Помоги проекту - поделись книгой:
Если он будет ждать еще хоть секунду, чтобы объяснить мне, что происходит, горячий шар сдерживаемого гнева и паранойи в моей груди взорвется, и от меня останется только след на стуле.
— Пожалуйста, прос… — прикрываю глаза, пытаясь вспомнить, кто я сейчас. Эвери Паттерсон. Эвери Паттерсон. Все. Под. Контролем.
— Ты слышала о Вайомингском Потрошителе? — резко спрашивает Люк.
— Нет. А должна?
Карие глаза смотрят прямо на меня, вызывая дрожь. Его брови сходятся на переносице.
— Нет, думаю, нет. Ты была еще маленькой. Наверное, взрослые ограждали тебя от таких новостей.
Я сжимаю бутылку в руках и делаю еще глоток, не отводя от него глаз. Он пытался что-то сформулировать, и я чувствовала, добром это не кончится.
— Вайомингским Потрошителем пресса прозвала серийного убийцу, который убил несколько девочек-подростков в Вайоминге пять лет назад. Это были, — Люк вздрагивает и срывает этикетку с бутылки, — это были зверские убийства, Айрис. — Он тут же осознает свою оплошность и сжимает челюсть. — Прости. Эвери. Я запомню, клянусь. В любом случае, убийства резко прекратились. Не было никаких следов преступника. Поговаривали, что, может быть, он умер или что-то в этом роде, — Люк сглатывает. — Колби Брайт написал книгу, в которой заявил, что твой отец — Вайомингский Потрошитель. А причиной того, почему убийства прекратились, было то, что твой отец покончил с собой. Книга выходит через пару месяцев. Мне кажется, ты должна знать об этом. Журналисты, пресса — они снова будут копаться во всем.
Бутылка с пивом дрожит в моей руке. Я ставлю ее на стол и немигающим взглядом смотрю на кривую грань стакана. Разум отключается, а тело, кажется, получает сильнейший удар. Слишком знакомое ощущение. Я начинаю дрожать, каждая частичка меня вибрирует, словно я разбиваюсь на молекулы, разлетающиеся в разных направлениях, готовая бежать.
— Эвери?
Я поднимаю взгляд на Люка и открываю рот, чтобы что-то сказать, очень часто дыша при этом. Как будто воздух в груди состоит из тысячи лезвий, разрывающих мою трахею.
— Колби Брайт? Брат Адама Брайта? — шепчу я с недоверием в голосе.
— Да. Он снова баллотируется в мэры. Это чисто рекламный трюк. Они никогда не докажут, что это твой отец убил тех девочек.
— Рекламный? — повторяю я случайное слово, но не могу сформулировать ясную мысль. Поднимаюсь, и комната вращается под пьяным углом. — Прости, я…
Люк встает, когда я выхожу из-за стола, и его рука слегка касается моего позвоночника, в то время как я спешу в туалет. Распахиваю качающуюся дверь и врываюсь в кабинку, прежде чем меня выворачивает наизнанку на месте: в основном, на пол туалетной комнаты. Мой желудок опустошается во второй раз, и на это раз большая часть попадает в унитаз. Раньше подобное случалось со мной постоянно, но не в последнее время. Сейчас же, сидя на полу пахнущей химией туалетной комнаты с вышедшими наружу блинчиками, расплесканными вокруг, я понимаю, как много времени прошло с тех пор. Откидываюсь назад и сползаю по двери кабинки, уставившись на шероховатую структуру противоположной стены. Через десять минут холод кафеля на полу просачивается в мои кости. Поднимаюсь на ноги, полощу рот и прилагаю все усилия, чтобы привести в порядок потекшую тушь.
Когда я выхожу из туалета, Люк ждет меня, прислонившись к стене напротив. Он выглядит обеспокоенным.
— Хочешь, я отвезу тебя домой?
Я оцепенело отступаю к нашему столику и сажусь.
— Да, но… Думаю, мне просто нужна еще минута. Дай мне немного времени, хорошо?
— Конечно.
Он садится обратно на свой стул и начинает сжимать кулаки.
— Прости меня. Я долго думал, как об этом рассказать, но…
— Думаешь, это был он?
Люк застывает.
— Нет. Нет, конечно. Я знал твоего отца. Он был…
Я снова чувствую желчь в горле и отхлебываю пива. Бутылка опустошена в три глотка.
— Мне нужно что-нибудь покрепче.
— Не думаю, что это хорошая идея.
В этот момент Рози несет нашу еду, и мой желудок сжимается. Она расставляет тарелки, но Люк вздыхает, останавливая ее рукой.
— Можем мы взять все с собой?
Даже если Рози это беспокоит или причиняет какие-то трудности, она чертовски хорошо выполняет свою работу, скрывая это.
— Без проблем, детки.
Она исчезает с нашей едой и возвращается минутой позже с двумя пластиковыми контейнерами. Люк расплачивается, и мы уходим. Снаружи он останавливается у машины со стороны пассажирского сиденья.
— Что ты будешь делать, если я сейчас отвезу тебя домой?
Я обхватываю себя ладонями: слишком пустая, чтобы дрожать или даже реагировать на плохую погоду. Внутри меня арктический холод — холоднее, чем Нью-Йорк в ноябре.
— Позвоню Морган, и она восстановит меня с помощью бутылки Джека, — говорю я, зная, что она так и сделает. Она моя лучшая подруга, кроме того, у нее такой запас спиртного, который смутил бы и винный магазин. Ее зависимость от алкоголя почти на уровне с моей. С той разницей, что я никогда его не покупаю, особенно когда знаю, что просто могу пить все, что у нее есть.
Люк в ярости.
— Если я отвезу тебя в бар и напою шотом, обещаешь вернуться домой и пойти в постель?
Я встречаю его пристальный взгляд и замечаю обеспокоенное выражение лица.
— Нет.
Он откидывается на капот и запускает руки в волосы.
— Понятно. Значит, ты едешь со мной.
— Люк, нет! Со мной все будет в порядке, я…
— Ты чертовски красивая девушка, Эвери. И я не отставлю тебя одну в Нью-Йорке, где любой богатенький подонок может воспользоваться тобой.
Он открывает дверь машины, подталкивает внутрь, и я без суеты сажусь, решая игнорировать тот факт, что он только что назвал меня красивой. Слишком уж взвинчена, чтобы чувствовать странность происходящего сейчас. Понятия не имею, куда Люк меня везет, но если там не будет бутылки чего-нибудь по-настоящему крепкого, я уйду. Полчаса спустя мы останавливаемся у трехэтажного кирпичного здания. Похоже, это бывший завод или вроде того, некоторое время назад переделанный под жилой дом. Люк ведет нас внутрь и направляет меня к лифту в вестибюле, но я качаю головой. У меня уже затрудненное дыхание. Последняя вещь, в которой я сейчас нуждаюсь — закрытое пространство. Кажется, он понимает, и мы поднимаемся по лестнице все три этажа. Там только одна дверь, кроме обшарпанной металлической, ведущей к лифту. Люк достает связку ключей из кармана и открывает ее. Квартира с открытой планировкой просто огромна. Я слишком опустошена, чтобы оглядеться вокруг, но замечаю много черной мебели и несколько гитар, прислоненных к стенам. Люк ведет меня к барной стойке, где сгребает карандаши, ручки и стопку нотных листов в беспорядочную кучу, очищая столешницу, усаживает меня на мягкий стул и начинает шарить по шкафчикам. Через секунду достает два граненых стакана и ставит их на стойку.
— Что ты обычно пьешь?
Я смотрю на стаканы, затем поднимаю глаза на него.
— Ты понимаешь, что я сейчас не совсем адекватная? — говорю я. Всегда что-нибудь вытворяю, когда пью. Были дни, когда только так я со всем и справлялась.
— Я знаю. — Он достает пачку сигарет из ящика и зажигает конфорку на плите, чтобы наклониться и прикурить. — Но если тебе нужно напиться, лучше сделай это здесь, чтобы я мог присмотреть за тобой. Это просто я, Эвери. Я не собираюсь осуждать тебя. Я никогда не буду осуждать тебя.
Он протягивает мне сигарету, и я беру, хотя не курю. Она обжигает все внутри, когда я затягиваюсь, и голова снова начинает кружиться. Протягиваю обратно, борясь с желанием повторить процесс рвоты, который был ранее.
— Нет? — спрашивает он.
— Нет.
— Ладно.
Он стряхивает пепел и курит сигарету в одиночестве, перед тем как затушить и выбросить окурок в мусорку. Возвращаясь к стойке, держит в руках непочатую бутылку виски. Наливает нам по рюмке и выпивает содержимое своей. Я слежу за тем, как его горло сжимается, когда он глотает, но свою держу в руке, уставившись на столешницу в течение долгого мгновения, перед тем как поднести рюмку к губам и опрокинуть в себя.
Ожог от алкоголя намного лучше, чем от сигареты.
— Сколько их было? — спрашиваю я.
Люк молчит, пока наполняет наши рюмки. Возвращает мне полную, и я немедленно выпиваю ее содержимое.
— Пятнадцать, — спокойно отвечает он. — Всем от тринадцати до восемнадцати лет.
Пятнадцать молодых девушек. Пять лет назад кто-то убил пятнадцать молодых девушек, и сейчас Колби Брайт расскажет миру, что это был мой отец. Запишет их в список к своему брату Адаму, Сэму и Джеффу, и Максвелл Бреслин за пару недель будет объявлен серийным убийцей. Я кусаю щеку изнутри и принуждаю себя не плакать. Пока управляю собой, но это ложная победа. Я смогла убедить себя, что стала сильнее, чем была в Брейквотере, но правда в том, что я просто хрупкая, склонная к саморазрушению. К тому времени, как бутылка виски пустеет, я уже не могу реветь, но хрупкая оболочка, которой была Эвери Паттерсон, рушится на тысячи осколков.
3 глава
Похмелье
Какое-то движение будит меня.
— Привет.
Люк присаживается на край громадной кровати. Не моей кровати. Протягивает стакан воды и упаковку «Тайленола», но когда я не беру их, ставит на небольшой столик рядом. Я хмурюсь и приподнимаюсь на локтях, пытаясь понять, почему комната кружится.
— Где…? — еле выдавливаю из себя. Иногда я просыпаюсь в странных местах, и обычно это мой первый вопрос.
— У меня. Я собираюсь на работу и до последней минуты хотел, чтобы ты спала. Но у меня есть время, чтобы подбросить тебя домой, если мы выйдем сейчас же. Ты справишься?
Он не в рабочей форме.
— Ты еще даже не готов, — стону я, пряча лицо под подушкой.
— Я не надеваю форму, когда иду на работу или возвращаюсь обратно. Некоторые люди преследуют меня, когда видят ее. Копы могут попасть под расправу из-за этого, — он тянет подушку, освобождая ее из моей ошеломляюще жалкой хватки. — Можешь остаться и еще поспать, если хочешь. Просто захлопнешь дверь, когда будешь уходить.
Я раздумываю над этим. Остаться спать в этой большой, удобной постели — это так соблазнительно. Но мысль о том, что придется тащиться по Нью-Йорку на общественном транспорте, мучаясь с сильнейшего похмелья, которое у меня когда-либо было, — достаточно серьезный противовес. Казалось бы, я должна быть профи в этом. Но правда в том, что похмельные синдромы убивают меня. И чем я старше, тем они хуже.
— Дай мне минуту. Я буду в норме.
— Ладно. Не хочу быть засранцем, но тебе надо поторопиться. Мне нельзя опаздывать.
Я приоткрываю глаз и осматриваю Люка с головы до ног. Он одет в безразмерную серую толстовку поверх простой черной тенниски и снова в выцветших джинсах, протертых на карманах.
Люк потихоньку выходит из комнаты, и я выпрямляюсь на кровати, прижимая ладонь к виску, когда в голове начинает стучать. Я чертовски замерзла. Глотаю «Тайленол» и вдруг понимаю, что до сих пор полностью одета, тут же натягиваю ботинки — они нашлись разбросанными в полном беспорядке под кроватью. Полагаю, полбутылки виски и не такое творят с людьми. Люк ждет у двери с большой толстовкой в руке, когда я выхожу из комнаты. Он и наполовину не выглядит так, как я себя чувствую.
— Сколько ты вчера выпил? — хриплю я.
Он надувает щеки и трясет головой:
— Наравне с тобой.
— А выглядишь вполне нормально.
— Ага, но если это тебя утешит, чувствую себя как дерьмо.
Я приближаюсь и беру толстовку из его рук, надевая через голову и молча благодаря за тепло. В поле зрения показывается куча смятых одеял на черном кожаном диване — там он, скорее всего, спал.
— Да, мне и правда стало легче.
Он устало выдыхает и улыбается:
— Конечно, говорят, в компании мучиться не так печально.
***
Я страдаю весь день, но слава всем Богам, хотя бы не приходиться ни с кем иметь дело. Люк подбросил меня домой — еще одна поездка в тишине; и когда я зашла в квартиру, Лесли уже не было. Я завалилась обратно в постель, зная, что ни за какие коврижки сегодня не пойду на учебу. У меня не было ни единого пропуска с начала семестра, а сейчас идеальная цепочка разрушена, потому что… Не хочу думать, почему. Чертов Колби Брайт. Мудак.
Просыпаюсь я часов шесть спустя. Лесли стоит у моей кровати и морщится от отвращения.
— Здесь воняет как на пивоварне. Ну и почему вся наша квартира воняет, как пивзавод?
Я стону и натягиваю покрывало на голову. Она стаскивает его, пресекая мои жалкие попытки вцепиться и ни за что не отпускать, и указывает на дверь:
— Душ. Сейчас же.
Лесли открывает окна, пока я беру полотенце и банные принадлежности. Комната уже ледяная к тому времени, когда я возвращаюсь благоухающей и чистой. Чувствую себя гораздо лучше: по крайней мере, исчезло ощущение, что кто-то заполз мне в рот и умер там, пока я спала.
— Твой телефон звонил, — говорит Лесли, указывая на трубку.
Он лежит на кровати, с которой Лесли сняла белье и сменила его на чистое.
— Хреновенько, да?
Она ухмыляется и закрывает окно.
Поделиться книгой: