Помоги проекту - поделись книгой:
— Откуда ты знаешь?
— Ты что, шутишь? — смеется он. — Радиовещательная станция Лиззи работала день напролет.
Я удивленно смотрю на него:
— Это невозможно. Я никому не говорила! Кроме… — Я запинаюсь и краснею.
— Все правильно, — говорит Люк и игриво дотрагивается указательным пальцем до кончика моего носа. — Шери сказала Чазу, а тот сразу позвонил мне и спросил о моих намерениях.
— О твоих… — Теперь я стала уже не красной, а багровой. — Он не имел права!
Но Люк продолжает смеяться:
— Он считает, что имел. Не сходи с ума. Чаз считает тебя младшей сестренкой, которой у него никогда не было. По-моему, это мило.
А по-моему, нет. В следующий раз, когда я увижу Чаза, он получит от меня совсем не сестринский разгон.
— И что ты ему ответил? — Любопытство пересилило злость.
— О чем? — Люк нашел вино, которое я открыла, чтобы дать ему подышать, и разлил его по бокалам.
— О твоих, хм… намерениях.
Я стараюсь, чтобы голос меня не выдал. Я заметила, парни не любят, когда на них давят. Особенно они не любят, когда ты слишком много говоришь о будущем. Они чем-то похожи на диких животных. Все прекрасно до тех пор, пока ты кормишь их орешками.
Но стоит им увидеть, как ты достаешь сеть, — пиши пропало. Ни за что в жизни не буду произносить при Люке слова на букву «О». Два месяца отношений — маловато для того, чтобы начать жить вместе. А бросаться словом «обязательства» — тем более.
Даже если один из нас постоянно думает о выборе фасона свадебного платья.
— Я сказал ему, чтобы он не беспокоился. — Люк протягивает мне один из бокалов. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не испортить твою репутацию. — Люк тихонько касается краем своего бокала о мой. — Вообще-то он должен мне спасибо сказать, — подмигивает он мне.
— Спасибо? — повторяю я. — За что?
— За то, что теперь Шери может переехать к нему. Он давно уже ее об этом просил, но она говорила, что не может оставить тебя.
— Вот как, — замолкаю я. А я не знала. Шери мне ничего не говорила.
Почему, интересно, она так отреагировала, когда я рассказала ей о Люке, если оставалась со мной только из жалости?
— В любом случае это нужно отметить, — продолжает Люк. — Нам четверым. Не сегодня, конечно, ведь ты уже приготовила стейки. Может, завтра вечером? Я знаю один фантастический тайский ресторанчик, он тебе обязательно поправится.
— Нам нужно поговорить, — вдруг неожиданно для себя самой говорю я. Что со мной происходит?
Люк удивлен, но не возражает. Он садится на мамин белый диван — я же продолжаю стоять с бокалом, — смотрит на меня и улыбается.
— Конечно, — говорит он. — У нас есть множество тем, которые нам нужно обсудить. Например, куда ты повесишь нею свою одежду. — Его улыбка становится еще шире. — Я уже пожаловался Чазу, что твоя коллекция винтажной одежды очень меня впечатлила.
Но меня волнует отнюдь не одежда. А моя душа.
— Я перееду к тебе только с одним условием, — говорю я, осторожно присаживаясь на подлокотник, чтобы ущерб от пролитого вина не был катастрофическим. Кроме того, так я могу держаться от Люка подальше, чтобы не отвлекаться на его мужественность. — Мы разделим пополам все расходы на хозяйство, на еду и на все такое. Так будет лучше для нас обоих.
Люк становится серьезным. Он делает глоток вина и пожимает плечами:
— Конечно, как хочешь.
— И, — продолжаю я, — я буду платить за квартиру.
Он смотрит на меня странным взглядом:
— Лиззи. Нам не нужно платить никакой аренды. Эта квартира принадлежит моей маме.
— Знаю, — отвечаю я, — я хотела сказать, что мы разделим с тобой оплату процентов по кредиту.
Люк опять улыбается:
— Лиззи, нет никаких процентов. Она заплатила за квартиру сразу всю сумму наличными.
Вот это да! Все оказалось хуже, чем я ожидала.
— Знаешь, — говорю я, — мне все равно нужно за что-то платить. Не могу же я жить здесь просто так. Это неправильно. Кроме того, если я стану оплачивать жилье, то буду иметь право голоса. Верно?
Одна из его черных бровей медленно ползет вверх.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит он. — Ты планируешь здесь что-то переделать?
Господи! Все пошло совсем не так, как я ожидала. Зачем Чаз ему позвонил? И это меня все время обвиняют в болтливости. Парни сплетничают еще похлеще девиц.
— Вовсе нет, — отвечаю я. — Мне нравится, как твоя мама все устроила. Просто мне нужно сделать кое-какую перестановку, — я откашливаюсь, — чтобы поставить швейную машинку и еще кое-что.
Теперь обе брови Люка поднимаются.
— Швейную машинку?
— Да, — говорю я, защищаясь. — Если я открою собственный бизнес, мне нужно будет место для работы. Кстати… а сколько здесь стоят коммунальные услуги? Ведь в каждом доме они есть.
— Конечно, — отвечает Люк. — Три с половиной тысячи долларов.
Это сражает меня наповал. Хорошо, что я сижу на подлокотнике, иначе я бы рухнула не на диван, а на паркет, на который уже выплеснулось мое красное вино.
— Три тысячи пятьсот долларов? — кричу я и мчусь на кухню за полотенцем. — В месяц? Только коммунальные услуги? Я не смогу это потянуть!
Люк хохочет.
— Тогда плати часть, — предлагает он, наблюдая, как я убираю за собой. — Тысяча в месяц, идет?
— Договорились, — с облегчением соглашаюсь я. Не могу оказать, что совсем расслабляюсь, я ведь понятия не имею, откуда буду брать ежемесячно эту тысячу.
— Отлично, — говорит Люк. — А теперь, когда мы договорились…
— Мы еще не договорились, — перебиваю я его. — Не синеем…
— Разве? — Он не выглядит обеспокоенным. Все происходящее его скорее развлекает. — Мы обсудили расходы на еду и на хозяйство, место для твоей швейной машинки и арендную плату. Что еще осталось?
— Мы, — отвечаю я.
— Мы? — Он не бросается наутек, как испуганный зверь. Пока. Он просто с любопытством смотрит на меня. — И что с нами?
— Если мы станем жить вместе, — говорю я, собрав в кулак всю волю, — то только с испытательным сроком. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Мы знаем друг друга всего три месяца. Что из этого получится, я не знаю. Вдруг к зиме я превращусь в настоящее чудовище?
Брови Люка снова поднимаются.
— Серьезно?
— Не знаю, — отвечаю я. — То есть я так не думаю. Но у нас на этаже в Мак-Крекен-Холле жила одна девочка, Брианна, которая в холодное время года становилась настоящей психопаткой. В остальное время она тоже была не слишком уравновешенна. Но зимой у нее начиналось обострение. Поэтому давай оставим за каждым из нас право уйти в любой момент, когда одному из нас покажется, что у нас не получается, И поскольку это квартира твоей мамы и уезжать придется мне, ты, прежде чем сменить замки, должен дать мне месяц, чтобы я нашла новое жилье. Так будет справедливо.
Люк все еще улыбается. Только теперь его улыбка становится какой-то странной.
— Ты так беспокоишься о том, чтобы все было справедливо?
— Да, — отвечаю я, слегка разочарованная таким кратким ответом на мою длинную тираду. — Беспокоюсь. В мире так мало справедливости. Молодых матерей сбивают на улицах машины, человеческие скелеты валяются на задних дворах домов и…
Теперь Люк хмурится. И наклоняется ко мне…
— Не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, — говорит он, наваливаясь на меня. К счастью, я уже поставила бокал па стол. — Но я рад, что мы с тобой поговорили. На этом закончим?
Я перебираю в памяти все, что собиралась с ним обсудить. Оплату квартиры и хозяйственных расходов, возможность в любой момент выпорхнуть из клетки в случае, если один из нас (скорее всего, он, так как я не планирую отсюда никуда уезжать) этого захочет. Так. Вроде все.
Я киваю:
— Закончим.
— Отлично, — говорит Люк и прижимает меня к дивану. — Слушай, а как это снимается?
Девушки с грушевидным телом, не расстраивайтесь! Как пела группа «Квинн», вокруг девушек с аппетитной нижней частью тела всегда крутится полно рокеров. Но как часто мы не можем подобрать себе одежду!
И все-таки девушки с грушевидным телом в том, что касается выбора свадебного наряда, имеют огромное преимущество. Фасон «колокол» отвлекает внимание от нижней части тела и притягивает взгляды к бюсту.
Эффект можно усилить отсутствием бретелек или глубоким V-образным вырезом, избегайте платьев с вырезами под горло, а также пышных или плиссированных юбок, они прибавляют объем бедрам. Платье, скроенное по косой или отрезное по талии, — совершенно недопустимо для невест с грушевидной фигурой… оно выявит то, что вы пытаетесь скрыть.
Глава 6
Трое могут сохранить что-то в секрете, только если двое из них умерли.
«Дизайнеры-реставраторы свадебных платьев», — гласит табличка на двери.
Естественно, это я. Вернее, то, чем я занимаюсь. Да и не только свадебными платьями. Я могу отреставрировать или перешить любую одежду. Но свадебные платья — самое трудное, что есть в моей профессии. И самое высокооплачиваемое, конечно.
Я стараюсь не слишком думать о деньгах. Хотя как можно не думать о том, в чем так отчаянно нуждаешься, живя в этом городе. Я замечала, что надето на жильцах дома матери Люка, когда сталкивалась с ними в лифте. В жизни никогда не видела столько Гуччи и Луи Виттона.
Чтобы как-то жить, Гуччи и Луи, в общем-то, не нужны. Нужны деньги, много денег, чтобы вести хоть сколько-то нормальную жизнь на Манхэттене. Даже отказывая себе в такси, походах в кино и кафе и самостоятельно готовя себе завтраки, обеды и ужины.
И уж конечно, я с легкостью могу обойтись без сумок, украшенных каймой с монограммой Луи Виттона.
И все-таки неприятно, что я даже не могу перекусить в ближайшем арабском ресторанчике. Я не люблю крабов, так как у меня толстая задница, и вообще в окрестностях. Метрополитена нет арабских закусочных. Жилая часть Пятой авеню расположена очень далеко от закусочных и продуктовых магазинов. Она похожа на пустыню, где нет ничего, кроме квартир стоимостью в миллионы долларов, музеев и парка.
Как я завидую берлоге Шери и Чаза! Ренуаров там нет, пол имеет уклон к окну, кран в переносной душевой кабинке подтекает, а на эмали поддона столько ржавчины, что можно подумать, что там кого-то убили.
Но напротив их двери есть очень дешевый суши-бар! В двух шагах от автобусной остановки, в пивной днем кружка «Бада» стоит всего доллар, а продуктовый магазин, расположенный в этом же квартале, БЕСПЛАТНО доставляет еду!
Знаю, мне не на что жаловаться. У двери меня встречает портье, парень в лифте нажимает за меня кнопки. Из окон открывается великолепный вид на Метрополитен-музей, а в рамах стоят тройные стеклопакеты, так что никакого шума машин и сирен с Пятой авеню не слышно.
И стоит это мне всего какую-то тысячу в месяц плюс расходы на хозяйство.
Но я, не раздумывая ни секунды, отказалась бы от всего этого, имей я возможность выпить стаканчик самого паршивого кофе, когда мне этого захочется, и не испытывать при этом чувства вины.
Именно поэтому я отправилась в ателье месье Анри, расположенное в четырех кварталах от резиденции мадам де Вильер. Это самая модная на Манхэттене мастерская по реставрации и переделке свадебной одежды. Этот самый месье Анри, кем бы он ни был, реставрировал, перешивал и хранил свадебные наряды. Мне сообщила об этом миссис Эриксон из квартиры 5В, я встретила соседку вчера вечером, в прачечной (водопроводные трубы в доме мадам де Вильер слишком старые и могут не выдержать, если в каждой квартире будут стоять стиральные машины и сушки). А еще миссис Эриксон подсказала мне, что если добавить в стиральный порошок стакан уксуса, то можно сэкономить на фабричном кондиционере. Судя по огромному, с мячик для гольфа, бриллианту на ее руке, она наверняка знает толк в стирке. Она сообщила, что стирает сама только потому, что уволила горничную за пьянство и агентство еще не прислало новую.
Когда я нажимала на кнопку звонка месье Анри, то была абсолютно уверена, что на этот раз не потеряю времени зря. Мне показалось, что миссис Эриксон знает достаточно о реставраторах свадебных платьев. Эту область деятельности
Так говорили менеджеры. Некоторые, узнав о моем образовании, говорили, что моя квалификация гораздо выше, чем им требуется, и только один заинтересовался портфолио со снимками переделанных винтажных костюмов, подумал и сказал: «Это может привлечь провинциалов, но наши клиенты — люди более взыскательные. Сюзи Перетт — не их уровень».
— Я из Мичигана, — поправила его я.
— Какая разница, — закатив глаза, сказал менеджер.
Он что, серьезно? Не думала, что люди могут быть такими снобами. В особенности те, кто занимается винтажными вещами. У нас дома, в нашем сообществе люди стараются поддерживать и помогать друг другу, у нас ценятся качество и оригинальность, а не фирма. Здесь же, по словам одного менеджера: «То, что не Шанель, — сплошное барахло».
Как они не правы. Миссис Эриксон сказала мне: «Зачем вообще тебе работать в одной из этих паршивых лавок? Уж я-то знаю. Моя подруга работала на добровольных началах в магазине подержанных вещей от Слон-Кеттеринг. Она рассказывала, что там из-за несчастного шарфика от Пучини бывают такие потасовки! Сходи к месье Анри. Это тебе подойдет гораздо больше».
Люк сказал, что послушаться совета женщины, которую я встретила в прачечной нашего дома, имеет смысл.
Но Люк и представить себе не мог, насколько плохи мои дела. Я ему ничего не рассказывала. Когда он интересовался моими делами, я изображала из себя всезнайку, которая точно понимает, чего хочет. Он был слегка шокирован количеством ящиков, присланных мне из дома. Мы с ним поняли, что нам некуда их сложить. К счастью, квартира его мамы продавалась вместе с кладовкой в подземном гараже. Именно туда я и сложила все мои рулоны ткани и приспособления для шитья.
А вот все свои платья я повесила на переносную вешалку, которую купила в магазине «Кровати, ванные и прочее», и поставила ее прямо под Ренуаром, проигнорировав недоуменный взгляд нарисованной на картине девушки.
Когда Люк это увидел, он был потрясен. «Никогда не думал, что у кого-то может быль столько же платьев, сколько у моей мамы», — сказал он, но потом взял себя в руки и даже попросил меня примерить несколько наиболее изящных ансамблей (и почему-то вещь от Хайди, которая сильно от них отличалась).
Люк не знал одного: если в ближайшее время ничего не изменится, эти шедевры, как и вся остальная коллекция, отравятся прямиком на eBay. У меня осталось всего несколько сотен долларов.
Мое сердце разорвется от горя, если я продам одежду, которую коллекционировала много лет, но еще быстрее оно разорвется, если Люк узнает, что у меня нет денег, чтобы в следующем месяце заплатить за квартиру.
И хотя я знала, что Люк только посмеется над этим и скажет, что мне не о чем беспокоиться, что все в порядке, я все равно не могла заставить себя
Но я не могу себе этого позволить. Я разорена.
Поделиться книгой: