Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»

От себя добавлю: будучи по происхождению евреем, К. Маркс почему-то был ещё и махровым антисемитом и очень дурно отзывался о евреях: «евреи – омерзительнейшая из рас» (опубликовано в Париже в 1844 году в журнале «Немецко-французский ежегодник»). Это сравнимо с пещерным уровнем расовой теории «величайшего освободителя человечества» Адольфа Гитлера, каковым он себя величал. Он не уступал Марксу в своих воззрениях на еврейскую расу: «“Евреи – исчадие человечества”, – заявил он 21 июля 1939 г. хорватскому министру иностранных дел Славко Кватернику. И ещё одно выказывание Гитлера о евреях: “…ибо коль скоро еврейство действительно, как он постоянно заявлял и писал, было главным носителем инфекции великой болезни мира, то не имело смысла создавать для него какую-то резервацию, а следовало уничтожить его, как биологическую субстанцию”» [Фест, 2006, с. 476]. Согласимся, дико сегодня слышать подобные высказывания двух совершенно разных по своей идеологии знаменитых людей сгинувшей эпохи, но как они были едины в своих убеждениях о еврейском народе!

Это удивляет. С Гитлером понятно, а вот Маркс – какой-то странный тип, с очень уж замутнённой душой и казарменной психологией, исходящей из его книги «Капитал», как фантастического бреда в её большей части.

Однако вернёмся к польским событиям, поскольку мы эту тему не закончили. В международном сообществе, да и среди некоторой части наших военных историков, утвердилось мнение, что Сталин нанёс Польше неожиданный удар в спину во время польско-германского военного столкновения. Да так ли это? Разберёмся. Бытует мнение, что без подписания пакта между СССР и Германией Вторая мировая война не могла бы начаться. Какое глубокое заблуждение. Ведь «план «Вайс» был подписан Гитлером ещё 3 апреля 1939 года, задолго до советско-германского сближения. К тому же германо-польский договор перед этими событиями был немцами аннулирован 28 апреля 1939 года, и войска Германии уже начали сосредоточиваться у польской границы с 15 августа 1939 года. Таким образом, решительный и авантюристичный Гитлер начал бы войну с Польшей в любом случае, независимо от согласия СССР подписать мирный договор с Германией. Более того, в эти роковые для мира сентябрьские дни от мудрого Сталина уже ничего в реальности не зависело, но Польша была обречена. Вот что говорил Гитлер в дни перед заключением пакта в кругу своих ближайших соратников: «Нельзя терять времени. Война должна быть, пока я жив. Мой пакт рассчитан только на выигрыш времени, и, господа, с Россией будет то же самое, что я сделаю с Польшей, – мы раздавим Советский Союз. Теперь мы можем нанести удар в сердце Польши – я приказал направить на Восток мои части “Мёртвая голова” СС с приказом убивать без жалости и пощады всех мужчин и женщин и детей-поляков, или говорящих по-польски» [Кларк, 2004, с. 31].

С учётом сказанного Гитлером, остановлюсь чуть подробнее на отношении к детям во время войны гитлеровского и сталинского режимов, поскольку оно стирает всякие понятия о человечности в понимании здравомыслящих людей. Даже не берусь сравнивать содержание детей в советских и гитлеровских лагерях. Пусть читатель это сам сделает, с учётом, что настолько они похожи своей лютой бесчеловечностью и немыслимой жестокостью к безвинным детишкам, попавшим в жернова их государственной политики, что даже сегодня не верится в реальность происходившего. Поверьте, больно и страшно об этом писать, но мы просто обязаны знать всю правду о том злодействе к малолетним детям, чтобы оно больше никогда не повторилось. Говорят, «дети – цветы жизни», но почему эти цветы так безжалостно истребляли, не считаясь ни с какой гуманностью и милосердием к ним, эти два злодея, проклятые всем миром? Данный вопрос нужно бы адресовать психологам и психиатрам, чтобы вскрыть суть такого злодейства, а я смогу коротко привести лишь некоторые факты.

Всем давно известно, как содержались дети в нацистских лагерях. Об этом много написано и показано. Лишь добавлю. Над ними проводились изуверские медицинские опыты, у них, обескровленных от голода и холода, выкачивали кровь для раненых солдат вермахта, и за каждой каплей детской крови неумолимо следовала человеческая трагедия бесправного малолетнего узника. Их умерщвляли в газовых камерах и сжигали в лагерных крематориях. На своей одежде они носили специальные знаки, указывающие на принадлежность к определённой нации. С 1942 года их стали клеймить в определённом цифровом значении, и с этого момента они потеряли свою фамилию, имя и отчество, а также принадлежность к определённой нации. Одним словом, их полностью обезличили, как человека, родившегося от своих родителей на планете Земля. Вот как описывает Константин Симонов в своих мемуарах «Разные дни войны» лагерь смерти Майданек и всё, что он там увидел: «Барак с обувью, длина 70 м, ширина 40, набитый обувью мёртвых. Обувь до потолка. Под её тяжестью провалилась даже часть стены. Не знаю, сколько её, может быть, миллион, может быть, больше. Самое страшное – десятки тысяч пар детской обуви. Сандалии, туфельки, ботиночки с десятилетних детишек и годовалых» [Симонов, 1981, с. 392]. Больше к этому добавить ничего не могу. Отказывает воображение.

Дорогие читатели! Внимательно посмотрите в глаза этого ребёнка, наполненные неизбывным горем, страданиями и полной безнадёжностью. Не кажется ли вам, дорогие друзья, что мы, сегодняшние, перед ним в неоплатном долгу за всё, что с ним случилось в детские годы?

Это их детство в нацистском лагере, как результат глумления над ними.

К сожалению, советская история не сохранила для нас фотографии и ленты кинохроники, где были бы запечатлены малолетние узники сталинских лагерей, кроме редких воспоминаний очевидцев той мрачной эпохи.

В сталинских лагерях, где зачастую дети содержались вместе с взрослыми, дела обстояли нисколько не лучше, а может быть, в некоторых случаях и хуже, чем в гитлеровских лагерях. Дело в том, что сравнивать одно уже совершённое злодейство с другим, когда речь идёт о гибели миллионов детей, почти невозможно, из-за бессмысленности сравнения всякого зла, от кого бы оно ни исходило. До 1926 года детей до двенадцатилетнего возраста по уголовным статьям не судили. Однако уже с 1926 года ст. 124 УК РСФСР разрешила судить детей с двенадцатилетнего возраста. Но советский социализм год от года крепчал, жить становилось веселей и, видимо, для закрепления достигнутого успеха вышло Постановление ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 года, утверждённое на Политбюро за подписью Сталина 20 апреля 1935 года, где предусматривался расстрел детей с указанного возраста «за повреждение железнодорожных и иных путей». Удивляет вот что. Чем ближе сталинский СССР продвигался по пути развитого социализма, тем больше его ненавидели даже несовершеннолетние дети за зверское к ним отношение советской власти. Непостижимо, как они могли своими детскими ручонками взрывать железнодорожные и иные пути. Чем они могли взрывать и зачем? Невозможно представить, что осужденных малолетних детей тогда пыталась перевоспитать в этих лагерях советская власть, вооружённая непобедимым марксистко-ленинским учением. Чудовищная глупость. А ведь всё это было наяву в стране Советов. Людоедов бы им лучше воспитывать этим учением, только не детей.

Совместное содержание детей и взрослых продолжалось четыре года. Имелись колонии, где мальчиков и девочек содержали вместе. Не удивляйтесь, это чистый марксизм без всякой идеологической примеси. Но уже в 1940 году в СССР было 50 колоний для несовершеннолетних и 90 домов для младенцев, родившихся в лагерях. Вроде прогресс, но страшноватый. Дальнейшая их судьба неизвестна. Не возмущайтесь, это тоже по Марксу. Внимательней читайте его «тёмные» творения. Ведь марксизм у нас получился какой-то странный, с бесчеловечным лицом, да ещё с неограниченными расстрельными полномочиями, и для нормальной жизни никак не подходящий. Удивлялся, возмущался народ такому марксизму, который и в стакан не нальёшь и на кусок хлеба не намажешь. Намаялись они с ним за несколько десятилетий до изнеможения, да и выбросили его из-за бесполезности на обочину дороги, думая, что кто-нибудь его подберёт, кому не жалко ни свой народ, ни свою, страну. Никто не подобрал.

В ряде случаев содержались в колониях и дети младше 12 лет. На допросе оголодавший «преступник», наивно, по-детски рассчитывая на милосердие взрослых дядей, называл заниженный возраст, но срок получал сполна. С началом войны, когда развитой социализм начал трещать по всем швам, и после известного обращения Сталина к «братьям и сёстрам» и для большего укрепления социализма вышло еще одно Постановление ЦИК и СНК – судить детей с применением всех мер наказания вплоть до расстрела. Но его изюминка была в том, что теперь можно было осудить малолетнего преступника не только за совершение неумышленного преступления, но и по неосторожности. Много было осуждено малолетних оголодавших детей из деревень за собирание на колхозных полях прошлогодних колосков. Это было страшное судилище, которое могла устроить только Советская власть [РГАСПИ, ф. 17, оп. 1, д. 962]. Капкан над сиротами и голодными детьми захлопнулся, и за их воспитание взялся ГУЛАГ, непревзойдённый истязатель и растлитель всех его сидельцев.

В сталинских лагерях был земной ад, описать который во всех его злодейских проявлениях почти невозможно по многим причинам, не зависящим от желания будущего автора. Отчасти это убийственно правдиво сумел описать в своих рассказах колымский узник с семнадцатилетним стажем Варлам Шаламов. Отмечу только одно – постоянное истязание малолеток матёрыми уголовниками с большим сроком отсидки. Это, как правило, сексуальное насилие над ними, калечащее душу и тело на всю жизнь, как бы она потом не складывалась. Что поражает, ни один высокопоставленный советский каратель так ни разу нигде и не заикнулся перед вождём всех народов, что надо бы содержать малолетних преступников в более щадящем климате с их ещё неокрепшим организмом, только не в Заполярье. Это была их верная гибель за очень редким исключением. Сколько их было расстреляно, погибло от голода, холода и почти неизлечимых болезней в том суровом климате Заполярья, Сибири и Дальнего Востока, мы никогда уже не узнаем. Советская власть всегда умела своевременно замывать следы своих кровавых преступлений от современников и будущих поколений. Задача исследователей нашего прошлого, по возможности их раскрывать, иногда, как это ни странно, рискуя, порой, своей жизнью и здоровьем.

Да, пакт Молотова – Риббентропа развязал руки Гитлера для исполнения самой грязной и кровавой работы, для ведения захватнических войн на Западе, и он безжалостно сокрушал одно государство за другим. Вот что говорил Гитлер о заключённом пакте: «Честным этот пакт никогда не был, – сказал он одному из своих адъютантов, – потому что слишком глубока пропасть между мировоззрениями». К тому же «Гитлер никогда не мог полностью забыть, что пакт с Москвой был лишь второсортным решением» [Фест, 2006, с. 320]. Но и Сталин не лучше думал об этом пакте и считал, что обманул Гитлера, причём в накладе не остался и руки не замарал. Сталин тихой сапой, почти без единого выстрела, позволил Красной армии оккупировать восточную часть Польши, удачно, за единичными случаями, избежал военного столкновения с польской армией, поскольку она была уже разбита вермахтом. При этом нужно иметь в виду, что мирное польское население Красная армия поголовно не истребляла. Тем не менее, надо признать, что карательные органы Советского государства, как главная сила в установлении диктатуры пролетариата на оккупированных территориях, в том числе и на землях Польши, вели себя более сдержанно по отношению к большинству её гражданам, за некоторым исключением. Конечно, насилие и репрессии в отношении определённой части населения имели место и порою носили довольно жестокий характер. Но в то время это было свойственно в той или иной мере любому агрессору, но особенно Советскому Союзу, с его классовым подходом во всех политических конфликтах в оккупированных странах, когда неугодные и опасные представители чуждых классов безжалостно им истреблялись, а большая часть из них депортировались в Сибирь и Дальний Восток. Это надо признать.

Глава 6

Что бы мы сегодня о Сталине ни говорили и ни думали, давайте признаем, что он был в своё время выдающимся и даже мудрым в некоторых вопросах политиком, и доказательством этому служит его умение своевременно находить себе нужных в данный момент союзников, причём из числа своих бывших заклятых классовых врагов. Такими союзниками для него стали с началом гитлеровской агрессии США и Англия, предоставившие Сталину в труднейший момент 1941 года неоценимую материальную и моральную поддержку для отражения победоносного наступления гитлеровских войск. Не зря ведь говорят: «Дорога ложка к обеду». Да и всю войну эта помощь шла непрерывным потоком. Но Сталин без всякого сожаления решительно разрывал дружеские связи, когда этого требовали марксистко-ленинские догмы и интересы мирового коммунистического движения. После победоносной войны с Германией он безжалостно порвал дружбу с бывшими союзниками в войне с фашизмом, поскольку разногласия с ними по политическим вопросам усилились, не без их участия. Более того, они стали для него заклятыми врагами на долгие годы, положившие тем самым начало «холодной войне» особенно после Фултонской речи Черчилля, и последующих антисоветских выпадов других руководителей бывших союзных государств. Как это ни прискорбно признавать сегодня, но холодную войну Советский Союз впоследствии проиграл с треском перед всем изумлённым миром.

Снова о Польше. Прямо скажем, трагически складывалась судьба Польши в эти предвоенные годы. Она, в сущности, являлась лакомым куском добычи двух диктаторов, для их далеко идущих целей в скором будущем. В результате её раздела она стала их жертвой и невольным предвестником Второй мировой войны. Причём дважды – в 1939 году, и второй раз в 1941 году, когда под давлением приобретённых союзников Сталин вынужден был признать «бывшую Польшу» снова существующей и вступить в переговоры с правительством Сикорского. Поэтому 30 июля 1941 года было подписано советско-польское межправительственное соглашение [Солонин, 2009, с. 212]. В третий раз Польша приобрела суверенитет лишь после войны. Но это уже другая история, но коротко о ней напомню.

В сегодняшней, вроде бы, демократической Польше, к нашему прискорбию, особенно в её руководстве, их лидеры превратились в злейших политических дебоширов в Европе, с ненавистью проклинающих Россию за различные грехи, которые, если и были в прошлом, то их надо решать за столом переговоров, не иначе. Но без освобождения Польши Советской Армией, Гитлер истребил бы всю польскую нацию, начиная с детей, всех мужчин и женщин и граждан с польской фамилией, как он и обещал в своей речи, перед заключением пакта Молотов-Рибентроп. Читайте поляки эту речь Гитлера и думайте, думайте. Но от их полного уничтожения спасли воины Советской Армии, потеряв убитыми шестьсот тысяч солдат и офицеров, и полякам не надо бы сегодня массово крушить надгробные памятники своим спасителям, похожее на дикое варварство. За этот вандализм, им когда-то, придётся ответить. Похоже, Господь лишил поляков разума за тяжкие грехи перед своими освободителями, ни в чём перед ними не виновными. Они совсем оглохли и не слышат молитвенный стон убиенных, не нарушать их покой в царстве Небесном. Да уймите же своё безумие! И покайтесь за содеянное!

Однако мы забежали далеко вперёд, нам следует вернуться к трагическим событиям предвоенных месяцев 1941 года, что и является главной темой моих размышлений. Гитлер с 1939 года увяз в локальных войнах с малыми европейскими странами. Но перед этим за семнадцать дней он сумел покорить Францию, и вроде бы назрела пора разгромить Англию, но Германии необходимо было безотлагательное заключение мира с Англией на максимально приемлемых условиях, поскольку Англия не была побеждена ни на суше, ни на море, ни в воздухе.

Напомню, речь Гитлера в Рейхстаге 19 июля 1940 года была миролюбивой и компромиссной. Он говорил о необходимости заключения с Англией и её союзниками прочного мира, поскольку считал, что война для Германии окончена и продолжение войны бессмысленно. Но его призыв к заключению мира не был услышан теми, к кому он обращался. Франция к тому времени из войны вышла не без помощи Гитлера, то есть половина её территории была оккупирована, а вторая была относительно свободной, но правительство функционировало в ограниченных оккупантом пределах и воевать пока ни с кем не собиралось. Однако, проблема состояла в том, что Англии мир с Германией был не нужен, и она была полна решимости продолжить войну с нацистской Германией до победы. Но что делать Гитлеру в этой ситуации? Он не может вести морскую войну с Великобританией как с могучей морской державой. Может решиться только на подводную войну, с туманными перспективами на победу ввиду непременного вступления в войну США с её могучим военно-промышленным потенциалом на стороне непокорной Англии. На мой взгляд, Германия в 1940–1941 годах провела против Англии две крупные военные кампании, воздушную и морскую, и в обоих случаях потерпела поражение, хотя надводному флоту Англии подводниками Германии был нанесён невероятный ущерб.

Всё так, но никакие победы гитлеровских подводников не смогли спасти нацистскую Германию от неизбежного поражения и, как следствие, гибели национал-социалистической партии. Осенью 1940 года перед Гитлером встало много неразрешимых проблем, прежде всего – добиться необходимой победы над главным врагом, Англией, или заключить с ней мирный договор, но Англия категорически отказалась пойти на мир с нацистами и продолжала наращивать свою военную мощь. Продолжать же с ней и её союзниками затяжную войну значило для Германии почти полное истощение военно-экономического потенциала и, в конечном счёте, поражение. Для расширения экономического базиса войны нужна была страна, обладающая огромными природными ресурсами. Такой страной был Советский Союз – восточный сосед, с которым был заключён мирный договор. Но что значила для Гитлера в той, почти безвыходной ситуации какая-то бумажка, пусть и подписанная обеими сторонами? Да ровным счётом ничего. Конечно, война с восточным соседом была рискованной, но вынужденной мерой, поскольку попытка втянуть Советский Союз в орбиту своих глобальных политических интересов закончилась провалом.

12 ноября 1940 года с визитом в Берлин прибыл Молотов с целью укрепления советско-германских отношений, но на самом деле – предъявления новых территориальных претензий, затрагивающих сферу германских интересов. Советскую сторону интересовали Болгария, Греция, Румыния, Югославия и Дарданеллы. При встрече с Гитлером Молотов дал ему понять, что затянувшееся пребывание Германии на Балканах для советской стороны нежелательно. Это был перебор русских в своих притязаниях на новые территории, и Гитлер их решительно отклонил, как и их планы в отношении Финляндии. В итоге двухдневных переговоров последняя попытка Гитлера обеспечить себя советскими ресурсами без риска стать жертвой сталинской агрессии окончательно провалилась. В результате такого неудачного исхода переговоров в декабре 1940 года он принимает окончательное решение отнять у Советов их неисчислимые природные ресурсы военной силой, и это, по его мнению, будет весомым аргументом в дальнейших переговорах с англичанами и американцами.

Он считал, что в связи с завоеванием СССР с его огромной минерально-сырьевой базой возродится и военно-промышленный потенциал Германии, к тому времени значительно ослабленный от ведения беспрерывных войн. Он надеялся, что на мирных переговорах с западными противниками они вынуждены, будут пойти ему на уступки, заключат с ним мирный договор. И это была главная причина нападения на СССР в 1941 году, как единственный выход из тупиковой ситуации, как надёжная гарантия существования самой Германии. Автор книги «Ледокол» задаёт резонный вопрос: «Собирался ли Сталин соблюдать пакт?» Слово Сталину: «Вопрос о борьбе… нужно рассматривать не под углом зрения справедливости, а под углом зрения политического момента, под углом зрения политических потребностей партии в каждый данный момент». И далее: «Война может перевернуть вверх дном всё и всякие соглашения» [Суворов, 1993, с. 43]. Как видим, и для Сталина подписанный сторонами договор был лишь бумажкой, и соблюдать его он не собирался, исходя из политических потребностей партии и государства, так же как и Гитлер в подобной ситуации. А политические потребности партии Ленина, чтобы не соблюдать подписанные договоры с капиталистами, были всегда, с момента зарождения страны Советов. Всё было так же, как и у национал-социалистов, партии Гитлера. Они были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Оба были социалистами-революционерами, оба сидели в тюрьме, где Гитлер написал свою единственную книгу «Майн Кампф», а Сталин отделывался лишь редкой перепиской с соратниками по партии. Из тюрьмы оба вышли закалёнными революционерами, полными решимости захватить власть в своей стране любым путём, каким придётся. Правда, цели в революции, в соответствии с партийной доктриной каждой партии, были разными. Гитлер мечтал сделать счастливой жизнь немцев за счёт интересов других народов, Сталин намерен был сделать счастливыми другие народы за счёт России, а её использовать, как плацдарм для мировой революции. Интересы в конечной цели двух разных идеологий были несовместимыми, и вражда между ними была непримиримой.

В своей книге «Кадры решают всё» В. В. Бешанов пишет: «Развитие Красной армии в 1939–1941 годы было фактически скрытым мобилизационным развёртыванием, так как по принятой летом 1939 года системе количество соединений и частей в мирное время доводилось до уровня военного времени» [Бешанов, 2006а, с. 117]. Так зачем, спрашивается, Советскому правительству с началом войны надо было спешить с всеобщей мобилизацией, когда общая численность его армии по скрытой мобилизации на западной границе уже достигла уровня военного времени и составляла 5,8 млн человек? Численность немецкой армии на восточной границе к тому времени составляла 5,5 млн человек, а вместе с союзниками – 6,8 млн. Война неумолимо приближалась, и не было в мире силы, способной её предотвратить.

Глава 7

По сообщениям своей разведки Гитлер знал о невероятном сосредоточении войск Красной армии на его восточной границе и обратил на это самое пристальное внимание. Образно выражаясь, он увидел в руках Сталина сверкающий меч революции, готовый в удобный момент раскроить ему голову, не задумываясь ни минуты. У фюрера накопились к тому времени точные сведения, что Сталин стянул многочисленные силы своей армии к границе с возможным намерением в будущем нанести по его войскам неожиданный и мощный удар. Как было известно многим проницательным политикам, да и гражданам противостоящих государств, и не только им, что время дипломатии прошло, теперь наступила пора заговорить пушкам. Мир оказался на грани, засквозило первым дыханием самой кровавой войны.

Однако проблема состояла в том, что для Гитлера Красная армия в то время представляла загадку, которую ему предстояло срочно решить. Вот как пишет об этом немецкий публицист-историк Пауль Карель: «Естественно, военная разведка Германии, особенно после 1933 г., пыталась заглянуть за кулисы “советского театра”. Однако руководство Советского Союза доверяло гитлеровскому третьему рейху ещё меньше, чем Веймарской республике, и, соответственно, задача создания развитой шпионской сети в СССР не имела радужных перспектив. Кроме того, немецкие разведчики, не склонные особенно рисковать, не слишком-то усердствовали в данном направлении. В конце концов, германское верховное командование не планировало воевать с Россией. Позднее, когда Гитлер потребовал создания шпионской сети в СССР, оказалось, что сделать это в столь короткие сроки не представляется возможным. Бдительная охрана границ коммунистической империи, усиленная слежка за каждым прибывающим в страну иностранцем сделали решение этой задачи практически нереальным. Даже если разведчику из Финляндии, Турции или Ирака и удавалось обосноваться в России, он сталкивался со значительными трудностями при передаче собранной информации. За передвижениями немногих туристов устанавливался строжайший контроль.

Результаты зимней кампании, войны с финнами в 1939–1940 гг., стали причиной неверной оценки боеспособности Вооружённых сил Советского Союза. Тот факт, что маленькая Финляндия смогла так долго и эффективно сопротивляться натиску советских войск, создал ощущение слабости Красной армии. И по сей день остаётся немало историков, считающих, что Сталин нарочно вёл войну с Финляндией устаревшим вооружением и наиболее неподготовленными войсками, что он пошёл на этот гигантский блеф с целью ввести в заблуждение весь мир. И, правда, советское верховное командование не применяло ни Т-34, ни тяжёлых КВ, хотя выпускались они буквально рядом – в Колпино, как не вводило в бой реактивных миномётов. В октябре 1940 г. подполковник Ровель получил совершенно секретное задание лично от самого Гитлера: “Вы создадите части дальней разведки, способные вести аэрофотосъёмку территории на западе России. Вы будете действовать на очень большой высоте, чтобы Советы ничего не заметили. Вы должны быть готовы к 15 июня 1941 г.” В пожарном порядке на разных авиастроительных фирмах принялись создавать соответствующие самолёты на базе уже имевшихся машин, правда, с наддувом пятого двигателя. Зимой эскадра Ровеля начала свои полёты. Первая эскадрилья действовала с Зеераппена в Восточной Пруссии и вела разведку территории Белоруссии. Вторая эскадрилья поднималась в небо с аэродрома в Инстербурге и фотографировала объекты на территории прибалтийских государств, вплоть до озера Ильмень. Над территорией к северу от Чёрного моря действовала третья эскадрилья, укомплектованная He-111 и Do-215B2 и взлетала с аэродрома в Бухаресте. Из Кракова и Будапешта поднимались машины специальной эскадрильи Исследовательского центра высотного воздухоплавания, отрабатывающие районы между Минском и Киевом. Тут применялись самолёты концерна “Юнкерс” – Ju-88B и Ju-86P – великолепные разведчики, способные подниматься на высоту 9900–11700 метров соответственно. В те времена такие высотные характеристики казались просто сенсационными. Затея воплощалась в жизнь без помех. Русские ничего не замечали» [Карель, 2003а, с. 48–50]. А если бы и заметили, то сделать ничего бы не смогли для пресечения разведочных полётов немцев. Не было тогда в ВВС СССР истребителя-перехватчика, способного подняться на такую высоту. Мне кажется, что бывшие на вооружении ВВС тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 с наддувом от пятого двигателя, устаревшие к началу войны, достигали такого потолка. Другое дело, почему их не использовали в целях разведки с больших высот. Сейчас это вызывает недоумение. «Только у одного немецкого самолёта-разведчика произошли неполадки в двигателе, и он приземлился на аэродроме в Минске 20 июня, за два дня до начала войны. Однако прежде чем сдаться, экипаж поджёг свою машину. С началом боевых действий о происшедшем забыли» [Там же].

На первой стадии кампании данные аэрофотосъёмки этой эскадры являлись едва ли не единственным источником получения разведданных. Удалось сфотографировать все аэродромы на западе Советского Союза, включая и тщательно замаскированные приграничные базы истребителей. То, что оставалось недоступным человеческому глазу, явственно проявлялось на специальной фотоплёнке с учётом прекрасной немецкой оптики. На передовых лётных полях немцы, к своему удивлению, обнаружили большие скопления самолётов. Огромное количество бронетехники скрывалось в лесах на севере. Полученная информация позволила немцам нанести сокрушительный удар по советской оборонительной системе.

«Идея шпионажа с применением высотных самолётов, таким образом, принадлежала не разведке США. Гитлер успешно применил эту технологию за много лет до американцев. Однако до сих пор эта глава истории не получила заслуживающего освещения. Свидетельства этого мы находим в секретных архивах Америки. Можно не сомневаться, что изучение результатов немецкой аэрофотосъёмки и подтолкнуло американцев к эксперименту с U-2. Секретные материалы хранились в папках “Разведывательная эскадра командующего «Люфтваффе»”» [Карель, 2003а, с. 49]. В предвоенные дни план получил одобрение Гитлера и полностью сработал. Русские истребители стояли на аэродромах рядами и были уничтожены. Таким образом, с самого начала основные силы советской авиации пали жертвой гигантского «“авиационного Перл-Харбора”. Кроме того, лётчики “Люфтваффе” проникли в глубину территории СССР на 300 км и частично уничтожили также базы бомбардировщиков. Если бы не это, ВВС Советского Союза стали бы опасным противником в процессе проведения первых, определяющих дальнейший ход кампании операций» [Там же, с. 49–51].

Не могу согласиться с автором этой книги, что всё произошло именно так, как он нам рассказывает про разведочные полёты немцев и, как результат, последующий разгром ВВС в первый день войны. На этот счёт есть более убедительные доказательства, опровергающие события первого дня войны.

«Целые дни напролёт генерал-фельдмаршал Кессельринг и его подчинённые изучали фотографии и обсуждали оперативный план, который получил одобрение. На каждое лётное поле с русскими истребителями выделялось по три экипажа бомбардировочной авиации, обладавших опытом полётов в ночное время. Идя на большой высоте и над незаселёнными районами – лесами и болотами, эскадрильи скрытно подобрались к целям, появившись над советскими аэродромами с первыми проблесками рассвета – в 03.15. 22 июня. Несмотря на сокрушительный удар в самом начале, в период с 22 июня по 19 июля, “Люфтваффе” потеряли сбитыми или повреждёнными 1284 самолёта. (В советских источниках о первом дне войны прочно закрепилась цифра 1200 уничтоженных самолётов на аэродромах, так и не успевших взлететь. Примеч. авт. Так что война в воздухе на Восточном фронте отнюдь не являлась приятной прогулкой. Совершенно очевидно, что внезапный удар по ВВС Советского Союза имел огромное значение для действий немецких наземных войск. Тут возникает ещё один вопрос: как же всё это оказалось возможным, если в Москве знали о неизбежном немецком вторжении? Как объяснить тот факт, что на передовой советские наземные войска и военная авиация буквально безмятежно спали, тогда, как в тылу были сделаны все приготовления к войне? Например, подготовка к светомаскировке оказалась настолько тщательной и повсеместной, что по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы. Мобилизационная система также исправно функционировала. Перевозки людей и грузов в тылу повсюду осуществлялись на высоком уровне. Перевод промышленности на военные рельсы произошёл задолго до этого и без сбоев в соответствии с заранее намеченными планами. Уничтожение потенциальных “врагов народа” в приграничных территориях проходило с механической методичностью. В ночь с 13 на 14 июня 1941 г. – т. е. за восемь дней до немецкого вторжения – советские органы безопасности интернировали из республик Прибалтики несколько тысяч “подозрительных семей”. Сотрудники НКВД в течение считанных часов погрузили в железнодорожные вагоны около 11 000 эстонцев, 15 600 латышей и 34 260 литовцев и отправили их сквозняком в Сибирь. Всё действовало без сбоев» [Карель, 2003а, с. 51].

Первыми в войну вступили лётчики «Люфтваффе». Воздушные сражения всегда носили ожесточенный характер и оказывали существенное влияние на успехи наземных войск. «Люфтваффе» с первого дня захватили господство в воздухе. Но, как пишет М. Солонин в своей книге «На мирно спящих аэродромах…», «потери советских ВВС в первый день войны составили 528 самолётов», но только, наверное, в полосе Западного фронта [Солонин, 2006, с. 422]. Эта цифра почему-то вызывает подозрение, поскольку поступило сообщение Сталину от командования ВВС о потерях 1200 самолётов в первый день войны, но, видимо, на всём советско-германском фронте. Это повергло его в шок [Кузнецов, 2003, с. 29]. Неужели руководство ВВС могло представить ему ложные сведения? Очень сомневаюсь. Однако в ходе войны с Германией наши ВВС несли довольно ощутимые потери, но большей частью не связанные с боевыми действиями. Так В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё» пишет: «Потери в боевых самолётах ВВС в 1944 г. были максимальными, 24 800 машин. Но потрясает другое обстоятельство: из этого количества лишь 9700 погибли в боях, а 15 100 относятся к не боевым потерям. С одной стороны, советская военная приёмка на заводах закрывала глаза на брак, поэтому на фронт нередко поступали самые настоящие “летающие гробы”. С другой, сказывался крайне низкий уровень лётной подготовки пилотов» [Бешанов, 2006а, с. 435]. Вот что пишет об этом историк Р. Иринархов в своей книге «Непростительный 1941»: «Но не все авиационные части были готовы встретить нападение врага. В директиве № 34677 от 17 мая 1941 года отмечалось: “Главный военный совет, рассмотрев итоги боевой подготовки ВВС Красной армии за зимний период 1941 года, отмечает: боевая подготовка ВВС Красной армии проходила неудовлетворительно. Низкие показатели сопровождались чрезвычайно большим количеством катастроф и аварий. Переучивание лётного состава на новые типы самолётов, поступающие в лётные части, проводилось медленными темпами, отсутствовала практика учебных полётов по прицельному бомбометанию. Организация противовоздушной обороны аэродромов тоже оставляла желать лучшего”» [Иринархов, 2012, с. 49]. Например, налёт часов на экипаж в Ленинградском военном округе за этот период составил три часа. Да как же могла Красная армия напасть на Германию в 1941 году с такой недопустимо низкой боеготовностью всех родов войск, исключающей ведение любых наступательных операций, особенно большого масштаба?

Глава 8

Однако на время прервём размышления об авиации, вспомним кое о чём из нашего предвоенного прошлого.

Сегодняшним свободным жителям прибалтийских республик и жителям Западной Украины, Молдавии и Бессарабии необходимо всегда свято помнить, как стучали по рельсам тогда поезда, опутанные колючей проволокой и проводами телефонной связи с автоматчиками и пулемётчиками в специально устроенных тамбурах. Они в то страшное время по-особому стучали для интернированных граждан. Никто из них тогда не знал, на какой срок их насильно увозят, и вернётся ли кто из них в родные края? Наверняка, многие догадывались, что узникам этих поездов предстояло проделать слёзный, а скорее гибельный путь в далёкую Сибирь, Казахстан и Дальний Восток, без всякой надежды когда-нибудь увидеть свою родную землю, свой дом, своих близких. В большинстве своём худшие опасения оправдались. К сожалению, ни один поэт или композитор так и не смог во всю мощь своего таланта создать эпическое произведение, равное Девятой симфонии Шостаковича, и передать своим творчеством всю боль невыносимых страданий десятков тысяч безвинных людей и их мученическую смерть на этом длинном и скорбном пути. Слушайте люди, как стучат поезда, они о многом вам напомнят, отчего содрогнётся всякая человеческая душа. Переведём дух, поскольку всё остальное нам хорошо известно. К сожалению, прибалтийске государства безнадёжно опоздали создать эпическое произведение о трагедии многих тысяч людей, депортированных в Сибирь. Сегодня в их головах кипит и бурлит лишь злобная антироссийская риторика, затмившая разум и к добру это не приведёт.

Постараюсь ответить на вопрос автора «Ледокола», почему Гитлер напал Советский Союз. Только не буду цитировать затасканные выражения из «Майн Кампф», будто он стремился это сделать для завоевания жизненного пространства. Этого пространства у него было так много, что уже не хватало воинства, чтобы охранять эти земли и поддерживать на них оккупационный режим. Вспомним, что говорили Гитлер и его соратники перед началом войны. Как пишет об этом Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт»: «Тремя неделями позже после визита Молотова, 21 декабря 1940 года, фюрер подписал Директиву № 21 – план “Барбаросса”. Там содержится одно важное предложение: “Все меры, принимаемые главнокомандующими в силу данного приказа, должны быть недвусмысленным образом представлены, как превентивные шаги, которые мы делаем на случай, если Россия переменит к нам своё отношение”» [Карель, 2003а]. В статье Р. Раак со ссылкой на дневник Геббельса от 16 июня 1941 года читаем: «Роль Сталина в развязывании Второй мировой войны подтверждается тем, что Гитлер много раз говорил, что он вынужден был напасть на Советы прежде, чем они нападут на него» [Раак, 2007]. В декабре 1940 года Гитлер сообщил своим генералам: «Приказ о стратегическом развёртывании вооружённых сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции». Это обещание Гитлер выполнил. «День 22 июня 1941 г. был окончательно им установлен и доведён до сведения верховного командования вермахта 30 апреля, т. е. за 52 дня до начала операции. А перед этим 9 января 1941 года, выступая на совещании высшего руководящего состава германских вооружённых сил, А. Гитлер заявил: “Особенно важен для разгрома России вопрос времени. Хотя русские вооружённые силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена. Тем не менее, и сейчас нельзя недооценивать русских. Поэтому необходимы самые решительные действия”» [Военно-исторический журнал, 1967, № 2, с. 83].

Добавлю к этому о настроении в германском обществе в эти предвоенные месяцы. «Нельзя сбрасывать со счетов и то воодушевление германского народа, которое охватило почти всю нацию в результате блестящих побед на Западе» [Мировая война, 2002, с. 150]. Нет смысла дальше цитировать другие высказывания фюрера по этому поводу, они похожи по смыслу. К тому же они доказаны как архивными документами, так и свидетельскими показаниями его ближайших соратников. Ну а главным аргументом его агрессивных высказываний о сокрушении страны Советов, явилось мощное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. Чем окончилось это нападение для Германии, мы знаем. Категорически возражаю В. Суворову, утверждающему в своей книге «Ледокол», что «нападение Германии на СССР было вызвано опасностью нанесения неожиданного удара Красной армией по вермахту». Объективности ради, смею утверждать, что имелась, совокупность причин нападения Германии на СССР, и главная из них – завоевание большевистской России с её ресурсами, как козырной карты на будущих переговорах с англо-американцами, как ключ для военного равновесия с ними и прочного мира в Европе, уставшей от войны. И, повторяю, независимо от того, собирался Сталин напасть на Германию или не собирался, Гитлер в любом случае совершил бы нападение, поскольку иного выхода у него не было в той безвыходной для него ситуации. «Война с Советским Союзом, в очередной раз подчеркивал Гитлер, не была продиктована какими-либо волюнтаристскими соображениями: это была основополагающая цель вообще. Мы были обречены на эту войну, и нашей задачей могло быть только одно – по возможности, выбрать наиболее удачный момент для её начала» [Фест, 2006, с. 578]. И Гитлер этот момент выбрал. Скажем так: для начала войны момент был выбран удачный, для её конца оказался гибельным. Однако есть смысл привести мнение фельдмаршала Эриха фон Манштейна из его мемуаров «Утерянные победы»: «Первый вывод: ошибка, в которую впал Гитлер, недооценивая прочность советской государственной системы, ресурсы Советского Союза и боеспособность Красной армии. Поэтому он исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в случае, если бы удалось подорвать советскую систему изнутри. Но политика, которую Гитлер вопреки стремлениям военных кругов проводил в оккупированных восточных областях при помощи своих рейхскомиссариатов и СД, могла принести только противоположные результаты. В то время как Гитлер в своих стратегических планах ставил себе целью быстрый разгром Советского Союза, в политическом отношении он действовал в диаметрально противоположном направлении. В других войнах также часто возникали противоречия между военными и политическими целями. В данном случае и военное, и политическое руководство соединялось в руках Гитлера, но результатом было то, что его восточная политика резко противоречила требованиям его стратегии и лишила его, возможно, существовавшего шанса на быструю победу. Вывод второй: в сфере высшего военного командования, то есть между Гитлером и ОКХ, не удалось выработать единой стратегической концепции, что было необходимо, как при разработке общего плана операций, так и в ходе проведения самой кампании 1941 года. Стратегические цели Гитлера основывались преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Путём овладения районами, богатыми сырьевыми источниками, он надеялся по существу парализовать Советский Союз в военном отношении» [Манштейн, 2002, с. 184].

Конечно, битого немецкого полководца можно оспорить, но в этом сейчас нет необходимости. Важно то, что все эти битые генералы и фельдмаршалы при обсуждении и утверждении невразумительного плана «Барбаросса» в восторженном приветствии вскидывали руки вверх и дружно рявкали: «Хайль Гитлер», а после тюремной баланды дружно принялись за мемуары, в которых всю вину за совершённые злодеяния во время войны и поражение так же дружно свалили на мёртвого фюрера, которому служили верой и правдой. А ведь какими стратегами они были вначале войны! Однако после поражения опустились до банального самооправдания.

К сожалению, мы не располагаем сегодня, даже в минимальной степени, архивными документами, подтверждающими намерения Сталина внезапно напасть на Германию. Правда, в последние годы появились ненадлежащим образом оформленные документы или их неполные копии, что не даёт нам с полной уверенностью утверждать об имеющихся сталинских планах и их реальном воплощении в жизнь. Зато в изобилии мы имеем многочисленные показания свидетелей, как соратников Сталина из его ближайшего окружения, так и ответственных работников Генштаба и нижестоящих военнослужащих разных званий-величаний на этот счёт, а главное, характер действий в предвоенные месяцы соединений Красной армии в приграничных областях и на границе. Для убедительности приведу лишь некоторые высказывания свидетелей из окружения вождя. Не случайно В. М. Молотов в кругу своих соратников высказывался о намерениях советского руководства в предвоенный период: «Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно настолько, чтобы удержать её от принятия предложений о мире. Поддерживаем до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей» [Бешанов, 2006а, с. 115]. Согласимся, правильно тогда говорил глава Советского правительства, но почему-то не учитывал мнения трудящихся страны Советов, где повальные голодоморы 1920-х и 1930-х годов унесли миллиона жизней граждан, строящих светлое будущее. Далее Молотов уверенно продолжает: «В этот момент мы придём на помощь, мы придём со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдёт решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы» [Там же]. Признаемся, безбожным и беспощадным был человеком сталинский нарком по иностранным делам к своим гражданам, которых, совместно с вождём, загубил миллионы. Куда он звал свой покорный обездоленный народ и зачем? Напомню, что западные партнёры не слишком опасались в тот момент вермахта, озабоченного возникшими проблемами с его восточным соседом, и были невысокого мнения о боевой мощи Красной армии. Так же и Гитлер не считал Сталина и Красную армию сильными соперниками и без особых раздумий решился напасть на советскую Россию, чтобы покончить с ней за одну летнюю кампанию.

Есть смысл привести высказывания ближайших соратников Сталина о политике Польши в предвоенный период и на этом фоне показать их агрессивный характер и бахвальство о мощи Красной армии, которым они делились с нижестоящими партийцами. Они напоминали партийным активистам, что Польша, которая категорически отвергала любой союз с Москвой, настаивала на гарантиях Запада, проводила открытую частичную мобилизацию и при этом заигрывала перед Берлином. Политический подручный Сталина по «тёмным» делам Л. Мехлис саркастически вещал с трибуны: «Как проститутка, да извинят меня присутствующие здесь женщины, переходит из рук в руки, так Польша отдавалась то Франции, то завязывала серьёзный роман с Берлином. Сейчас польская мадам объявила, что она заняла твёрдую позицию и ищет серьёзного партнёра, обязательно со средствами. Посмотрим, что из этого выйдет». И далее: «Англия – это профессиональный поджигатель войны, но двурушник, ловкий двурушник. Её политика проста – уничтожать своих вероятных противников чужими руками, втягивая их войну с кем угодно, особенно с Советами, а я приду к концу самым сильным и буду диктовать» [Бешанов, 2006а, с. 109]. Эх, неистовый Лев Захарович! Ну, зачем вы так не корректно говорили о политических и военных планах в будущей войне товарища Сталина? Ведь рисковал пострадать от сталинского гнева, но обошлось. А вот что говорил главный сталинский идеолог А. А. Жданов накануне войны: «Будем копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом» [Там же]. А 5 июня 1941 года перед слушателями Военно-политической академии высказался о предстоящей войне угасающий революционер, дедушка Калинин: «На нас собираются напасть немцы, мы ждём этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернём им шею» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, c. 23]. Вроде бы следует выразить своё восхищение этим выступлением старца-большевика, но не хочется. Вот так они, сталинские трубадуры, истошно и голосили с самых высоких трибун о непобедимой и легендарной Красной Армии, готовой воевать и побеждать врага малой кровью и только на чужой территории.

Как пишет В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «12–16 июня Генштаб приказал штабам западных округов начать под видом учений скрытное выдвижение вторых эшелонов армий прикрытия и резервов округов, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20–80 км от границы. Всего в войсках первого оперативного эшелона насчитывалось 114 дивизий. Понятно, что все эти приготовления были окружены завесой строжайшей секретности и обеспечивались мощной дезинформационной кампанией. К примеру, из дневников Гальдера следует, что немцы так и не вскрыли наличие в Белостокском выступе ударной советской группировки 10-й армии в составе двух стрелковых, одного кавалерийского и двух механизированных корпусов – почти по 1500 танков» [Бешанов, 2006а, с. 119]. В этом случае можно усомниться в утверждении Пауля Карела в первой книге двухтомника «Восточный фронт», что немецкой авиаразведке удалось с больших высот установить большое скопление советских войск на всём протяжении границы, особенно танков в лесных массивах. Тем не менее, немецкой разведке стало многое известно о количестве и местах дислокации частей и соединений Красной армии вблизи советско-германской границы, о чём регулярно докладывалось Гитлеру. Он, возможно, догадывался о намерениях Сталина нанести по войскам вермахта неожиданный и сокрушительный удар, но только не в 1941 году, из-за неготовности к большой войне Красной Армии во многих отношениях, по его мнению, и заранее упредил эту опасность мощнейшим ударом своих войск по всей советско-германской границе. Понимаю, что это предположение спорное, может быть, это случайное совпадение, но, на мой взгляд, наиболее правдоподобное, не раз подтверждённое высказываниями Гитлера и его генштабистами о причинах начала войны с Советами в июне 1941 года. Манштейн говорил после войны историку П. Карелю о дислокации советских войск на западной границе летом 1941 года следующее: «Учитывая численность живой силы в западных районах Советского Союза, а также значительное сосредоточение бронетехники, как в районе Белостока, так и Львова, Красная армия могла довольно легко перейти в наступление. С другой стороны, то, как дислоцировались советские войска к 22 июня, не говорило о намерении наступать немедленно. Наверное, наиболее точным будет определение характера сосредоточения советских частей, как развёртывание “на любой случай”. Из этого следует, к какому бы мнению кто не склонялся в послевоенный период, Сталин, скорее всего, не собирался нападать на Германию в 1941 году» [Карель, 2003а, с. 52–53]. Смущает вот что: ни гитлеровские генералы и фельдмаршалы, ни разведка и Гитлер не видели намерения Сталина совершить нападение на Германию летом 1941 года, а В. Суворов увидел. Разберёмся.

Глава 9

По установленным разведкой данным о подготовке сторон к возможному нанесению неожиданного удара по противнику совершенно глупым и унизительным для Сталина, на мой взгляд, выглядит сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года. Мировая общественность была в недоумении и язвительно потешалась над сталинской наивностью в отношениях с Гитлером, а советских граждан повергла в растерянность и уныние от непонимания его политики в самый канун войны. Особенно были в недоумении командные кадры РККА. В. Суворов в своей книге утверждает: «Ясным является только один вопрос: об авторстве этого сообщения. Всё остальное – загадка» [Суворов, 1993, с. 193]. Помилуйте, Виктор Богданович! Да какую же загадку вы увидели в этом глупейшем сообщении? Не надо наводить тень на плетень. Этим явно ошибочным заявлением Сталин предпринял последнюю отчаянную попытку ещё раз «оттянуть», таким необычным образом, начало войны, и для этого у него были серьёзные основания. Но, к его прискорбию, это сообщение ТАСС только укрепило решимость Гитлера в принятом им решении начать войну с Советским Союзом в июне 1941 года, и ни одному слову из этой дипломатической писульки Сталина, с явно обозначенной целью, он не поверил и не мог поверить. Более того, это сообщение не было даже напечатано в немецкой прессе, и на него не был дан официальный ответ. Давайте, имея в виду сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года, поразмышляем вот о чём: до начала войны осталось восемь дней, и знает об этом только Гитлер и его ближайшее окружение. А Сталин этого не знает и глубокомысленно размышляет, каким образом можно ещё раз оттянуть начало войны и за это время попытаться устранить в кратчайший срок объективно не устранимые недостатки в боеготовности Красной армии. Но Гитлер сделать этого Сталину времени не дал, несмотря на явно заискивающее и успокаивающее заявление ТАСС, в котором сообщается, что никакой войны между СССР и Германией не предвидится, стороны строго соблюдают условия Пакта о ненападении, слухи о близящейся войне «являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил». Чем интересен этот момент? Сталин привычно хитрит, а Гитлер решительно действует, зная о его хитрости. В. М. Молотов в беседе с Ф. Чуевым вспоминает: «У нас другого выхода не было. Так что, когда нас за это упрекают, я считаю это гнусно. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором, а у нас оказались союзники. Агитация тогда преобладала над натуральной политикой» [Чуев, 1991]. Это глупейшее оправдание Молотова пусть читатель прокомментирует, я не берусь. Да, конечно, поток войск, тянувшийся к западной границе, после этого сообщения заметно погустел, и 77 дивизий внутренних военных округов «под видом учений» устремились к западным границам. Но бессмысленность этой затеи была очевидна. Для нападения на Германию прибывающие войска из-за их низкой боеспособности не были готовы, а к оборонительным мероприятиям их не готовили, и приказов на занятие обороны по прибытии на место дислокации в войска не поступало. Сталин же и его генералитет в главе с Тимошенко и Жуковым, посвящённые якобы в наступательный план войны, почти до 22 июня всё ещё почему-то наивно верили в оборонительный характер действий вермахта и продолжали якобы готовить Красную армию к крупным наступательным операциям. Невозможно сегодня понять, зачем Сталину надо было прикрываться этим унизительным сообщением перед Гитлером, если он почти во всех подробностях знал о его планах нападения на СССР в 1941 году? Напротив, разумнее было открыто демонстрировать перед Гитлером всю силу и мощь Красной армии, чтобы предотвратить нападение в этом году, и от впечатляющей силы РККА фюрер, возможно, отказался бы от своего намерения совсем или перенёс на другой срок.

Упростим ситуацию. Представим на миг, дорогой читатель, что у порога вашего дома появился затаённо злой на вас сосед с топором в руках и с явными намерениями искрошить вашу семью в капусту. Так неужели вы будете при создавшейся смертельной опасности для всей семьи демонстрировать перед ним своё миролюбие? Да ни за что. Наверняка, даже в спешке, найдёте увесистый предмет, чтобы дать ему достойный отпор, прежде чем он переступит порог вашего дома. Согласитесь, что так поступит в этой ситуации любой нормальный человек. Но «мудрый» Сталин продолжал таинственный флирт с Гитлером, хотя оснований для этого уже не было решительно никаких. После войны он объяснил одураченным советским гражданам, что неудачи начального периода войны связаны с внезапным нападением Германии, без объявления войны. Якобы Гитлер коварно злоупотребил его доверием и вероломно напал на мирный Советский Союз, не готовый к войне. К тому же, Гитлер свою армию отмобилизовал, а Красная армия не успела этого сделать. Как всё просто и понятно стало советскому человеку! Но единственной правдой в этом объяснении вождя является его признание, что «Гитлер злоупотребил его доверием» [Там же]. Давайте вместе с вождём возмутимся: вот наглец, этот Адольф, так легко обманул кавказского Ленина, как льстиво раньше величали Сталина его ближайшие соратники.

А теперь погрузимся в документы, свидетельствующие о низкой боеготовности Красной армии, чем был обеспокоен Сталин в эти драматические предвоенные дни, и его неуверенности в принятии самого главного решения перед самым началом войны. Добавлю, что Сталин, возможно, знал, а скорее, догадывался, что к лету 1941 года Красная армия не была готова к большой войне, случись она в это время. Именно неготовность его армии к войне и явилась причиной желания Сталина оттянуть сроки начала войны, и он умудрился непостижимым образом убедить себя и подчинённых, что война в 1941 году не начнётся. Вот мнение маршала А. Василевского: «Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну, большую роль сыграл разгром военных кадров, который у нас произошёл» [Василевский, 1978, с. 69]. Да, за время войны погибло офицеров и генералов 6,5 %, а в период репрессий перед войной более 50 %. Почему же Сталин в преддверии войны истребил 90 % генералов, 80 % полковников и половину нижестоящих командиров? Мне кажется, что сегодня уже ни у кого не вызывает сомнений вопрос о главном виновнике разгрома гитлеровцами Красной армии летом 1941 года. Хрущёв на ХХ съезде КПСС выдал сенсационный ответ. Подавляющее большинство репрессированных командиров ни в чём не виноваты, ни перед партией, ни перед законом. Якобы всё устроил Гитлер через свои секретные службы. Глупо, но ему поверили. В действительности перед большой войной Сталин с присущей ему подозрительностью и энергией решил провести кровавую чистку командного состава Красной армии и полностью подчинить её себе. Именно так писал Гитлер в своей книге «Майн Кампф», а Сталин это хорошо усвоил. Он был прилежным учеником Гитлера по наведению порядка в тылу перед войной. Не вызывает сомнения утверждение Василевского, что истребление командного состава РККА накануне войны было одной из причин нападения Германии на СССР. Возразить знаменитому маршалу нечем. Действительно, после масштабных и кровавых чисток, а по-другому Сталин не умел, Красная армия стала ему «покорной и безвольной до идиотизма» [Кларк, 2004, с. 47]. Как пишет немецкий историк Алан Кларк в книге «План “Барбаросса”»: «Гитлер верил, что советская военная машина настолько пропитана коммунизмом, неуверенностью, подозрительностью и наушничеством и так деморализована чистками, что не может действовать надлежащим образом» [Там же, с. 48].

Наверное, можно согласиться с этими выводами Гитлера, поскольку советские граждане на собственной шкуре испытали, что такое сталинские чистки и массовое стукачество, как основа всех чисток, издевательства над людьми и зверского террора в стране Советов+ над подавляющим большинством его граждан. Это издевательское глумление над невинными людьми в Советском Союзе превратилось в болезненную червоточину на многие десятилетия, которая разъедала советское общество до постыдной деградации. А в предвоенные годы кровавых чисток в армии сыграло самую зловещую роль в истреблении командирских кадров. Но особое злодейство проявили профессиональные стукачи в лагерях смерти, уже имеющие опыт стукачества в годы Советской власти. Находясь плену, они, не задумываясь, выдавали немцам на расправу своих командиров и комиссаров либо за пайку хлеба, либо за возможность выслужиться перед ними, чтобы стать барачным надзирателем над своими товарищами по несчастью. Бывшие узники фашистских лагерей смерти потом с презрением и злостью вспоминали о них, что не было свирепей и злей по отношению к ним, чем эти продажные сволочи, ставшие предателями. Уж они-то, стараясь выслужиться, никого не щадили.

О боеготовности наших войск перед войной свидетельствует и адмирал Н. Г. Кузнецов: «И. В. Сталин представлял боевую готовность вооружённых сил более высокой, чем она была на самом деле» [Кузнецов, 2003, с. 61]. А как было на самом деле? В. Бешанов в книге «Кадры решают всё» пишет, что весной 1936 года командующий Белорусским ВО командарм И. П. Уборевич докладывал: «Каждый призыв бойцов из деревни приносит к нам в казармы 35 малограмотных на сотню. Но эти “малограмотные”, по сути дела, люди совершенно безграмотные: еле пишут фамилию и в час прочтут две страницы. Это люди, которые не знают, кто такой Сталин, кто такой Гитлер, где запад, где восток, что такое социализм» [Бешанов, 2006а, с. 134]. Историк ссылается на донесение в отдел военной разведки неизвестного сотрудника атташе США в Москве, составленное за шесть дней до начала войны и содержащее анализ состояния Красной армии: «Руководство армии состоит из необразованных и даже невежественных людей. В результате чистки 1938 года из армии были изгнаны способные военачальники, что сделало её сегодняшний высший командный состав в качественном отношении неполноценным» [Там же, с. 302–303].

А далее идеологическая, агитпроповская памятка, как соринка в глазу: «Сила классового воспитания, проводимая нашей партией, является могучей силой, притом только силой Красной армии» [Из выступления Мехлиса перед партийным активом Ленинграда в декабре 1940 г.]. Глупость сказанного ошеломляет. Но почему-то забывают, как пишет В. В. Бешанов, «что основную часть красноармейской массы по-прежнему составляли крестьяне, успевшие пройти “школу сталинской коллективизации”, пережившие раскулачивание, страшный голодомор 1932–33 годов, голодуху 1937–38 годов, запуганные террором и закреплённые навечно за колхозами, как рабы и работающие за “трудодни”, фактически бесплатно» [Бешанов, 2006а, с. 303]. Но откуда было взять «высококультурного бойца»? Да ниоткуда. Как-то В. И. Ленин, позируя в 1920 году художнику Ю. П. Анненкову, высказался вполне определённо: «Вообще к интеллигенции, как вы знаете, я большой симпатии не питаю, наш лозунг “ликвидировать безграмотность” отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. Ликвидировать безграмотность следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель – вполне практическая, только и всего». Какой же, однако, циничный этот пролетарский вождь, давно наплевавший на Россию и её народ! Что удивительно, Адольф Гитлер в своей программе по колонизации завоёванных территорий в России предусматривал точно такую же программу по образованию покорённого им населения. Надо же, оба диктатора, матёрые большевик и нацист, каким-то удивительным образом были похожи друг на друга в этом вопросе, будто родились от одной матери и воспитывались с детства в одной семье. Можно представить, как должны быть несчастны жители любой страны, окажись они под игом одного из этих двух диктаторов. Признаемся, народам Советского Союза больше всего не повезло. Завоёванные и жестоко покорённые большевиками, они испытали их заботу о себе сверх всякой меры, заплатив за неё миллионами жизней безвинных граждан. Страшно высокую цену заломили большевики за прелести социализма в одной отдельно ими взятой на растерзание стране, по-большевистски прихватив в свой нерушимый Союз и некоторые соседние страны.

Глава 10

Готовясь к войне с Советским Союзом, германская разведка установила, что «преобладающее большинство нынешнего высшего командного состава Красной армии не обладают способностями и опытом руководства войсковыми объединениями. Они не смогут отойти от шаблона и будут мешать осуществлению смелых решений. Старшему и младшему командному составу (от командира корпуса до лейтенанта включительно), также, по имеющимся данным, свойственны очень крупные недостатки» [Военно-исторический журнал, 1989,

№ 5, c. 74]. И далее: «Внедрив большое число агентов в приграничные районы Украины и Молдавии, германское командование знало с большой точностью сосредоточение войск Красной армии, их перемещение в другие районы дислокации» [Карель, 2003а, с. 48–51]. Там же: «В середине апреля 1941 года штабы германских армий получили окончательный приказ о развёртывании сил по плану “Барбаросса”, им были даны конкретные указания на проведение наступательных операций. К 1 июня 1941 года сосредоточение и развёртывание войск вермахта было завершено. Ряд проведённых в мае-июне 1941 года инспекций убедил руководство Германии в готовности войск к ведению боевых операций». А теперь представим, какое значение имело для Гитлера сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года? Да решительно никакого, кроме презрительной ухмылки фюрера в адрес самого нелепого поступка Сталина в эти судьбоносные дни для обеих стран.

Ну а каково же было состояние Красной армии, её боеготовность накануне нападения Германии на СССР? Народный комиссар обороны С. К. Тимошенко, оценивая подготовку сформированных в 1941 году армейских управлений, отмечал: «Научившись организовывать взаимодействие родов войск и управлять войсками в стабильном положении, штабы теряли управление в ходе операции и не умели его быстро восстанавливать. Часть высшего командного состава до сих пор остаётся на уровне опыта гражданской войны и пытается перенести его на современность, не учитывая изменений, происшедших в развитии Вооружённых сил Красной армии и армий сопредельных стран. Большие недостатки были выявлены и в оперативной подготовке штабов округа (командиров) от требований полевого устава. Проводившие проверку комиссии отмечали значительное отставание в их недостаточно умелой организации и взаимодействия родов войск в меняющихся условиях боевой обстановки. Штабы всех уровней неумело использовали средства связи, загружая их не нужными сообщениями, управление при помощи радиосредств не было освоено» [ЦАМО РФ, ф. 25880, оп. 1, д. 450, л. 53]. А вот что пишет маршал С. С. Бирюзов в своих мемуарах «Когда гремели пушки»: «Дух боёв за линию Маннергейма продолжал витать над нашей тактикой и боевой подготовкой войск, хотя немцы уже в 1940 году преподали всем такой урок, с которым нельзя было не считаться… Нам приходилось переучиваться уже под огнём врага, дорогой ценой, приобретая опыт и знания, без которых нельзя было победить гитлеровскую армию» [Бирюзов, 1961, с. 31–32]. И всё-таки с какой целью Сталин продолжал гнать свои войска на западную границу, не позволяя прибывающим на место дислокации частям и соединениям проводить оборонительные мероприятия перед очевидным нападением Германии в ближайшее время? Ведь ещё с марта 1941 года непрерывный поток информации о военных приготовлениях фашистской Германии резко возрос. Даже от правительств США и Англии в Москву поступили тревожные сведения, как и из других источников, заслуживающих доверия. Конечно, советскому руководству поступало и достаточно много запутанной информации и даже дезинформации, в которой необходимо было тщательно разбираться, и, надо признать, разбирались. Не зря же существуют разведорганы, чтобы разобраться в полученных сведениях и по другим источникам и каналам провести их проверку. В германском генеральном штабе тогда имелась группа, отстаивающая нападение на СССР без промедления. «До сего момента Гитлер пытается избежать войны на два фронта, но если он убедится, что не сможет совершить успешного вторжения в Англию, то он нападёт на СССР, так как в этом случае он будет иметь только один фронт. С другой стороны, если Гитлер убедится, что он не сумеет победить Англию до того, как Америка сможет оказать ей помощь, он попытается заключить мир с Англией на следующих условиях: восстановление Франции, Бельгии и Голландии и захват СССР. Другая причина, по которой советско-германская война должна начаться в этом году, заключается в том, что Красная армия всё время крепнет, тогда как мощь германской армии, если война с Англией затянется, будет ослаблена. Поэтому Гитлеру выгоднее попытаться сломить Красную армию до того, как будет закончена её реорганизация» [Иринархов, 2011].

Таким образом, советско-германская война стала неизбежной в 1941 году независимо от плана Сталина о внезапном нападении на Германию. Это ещё одно подтверждение того, что грядущая война начнётся без учёта каких-либо намерений Сталина. В сообщении 3-го секретаря посольства СССР в Румынии от 13 марта 1941 года говорилось о том, что в беседе с румынским врачом немецкий офицер СС заявил: «…о марше на Англию нет и речи. Фюрер теперь не думает об этом. С Англией мы будем продолжать бороться авиацией и подводными лодками. Но мы имеем 10 млн парней, которые хотят драться и которые подыхают от скуки. Они жаждут иметь серьёзного противника.

Наша военная машина не может быть без дела. Более 100 дивизий сосредоточено на восточной границе. Теперь план переменился. Мы идём на Украину и на Балтийский край. Мы забираем под своё влияние всю Европу. Большевикам не будет места и за Уралом, фюрер теперь решил ударить и освободить Европу от сегодняшних и завтрашних врагов. Мы не можем допустить в Европе новых порядков, не очистив Европу от врагов этого порядка. Наш поход в Россию будет военной прогулкой. Губернаторы по колонизации уже назначены в Одессу, Киев и другие города. Уже всё зафиксировано. Между нами и русскими не может быть никакой дружбы» [Иринархов, 2012]. И эти красноречивые документы, говорящие о многом, были немедленно положены на стол советскому руководству.

«По поступавшим донесениям из-за границы, никакого сомнения в грядущей победе у германского командования не было. По мнению германского генштаба, Красная армия сможет оказывать сопротивление только в течение первых 8 дней, а затем будет разгромлена» [Иринархов, 2011]. Там же: «Обобщая, можно сказать, что война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале».

Читая сейчас весь бред надменных немецких стратегов, приходишь в недоумение и задаёшься вопросом: да за кого же они нас тогда принимали перед нападением? Неужели на полном серьёзе верили в нашу расовую неполноценность, что мы, славяне, недочеловеки? Даже не верится, что такое могло случиться в XX столетии, в одной из самых развитых и культурных стран Центральной Европы. И нам пришлось с ними биться не на жизнь, а насмерть, защищая родную землю от их нашествия, отстаивая своё право на жизнь и человеческое достоинство. Наверное, для советского руководства речь Гитлера от 30 марта 1941 года в имперской канцелярии перед высшими офицерами всех родов войск осталась неизвестной, в противном случае реакция и ответные меры наверняка были бы другими. Дневник Гальдера зафиксировал следующие положения этой речи: «Наши задачи в отношении России: её вооружённые силы разгромить, государство ликвидировать… Борьба двух мировоззрений. Уничтожающая оценка большевизма: это всё равно, что антиобщественное преступление. Коммунизм – чудовищная опасность для будущего. Нам не следует придерживаться тут законов солдатского товарищества. Коммунист не был товарищем и не будет. Речь идёт о борьбе на уничтожение. Нужно бороться с ядом разложения. Это не вопрос военных судов. Войсковые начальники должны знать, о чём тут идёт речь. Они обязаны руководить этой борьбой. Комиссары и люди, представляющие ГПУ, – это преступники, так с ними и следует обращаться. Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке жестокость – это благо для будущего. От командиров требуется жертва – отбросить все сомнения» [Фест, 2006, с. 419].

Дико звучат сегодня утверждения некоторых наших «экзотических» историков, что Гитлер не планировал разрушения политической системы СССР и порабощения Советского Союза. Опомнитесь, господа! Здесь уместно задать вопрос, опасался ли Гитлер нападения СССР на Германию в 1941 году? Эту версию отвергают генералы вермахта. Так генерал К. Типпельскирх вспоминал: «То, что Советский Союз в скором будущем будет стремиться к вооружённому конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом. Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов» [Типпельскирх, 1999, с. 239–240]. Какое завидное спокойствие и уверенность немецкого генералитета в миролюбивой политике их восточного соседа! Это подтверждает и высказывание генерала Б. Мюллера: «За всё время подготовки к войне против СССР вопрос о превентивном нападении со стороны СССР ни разу серьёзно не рассматривался. Необходимые на этот случай оборонительные мероприятия не проводились – ни в пограничных районах, ни в глубине расположения германских войск не было создано никаких укреплённых рубежей… Стратегические резервы противника находятся в глубине русской территории. Это обстоятельство особенно убедительно подтверждало чисто оборонительные намерения русских» [Мюллер-Гиллебранд, 2002, с. 279, 281]. Какое приятное заблуждение немецких генералов для советского руководства, но оно им не воспользовалось в нужный момент.

Свидетельствует маршал артиллерии Н. Н. Воронов: «Война надвигалась с каждым часом, об этом сигнализировали донесения с границы, а в Наркомате обороны СССР обращали мало внимания на угрожающие симптомы. Никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 170]. То же самое пишет в своих мемуарах «Солдатский долг» маршал К. К. Рокоссовский: «Нередки были случаи пролётов немецких самолётов. Стрелять по ним категорически запрещалось. Так, в районе Ровно произвёл вынужденную посадку немецкий самолёт, задержанный нашими солдатами. В самолёте оказались четыре немецких офицера в кожаных пальто (без воинских знаков). Самолёт был оборудован новейшей фотоаппаратурой, уничтожить которую немцам не удалось (не успели). На плёнках были засняты мосты и железнодорожные узлы на киевском направлении. Обо всём этом было сообщено в Москву. Каким же было наше удивление, когда мы узнали, что распоряжением, полученным из Наркомата обороны, самолёт с экипажем приказано было немедленно отпустить в сопровождении (до границы) двух наших истребителей. Вот так реагировал центр на явно враждебные действия немцев» [Рокоссовский, 2002, с. 29–53].

Поражает нас сегодня невероятная самоуспокоенность сталинского руководства, будто впавшего в гипнотическую спячку в самый канун войны. Далее Рокоссовский продолжает: «Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше и во Франции, я не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев. Судя по сосредоточению авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперёд, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали. Нанесённый врагом неожиданный удар огромными силами и его стремительное продвижение в глубь территории на некоторое время ошеломили наши неподготовленные к этому войска. Они подверглись шоку. Чтобы вывести их из этого состояния потребовалось длительное время. Растерянности ещё способствовали причины военного и политического характера, относившиеся ко времени, отдалённому от начала войны. Из тех наблюдений, которые я вынес за период службы в КОВО и которые подтвердились в первые дни войны, уже тогда пришёл к выводу, что ничего не было сделано местным командованием в пределах его прав и возможностей, чтобы достойно встретить врага. Но о чём думали в Наркомате обороны, кто составлял подобные директивы, вкладывая их в оперативные пакеты и сохраняя за семью замками? Ведь их распоряжения были явно нереальными. Зная об этом, они всё же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь на то, что приказ для “решительных” действий войскам ими был отдан. Их не беспокоило, что такой приказ – посылка мехкорпусов в бой, означал их истребление. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в боях роль пехоты» [Там же].

Всё так, но ведь в конце мая, меньше чем за месяц до начала войны, на расширенном заседании Политбюро в июне 1941 года Сталин высказался совершенно определённо: «Обстановка обостряется с каждым днём. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии. От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всё можно ожидать». Не могу отделаться от ощущения, что в этих словах Сталина слышится скрытая неуверенность в отношении предстоящей войны с Германией. То он верит в её агрессивные намерения и убеждает в этом других, то не верит до последнего момента, когда война уже началась, а он считает начавшуюся войну на всей советско-германской границе за возможную провокацию немецких генералов, как предупреждал его в своём письме Гитлер. Загадка. Но ещё в феврале 1941 года в беседе с Мерецковым он заметил, «что пребывать вне войны до 1943 года мы, конечно, не сумеем. Нас втянут поневоле. Но не исключено, что до 1942 года мы останемся вне войны». Здесь вот что любопытно: ведь Мерецков – бывший начальник Генерального штаба, и Сталин ему доверял, а о запланированном якобы нападении СССР на Германию летом 1941 года ни словом не обмолвился. Ведь ни слова даже о подготовке к большой войне с Германией не сказал. Странно. При этом следует сказать, что резкое изменение позиции Сталина по вопросу о возможных сроках начала войны произошло после 6 апреля 1941 года в результате нападения немцев на Югославию. После чего позиция Сталина по этому вопросу постоянно смещалась к возникновению войны с Германией в 1941 году, но в сроках её начала он просчитался, потому и совершил ряд непоправимых ошибок для её неудачного начала.

О последнем месяце перед войной и принимаемых Сталиным решениях хочется поразмышлять подробнее на следующих страницах этой книги. В июне 1941 года по всем признакам неумолимо приближалась роковая дата начала Великой Отечественной войны. И тем удивительнее, какие значительные события происходили в этом месяце. Судите сами: 13 июня в средствах массовой информации СССР выходит уже известное нам сообщение ТАСС. А ещё 14 мая Гитлер пишет успокаивающее письмо Сталину о своём якобы миролюбии к СССР и просит его не обращать серьёзного внимания на возможные приграничные провокации со стороны его военных. Надо признать, тон его письма довольно убедительный, миролюбивый и дружеский. Хорошо известно, что Гитлер был превосходным оратором и обладал огромной силой убеждения в своих речах, как на собеседников, так и на массовую аудиторию. Лучше всего об этом сказал в своих мемуарах «Воспоминания солдата» родоначальник танковых войск Германии Гейнц Гудериан, незадолго до окончания войны он был начальником Генерального штаба вермахта: «Гитлер – в высшей степени умный человек, он обладал исключительной памятью, особенно на исторические даты. ‹…› Гитлер обладал необыкновенным ораторским талантом; он умел убеждать не только народные массы, но и образованных людей. В своих речах он исключительно умело подделывался под образ мышления своих слушателей. Перед промышленниками он говорил иначе, чем перед солдатами, перед национал-социалистами по-другому, чем перед скептиками, перед гауляйтерами иначе, чем перед мелкими чиновниками. Самым выдающимся его качеством была его огромная сила воли, которая притягивала к нему людей. Эта сила воли проявлялась столь внушительно, что действовала на некоторых людей почти гипнотически. Я сам лично часто переживал такие минуты» [Гудериан, 1999, с. 596–597]. Приглашаю, уважаемый читатель, прочитать ещё раз письмо Гитлера Сталину накануне войны и убедиться, что Г. Гудериан прав в своём мнении о способностях Гитлера почти гипнотически внушать собеседнику свою мысль, да и как о выдающейся личности того времени.

Письмо Гитлера Сталину от 14 мая 1941 г.:

«Я пишу это письмо в момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно достичь долговременного мира в Европе – не только для нас, но и для будущих поколений, без окончательного крушения Англии и разрушения её как государства. Как вы хорошо знаете, я уже давно принял решение осуществить ряд военных мер с целью достичь этой цели. Чем ближе час решающей битвы, тем значительнее число стоящих передо мной проблем. Для массы германского народа ни одна война не является популярной, а особенно война против Англии, потому что германский народ считает англичан братским народом, а войну между нами – трагическим событием. Не скрою от Вас, что я думал подобным же образом и несколько раз предлагал Англии условия мира. Однако оскорбительные ответы на мои предложения и расширяющаяся экспансия англичан в области военных операций – с явным желанием втянуть весь мир в войну, убедили меня в том, что нет пути выхода из этой ситуации, кроме вторжения на Британские острова. Английская разведка самым хитрым образом начала использовать концепцию “братоубийственной войны” для своих целей, используя ее в своей пропаганде – и не без успеха. Оппозиция моему решению стала расти во многих элементах германского общества, включая представителей высокопоставленных кругов. Вы наверняка знаете, что один из моих заместителей, герр Гесс, в припадке безумия вылетел в Лондон, чтобы пробудить в англичанах чувство единства. По моей информации, подобные настроения разделяют несколько генералов моей армии, особенно те, у которых в Англии имеются родственники. Эти обстоятельства требуют особых мер. Чтобы организовать войска вдали от английских глаз и в связи с недавними операциями на Балканах, значительное число моих войск, около 80 дивизий, расположены у границ Советского Союза. Возможно, это порождает слухи о возможности военного конфликта между нами.

Хочу заверить Вас – и даю слово чести, что это неправда…

В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений. Ввиду значительной концентрации войск, эти эпизоды могут достичь значительных размеров, делая трудным определение, кто начал первым.

Я хочу быть с Вами абсолютно честным. Я боюсь, что некоторые из моих генералов могут сознательно начать конфликт, чтобы спасти Англию от ее грядущей судьбы и разрушить мои планы. Речь идет о времени более месяца. Начиная, примерно, с 15–20 июня я планирую начать массовый перевод войск от Ваших границ на Запад. В соответствии с этим я убедительно прошу Вас, насколько возможно, не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех из моих генералов, которые забыли о своем долге. И, само собой, не придавать им особого значения. Стало почти невозможно избежать провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации и связываться со мной немедленно по известным Вам каналам. Только таким образом мы можем достичь общих целей, которые, как я полагаю, согласованы…

Ожидаю встречи в июле. Искренне Ваш,Адольф Гитлер».[Российская Газета, 2008, 20 июня]

Признаюсь, с первого взгляда письмо фюрера производит на неискушённого читателя положительное впечатление, как о порядочном человеке, искренне желающем мира и согласия с товарищем Сталиным. Не верить содержанию этого письм нужны были веские основания, которых у Сталина к тому времени было более чем достаточно. Далёк от мысли, что письмо фюрера произвело на него гипнотическое воздействие и послужило причиной тем его роковым ошибкам, которые он допустил накануне, перед самым началом войны. Известно, что Сталин тоже обладал огромной силой воли, здравомыслием и был человеком осторожным, недоверчивым, но в нужный момент решительным и беспощадным.

И всё-таки, как мне кажется, некоторые выражения из письма фюрера произвели на Сталина магическое воздействие, и он эти выражения постоянно употреблял в своих выступлениях перед руководством Наркомата обороны в самый канун войны и в первых приказах Красной армии после вторжения гитлеровцев на советскую территорию. Вспомним напоминание Гитлера Сталину в письме: «…убедительно прошу Вас, насколько это возможно, не поддаваться на провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации». А что мудрый Сталин говорил и приказывал своим генералам в последующие дни перед нападением и в первые дни войны? «Командование военных округов и флотов неоднократно пыталось заручиться поддержкой некоторых проводимых мероприятий по повышению боевой готовности своих войск и кораблей, но непременно получало указание из Москвы: “Не поддавайтесь на провокации!” Да и разве мог быть другой ответ, когда всё политическое и высшее военное руководство страны, почему-то, не ожидало нападения Германии. Все запреты шли сверху, от наркома обороны и Генерального штаба РККА, поэтому и катился этот вал до войск со словами: “Запрещаем до особых указаний!” Все передаваемые из Центра распоряжения совершенно лишали командный состав округов, армий корпусов и дивизий инициативы, ставили их порой в затруднительное положение. Находясь на переднем рубеже обороны страны, они прекрасно видели и понимали, для чего осуществляются военные приготовления противостоящих войск противника. А от вышестоящих штабов поступали иной раз совершенно непонятные приказания, противоречащие боевой готовности и здравому смыслу» ЦАМО РФ, ф. 251, оп. 1554, д. 4, л. 431, цит. по: Иринархов, 2012. Генерал армии И. В. Тюленев в самый последний момент вторжения вермахта разговаривал в Кремле с Жуковым. Вот его слова: «Доложил Сталину, но он по-прежнему не верит, считает это провокацией немецких генералов» [Иринархов, 2012, с. 201].

Согласитесь, дорогой читатель, что слова Гитлера, изложенные им в письме Сталину, крепко запали последнему в душу, и он до последнего момента считал, что это провокация непослушных немецких генералов. Да кто бы из них посмел ослушаться фюрера, как и сталинские генералы своего вождя, и самостоятельно решиться на военную провокацию? Да не было таких генералов у двух диктаторов, готовых намертво вцепиться друг другу в глотку. Тем более странно, что Сталин всё-таки поверил в миролюбие фюрера, так убедительно продемонстрированное им в письме. Ведь он до последнего момента сомневался, что Гитлер решится на открытое столкновение с Красной армией. Даже при вторжении вермахта на советскую территорию Сталин запретил ведение артиллерийского огня по наступающему уже противнику и обстрел его самолётов, атакующих советские войска. И это глупейшее приказание немедленно передаётся в части и соединения, ведущие бои, и на некоторых участках пограничной обороны вдруг смолкают орудия, перестают стрелять по бомбящим самолётам зенитки. Слишком дорого пришлось заплатить воинам Красной армии и всему советскому народу за эти запреты «мудрого» вождя дать врагу достойный отпор.

Здесь вот что любопытно. Известно, что Сталин был недоверчивым и осторожным человеком, и обмануть его было не так просто. Он, скорее всего, и Гитлера считал здравомыслящим человеком, не способным на авантюру – воевать с Советским Союзом в 1941 году, не победив непокорную Англию. Вот что пишет Иоахим Фест в своей книге «Гитлер, триумф и падение в бездну»: «Сказанные при прощании с Риббентропом слова Сталин соблюдал не без педантизма. Вопреки всем фактам и обоснованным предупреждениям, он без малого двумя годами позже, в июне 1941 года, до последнего момента не хотел верить в нападение Гитлера на Советский Союз. Поразительное легковерие недоверчивого лукавого советского властителя обусловлено не в последнюю очередь тем восхищением, с которым он относился к человеку, поднявшемуся из низов в разряд фигур исторического значения. В Гитлере он уважал единственного равного себе деятеля своего времени, и, как известно, на это чувство Гитлер отвечал взаимностью. Вся “смертельная вражда” никогда не могла ослабить взаимное чувство признания величия друг друга, поверх идеологических барьеров они чувствовали себя по-своему связанными тем рангом, который присвоила им история» [Фест, 2006, с. 332].

На заключительном этапе войны Гитлер ещё раз открыл для себя, насколько же ближе ему Сталин, этот, как часто он говорил, «гениальный мужик», к которому следует относиться «с безусловным уважением» [Там же]. Особенно убедительно доказывается вера Сталина гитлеровскому письму всеми последующими запретами на открытие огня по вторгшемуся противнику, которые Сталин посылал в войска в предвоенные дни и в первый день войны. Душа содрогается при чтении этих документов.

Однако вернёмся назад, в последние предвоенные дни, чтобы из достоверных источников узнать о принимаемых советским руководством решениях, от которых зависела судьба Отечества. Некоторые историки и советские полководцы утверждают, что Сталин боялся Гитлера и всячески старался войну оттянуть, чтобы успеть до начала войны устранить недостатки в боеготовности Красной армии, а их было сверх всякой меры. Но давайте посмотрим, с чего бы это товарищу Сталину бояться неожиданного нападения Германии? Он к тому времени обладал всей полнотой информации о силах германской армии и возможностях её промышленного потенциала. Главное же – он имел перед собой достоверные цифры. Он знал, что Красная армия превосходит вермахт, как по количеству, так и по качеству боевой техники, а в мобилизационном отношении даже неприлично сравнивать. Он, возможно, планировал напасть в самый подходящий момент всей мощью вооружённых сил, но не успел, и кадровая Красная армия была разгромлена противником за восемь дней в приграничных сражениях. В чём причина столь сокрушительного поражения, какого не знала мировая история? Свидетельствует адмирал Н. Г. Кузнецов: «И. В. Сталин представлял боевую готовность наших вооружённых сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно зная количество новейших самолётов, дислоцированных на приграничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надёжный отпор врагу. И был просто ошеломлён известием, что наши самолёты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах» [Кузнецов, 2003].

Глава 11

Хорошо известно, что главной ударной силой противоборствующих сторон в минувшую войну были танковые войска. В каком же состоянии находились советские танковые войска накануне войны? В приказе НКО СССР от 6 ноября 1940 года отмечалось, что «подготовка танковых частей и подразделений в тактическом и огневом отношении была посредственной. В лучшую сторону выделялись только подразделения огнемётных танков. Основными недостатками в подготовке танковых войск явилось их неумение взаимодействовать с пехотными подразделениями, нетвёрдое управление командирами и штабами своими подразделениями и частями, необученность экипажей наблюдению за полем боя, слабые знания их экипажей при устранении технических неполадок». Кроме того следует отметить, что рации были только на командирских танках, а на линейных не было, и это осложняло управление ими в боевой обстановке. Можно только предполагать, что подобных недостатков в бронетанковых войсках вермахта не наблюдалось. Будем иметь в виду, что Сталин, предприняв огромные усилия по обновлению вооружения для Красной армии и усилению её мощи, в войсках ни разу не бывал. О боеготовности РККА накануне войны мог судить только по докладам руководства армии. Надо полагать, что эти доклады всегда были обнадёживающими, в чём сомневаться не приходится. В противном случае ни начальник Генерального штаба, ни нарком обороны не избежали бы сталинского возмездия. Вот как описывает В. Суворов подготовку фронтовой системы связи в Красной армии в эти предвоенные месяцы: «Фронтовая система связи для военного времени была заранее хорошо подготовлена и отлажена. Все документы плана, частоты, позывные, пароли хранились в штабе округа, и в случае войны их нужно было рассылать в войска. Радиостанций же в округе насчитывалось несколько тысяч, следовательно, чтобы перестроить работу на военный лад, требовалась минимум неделя. Проводить эти мероприятия заблаговременно не разрешалось». Прекрасно. А на самом деле как было?

При нападении на СССР в вермахте считали: «Разрушение всякой связи в большом русском государстве должно автоматически иметь своим следствием распад советской системы. Обобщая, можно сказать, что война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале». Свидетельствует В. В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «Идя непроторенным путём, в Академии Генерального штаба попытались было создать кафедру стратегии, но быстро от идеи отказались в связи с полным отстрелом почти всех военных теоретиков в стране. В 1935 году была сделана попытка организовать курс лекций по стратегии в военной Академии им. Фрунзе, но и она провалилась. Заместитель начальника академии Щаденко поставил на место начальника военно-исторического факультета: “Это что ещё за стратегии? Стратегией занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело”» [Бешанов, 2006а, с. 270–273].

За пять предвоенных лет (1937–1941 гг.) академия

Генерального штаба РККА выпустила более 800 «высокообразованных командиров, не умеющих управлять войсками». Да что там стратегия, если в академиях не изучали даже столь необходимую вещь, как организацию связи. Радиосвязь советские генералы просто игнорировали, слишком мудрёная штука. Руководить предпочитали из тёплого штаба по телефону. Если бомба или снаряд перебили провода, использовали посыльных. Почти отсутствовали средства кодирования переговоров, радиоразведки, шифровальные машины. Развитию связи значения не предавали, радиосвязь не любили и боялись её. Поэтому советские штабы тотчас теряли управление, едва войска трогались с места.

Начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов свидетельствовал: «Командный состав и штабы всех соединений, в том числе и штаб армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью» [Бешанов, 2006а, с. 272]. Но ведь и начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, непосредственно курировавший Управление связи НКО, только с началом войны с удивлением обнаружил, что у него нет командного пункта, нет своих линий связи, а хоть какие-нибудь новости о противнике можно узнать, как пишет историк В. Бешанов, только обзванивая сельсоветы: «Товарищи! Немцы в деревне есть?» [Там же, с. 274]. Похоже на анекдот, но слишком правдив. Уже в середине дня 22 июня командующий Западным фронтом якобы доложил, что из имеющихся у него трёх радиостанций две разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать исправные, но так и не прислали. В дальнейшем, как пишут некоторые историки, Р. Г. Павлов не только ничем не управлял, но даже не знал, где проходит фронт, а Генштаб не ведал, где находится сам Павлов. Чуть ниже мне придётся заступиться за оболганного Павлова, поскольку появились новые материалы, опровергающие это утверждение. А в Москве Жуков рыдал в голос, когда Сталин задал ему простой вопрос: «Вы управляете фронтами?» Так пишет В. Бешанов, однако есть другие описания жуковских слёз, более подробные, о чём расскажу ниже.

После войны Жуков вспоминал, будто жаловался: «Перед войной считалось, что для руководства фронтами, внутренними округами и войсками резерва Главного командования в случае войны будут использованы преимущественно средства Наркомата связи и ВЧ НКВД. Узлы связи Главного командования, Генштаба и фронтов получат всё нужное от местных органов Наркомата связи, которые, как потом оказалось, к работе в условиях войны подготовлены не были. С состоянием местных органов связи я был знаком по маневрам и командно-штабным полевым учениям, когда на арендных началах пользовался их услугами. Ещё тогда мы сомневались в способностях местных органов обеспечить вооружённые силы а Генеральным штабом для исправления этого положения, за которое персонально отвечал его начальник, т. е. Жуков.) Далее он глубокомысленно размышляет о каких-то военачальниках, якобы неизвестных, допустивших непростительные ошибки, и, как бы в назидание потомкам, по-отечески наставляет: «Все эти обстоятельства обусловили один недостаток в подготовке командиров, штабов соединений и армейских объединений: слабое умение управлять войсками в сложных быстро меняющихся условиях военной обстановки. Командиры избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Что из этого получилось в первые дни войны – известно. Внутренняя радиосвязь в подразделениях боевой авиации, в аэродромной сети, в танковых подразделения и частях, где проводная связь вообще не применима, осуществлялась недостаточно чётко» [Там же, с. 65]. Очень уж двусмысленно высказался полководец и не совсем точно. Ведь запрет на пользование радиосвязью ввёл Генштаб за подписью Г. К. Жукова, а радиосвязь в названных войсках была полностью, за редким исключением, не освоена, что затрудняло пользование ею в боевой обстановке. И кто это такие МЫ, которые понадеялись на связь Наркомата связи с началом войны, Жуков умалчивает, хотя он, как начальник Генерального штаба до войны, лично отвечал за наличие связи и её надёжность. Нам ещё не раз придётся сталкиваться с подобными примерами, когда вина Жукова очевидна, но он ловко уворачивается от честного ответа и ссылается на неизвестных МЫ. Пусть читатель сам догадывается, почему так пишет для потомков «единственный»?

Подведём итог разбору утверждения В. Суворова, что связь в Красной армии была якобы на высоком уровне перед нападением на Германию в 1941 году. Из приведённых примеров совершенно очевидно, что всё было как раз наоборот. Даже Генеральный штаб не имел своей связи, так что не следует утверждать, что Красная армия была полностью боеспособной в этом отношении, готовой к проведению больших наступательных операций. А без надёжной связи управляемость войсками невозможна даже при проведении учебных мероприятий местного масштаба.

Конечно, в преддверии надвигающейся войны руководство Советского Союза продолжало осуществлять необходимые, по его мнению, мероприятия по повышению боеготовности войск на западной границе и в приграничье и сделало всё, что было в его силах. Заметим, что всё это делалось крайне осторожно, чтобы не дать ни малейшего повода вермахту для преждевременного развязывания войны. Это было грубейшей ошибкой советского руководства, на мой взгляд, так примитивно и опрометчиво маскировать военную мощь Красной армии, будучи хорошо осведомлёнными о намерениях противной стороны. Оправданием этой «опрометчивости» советских руководителей может служить только одно: видимо, сами готовились наступать, поэтому и скрывали концентрацию своих войск и все проводимые мероприятия на западной границе.

26 мая 1941 года корреспондент Ассошиэйтед Пресс Генри Д. Кэссиди в своём первом крупном репортаже для американских газет из Москвы описал путешествие с воинским эшелоном от берегов Чёрного моря в столицу советского государства. Он писал: «В результате этой поездки у меня сложилось впечатление, что они хорошо начинают» [Карель, 2003а, с. 52]. Хорошо-то хорошо, согласимся с этим. Но почему же тогда наши передовые войска на границе были застигнуты врасплох по всему фронту наступления германских войск? Генерал-полковник Гудериан написал в своих мемуарах: «14 июня 1941 года Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, чтобы обосновать своё решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны» [Гудериан, 1999, с. 203]. И там же: «20 и 21 июня я находился в передовых частях корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Пристально наблюдая за русскими, я пришёл к твёрдому выводу, что они ничего не знали о наших намерениях» [Там же, с. 208]. Но почему же так ошибался танковый полководец вермахта? Наоборот, советское руководство знало о намерениях немцев очень даже много, но необходимых мер по отражению нападения противника не принимало. Это удивляет. Причина была, видимо, одна: тщательная маскировка всех мероприятий Красной армии на границе и в приграничных районах сосредоточения войск, показная демонстрация миролюбия и благодушия наглядно убедили гитлеровцев в нашей оборонительной политике. Хотя В. Суворов утверждает, что Красная армия скрытно готовились к нападению, игнорируя оборонительные мероприятия, что и привело к её полному разгрому в приграничных сражениях. Но какая же причина могла послужить столь трагическому для РККА началу войны? Их, на мой взгляд, несколько, и главные из них следующие. Недопустимо низкая боеготовность всех родов войск РККА, что подтверждается многочисленными проверками комиссий из Наркомата обороны. Командный состав на всех уровнях не соответствовал требованиям современной войны, о чём выше уже упоминалось. Войскам не ставилась задача о проведении оборонительных мероприятий. Роковая ошибка Сталина накануне войны.

Рассмотрим подробнее ошибки Сталина в предвоенный месяц. В книге «Ледокол» В. Суворов утверждает, как и в других случаях, что нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным. Да так ли это? Давайте ещё раз непредвзято посмотрим на его поведение за несколько дней и часов до германского вторжения и те решения, которые он принимал для отражения агрессии, с учётом разведданных. «Почти каждый день на рабочие столы Сталина и высшего руководства страны и армии ложились всё новые и новые документы, поступающие из различных источников: по дипломатической линии, от военных атташе за границей, через агентуру, от войсковой и пограничной разведок. Все они свидетельствовали о неизбежности фашистского нападения. Но особого беспокойства у руководства страны и Красной армии они не вызывали. Разведывательное управление Генерального штаба чётко отслеживало обстановку на советско-германской границе, отмечая, что развёрнутая группировка германских войск уступает находящимся на границе советским войскам» [Иринархов, 2012]. Какая же всё-таки преступная самонадеянность (иначе назвать нельзя) царила в головах всех советских руководителей в тот ответственный период, что не нашлось ни одного руководителя из сталинского окружения, который проявил бы мужество и здравомыслие, обратив внимание Сталина на трагичность положения Красной армии, совершенно не готовой отразить нападение гитлеровцев. Ведь все прекрасно знали, видели и должны были понимать, что части и соединения Красной армии оборонительными мероприятиями весь предвоенный период не занимались, а только наступательными, и отразить фашистскую агрессию в принципе не могли. Кроме того, советскому руководству ну никак нельзя было не обратить внимания на поспешный отъезд из Москвы посольств Германии, и ее союзников. К тому же 19–20 июня все германские суда покинули советские порты, а некоторые из них ушли недогруженными. Это ли не явный признак неизбежного начала скорой войны? Всякая дипломатия в этой ситуации была бесполезной, и оставался единственно возможный вариант – на силу отвечать силой. Но совершенно необъяснимо другое, довольно странное обстоятельство: по какой причине тоже поспешно выехала из Москвы на родину часть сотрудников английского посольства? Интересный момент, но историки на него до сих пор почему-то не обратили серьёзного внимания.

А тревожные сообщения непрерывным потоком продолжали поступать из всех приграничных округов. Так 19 июня на участке Белорусского погранокруга была захвачена диверсионная группа, пытавшаяся проникнуть на советскую территорию. На допросе диверсанты показали, что 22 июня ожидается нападение германских войск на Советский Союз. Что удивительно, подобных свидетельств от перебежчиков с той стороны накопилось множество, чтобы нельзя было не поверить их сообщениям наряду с информацией от советской агентуры, подтверждающей их сообщения. Таким образом, Сталин и руководство армии прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызывало. Сейчас известно, что Сталин, несмотря на неоднократные просьбы Генштаба объявить полную боевую готовность частям и соединениям на границе, отказывал им в этом. Более того, он запретил организацию необходимой обороны на всей территории границы и приграничных районов, что привело к крайне неудачному началу войны для всей Красной армии. Поэтому и телеграмму о приведении войск западных округов в боевую готовность передали с большим опозданием. Хотя руководство страны и армии рассчитывало, что их соединения и части успеют занять оборонительные позиции на границе, но это оказалось непростительной ошибкой. Одного не учли: длительная передача зашифрованного приказа через все штабы вплоть до низшего займёт много времени, а до многих частей он не дойдёт, и им придется принимать свой первый, а зачастую и последний бой на неподготовленных рубежах. И тем удивительней самоуверенность Сталина в высокой боеготовности его армии, способной успешно отразить нападение врага, что подтверждает беседа его с Югославским послом. На его вопрос о возможном нападении Германии на СССР, Сталин уверенно ответил: «Мы готовы, если им угодно, пусть придут» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, с. 23]. На сообщение Г. К. Жукова, что немцы концентрируют военно-воздушные силы и усилили разведку вблизи наших границ, Сталин спокойно ответил: «Они нас боятся» [Жуков, 1969, с. 57]. По свидетельству маршала артиллерии Воронова, «никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 65].

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал в книге «На службе народу»: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, наладить управление войсками. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной армии не сумели решить этой задачи» [Мерецков, 1969, с. 79]. Никаких решительных мер по отражению агрессии противника Генеральный штаб в войска не послал, кроме осторожных и невнятных предупреждений (вроде «ничего не предпринимать», «границу не переходить»). Только нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов взял на себя всю ответственность, сумел в оставшиеся часы оперативно принять нужные меры и привести флот в боевую готовность. Но существенного влияния это уже не оказало.

Знакомясь с архивными документами предвоенных месяцев, иногда встречаешься с указаниями Сталина и руководителей Красной армии об укреплении на границе и приграничье стратегической обороны, но нигде не встретил документа, подтверждающего завершение оборонительных мероприятий. Странно, чтобы указания Сталина были кем-то не выполнены. Видимо, поступали эти указания слишком поздно, и на их выполнение не хватило времени. Гитлер не дал такой возможности. На одном из проведённых в 1940 году совещаний в Генеральном штабе генерал Мерецков (являвшийся в то время начальником Генерального Штаба) отметил, что «…все разведданные докладываются куда следует, что правительство проводит внешние и внутренние военно-политические мероприятия для улучшения стратегических позиций и дальнейшего укрепления оборонной мощи страны, а всё это требует времени. Единственная возможность – делать вид, что мы всерьёз относимся к советско-германскому пакту о ненападении. Сталин дал указание тщательно следить за сосредоточением и перемещением войск противника. Также велено было, всем присутствующим на совещании, интенсивнее готовиться к проведению общевойсковых учений в приграничных округах и быстрее завершить разработку плана оборонительного строительства» [Хренов, 1982, с. 68]. «В директивах наркома обороны руководящему составу Красной армии одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причём конкретно и подробно, ставились задачи и по оборонным операциям». [Василевский, 1978, с. 98–99]. Там же: «В конце марта 1941 года советским правительством принимается решение о призыве 500 000 красноармейцев, сержантов и командиров, а несколькими днями позже ещё 300 000 человек для укомплектования частей и соединений в укрепрайонах, артиллерии РГК и других специальных войск».

Конечно, при таких массовых призывах резервистов и новобранцев боеготовность войск заметно понижалась, хотя она и без того была на недопустимо низком уровне, и нужно было время, чтобы подготовить из них опытных солдат, хорошо знающих своё дело. И снова времени не хватило. В подтверждение сказанного приведу пример. Известно, что В. Суворов, будучи военнослужащим Советской армии, одно время служил в центре подготовки сержантского состава для всей армии. Мне в далёкой молодости тоже пришлось служить срочную службу, но намного раньше, с 1954-го по 1957 год, когда я окончил годичную полковую школу сержантов и был оставлен в ней, готовить следующий выпуск. Давайте согласимся, Виктор Богданович, что солдаты, в массе своей, по своему уровню развития зачастую бывают разными. Один за неделю не может освоить и даже запомнить, что такое стебель, гребень, рукоятка, другому для этого хватает и нескольких минут. Но ведь мало знать солдату устройство винтовки, надо ещё научиться ею умело пользоваться в боевой обстановке, причём правильно оценивать боевую ситуацию и слаженно действовать в составе отделения, взвода, роты и батальона и взаимодействовать с другими родами войск. Но для этого нужно не менее шести месяцев ежедневной муштры, чтобы подготовить из новобранца профессионально подготовленного красноармейца. Говорю это к тому, что в разные месяцы 1941 года, до начала войны, в Красную армию было призвано более миллиона резервистов, а всех новобранцев замели ещё раньше. Официальной мобилизации не было, но её количественный рост постоянно увеличивался, и согласитесь, подготовить из новобранцев полноценных воинов возможностей уже не было. Из этого следует, что не могла Красная армия с недостаточно обученным воинством в 1941 году дойти до Ла-Манша, как некоторые историки утверждают, и советизировать всю Европу. Глупость безысходная.

2015 г. 1957 г. Фото из личного архива.

Подписание пакта Молотова – Риббентропа, август 1939 г.

Встреча Молотова с Гитлером в Берлине, 1940 г.

Дружеские рукопожатия Сталина и Риббентропа после подписания пакта, август 1939 г.