаря плановой экономике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов Советскому Союзу удалось достигнуть высоких экономических показателей… Если при этом учесть огромные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков».[242] Сходное признание принадлежит директору ЦРУ Роберту Гейтсу: «Мы понимали, что Советский Союз ни экономическим давлением, ни гонкой вооружений, ни тем более силой не возьмешь. Его можно разрушить только взрывом изнутри».[243]
К началу процесса развала коммунистической системы совокупный военный потенциал ОВД был даже выше потенциала НАТО. Из различных видов вооружений преимущество Северо-Атлантического альянса имелось только по количеству боевых вертолетов.[244]
Сравнительные показатели военно-технической оснащенности позволяют констатировать, что гонки вооружений Советский Союз, по меньшей мере, не проиграл. Существует популярная точка зрения, будто бы СССР уступил Западу экономически. Однако при сопоставлении динамики экономических показателей Советского Союза и США легко убедиться, что коммунистическая хозяйственная система не только не проигрывала, но постепенно обходила американскую. Темпы роста в последние десятилетия существования СССР были не столь высоки, как, скажем, в эпоху индустриализации, однако на Западе они имели еще более низкую интенсивность.[245]
Таким образом, и в экономической гонке Советский Союз не проигрывал. Утверждение разработчика теории гибели цивилизаций П. Кеннеди об «имперском перегреве» как факторе дезинтеграции советской государственности статистически не подтверждается.[246] Экономических ресурсов у СССР было вполне достаточно для поддержания высоких геополитических амбиций, характерных для статуса «мировой империи».
Так в чем же в таком случае состояли причины гибели Империи?
Реальный советский социализм связывался с атеистическим мировоззрением. Диалектический материализм был положен в основание официального взгляда на мир.[247] Церковь рассматривалась в качестве классового врага. Такая позиция была отчасти определена кризисным состоянием самой Церкви, прельщением ее материальными благами, легитимизацией социальной несправедливости. Для советского проекта конфронтация с религией имела самые негативные последствия. Из доктрины социального государства были изъяты идеальные основания, представление о вечной высшей жизни. Постепенно материалистичность становилась доминирующим основанием социума. Изъята была идеальная константа, которой в религиях выступал Бог. Идеал духовной солидаризации был подменен потребительством, идеей «большой колбасы».
Безусловно, и среди атеистов было много высокодуховных людей, готовых пожертвовать собой ради идеалов социальной справедливости. Но общий тренд консюмеризации был налицо. Консюмеризационный процесс был производен от процесса секуляризационного. Общество без трансцендентной идеальной перспективы посыпалось, подверглось эрозии нравственного разложения. Идеалы социальной справедливости к концу советской эпохи приобрели формальный, схоластический характер. Реально в построение коммунистического общества мало кто верил. Посещавшие по путевкам западные страны, да и страны народной демократии, восторгались материальным достатком при капитализме. Критерий материальной выгоды вытекал напрямую из отрицания объективности высшей духовной субстанции.
Но существовала ли приговоренность в конфликте социализма и религии? Такая приговоренность отсутствовала. Не то, что не было принципиальных противоречий между религией и социалистической идеологией, а сами традиционные религии утверждали в земной жизни принципы социализма. Использование христианской платформы для реализации замысла построения государства социальной справедливости было бы тем синтезом, который мог обеспечить устойчиво высокий уровень духовной мощи СССР. Требовалось соединить религиозное учение Христа и научное учение Карла Маркса. Но такое соединение не произошло.
Коммунистический проект являлся, прежде всего, проектом антропологическим. Построение государства социальной справедливости в СССР было сопряжено с проектом человекостроительства. Новый преображенный духовно человек сможет преодолеть рецидивы буржуазной несправедливости. Человекостроительство являлось главной задачей, по отношению к которой все остальное, включая и экономику, производное. Идея коммунистического преображения человека соотносилась с идеей преображения христианского и брала из нее истоки.
Пока в центре советской идеологии находился проект создания нового человека, СССР с очевидностью побеждал своих идеологических противников. Он побеждал их, прежде всего, в мегаэволюционном плане, представляя собой более высокую ступень социальной эволюции. И новый человек действительно формировался. И этот новый человек действительно побеждал, побеждал по всем направлениям. Популярность коммунистической идеи в первые четыре послеоктябрьские десятилетия была огромной. На этот период приходилась восходящая фаза советского проекта.
Нисходящая началась после того, когда на XXII съезде КПСС была принята новая Программа партии, взявшая ориентир – максимальное удовлетворение потребностей человека.[248] Коммунизм мыслился теперь не столько как общество справедливости, сколько как общество неограниченного потребления. Антропология советского человека была переакцентирована с духовной природы на природу биологическую. В этом виде советский человек уже не отличался от человека буржуазного. Это был эволюционный откат. И вместе с ним коммунистическая идеология в глобальной борьбе за умы и сердца начинает сдавать свои позиции.
В брежневские годы биологическая доминанта еще более усиливается. Разлагается элита. Потребительские настроения охватывают комсомол. Впоследствии именно из «комсомольских тусовок» выйдут циники периода первоначального накопления капитала. За фасадом государства справедливости выстраиваются анклавы, культивирующие в повседневной жизни прямо противоположные принципы.
Идеологическое обновление, возвращение к исходным идеалам человекостроительства было возможно. Вместо этого государство в период перестройки двинулось в прямо противоположную сторону, легитимизировав консюмеризм и делегитимизировав идеологию справедливого общества. Советский проект был свернут, СССР ликвидирован.
Итог был неутешительный. Человек-консюмерист и конформист не счел необходимым выступить в критический момент в защиту государства.
Численность КПСС неуклонно росло. К периоду распада Советского Союза количество членов партии составляло вместе с кандидатами на вступление порядка 19 миллионов человек. Численность комсомольской организации достигла почти 42 миллиона человек. Но грянул август 1991 года, и 60 миллионов конформистов ничего не сделали для спасения Советского Союза, коммунистической модели жизнеустройства. [249]
Кризис позднесоветского общества являлся не следствием неуспешности советской системы, а, напротив, результатом отступления от нее. Болезнь вызвали привнесенные извне инородные элементы. Сама же система даже на излете советской государственности оставалась вполне жизнеспособной. «Застой? – выражал удивление в отношении современного идеологического клише бывший руководитель Госплана СССР Н. К. Байбаков. – Я этого явления не припомню. Несомненно, было замедление темпов развития. Но чтоб промышленность, сельское хозяйство топтались на месте – это не так. Кому – то, видимо, понравилось слово «застой», и пропагандистский аппарат постарался обыграть его на все лады. Но разве можно назвать застойным период, когда за 20 лет (1966–1985 гг.):
национальный доход страны вырос в 4 раза,
промышленное производство – в 5 раз,
основные фонды – в 7раз?..
Несмотря на то, что рост сельскохозяйственного производства увеличился за этот период лишь в 1,7 раза, реальные доходы населения росли примерно такими же темпами, что и производительность общественного труда, и возросли в 3,2 раза; приблизительно в 3 раза увеличилось производство товаров народного потребления на душу населения… Да, действительно, темпы экономического роста были ниже, чем в предыдущее пятилетие, но в сравнении с развитыми капиталистическими странами, кроме Японии, они были выше или равны».[250] Таким образом, идея демонтажа социализма диктовалась не столько экономической необходимостью, сколько субъективными соображениями новой генерации кремлевских прожектеров.
Часто говорят сегодня о том, что СССР понес поражение в «холодной войне», столкнувшись с новыми технологиями межгосударственной борьбы. Технологии, конечно, важны. Но дело не только и даже не столько в технологиях. Акцент на технологиях может привести к ложному выводу, что достаточно современной России взять на вооружение новый технологический инструментарий, и победа за ней. Так ли это?
Главный вопрос – это вопрос о системе. Прежняя советская система – успешная в борьбе с геополитическими противниками была деконструирована и заменена новой, программирующей поражение. Эта система была построена в соответствии с рецептурой западнических теорий.
Что же произошло? Существовало к началу 1980-х годов две мир-системы – западноцентричная и россиецентричная. Россия (СССР, а ранее Российская империя и Московское царство) находилась в альтернативе к Западу. Соответственно, Запад – в альтернативе к России. С конца 1980-х годов происходит глобальная трансформация. Суть ее заключалась в принятии Россией ориентира вхождения в мир-систему Запад. Что означало такое вхождение? Оно означало, прежде всего, принятие ценностной платформы западной мир-системы. А эта платформа, как указывалось выше, выстраивалась на альтернативности в отношении России. Получалось, что новая Россия оказывалась в альтернативе к самой себе, становилась «Анти-Россией».
Советское государство выстраивалось на определенной ценностной платформе. Утверждаемые им ценности, восходившие, действительно, к соборным идеалам православной Руси, противопоставлялись ценностям буржуазного мира.[251] Обнаруживаются девятнадцать такого рода пар ценностных противопоставлений:
коллективизм – индивидуализм;
солидаризация – конкуренция;
идеократия – деидеологизация;
мессианство (спасение мира) – интеграция в мировое сообщество;
трудовая собственность – частная собственность;
человек – социальная личность – человек – индивидуум;
альтруизм – прагматизм;
минимальность потребностей – потребительская культура;
герой – жертва – герой – супермен;
психологическая культура – культура развлечений;
воспитательная школа – школа образовательных услуг;
социальное равенство – социальная селекция успешных;
свобода во имя – свобода от;
государство как большая семья – договорное (контрактное) государство;
братское единение народов – толерантность;
надэтническая цивилизационная идентичность – неэтническая идентичность гражданской нации;
государственно-общественная мобилизация – приоритетность частного;
нестяжательство – прибыль – мерило успешности;
нелегитимность ростовщического капитала – приоритетность банковского сектора экономики.
Гибель Советского Союза программировалась отступлением от собственной цивилизационно-ценностной повестки. И не просто отступлением, а принятием ценностей альтернативного проекта.
Соответствующий тренд был задан еще с конца 1980-х годов. И в этом тренде мы находимся по сей день. Тренд выражался идеей десоветизации. Но ведь советская система возникла не на пустом месте, она продуцировалась определенной матрицей. Это была матрица русской цивилизации. Русская цивилизация, русскость возникла, в свою очередь, на основе православного христианского выбора.
Эта встроенность советского в русское, а русского в православное означала, что попытки деконструировать советское обернутся деконструкцией всего цивилизационного здания. За десоветизацией объективно последовала дерусификация. Дерусификация, в свою очередь, объективно ведет к дехристианизации.
Последовательность в осуществлении борьбы с проектом российской цивилизации выглядит следующим образом. Вначале уничтожается СССР как непосредственное воплощение цивилизационной государственности. Затем, следующим шагом, уничтожается Россия как матрица, порождающая проект социальной справедливости. Борьба против идеологии коммунизма оказывается и борьбой с Россией, имманентно связываемой с этой идеологией. Позднее прозрение было выражено словами: «Мы думали, что нас не любят потому, что мы «красные», а нас не любят потому, что мы русские».
Существует и исторически реализуется мировой западный проект. Его целевой ориентир – мировая гегемония Запада. Главным препятствием в достижении этой цели исторически выступила Россия. Достичь мирового господства без устранения данного препятствия было невозможно. Попытки его устранения военным путем не увенчались успехом. Разрабатываются новые технологии борьбы с российской (тогда советской) государственностью, акцентированные на подмене общественных ценностей и поражение коллективного сознания. Такая тактика борьбы привела к успеху.
«Перестройка» явилась рубежом, задающим западнический тренд развития страны. Позднесоветская элита приняла идеологию западничества, подразумевающую материальный комфорт. Ориентир социальной справедливости был снят с актуальной повестки. В 1991 г. произошла первая «цветная революция», следствием которой было принятие курса встраивания России в западноцентричную мир-систему. По мере этого встраивания российское государство лишалось своих суверенных потенциалов. Когда процесс становится уже необратимым, России дают понять, что в качестве самостоятельного и целостного геополитического субъекта ее существование подошло к концу.
Поделиться книгой: