Помоги проекту - поделись книгой:
Месье Анри — моя последняя надежда. Ведь если у меня и на этот раз ничего не выгорит, я продам всю свою Сюзи Перетт и даже, возможно, Джиджи Янг.
Или пойду искать временную работу и всю оставшуюся жизнь буду печатать и отправлять факсы, если кто-то вообщесогласится меня принять.
Но по тому, как месье Анри (если именно так звали мужчину, который открыл дверь, с улыбкой проводил меня в салон магазина и рассыпался в любезностях до того момента, как я сказала, что не собираюсь замуж (пока) и пришла сюда, чтобы узнать, нет ли у них вакансий) изменился в лице, я решила, что, скорее всего, меня ждет именно второе.
С лица усатого мужчины средних лет сползает улыбка, и он с подозрением спрашивает: — Кто тебя послал? Морис?
Я недоуменно смотрю на него.
— Понятия не имею, кто такой Морис, — отвечаю я как раз в тот момент, когда из задней комнаты появляется худенькая, похожая на птичку француженка с широкой, как будто наклеенной, улыбкой на лице… исчезнувшей сразу же после того, как я произношу это имя.
— Ты думаешь, она шпионит на Мориса? — быстро спрашивает женщина по-французски (после целого семестра занятий и каникул во Франции, я научилась понимать этот язык).
— Наверняка, — тоже по-французски отвечает мужчина, — а иначе зачем бы еще она сюда притащилась?
— Нет, честно, — кричу я. Французский я только понимаю, но не разговариваю. — Я не знаю никакого Мориса, Я пришла сюда потому, что вы — лучший дизайнер-реставратор свадебной одежды в этом городе. А я очень хочу тоже стать реставратором. Речь идет только обо мне. Вот, посмотрите мое портфолио…
— О чем она? — спрашивает мадам Анри (а это наверняка она) у мужа.
— Понятия не имею, — отвечает он. Но берет альбом в руки и начинает листать.
— Это платье от Юбера де Дживанши, которое я нашла на чердаке, — поясняю я, когда они доходят до свадебного наряда Биби де Вильер. — В него было завернуто охотничье ружье. Оно все было в ржавых пятнах. Мне удалось полностью их удалить с помощью соуса «тартар». Потом я вручную восстановила бретели и…
— Зачем вы нам все это показали? — спрашивает месье Анри и отдает мне альбом. Стена за его спиной сплошь увешана фотографиями свадебных платьев до и после реставрации. Это впечатляет. Некоторые из платьев пожелтели от времени и выглядели так, как будто рассыплются в прах при малейшем прикосновении.
Но месье Анри удалось вернуть им первоначальную безупречную белизну. Он действительно умел обращаться с тканями и химией в своей мастерской.
— Видите ли, — медленно начинаю я, — я недавно приехала в Нью-Йорк из Мичигана и ищу работу…
— Но это не Морис вас прислал? — Глаза месье Анри все еще подозрительно сощурены.
— Нет, — отвечаю я. Что вообще здесь происходит? — Я не понимаю, о чем вы говорите.
Мадам Анри, стоящая рядом со своим казавшимся по сравнению с ней высоким мужем, протягивает руку за моим портфолио и окидывает меня с ног до головы цепким взглядом — от моего задорного хвостика (миссис Эриксон посоветовала мне убрать волосы с глаз) до прямого платья от Джозефа Рибкоффа под расшитым бисером винтажным кардиганом (в Нью-Йорке с тех пор, как я приехала, стало прохладней. Лето еще не кончилось, но осень уже витала в воздухе).
— Жан, я верю ей, — по-французски говорит она мужу. — Посмотри на нее. Морис никогда не прислал бы к нам такую дуреху.
Мне хочется истошно закричать «Эй!», затопать ногами, чтобы заставить их замолчать, ведь я прекрасно понимаю, что она назвала меня дурехой.
Но с другой стороны, я вижу, что мадам Анри переворачивает страницу и смотрит на фотографии свадебного платья Вики, кузины Люка, которое мне удалось привести в полуприличное состояние (в конце концов она предпочла ему отбеленное платье от Дживанши). Месье Анри в самом деле заинтересован.
— Я сделала все вручную, — говорю я, указывая на платье Вики. — Я путешествовала, и у меня не было с собой моего «Зингера».
— Это ручная работа? — спрашивает он и, внимательно присматриваясь, достает из кармана рубашки пару бифокальных очков.
— Да, — отвечаю я, изо всех стараясь не смотреть на его жену. Дуреха! Да что она понимает! Она вообще, похоже, читать не умеет. Ведь в моем резюме написано, что у меня есть диплом Мичиганского университета. Вернее, будет в январе. В Мичиганский университет дурех не принимают… даже если их отцы работают научными сотрудниками.
— Вы удалили ржавые пятна, — замечает месье Анри, — не используя химии?
— Просто соусом «тартар», — отвечаю я. — Я замочила в нем платье на ночь.
Месье Анри почему-то с гордостью произносит:
— Мы тоже не используем химии. Именно поэтому нас приняли в Ассоциацию свадебных консультантов и мы стали сертифицированными дизайнерами свадебных платьев.
Я не знаю, как на это ответить. Я даже не знаю, что такое сертифицированный дизайнер свадебных платьев. И все-таки говорю:
— Как мило.
Мадам Анри толкает мужа локтем.
— Скажи ей, — говорит она по-французски, — чего еще мы добились.
Месье Анри косится на меня сквозь линзы своих очков.
— Национальная свадебная служба дает нам самые высокие рекомендации.
— Это гораздо больше того, чего добился эта свинья Морис! — восклицает мадам Анри.
По-моему, называть бедного Мориса — кто бы это ни был — свиньей это перебор.
Тем более что я никогда не слышала о Национальной свадебной службе.
Но мне снова удается чуть ли не впервые в жизни удержать рот на замке. На манекенах в витрине этого маленького магазинчика я вижу две модели. Они отреставрированы и переделаны, судя по стоящим рядом фотографиям. И прекрасны. Одно расшито небольшими жемчужинами, похожими на капельки дождя, поблескивающими на солнце. А другое все состоит из причудливых кружевных оборок. У меня пальцы задрожали, так хотелось их потрогать руками, чтобы понять, как это создано.
Миссис Эриксон права. Месье Анри знает толк в этом деле. Я смогу многому у него научиться — не только шитью, но и тому, как организовать успешный бизнес.
Плохо, что мадам Анри такая…
— Это очень нервная работа, — продолжает месье Анри. — Для женщин, которые приходят к нам… это самый важный момент в жизни. Платья должны быть абсолютно безупречны и сшиты вовремя.
— Я жуткий трудоголик, — заверяю я его. — Я шью свадебные платья ночами напролет, даже когда этого не требуется.
Месье Анри даже не делает вид, что слушает.
— Наши клиентки могут быть очень требовательными. Сегодня они хотят одного, завтра — другого…
— Я очень покладистая, — отвечаю я. — И хорошо умею ладить с людьми, можно даже сказать, что я живу ради них. — Боже! Что я несу? — Но я никогда не стану убеждать клиентку надеть то, что ей не идет.
— У нас семейный бизнес, — говорит месье Анри с внезапной решимостью и с громким стуком захлопывает портфолио. — Я не собираюсь нанимать посторонних.
Но… Нет, он меня не выгонит. Я должна узнать, как сделаны эти оборочки.
— Я понимаю, что не отношусь к вашей семье. Но я хорошо знаю свое дело, а тому, чего не знаю, очень быстро учусь.
— Нет, — непреклонен месье Анри. — Мне это не нужно. Я создал бизнес для своих сыновей…
— Которые о нем и знать не желают, — горько сетует по-французски его жена. — И ты это знаешь, Жан. Эти ленивые свиньи только и хотят, что ходить по дискотекам.
Хм-м-м… Она собственных сыновей тоже называет свиньями? И…. кажется, она сказала… дискотека?
— …Я самостоятельно справляюсь с работой, — высокомерно добавляет месье Анри.
— Правильно, — фыркает мадам Анри. — А на меня у тебя не хватает времени. И на сыновей тоже. Они так распустились, потому что ты вечно торчишь здесь. А ведь у тебя больное сердце. Доктор сказал, что тебе нужно избегать стрессов, чтобы дело не кончилось ударом. Ты все время повторяешь, что тебе хотелось бы работать меньше… оставить на кого-нибудь магазин, чтобы побольше отдыхать, чтобы мы могли проводить больше времени в Провансе. И ты хоть пальцем пошевелил для этого? Нет.
— Я живу тут рядом, за углом, — встреваю я, изо всех сил стараясь не показать, что понимаю все, о чем они говорят. — Я могу приходить сюда, когда вы захотите. Может, вам нужно больше времени, чтобы побыть с семьей?
Мадам Анри встречается со мной взглядом.
— Возможно, — бормочет она на родном языке, — она не такая уж и дурочка.
— Пожалуйста, — едва сдерживаясь, чтобы не закричать, говорю я.
— Non, — отрезает месье Анри. — Мне это не интересно. Он протягивает мне мое резюме.
— Ну и кто из нас дурак? — кисло произносит мадам Анри.
Но месье Анри, возможно увидев слезы, которыми вдруг наполняются мои глаза (Какой кошмар! Расплакаться но время собеседования с работодателем!), вдруг смягчается.
— Мадемуазель, — говорит он и кладет руку на мое плечо. — Это не потому, что я считаю, будто у вас нет таланта. Просто у нас очень маленькая мастерская. А мои сыновья сейчас учатся в колледже. Это очень дорого. Я не смогу платить зарплату еще одному человеку.
И тут я с изумлением слышу, как мои губы произносят четыре слова, которые я не надеялась говорить в течение ближайших пары миллионов лет. Сразу же после этого мне хочется себя застрелить. Но поздно. Они уже вырвались:
— Я буду работать бесплатно.
Боже! Нет! Что я говорю?
Но это сработало. Месье Анри заинтригован. Его жена улыбается так, как будто выиграла в лотерею.
— Вы имеете в виду обучение? — Месье Анри опускает бифокальные очки на нос, чтобы рассмотреть меня поближе.
— Я… я… — Боже! Как я выпутаюсь из этой истории? Я ведь даже не знаю, действительно ли хочу этого. — Да, что-то вроде. А потом, когда вы увидите, как много я работаю, мы сможете предложить мне платное место.
Это уже лучше. Именно так я и поступлю. Я буду работать на него как подорванная, и он не будет знать, как обходился без меня раньше. А потом, когда он без меня уже не сможет, я пригрожу тем, что уйду, если он не будет мне платить.
Уверена, это не лучшая стратегия, чтобы получить работу. Но в данный момент другой возможности у меня нет.
— Договорились, — соглашается месье Анри. Он сует очки в карман и протягивает мне руку. — Добро пожаловать.
Пожимая в ответ его руку, я чувствую каждую мозоль на его пальцах и ладони.
— Спасибо.
Глядя на это, мадам Анри замечает на чопорном французском:
— Она и впрямь такая дуреха!
Что вы знаете о длине шлейфа свадебных платьев?
В основном шлейфы бывают трех типов длины:
короткий шлейф — он едва касается пола;
шлейф для венчания в церкви — его длина около 4 футов;
шлейф для венчания в соборе — длина 6 футов (или еще больше, но только если вы принадлежите к королевской семье).
Глава 7
Лучший способ сдержать слово — это вообще его не давать.
Я измеряю окна и кровать в квартире Чаза и Шери и плачу. И не могу остановиться. Я совсем расклеилась. Я понятия не имела, что дома кто-то есть. Поэтому, когда сонный Чаз выходит из спальни, держа в руке измятую книжку в мягкой обложке и произносит: «Господи, что ты здесь делаешь?», я взвизгиваю, выпускаю из рук сантиметр и начинаю падать.
— С тобой все в порядке? — Чаз протягивает ко мне руку, чтобы удержать, но уже поздно. Я падаю на пятую точку прямо посередине его гостиной.
Это все из-за их кривого паркета. Он во всем виноват.
— Нет, — всхлипываю я, — не в порядке.
— Что случилось? — Не могу сказать, что Чаз смеется, но все-таки уголки его рта подозрительно дрожат.
— Это не смешно, — заявляю я. Жизнь на Манхэттене практически лишила меня чувства юмора. Конечно, когда мы с Люком лежали в постели или, развалившись на диване его мамы, смотрели по ее же плазменной панели (искусно спрятанной за подлинным гобеленом шестнадцатого века, изображающим пасторальную сцену) шоу «Выдохни и танцуй», все было прекрасно.
Но через минуту после того, как Люк уходил на занятия — с девяти до пяти ежедневно, — все мои комплексы по поводу ненадежности моего положения возвращались, и я опять начинала думать, что сейчас как никогда близка к тому, чтобы вылететь из Нью-Йорка, как Кати Пенбейкер, и что единственным отличием между нами является то, что я не страдаю, как она, распадом личности.
Что клинически доказано.
— Прости, — говорит Чаз. Он смотрит на меня сверху вниз и старается не улыбаться. — Скажи мне, пожалуйста, почему ты рыдаешь в моей квартире средь белого дня? Люк не разрешает тебе этого делать в доме ею мамы или есть какая-то другая причина?
— Нет. — Я все еще сижу на полу. Так удобнее плакать. Чаз и Шери тщательно убирают свое жилище, и поэтому я не боюсь испачкать платье. — Шери отдала мне ваш запасной ключ, чтобы я померила окна и кровать. Я собираюсь вам сшить шторы и покрывала.
— Ты нам сошьешь шторы и покрывала? — радуется Чаз. — Здорово. — Увидев, что я продолжаю плакать, он перестает улыбаться. — Или нет. Если ты плачешь из-за этого.
— Я плачу не из-за покрывала, — говорю я, вытирая слепя тыльной стороной ладони. — Я плачу потому, что я неудачница.
— Раз так — надо выпить, — вздыхает Чаз. — Налить тебе чего-нибудь?
— Алкоголь не решит проблему, — завываю я.
— Не решит, — соглашается со мной Чаз, — но я весь вечер читал Витгенштейна, и он помог мне избавиться от мыслей о самоубийстве. Ты присоединишься ко мне? Я собираюсь сделать джин с тоником.
— Да-а-а, — икаю я. Вдруг немного джина приведет меня в порядок? У бабули это всегда получалось.
Некоторое время спустя я уже сижу рядом с Чазом на обитом золотистой тканью диване. Подушки на нем тоже золотые. Если бы я не знала, что они были списаны из одной юридической фирмы, я бы решила, что они из китайского ресторана. Дорогого, но все-таки ресторана. Я рассказываю Чазу о плачевном состоянии моих финансов.
Поделиться книгой: